Chasing Warmth (В поисках тепла)

      Ван Чжи вышел от императора раздражённый и слегка сбитый с толку.       Его Величество доверял его суждениям, но Ван Чжи понимал, что он останется подозрительным. В конце концов, даже если он сам был убеждён в подлинной наивности Тан Фаня, ему всё равно было трудно поверить, что тот может быть настолько оскорбительно глуп.       Ван Чжи остался разбираться с последствиями, принять на себя основной удар и попытаться успокоить гнев Его Величества, чтобы тот не приказал понизить Тан Фаня в должности или, что ещё хуже, наказать его за дерзость. Какая-то жестокая часть Ван Чжи считала, что это было бы вполне заслуженно — Тан Фаню следует научиться, он должен уяснить, что он не может просто делать то, что ему нравится, следовать своему глупому сердцу и думать, что всё будет хорошо. Ван Чжи не всегда будет рядом, чтобы спасать его голову, а Тан Фань уже не ребёнок — Небеса, он старше Ван Чжи, как он может этого не понимать?       Поездка обратно в Западную Ограду не успокоила его взволнованный разум, но Дин Жун ждал его в главном зале, в позе спокойного подчинения, как обычно, и это было умиротворяющим зрелищем.       — Господин, всё улажено?       — Да. Мы берём на себя это дело с болангами. Подготовься к передаче запасов сюда, и я хочу, чтобы ты начал работать над завершением процесса производства.       — Слушаюсь, господин.       Было небольшим утешением узнать, что взрывные устройства, по крайней мере, останутся в их руках. Ван Чжи предпочёл бы, чтобы они оставались ужасной ошибкой, которую никто не захочет повторить, но они не могли позволить себе не поработать над ними теперь, когда знали, что их враги тоже могут это сделать.       — Что-нибудь ещё? — спросил Дин Жун. Ван Чжи всё ещё стоял посреди зала в нерешительности. Это дело имело свои последствия — напряжённое и срочное, связанное с императорской семьей и намного более серьёзными угрозами, чем обычно. Он всё ещё чувствовал усталость и боль после сражения и взрывов на утёсе, и до сих пор злился на Тан Фаня за его эгоизм.       — Я иду в дом Суй, — заявил он, приняв решение в тот момент, когда озвучил его. Сегодня он не сможет заниматься никакой работой.       Однако он засомневался на пороге. Дин Жун никак не отреагировал, как всегда, сохраняя стойкость независимо от поручений, хотя в последнее время он становился всё более любопытным.       О чём он сейчас думал? Это дело и его тоже сильно измотало. Ван Чжи обычно не нуждался в отдыхе, не нуждался в передышке, потому что всегда нужно было сделать ещё больше, и не давал поблажек никому из своих подчинённых.       Но сегодня он устал, и даже если он пытался бороться с этим, даже если это наполняло его некоторой долей страха, его тянуло к особняку Суй и его обитателям, к той форме покоя, которую он никогда раньше не испытывал, и он обнаружил, что жаждет этого, несмотря на бесящее отношение Тан Фаня.       Дин Жун ничего не сказал. Если бы у него были на этот счёт свои соображения, он не стал бы их озвучивать. Он приступит к работе без жалоб. Ван Чжи это не должно беспокоить.       — Пойдём.       Дин Жун замер в лёгком замешательстве, пытаясь получить какую-то подсказку, взглянув на Ван Чжи. Но даже если лицо Ван Чжи было гораздо более выразительным, чем у Дин Жуна, читать его было ничуть не легче.       — Пойдём со мной, — повторил Ван Чжи более жёстким тоном, чтобы Дин Жун не подумал, что это не приказ. Дин Жун поклонился в знак согласия и последовал за ним к повозке, после того как приказал стражникам нести караул в их отсутствие. ***       — Явился, как только я сказал «давайте есть»! — Тан Фань раздражённо заныл, открывая им дверь.       — Ты веришь, что я ждал снаружи подходящего момента, чтобы побеспокоить тебя?       — Да!       Ван Чжи улыбнулся и прошёл мимо Тан Фаня без особых церемоний, довольный тем, что по чистому совпадению он выбрал идеальное время. Дин Жун на мгновение заколебался, прежде чем последовать за ним, несмотря на преувеличенно закатившиеся глаза Тан Фаня и его драматический вздох.       Собралась вся компания — сестра Тан Фаня и её сын, их друг-доктор, ойрат с Железного рынка, Суй Чжоу и его подчинённый, и, конечно же, Дун-эр, которая быстро нашла, где усадить их, хотя за столом уже практически не было свободного места, несмотря на его размеры.       — Что ты вообще здесь делаешь? И что он здесь делает?       Тан Фань направил палочки для еды на Дин Жуна, неподвижно сидевшего рядом с Ван Чжи — тому пришла в голову мимолётная идея остаться стоять за спиной своего господина, но Дун-эр тянула его за халат до тех пор, пока он не уселся между ней и Ван Чжи.       Дин Жун ещё больше напрягся от внимания Тан Фаня, но не сказал ни слова, опустив глаза в чашку, которую Суй Чжоу вложил ему в руки.       Ван Чжи недовольно усмехнулся.       — Дин Жун был достаточно мил, чтобы разыскать меня после того взрыва, в отличие от тебя. Ты ушёл, даже не проверив, что я не пострадал, и уже был дома к ужину, когда я очнулся! Так что, я думаю, что ты должен оказать нам обоим любезность, Тан Фань.       Тан Фань, по крайней мере, был достаточно воспитан, чтобы выглядеть виноватым и слегка пристыжённым — было приятно видеть, как он пытается сгладить раздражение Ван Чжи. Успокоенный, Ван Чжи приступил к трапезе, только теперь осознав, как давно он ел в последний раз.       Он следил за Дин Жуном, пока еды становилось всё меньше, а разговоры становились всё громче. Было и немного вина, которое способствовало и без того расслабленной атмосфере, хотя Ван Чжи знал, что с этим следует быть осторожным. Дин Жун, слегка сбитый с толку отсутствием указаний, видимо, задавался вопросом, зачем он здесь, но ему оставалось только плыть по течению.       Помогло то, что Дун-эр сидела рядом с ним. Её вообще не смущало его присутствие, и она охотно вовлекала его в разговор, хоть и говорила большую часть времени сама. Доктор тоже попытал счастья и преуспел, потому что если и было что-то, способное сломить безразличие Дин Жуна, так это предметы его знаний, в основном химические исследования. Они начали с яда, который чуть не стоил жизни Тан Фаню всего за несколько недель до этого, и хотя Ван Чжи не следил за их беседой, но, похоже, в разговоре не наступало затишья.       Тогда ему пришло в голову, что Дин Жун чувствует себя здесь вполне комфортно.       Но Ван Чжи пришел сюда не для того, чтобы поболтать. Ему трудно было определить, что именно он искал, но он был уверен, что всё же нашёл это. В комнате было тепло, и так много людей — шумных и весёлых. Ван Чжи не нужно было задаваться вопросом, не отравлены ли его еда или питьё, должен ли он остерегаться случайного кинжала или своевременно выпущенной стрелы. Он прижимался к боку Дин Жуна, возможно, больше, чем это было необходимо, но не испытывал желания отодвинуться.       Это было, вероятно, так близко к удовольствию, насколько он мог рассчитывать.       Пусть Ван Чжи выпивал мало, но всё же достаточно, чтобы почувствовать тепло, достаточно, чтобы его разум немного успокоился, что так редко случалось с ним. Он не планировал, что они задержатся надолго, но, похоже, никто не торопился уходить, так что и они тоже остались.       В конце концов, Дин Жун полностью погрузился в эту странную интерлюдию. Это было довольно поразительное зрелище. В какой-то момент он снял шапку и осторожно, как и всегда независимо от того, что делал, положил на стол позади них. Он позаботился и о Ван Чжи. Его лицо было открытым, глаза светились интересом, пока он и доктор Пэй Хуай обсуждали разные вещи. Ван Чжи подумал, что именно так Дин Жун будет выглядеть среди друзей или семьи. Не то, чтобы он знал, что у него они есть. И несмотря на необычное, почти нереальное ощущение от всей этой сцены, когда они делили трапезу среди… людей, которые не были ни политическими союзниками, ни недоброжелателями, от которых им не было никакой выгоды, и которых не было причин опасаться, Ван Чжи обнаружил, что благодарен странному порыву, подтолкнувшему его прийти сюда вдвоём.       В какой-то момент ему удалось добраться до Суй Чжоу и привлечь его внимание — настоящий подвиг — между Тан Фанем и Дун-эр, но в основном Тан Фанем, который был навязчивым и требовательным, как ребёнок. Суй Чжоу был не безупречен — слишком снисходителен и терпелив, отвечая на каждую прихоть Тан Фаня и выглядя почти довольным этим. Он совсем избаловал Тан Фаня, и от этого ему станет только хуже.       — Ты должен вбить в него немного здравого смысла. Ты должен… Он должен понять, — повторял Ван Чжи, возможно, чуть более отчаянно, чем следовало. Это просто сводило его с ума. Они вели опасную жизнь, и как было бы абсурдно, если бы не убийцы, воры или предатели сумели покончить с Тан Фанем, а его собственная неспособность считывать окружение и понимать мир, в котором он живёт.       Когда-нибудь Ван Чжи не сможет его спасти.       — Он не такой наивный, как ты думаешь. И я… я буду следить за ним. Тебе не о чем беспокоиться.       Ван Чжи нахмурился, обидевшись.       — Я не беспокоюсь.       Суй Чжоу имел наглость бросить на него точно такой же взгляд, каким он смотрел на Тан Фаня, когда тот был похож на идиота, ну или просто на себя самого. Прищуренные глаза, намёк на улыбку, раздражённую и ласковую.       Ван Чжи отвернулся.       — Извини, — добавил Суй Чжоу после паузы.       — За что?       — За то, что бросили тебя. Тан Фань пострадал, и я за него волновался. Но нам следовало проверить.       Ван Чжи по-прежнему отказывался смотреть на него, крепко сжимая свою чашку и упрямо глядя на Дун-эр, которая показывала племяннику Тан Фаня, как складывать бумажных журавликов.       Он научил её некоторое время назад, когда она снова без всякой причины пришла к нему в Западную Ограду.       Было слишком поздно отрицать это — как бы шутливо он ни отчитывал Тан Фаня раньше, самого факта, что он вообще затронул эту тему, было достаточно, чтобы выдать себя. Не перед Тан Фанем, так как Тан Фань считал своим долгом упускать из виду или неправильно истолковывать чувства всех, кто его окружал, но Суй Чжоу не был таким дураком.       Это было больно. Но этого было невозможно избежать.       В этом тоже нельзя было признаваться, никогда.       — Это не имеет значения. Дин Жун был там.       Дин Жун поднял глаза при упоминании своего имени, несмотря на шум и то, насколько интересным казался рассказ Пэй Хуая об экспериментальной медицине.       Их взгляды встретились ненадолго — достаточно, как показалось Ван Чжи, чтобы Дин Жун убедился, что в данный момент он ни для чего не нужен, что он не пропускает ни одной своей обязанности. Ван Чжи кивком отмёл его опасения. Дин Жун вернулся к своему разговору.       Дин Жун был здесь. Как и должно быть. В этом Ван Чжи мог быть уверен.       Возможно, Суй Чжоу сказал что-то ещё, но Ван Чжи всё ещё смотрел на Дин Жуна, и тогда он увидел кое-что, что заставило его полностью забыть о собеседнике, мир в одно мгновение сузился до этого единственного видения.       Дун-эр и мальчик — Чэн-Чэн (ему показалось, он слышал, как она назвала его) — прервали Дин Жуна и доктора, чтобы похвастаться им результатом своего упорного труда, парой неаккуратных бумажных журавликов, сложенных из конфетных обёрток. Пэй Хуай, явно довольный, обнял мальчика, и Дин Жун…       Дин Жун улыбнулся Дун-эр.       Мягко и приглушённо, едва заметно, когда он принял подарок девочки, словно это был ключ к небесам. Она просияла, слегка покраснев, очарованная его искренней благодарностью. Его лицо было простым и открытым, более расслабленным, чем Ван Чжи когда-либо видел, и это так резко отличалось от его привычной серьёзности, что он мог показаться другим человеком.       Не то чтобы Ван Чжи никогда раньше не видел его улыбающимся, глубоко погружённым в свои занятия, взволнованным новым и неизвестным веществом или устройством, или довольным хорошо выполненной работой.       Но здесь и сейчас было иначе — Дин Жун улыбался не для себя, не сам по себе. Это была заслуга Дун-эр, это было для неё. Он выглядел ласковым и жутко довольным, глядя на убегающую девочку, преследуемую Чэн-эром. Он сложил журавлика пополам и очень бережно спрятал его в рукав.       Затем он повернулся за своей чашкой и встретился взглядом с Ван Чжи.       Дин Жун застыл, как будто его застали за неподобающим поведением, улыбка сползла с его лица. Ван Чжи отчаянно пытался удержать её, не стать причиной её исчезновения. Но он не знал, что ему делать, что предпринять самому, чтобы эта улыбка вернулась, как совершить то, что только что сделала Дун-эр, чтобы теперь улыбка была обращена к нему. Это было похоже на тайну, какое-то скрытое сокровище, дорогое не из-за своей цены, а потому, что его так хорошо охраняли, что до него так трудно было докопаться. И Ван Чжи…       Ван Чжи хотел.       