"Are you going to Scarborough Fair? Parsley, sage, rosemary, and thyme Remember me to one who lives there She once was a true love of mine..." © старинная английская баллада.
***
Не так давно я задумался: что такое пение? И почему мы можем петь? Спустя какое-то время я нашёл ответ, который меня интересовал. Пение — это вокальное искусство. Оно появилось у людей, чтобы выразить свои чувства, эмоции и желания. Песнопение помогает вдохновлять, любить, творить и успокаивать. После найденного ответа в моей голове зародился новый вопрос: раз это правда, то зачем я пою? Потому что этого матушка просит или у меня есть какие-то чувства, о которых я хочу рассказать в песне? Я знаю ответ, но пока не решаюсь сказать. Если подумать, то во время исполнения для мамы, странные мысли посещают мою голову. Что словно в моём голосе слышат чей-то другой. Разве так может быть? И где я только её услышал? Кажется, не могу вспомнить. И всё же как давно, сам того не осознавая, стал исполнять эту песню? После завершения песни я ощущаю себя свободным от чего-то, словно сказал то, что давно пытался. Но вот что? На этот вопрос тоже не могу ответить. Мне ещё нравится проявлять голос в одиночестве, когда никто не услышит меня. Обычно это происходит само собой, когда смотрю на небо с россыпью маленьких звёзд, а посреди них, как на троне, находится луна. Она как их мама. Находится близко, но в то же время далеко. Казалось, до неё ведь можно дотянуться рукой, но что-то всегда мешает сделать это. Всему виной расстояние друг от друга? Однако порой их разделяет не только расстояние, но ещё и серые облака. Они не такие большие, как днём, но тоже очень красивые и необычные. На чёрном небе они особенно выделяются своим светлым оттенком. Когда я спросил у Рейджи, что это, то он сказал: "Серебристые облака." Ну, хотя бы на этот вопрос я знаю ответ. Я люблю петь на крыше маленьким звёздам, а не полной луне. С новым куплетом начинаю смотреть вдаль и наблюдаю за тем, как далеко находится лес, хоть мне видно многое отсюда. Например, листья деревьев. Ночью они чёрные и страшные, а днём обычные и зелёные. Но самое забавное в наблюдении их ночью — как ветер покачивает их в разные стороны. Если находиться в то время там, то можно услышать приятный шелест, похожий на музыку. Она вполне могла быть дополнением к моему голосу, тем более её не нужно учить нотам. Она сама понимает, что нужно делать. Это не может не радовать. Поэтому люблю петь ночью прямо на крыше, чтобы увидеть всё своими глазами и услышать то, что сейчас вспоминаю. Ведь там гораздо лучше обзор и ночной ветер становится свободнее, сильнее, обдувая мою одежду, лицо, волосы. Одежда с волосами смешно покачиваются, как листья деревьев в эту секунду, а волосы и вовсе хотят стать птицами и устремиться в небеса. Именно в этот момент мне нравится вдыхать больше воздуха и брать высокие ноты, раскинув руки по обе стороны. В эти минуты моя грудь наполняется чувством свободы, восторга. Хочется продолжать долго-долго и забыть сейчас, что происходит внизу. Я как-то слыхал, что ветер может доносить с запахами и кислородом и то, что ты хочешь сказать, даже если тебя не слышат. Ветер обязательно передаст послание тому заветному человеку. Но я думаю, это глупости. Ветер не умеет разговаривать, а поэтому и передать ничего не сможет. Обычно после такого завершения песни я люблю падать вниз. Прямо с крыши на каменную плитку. Но мне не больно. И я не умру от этого. Я же не человек. А люди такие слабые создания... Как их может убить обычное падение? А обзор становится ещё лучше. Небо кажется ближе, заманчивее. И звёзды с луной как будто теперь смогут хорошо меня разглядеть. Я поднял руку к небесам, чтобы помахать маленьким звёздам, но не полной луне... Но не полной луне. Не знаю почему, но сейчас, лёжа на каменной плите и глядя вверх, вспомнил, как стал петь маме эту песню. Это было не так давно, но в то же время не недавно. Я тогда был в гостиной, когда меня позвала мама: - Канато, пожалуйста, подойди ко