***
Биби сладко потянулась в кровати, утыкаясь носиком в подушку. В окошко светило солнце очередной субботы, когда в театр можно было придти с утра, а не высиживать сначала пары, а уже только после, измученной и вымотанной, тащиться на работу. Взбегая по винтовой лестнице в репетиционный зал, Биби остановилась перед массивной дверью и, не прошло секунды с того момента, как она постучалась, девочка распахнула ее, заходя в помещение. Ей в лицо тут же ударили солнечные лучи, которые так и лили из окон. Прекрасный, солнечный и морозный день середины ноября был чудесным дополнением к душещипательной атмосфере театра. Когда легкое ослепление прошло, Биби сразу заметила, чем занимаются участники труппы. Не успела она оглядеться целиком, по перилам лестницы на второй уровень репетиционного зала с визгами скатился Хельвин, волосы которого полыхали рыжим пламенем в солнечном свете. — Во-оу, Биби!!! - размашисто пожав ей руку, Тайтор отпустил девочку и уже скрылся так же быстро в глубине репетиционного зала, как и появился откуда-то свыше. На воодушевленные возгласы хореографа оглянулся режиссер, который доселе старательно тер шкаф от лишней пыли, уж очень глубоко погруженный в это занятие. На секундочку Биби показалось, что его фиалковые волосы еще ярче и теплее горят в пожаре утреннего солнца, а янтарные глаза и вовсе блещут искрами, купаясь в лучах, пусть Мортис и был отвернут лицом от солнца. Он помолчал пару секунд, словно тоже размышляя над тем, насколько ярко сияют темные с синеватым отливом пряди Биби в свету, а после улыбнулся, оголяя клыки и прикрывая глаза, помахав рукой. — Доброе утро. Простая пара слов, которая заставила девочку, когда режиссер почти сразу отвернулся, продолжая заниматься уборкой, как-то глуповато и бесконтрольно улыбнуться, словно так и было нужно. Уложив свою сумочку на стул, Биби снова обернулась, но непонятно, на снова раздавшиеся восклицающие возгласы Тайтора ли, возникшие из неоткуда. Взгляд девочка почти тут же заострился на том, как старательно выглядит Мортис, трущий верхушку шкафчика. Пусть они и были знакомы не так уж и долго, но в глазах Биби режиссер стремительно менялся, с каждым днём она обнаруживала для себя что-то новое. Словно находила еще несколько подсказок для себя, и для чего их использовать было в ее выборе. Ну, и, не кривя душой, неизвестно, игнорировала ли девочка мысль, возникшую у нее в голове слишком внезапно, говорящую о том, что режиссеру была весьма к лицу та черная водолазка, которая была на нем сейчас и которая так без стеснения слегка обтягивала его немного, даже приятно худощавую фигурку. Как и сейчас: Биби как-то целиком увлеклась, пока смотрела на режиссера, мыслями о том, как он чуднó и интересно меняется в поведении да и просто внешне, когда занят, но чем-то непринужденным, не требующим ничего особенного, ведь девочка уже запомнила, что, когда Мортис на чем-то сосредоточен, он нервно покусывает губки, сводит брови к переносице, навострив ушки. А здесь картина совершенно другая: режиссер излучает только спокойствие и размеренность, умиротворение, ощущение того, что впереди еще полный рабочий день, который, несомненно, принесёт с собой и подарит множество эмоций. Спокойно и тепло. Биби и сама не заметила, как приобрело такую легкость и окрылённость ее собственное лицо, как заблестели темные, как самая темная ночь, глазки какими-то непривычными для них искорками. Девочка тряхнула головой, отгоняя от себя все грезы, которые внезапно налетели на нее. Биби постаралась погрузиться в рабочий процесс, не обращая внимание на манящий жар от волос. С утра особенно никто не шевелился. Даже сам Мортис, который всегда топил за то, что если сроки так сжаты, то нужно как можно активнее готовиться и репетировать к предстоящей премьере, в утренние часы был весьма ленив и не так суетлив, как в разгар или ближе к концу. Он занимался чем-то не пыльным, что-то перебирая и