Надолго затаив дыхание, Дин Жун замешкался, и Ван Чжи испугался, что он опустит взгляд, нахмурится, снова превратится в человека, которым он обычно был в его присутствии, и которого он сейчас хотел видеть меньше всего.       Ван Чжи не знал, отчего в этот момент всё решилось — и это точно не от его действий, потому что он застыл на месте и никак не реагировал.       Хотя мысль о том, что Дин Жун сейчас принял решение сам, была не менее стоящей.       Он улыбнулся Ван Чжи. Чуть-чуть, всего на мгновение. Как бы мало оно ни длилось — Ван Чжи вряд ли когда-нибудь позволит этому образу покинуть его.       Хорошо, конечно, что это продлилось недолго, и что Дин Жун отвернулся, потому что Ван Чжи был в полной растерянности. Не зная, что делать, говорить, чувствовать, не понимая почему так сильно реагировал на что-то такое мучительно обыденное, ничем не примечательное.       Он спрашивал себя, было ли это частью того, что он искал.       Небо начало темнеть, и Тан Юй посчитала, что час уже достаточно поздний, чтобы её маленький сын отправился спать. После этого компания рассеялась, гости прощались, а хозяева начали убирать со стола — Тан Фань, как ни странно, тоже, но только после сурового взгляда сестры.       — Мы тоже уходим, — сказал Ван Чжи Суй Чжоу. — Спасибо за угощение.       Слова казались неподходящими. Как будто еда, хоть и вкусная, имела отношение к делу. Однако Суй Чжоу, похоже, понял.       Ван Чжи надел свою шапку, будто маску, уже чувствуя, как ускользает, возвращается к обычному себе — к тому, которого знал мир за этими стенами. Время было позднее, улицы слабо освещены, поэтому не стоило пренебрегать безопасностю и расслабляться, так что они, не медля, забрались в повозку и направились в Западную Ограду.       Дин Жун теперь молчал, но они сидели так же близко, как раньше за столом. У Ван Чжи слегка кружилась голова, он опьянел чуть больше, чем ему хотелось, но мысль, которая обычно наполняла его паникой, едва успела мелькнуть в его голове. Он пока не хотел волноваться.       Здесь он был в безопасности.       — Тебе понравилось?       Дин Жун не подпрыгнул, но было близко к этому — он весь напрягся рядом с Ван Чжи. Они сидели достаточно близко, чтобы он мог это почувствовать. Вероятно, Дин Жун не ожидал, что Ван Чжи что-нибудь скажет, упомянет об этом, признает это каким-либо образом. Ван Чжи и не собирался этого делать.       Но он пока не хотел отпускать его.       — Да.       И, может быть, только может быть, Дин Жун тоже не хотел это отпускать, потому что после паузы он снова заговорил, на низком выдохе, чуть слышно.       — Спасибо.       Ван Чжи знал, что это опасно, знал, что ему не следует его баловать, но он ничего не мог поделать, ему было любопытно. Ему просто хотелось знать, может ли он получить это. Это тепло за столом Суй Чжоу, место, в котором ему не отказали, несмотря на то, кем он был, несмотря на его недостатки и ошибки и несмотря на всё, что он сделал. Вопреки здравому смыслу, он хотел попробовать, посмотреть, возможно ли это.       И ему очень понравилась мысль, что Дин Жун следует за ним. В этом, как и во всём остальном — что он был рядом, потому что это было его место, и оно останется таким.       Он хотел этого для них обоих. Хотел снова увидеть эту улыбку. Ван Чжи не догадывался раньше, что улыбка на лице Дин Жуна может быть такой естественной, но теперь, зная это, он желал увидеть её снова. Ван Чжи хотел, чтобы она предназначалась ему. Хотел даже быть её причиной. Если это возможно, Ван Чжи этого добьётся. Он научится, если необходимо.       Желание выразить это словами было неудержимо, и они были здесь одни, в повозке, мчащейся по улицам столицы, и никто бы об этом не узнал.       — Ты на моей стороне, Дин Жун.       В его голосе прозвучало больше вопроса, чем он хотел. Ему это не понравилось. Ведь это не было вопросом.       Дин Жун всё равно ответил, твёрдо, без колебаний, хотя и немного удивлённо, и Ван Чжи стало интересно, есть ли у него сомнения, не в себе, а в Ван Чжи и его чувствах по этому поводу.       — Да, так и есть.       Не могло быть никаких сомнений. Дин Жун должен был это знать.       — Ты со мной.       — Так и есть.       На этот раз увереннее. Ван Чжи удовлетворённо кивнул, и тогда смог позволить себе задремать, теснее прислонившись к крепкой фигуре Дин Жуна, тоже уверенный в своём месте и в том, куда они оба направлялись.