мне. Я дам тебе кое-что интересное. Смотри. Это плюшевый мишка, - ласково сказала мама и протянула мне медведя. Я взял его и принялся придирчиво рассматривать на небольшом расстоянии от себя и посмел подумать на своего Тедди, что он какой-то странный... И почему у него на глазу повязка? Я немного сомневался, но через пару секунд выкинул эти мысли из головы. Это же подарок моей матери. Всё, что она дарила, всегда нам нравилось — и Аято, и Райто. - Мне нравится, мама! И я рад! Я очень рад! - радостно отозвался я, прижимая Тедди к себе. - Конечно. Это от меня-то подарок, - с гордостью и довольным тоном проговорила мама и ласково улыбнулась мне. - Спасибо, мамочка! — поблагодарил я её, не выпуская из рук Тедди. Тогда я уже дал ему имя и точно подумал про себя, что больше никогда с ним не расстанусь. - Если ты ещё что-то захочешь, то непременно говори мне. Для вампиров семьи Сакамаки, которые унаследовали его кровь, каждое желание должно быть исполнено. - Сначала мама говорила весело, улыбалась, но после этой фразы её дум коснулись тяжёлые мысли, улыбка перестала озарять лицо, а до этого яркие глаза стали выражать неведомую печаль. - Верно... Можно заполучить всё. Всё на свете, кроме его благоволия. - Окончила речь она полушёпотом и с непонятной для меня досадой. Однако спустя секунду тут же преобразилась в настроении, и её лицо снова стало живее, а голос обрёл ту же мелодичность: - Ах, Канато, милый! - сказала она оживлённо и громко, словно спохватилась или нечто важное вспомнила. - Спой мне ту песню, которую ты поёшь. - Мою песенку? - Да, Канато. - Она тебе нравится? - робко спросил я. - Конечно. Раз она нравится ему, то почему бы и мне нет? - Хорошо, матушка, я спою, - с небольшим смехом и какой-то надеждой в голосе произнёс я и стал напевать: — Are you going to Scarborough Fair? Parsley, sage, rosemary, and thyme Remember me to one who lives there She once was a true love of mine... Вспоминая это, я счастлив, что теперь у меня есть Тедди, но ещё я рад, что эта песня понравилась маме. Вообще мне кажется, что некоторые песни очень помогают объясняться. Даже лучше, чем слова. Так пусть же с этого мгновения моя песня будет объяснением. Объяснением, что, пройдя через боль, сложные испытания и время, я смогу добиться своего. И матушка будет смотреть на меня одного. Некоторые говорили, что эта песня как молитва и достижение невозможного. У меня же скрыт иной смысл, который очень подходит значению песни об идеале любви.***
А сегодня на балконе решил снова последовать совету Райто и вновь искалечить себя. Ко мне бежит матушка, учуяв запах моей крови, как и ожидалось. Всё вышло так, как я хотел. А песенка поможет. Не зря же пою её. Она всегда помогает. - Are you going to Scarborough Fair? Parsley, sage, rosemary, and thyme... - Канато, Канато! - взволнованно кричит матушка, подходя ко мне ближе. - Матушка? - Что с тобой случилось?! Ты весь в крови! - так же обеспокоенно говорит мама. Её лицо действительно выражает неподдельные эмоции. Не может не радовать, что она увидит именно мою кровь. Не Рихтера, а мою. Она сразу же стала осматривать мои раны и хотела бы что-то предпринять, но нам помешали. - Приношу свои извинения, что отвлекаю Вас, Корделия-сама, но Карлхайнц-сама прибыл в замок. - Из ниоткуда появилась горничная и оповестила маму, слегка кланяясь. - Карл?! - удивилась на секунду мамочка, а затем снова, как в тот раз, заулыбалась широко и очень красиво. - Ты в порядке, верно, Канато? В конце концов, ты такой хороший мальчик. Подожди чуть-чуть. Я скоро вернусь. - Да, хорошо, мама, - безлико произнёс я, глядя ей вслед. Я видел, как быстро покачиваются её длинные волосы, видел, как она одной рукой взялась за платье, и смотрел на силуэт, который отдалялся от моего поля зрения. Ещё секунду назад она была здесь, а сейчас её не видно вовсе. Она прямо как та луна, которой не люблю петь эту песню. Если мамочка луна, то я маленькая звезда. Звезда, которая сияет для неё, но она не может разглядеть этот свет? Или та звёздочка, находящаяся слишком далеко?***