разбирая, переписывая, перечитывая. А, ну и еще медленно наблюдая за тем, кто и когда прибывает. Хельвин ошивался в театре с самого раннего утра, в целом, скорее всего, ему просто было скучно сидеть дома одному, а на работе хотя бы было над кем дружески издеваться. Для режиссера было не секретом, что, пусть и Тайтор относился к театру как к какому-то месту, где можно оторваться и развлечься, бесясь, как маленький ребенок, при этом он был весьма ценным работником, его незаурядность и была ключом к отличному отыгрышу разных ролей, без напряжения и груза волнения. К тому же, он был хореографом, что облегчало работу Мортису исправлять пусть и небольшие, не как в разных мюзиклах, но постановки с элементами каких-то танцев. Приход Биби в театр, не станем скрывать, был для режиссера чем-то особенным. Мортис ощущал за нее гордость и радость, а еще некоторую благодарность к себе: ведь это именно из-за него девочка сюда и попала. Но это, правда, оставалось на втором плане — в первую очередь, режиссер был рад тому, что Биби у него нравится, она нашла работу себе по душе, и она счастлива работать здесь. Ее довольное и совсем не скованное каким-то дискомфортом или неудовольствием лицо сильно Мортису льстило, да и ему самому было приятного от того, как Биби становится счастливой здесь. Ее улыбка и слегка прикрытые глазки, которая она, бывало, щурила, пряча что-то в их глубине, было, безусловно, самым приятным зрелищем, ведь режиссер ощущал себя даже ответственным за ее благополучие, за тот комфорт, в котором она пребывает в театре, за ее карьерный рост и дальнейший успех во многих-многих проектах. Ну, наверное, поэтому. Да, возможно, у Биби не всегда все получилось с первого раза, но в интересах Мортиса было постараться на благо того, чтобы у девочки все вышло так, как надо, он никогда не злился на нее и не ругался, даже не имея мысли об этом. Он тоже с чего-то начинал, и огорчать девочку из-за каких-то пустяков или по плохому настроению было как-то некомильфо. Хотя, Хельвин, в свою очередь, пережил многое и убежал от многого, летящего через всю репетиционную в него… Мортис тряхнул головой, чтобы снова погрузиться в уборку шкафчика. Все-таки, ему все равно казалось, что Биби принимает все его старания как данное, в целом, как и должна принимать, совсем не обижаясь на это. Она была всего лишь его коллегой, с которой, казалось, режиссер не имеет ничего общего. Мортису казалось бы более странным скорее то, если бы девочка как-то отреагировала на его режиссерскую заботу о своих подчиненных. Отвернувшись, тот продолжил протирать тоже самое место на шкафчике, которое тер уже раз третий, если не четвёртый.***
Биби и Хельвин стояли напротив друг друга и старались репетировать, но больше это было похоже на ругань. Девочку уже начинали раздражать всякие мелочи, которые Тайтор оставлял за собой. Она так долго выбивала из него прошлые реплики, что кровь в ее жилах была близка к температуре ее кипения. Биби стучала носком обуви по паркету, смотря на Хельвина уж очень зло, совсем не так, как следовало смотреть на него ее героине, но сейчас это никого не волновало. Даже Мортис резко куда-то подевался: некому было привести рыжего парня в чувства, чтобы он наконец собрался хотя бы к обеду. Как только он договорил, девочка сложила руки в боки, поглядывая на текст в своем листке, а после ее глаза загорелись злостью, а уголки губ уехали вниз. Она начала говорить шепотом, но уже к концу фразы ее голос стал настолько громким, что некоторые из труппы даже обернулись, хотя, в целом, все занимались своим делом и своими ролями, поэтому никому было не до кого, по обычаю. — Ты, что, издеваешься надо мной, что ли?! — не успел Хельвин озадаченно посмотреть на разъяренную Биби, она замахнулась на него одним листком бумаги, но придержала себя, — Ты читать умеешь?! Что тут написано?! Девочка ткнула сценарием в нос Тайтору, который все еще ничего не