- Карлхайнц! Карлхайнц! - радостно воскликнула Корделия. Она быстро побежала в гостиную и увидела там сидящего в широком кресле мужа. У него как всегда волнистые волосы свисали до пола вместе с яркой лентой и подолом плаща. И как всегда завораживающая светлая улыбка не покидала его губ. Женщина сразу же бросилась к нему в объятья. - Ты вернулся так скоро! - Да, я же обещал тебе, - с лёгким смехом проговорил мужчина, обнимая жену. - Как только я вернулся, то сразу же решил навестить тебя и детей. - Разомкнув объятия, Карлхайнц аккуратно положил свою ладонь на щёку супруги. А затем коснулся своим лбом её, как они делали всегда после разлуки. Они всегда, как бы невзначай, касались носами, смеялись и заглядывали друг другу в глаза, рассматривая в них свои отражения, что-то замечая и сравнивая с чем-то их цвет. Она разглядывала в дорогое золото, изысканное шампанское, сладкий мёд. Он вглядывался в её ядовитые очи цвета кислого лайма, дорогого изумруда и ощущал свежесть скошенной травы. Корделия в такие мгновения чувствовала себя счастливой. Я знаю одно выражение: счастье в секундах, оно мимолётно. И только привычные вещи могут сделать нашу жизнь по-настоящему счастливой. После этого "ритуала" Карлхайнц любил держать руку свой жены и расспрашивать то о том, то о сём. А Корделия всегда в такие минуты клала голову ему на плечо. Они многое вспоминали за разговором, смеялись, узнавали нечто новое. Однако не в этот раз. Изменения иногда полезны, правильно? - Ой, Корделия. Я испортил тебе причёску. Вероятно, это случилось, когда я обнимал тебя. - Первым заговорил Карлхайнц с виноватым выражением лица. Непослушные волосы Корделии совсем недавно были выпрямлены, а теперь на голове прядями торчали в разные стороны. После слов мужа Корделия стала аккуратно приглаживать их, дабы хотя бы немного сделать более презентабельный вид. - Правда? Не беспокойся, Карл. Я позже скажу, чтобы меня причесали. - Повернись, пожалуйста, спиной, - вежливо попросил глава семьи. Корделия не понимала, что он имеет в виду, но решила довериться словам мужа и повернулась к нему спиной. Королю в два счёта удалось наколдовать красивую резную расчёску с мягкой щетиной. Он стал аккуратно водить ею по волосам Корделии. Сначала от кончиков и потом ближе к голове. Корделия сидела и молча улыбалась. Она знала, как никто другой, что только муж сможет поразить и порадовать её, поэтому сидела довольно, прикрыв глаза, наслаждаясь этим мгновением. Такую ласку, нежность и внимание она не получала ни от кого, кроме супруга. Мать умерла после её рождения, поэтому та не смогла подарить ей материнскую любовь, а отец... Он был суровым человеком. Её воспитывали нянечки, которые не смогли заменить родителей. Когда она перестала в них нуждаться, то после ухода нянь к ней пришли гувернантки. А там было уже не до любви родительской. - Are you going to Scarborough Fair? Parsley, sage, rosemary, and thyme. Remember me to one who lives there... She once was a true love of mine, - стал тихо напевать Карлхайнц, расчёсывая волосы жены, раскрывая богатый тембр своего баритона. Корделия прислушалась к песне, и тут же улыбку сменила задумчивость, выражение лица стало серьёзным. Она краем уха улавливала текст, но отвлекалась от прослушивания. - Карл, - тихо прервала его Корделия. - Канато. Он изрезал себя на балконе. И я не знаю, почему и как. У меня нехорошие мысли на этот счёт. - Изрезал? - Карлхайнц сразу же прекратил петь, когда заговорила Корделия. - Да. Он был весь в крови и пел эту песню. Я обещала, что обязательно приду к нему. - Как давно это было? - Двадцать минут назад. Карл, давай пойдём к нему вместе? Мне неспокойно по этому поводу.***