понимал, с чего бы он оплошал и здесь, он с неохотой взял листок из рук Биби, утыкаясь в него самостоятельно. Девочка отошла от рыжего парня, все еще топая ногой и сложа руки у груди, наблюдая за его действиями, которые были таковыми: Хельвин что-то тщательно сверял на своем листке с листком Биби. В моменты серьезных раздумий его лицо сильно менялось по сравнению с его привычным. С видом пристыженного ученика хореограф повернулся на свою компаньоншу, как-то язвительно огласил ей вердикт: —У меня другое написано... Девочка заинтересовалась, вырывая сценарии из его рук и убеждаясь самостоятельно. Да, и вправду, в некоторых местах текст не совпадал вовсе, но укор совести в ее сердце, к слову, у Биби это не вызывало. Тем не менее, выражение ее лица заметно охладело, она опустила плечи и хотела ответить Хельвину совершенно спокойно, но он ее опередил. — Сходи к большому дубовому шкафу, там на третьей полке сверху все варианты сценария, — Биби прищурилась, в ее голове возникла мысль о том, почему это должна делать она, но другая реплика Тайтора вызывала у нее смешанные чувства, — Там может быть Мортис. Если что, попроси у него. Вдобавок, это же его косяк, можешь... ну, там... — Хельвин, пародируя недавнюю выходку Биби, шуточно замахнулся листком в воздухе, показывая, что девочка может сделать с режиссером. — Ну, хорошо, — та нехотя согласилась, хотя, признаться честно, недавно оглашенный вопрос пропал из ее головы. И вправду, добравшись до нужного шкафа, о котором ей сказал Тайтор, Биби увидела там Мортиса, который ковырялся внутри, что-то перебирая. Она молча подошла ближе, пытаясь найти нужную полку взглядом. Она чувствовала боковым зрением взгляд режиссера, который, несомненно, заинтересовался ее действиями. Приподнимаясь на носочках, девочка дотянулась до нужной полки, но из-за высоты шкафа и ее роста было весьма проблематично сразу найти то, что нужно. — Что ты делаешь? — над ее ухом раздался знакомый бархатный голос. — Ищу более новую версию сценария. У нас с Хельвином реплики не совпадают, — Биби озадаченно опустилась и пожала плечами, поворачиваясь к парню. — Давай сюда. Мортис забрал у нее оба листка, поочередно разглядывая каждый из них, почёсывая нос, а после жестом показал девочке отодвинуться. Она сделала шаг в сторону, и режиссер, рассматривая сценарии, за пару действий нашел нужный, а третий лишний засунул в самый низ небольшой стопки. Пока тот ковырялся в шкафу, Биби осматривала его содержимое. Кажется, это был тот самый сборник всякой всячины, в котором можно найти все, что угодно. Там были рассованы всякие папки, желтоватые листы, несколько скрепок и... вполне новая для таких состаренных вещей лакированная акустическая гитара. — Ого, у вас есть гитара! — без задней мысли девочка загорелась находкой, скромно улыбнувшись глядя на режиссера, который уже обратно обернулся к ней. — Ага. Мортис коротко ответил, молча отдавая Биби все нужные ей копии сценария, но девочка не уходила, многозначительно продолжая глядеть на него, словно мысленно переспрашивая: "«ага», и все?". Режиссер посмотрел на нее пару мгновений, пытаясь понять, чего еще Биби от него хочет, но в итоге его глазки блеснули, он наигранно удрученно вздохнул, расплываясь в небольшой улыбке. — Мы и правда давно ее не доставали... Будете хорошо себя вести - я подумаю над этим. Биби радостно взвизгнула, и ее след простыл тут же. Вернувшись к Хельвину, она всучила тому новый листок со сценарием, и ее радость сменила напыщенная серьезность. Девочка снова встала перед Тайтором с таким уничтожающим и презирающим взглядом, что ему следовало самому догадаться, что пора возобновлять репетицию.***
Целый день с неба не сходило солнце, одаривая репетиционный зал своим ярким, но по-зимнему холодным светом. Утром он был мягок и ласков, словно старался не мешать тем, кто еще сладко нежился в кроватке, не обремененный никакими заботами; днём слегка ожесточился, настраивая на хороший и плодотворный день работяг и выманивая на усыпанные снегом улицы зазевавшихся на уроках учеников. Вот и репетиционный зал окрасился золотистыми лучиками солнца, которое давно закатилось за театр, но при этом все еще старалось попасть внутрь, не желая оставлять его обитателей в холодной темноте. День пролетел совершенно незаметно: Биби не успела сообразить, что она успела сделать, как часы уже клонили к завершению рабочего времени. Она ощущала себя слегка уставшей, но не настолько, если бы пришла сюда после пар. В целом, весь коллектив окутала какая-то леность, прогоны уже не так бурно кипели, Хельвин все чаще зевал и отлынивал от сценария, но девочке уже неохота было злиться на него: она хотела сэкономить оставшиеся силы. Мортис стоял, оперевшись корпусом на шкаф и скрестив ноги, так же, как и остальные, с долей лени и легкого прикосновения усталости, наблюдал за происходящим, неспешно окидывая взглядом каждого из них. Биби приходила в голову мысль, что он уже давно позабыл о своем обещании, — а ведь они хорошо себя вели, по правде говоря! — но она сильно не расстраивалась, так как ей было слегка не до этого. Девочка наблюдала за тем, как режиссер неторопливо переводит взгляд туда-сюда, поглядывая на то, кто что делает, и на настенные часы. Она знала, что он останется здесь и после закрытия, закончить какие-то свои дела, как Мортис делал это всегда, но Биби четко видела, как на его лице, как и на лицах почти всех вокруг, легко отпечаталось желание поскорее пойти домой. Задумавшись об этом, Биби вдруг начала думать о том, как режиссер приходит домой, в полном одиночестве засыпает, а на утро снова совсем-совсем рано собирается в театр, чтобы провести там часы до открытия. В ее голове всплыли те самые слова, которые Мортис озвучил тогда, когда девочка случайно застала парня спящим в кабинете. Девочка, вспомнив то чувство, которое неприятно затеплилось в ее сердце, ощутила его снова. Тогда она не смогла распознать, что именно в ней вызвало произошедшее, но сейчас, глядя на парня, Биби поняла, что это самое чувство - сочувствие к его одиночеству. Ведь все это так грустно выглядит и звучит... Но режиссер, кажись, не жалуется, значит, его все устраивает. Девочка тряхнула головой, прогоняя навязчивые мысли. И с чего она вообще взяла? Ее странный мысленный поток прервал его виновник: Мортис, словно подметивший какой-то выгодный момент, резко сорвался с места, выскакивая в условную середину репетиционного зала, хлопнув в ладоши над головой, привлекая всеобщее внимание. Узрив, что все присутствующие откликнулись, парень как-то неловко прокашлялся. — Ну, какие-то вы уже вялые совсем. А впереди, между прочим, еще уйма, уйма рабочего времени, — режиссер сложил руки в боки, топая ногой, словно в подражание тому, как совсем недавно делала это Биби, негодуя о Хельвине, — А ну быстро все на сцену. Бегом, бегом! Труппа несколько неохотно потянулась к выходу, а сам Мортис, непривычно для Биби, остался около двери, сопровождая взглядом каждого выходящего, хотя обычно покидал репетиционный зал первым, после оглядывая его, чтобы никого не потерять. Активными жестами в сторону двери парень проводил каждого. Коллектив скукотливо потянулся в сторону выходов на сцену, даже не заметив, что Мортис далеко не вскоре затесался позади. Труппа рассосалась по сцене, кто-то унырнул в глубину кулисы, некоторые остались по разным группкам по интересам, обсуждая что-то, что было неинтересно Биби. Девочка уселась, скрестив ножки, на самом краю, спиной к залу, чтобы наблюдать за происходящим непосредственно на сцене. Рядом с ней плюхнулся Хельвин, настороженно и непонимающе косясь на нее. Все же, когда он был чем-то смятен, его лицо менялось еще сильнее, чем в предыдущих случаях. — Что он хочет? Сегодня, вроде, не должно было быть прогона здесь... — в голове Биби витали схожие вопросы, поэтому она лишь пожала плечами на