Я уже осмелился думать, что она не придёт, но она пришла — и не одна, а с папой. До их прихода я сидел в комнате вместе с Аято и Райто. Меня переодела горничная и обработала все раны. Но я хотел, чтобы всё было иначе. Я хотел, чтобы она взглянула на меня. Я даже думал над тем, чтобы протестовать, но почему-то передумал. У меня была какая-то пустота внутри, поэтому решил, что лучше пусть будет так. При таком раскладе, однако, все были рады, что к нам зашли родители. Папа подарил нам по книге: мне — сказку о маленьком человеке¹, Райто — легенду о бумажных журавлях, Аято — сказание о смелом солдате. Нам книжки понравились. Они были новыми и приятно пахли. Я очень люблю сказки, поэтому был рад. И мы с братьями уговорили прочесть нам одну из книг. Каждый из нас соревновался, какую папа будет нам читать. Но он сказал, что прочитает мою сказку. Аято и Райто долго спорили, однако их усмирила матушка. Она сказала, что если они будут спорить, то никто им сказку читать не будет. Затем мы с братьями сняли ботинки. Аято с Райто делали это очень быстро, как будто наперегонки, а я медленно. После того, как я их снял, то аккуратно положил возле кровати. А у братьев они лежали неизвестно где. Чувствую, что они завтра будут искать свои ботинки по всей комнате и ругаться, кому те принадлежат. После своих размышлений я залез под тёплое одеяло. - Аято, не тяни на себя одеяло! Я тоже укрыться хочу! - запротестовал Райто, который лежал с левой стороны кровати. - А я по твоему не хочу?! И я хочу! - дерзко говорил Аято с правой стороны кровати и тянул на себя часть одеяла, и тогда Райто тоже стал так делать. Они стали очень сильно давить на меня. - Вы меня сейчас задавите! - выкрикнул я, лежащий посередине. - Мама, папа, скажите им! - Мальчики, прекратите! - в один голос заголосили папа с мамой. Аято и Райто сразу же успокоились, а мама сама их укрыла, чтобы одеяло хватило всем. - Если будете продолжать, то сказку читать не буду, а она такая интересная, - сказал отец заманчивым и интригующим голосом. Вдруг мои братья стали как шёлковые, замерли в одну секунду и приготовились внимательно слушать. Мама и папа решили сесть к концу кровати, чтобы никому не мешать и по очереди стали читать японскую сказку про маленького человечка, который в конце стал большим, когда убил демона и загадал желание. Мы слушали внимательно, но потом Аято и Райто вскоре уснули и тихо сопели. Они так смешно спят. Раскидывают руки, открывают рот и закидывают забавно ноги. Только я один не уснул. После того, как папочка закончил читать, он ласково оглядел всех, а когда его взор остановился на мне, то он шёпотом заговорил: - Канато, то, что мне рассказала Корделия, правда? Почему ты изрезался? - Я... Я... - Не смог ему сказать это. Я не могу сказать ему правду. - Канато, не делай больше этого. Так нельзя делать. Ты больше не будешь повторять это? - Нет, не буду, - сказал я, потому что боялся, хотя сам понимал, что лгу, а это гораздо страшнее. - Молодец, Канато, - улыбнулся мне отец и взглянул на матушку. - Тебе уже пора спать, - за долгое время Корделия наконец произнесла свою фразу, а не строчку из книжки. - Спокойной ночи, Канато. - И вам спокойной ночи! - громче, чем положено в данный момент, сказал я. - Канато, тише. Твои братья спят, - тихо осела Корделия, а после улыбнулась. — Спасибо. - Спасибо, Канато, - поблагодарил меня и папа, а после задвинул тёмную штору и ушёл с матушкой. Я ещё немного полежал и тоже заснул. А сейчас вспоминая это, не подумал бы, что какой-то там эффект Чибиусы настигнет меня. Я же не слабый человек, а сын Короля Вампиров! Это вздор! Чтобы у такого, как я, было что-то подобное. Я почти забыл обо всём, что связано с матушкой. Мои воспоминания стали размытыми и смутными, когда дело касается неё. И теперь не смею отрицать, что этот эффект изменяет память, заставляет вспоминать только плохое и забывать о хорошем. Причины могут быть разными — демонизм, безумная обида или другой любой фактор. Но вот что объединяет его с нами, жителями этого мира — от эффекта Чибиусы в разной мере страдают все. У него есть разные названия и подгруппы. В нашей ситуации кто хоть раз услышит манящий душу запах, возжелает заполучить его источник себе. У данного случая есть отдельное название — эффект Чибиусы 001. Конец.