вопрос приятеля. Спустя недолгое количество времени, из-за кулисы неторопливо выплыл Мортис, широкими шагами устремляясь на середину сцены, но совсем не его походка заставила труппу не сводить с взгляд с парня. Режиссер тихо начал: — Я тут подумал... Мне кажется, что нам всем, мне в том числе, нужна разгрузка, — незамедлительно вытянув руку вперед, указательный палец Мортиса вперился в рыжего хореографа, — Но это не означает, что ее дозволено растягивать, — пропустив мимо себя закаченные глаза, тот продолжил, — Предлагаю просто отдохнуть сегодня напоследок. Садитесь кружком. Гитара в его руках случайно издала пару звуков, пока все рассаживались, Хельвин заговорщически повернулся к Биби, поджимая губы и щурясь, его переполняли эмоции от предстоящей развлекаловки. — Скажи, скажи мне, что это ты похлопотала!!! Да? Да, Биби? — хореограф ерзал на месте, сжимая и разжимая в руках ткань бежевых штанов. Девочка отвела взгляд, на ее лице от того, что Тайтор ее раскусил, расползлась улыбка, она смущенно покивала, бросив короткое слово: — Отчасти. Рыжий парень почти взорвался от урагана эмоций внутри себя, в плечо Биби прилетел легкий толчок, а после она услышала громкий и более ощутимый, судя по звуку, хлопок, который хореограф отвесил сам себе по ляжке. — Все, все, Биби, теперь мы с тобой кенты, — он размашисто покивал, по-щенячьи взвизгнув снова. Пока происходила вся эта красноречивая прелюдия, каждый уже организовался на своих местах. Мортис в обнимку с глянцевой гитарой уселся прямо напротив Биби, убедившись, что все в сборе, сразу опустил голову, устраиваясь поудобнее и устраивая руку на грифе и корпусе. Из-под его пальцев сорвались пара нот, но они были слегка корявые, что было не слишком заметно для обычного человека, но весьма резало слух тем, кто был знаком с музыкой. Краем глаза девочка заметила, как поморщился Хельвин, словно не он некоторое время назад во всю играл на чрезмерно расстроенном рояле, через весь круг вырывая гитару из рук лучшего друга, и чуть не зарядив грифом по лицу Биби. — Дай сюда, я настрою. Его пальцы легко скользнули по колкам, без лишнего труда вмиг приведя инструмент в подобающий вид. Через несколько попыток звук был чист, как стеклышко, и гитара была возвращена режиссеру. Мортис коснулся каждой из струн, раздался звук от самого низкого до самого высокого. Парень снова перебрал пальцами по струнам, на ладах зажимая нужные, и театр вмиг наполнился мелодией, от которой веет спокойствием, даже некоторой грустью, но при этом такой успокаивающей и несколько родной. Биби старалась погрузится в атмосферу того, как звук с легкостью распространяется, отталкивается от стен негромким эхом, но ее внимание больше влекло то, как режиссер этот звук извлекал: как, с одной стороны беспорядочно, но с другой стороны так ловко и умело бегали его тонкие, бледные пальцы по струнам, на кистях при этом вырисовывая видимые очертания вен, а глаза, скованные по-вечернему блестящим янтарем, так спокойно и отрешенно, но пристально и внимательно следили за каждым собственным действием. Парень качал головой, убирая с глаз упавшие тут же локоны фиалковых, лоснящихся волос с небольшой волнистостью от природы, а ушки того мелко подрагивали с каждым новым рождающимся из-под пальцев аккордом. Каждый из присутствующих внемля слушал, не смея нарушать и вторгаться в образовавшуюся утопию умиротворения, даже такой забияка, как рыжий хореограф, заслушался, уводя взгляд куда-то позади кулисы, перебирая пальцы в замке. Мелодия медленно уходила по наклонной, нота сменяла другую, в конце концов, полностью завершившись. Мортис поднял голову, тряхнув ею, убирая назад волосы. Окинув взглядом заинтересованную труппу, тот неловко и тихо спросил, словно засмущенный тем, как внимательно слушали его игру: — Кто следующий хочет сыграть? Только режиссер прекратил играть, как по кружку коллектива тут же пошли бурные обсуждения, смешки и тихий шепот меж друг друга. Замявшись, кому отдать гитару, Мортис, конечно, посмотрел на того, кто был прямо перед ним: на Биби. — Биби, ты умеешь играть? На, держи, пожалуйста… Успела девочка только кивнуть, как режиссер передал ей инструмент, глядя в глаза одновременно жалостливо и умоляюще, но вместе с тем с ощутимыми нотками: "ты предложила - тебе и играть". Биби взяла в руки гитару, устраиваясь поудобнее и все же стараясь не отвесить никому грифом. Девочка и вправду практиковалась в игре на гитаре в школе, но сейчас в ее сердце закрались сомнения в том, что она что-то вспомнит. При этом, кладя пальчики на струны, они, словно по волшебству, сложились в примерно нужном порядке. Медленно начиная наигрывать вспомнившийся мотив одной известной ей песни, у Биби, по правде сказать, получалось весьма неплохо. Ее не напрягало то, как присутствующие навострили ушки, наоборот, их внимание бодрило девочку и даже тешило ее внутреннее чувство собственного достоинства. Внутренне она ощущала каждый взгляд на себе: Хельвин слегка отстранился, чтобы не мешать той; большинство присутствующих были заняты просмотром того, как она перебирает струны и зажимает аккорды; был здесь и взгляд Мортиса: режиссер так же, как и другие, увлеченно наблюдал за новоиспеченной любимицей публики, но Биби казалось, что его взгляд отличался от остальных, он словно был более пронзительный и желающий залезть в самую душу, узнать, что таится в ней, но это было, конечно, из-за того, что он сидел ровно напротив. Любительская игра девочки в некоторых местах пусть и оставляла желать лучшего, но, в целом, уху была приятна. Как Биби не изгибала пальцы, одна из нот, все же, была слишком фальшивой. Она остановилась, пытаясь чисто сыграть именно ее. Подушки пальцев скользили по металлическим струнам, и сколько бы девочка не хмурилась, даже ее не музыкальный слух извлекаемая нота резала. Человек в кругу было не так много, он был узок в радиусе, так что у каждого из присутствующих был своеобразный доступ друг у другу. Биби не заметила, как Мортис скосил уголки губ и прищурился, рассматривая, как она зажимает аккорд, а после режиссер вытянулся, касаясь ее рук, и мягко переставил несколько пальцев на лад ниже. Девочка вскинула голову, но в ответ получила легкий кивок, чтобы она попробовала. Звук и вправду стал в разы чище и приятнее, из-под пальцев Биби вновь полилась та мелодия, которая пришла ей на ум сразу же.***
Всей труппой они просидели еще долго, даже слегка запозднились после конца рабочего времени. Времяпровождение получилось очень душевным: гитара переходила из рук в руки, подхватывая с собой знакомые многим композиции, которые переходили из тихого мурлыканья кого-то одного в шумную посреди тишины подпевку каждого. Под тихий перебор расползались смешливые истории, они перетекали из одной в другую. Биби ощутила, словно она находилась не на работе, а в кругу старых друзей, которые случайно встретились спустя долгие-долгие годы, хотя большинство из присутствующих девочке были знакомы только поверхностно. Пока Хельвин импульсивно что-то рассказывал, активно жестикулируя, режиссер наблюдал даже с неким упоением за тем, какой стала Биби за этот спонтанный внеплановый отдых раскрепощенной и открытой, даже отчасти искренней, не избегая других взглядов и не прячась в глубине репетиционного зала. Лицо девочки, украшенное такой лучезарной и теплой улыбкой, которую она была готова подарить далеко не каждому, было даже как-то приятно наблюдать. За счет того, что позади Биби была тьма неосвещенного зрительного зала, в блеске неярких софитов она выглядела сияющим лучиком солнечного света, весело искрящимся и дарящим молчаливое тепло даже в пору непроглядного, оскверненного мрака. Парень ловил те взгляды, коими она по нему проскальзывала, оглядывая всех присутствующих, и решил, что, все же, хотя бы ей его лафа пошла на пользу, в качестве сближения с коллективом.