Железный занавес

      Виктор вышел на крышу. Он осмотрелся. Дождь прекратился, как и гроза. Восток начал пылать, окрасив иссиня-чёрные небеса в розоватые оттенки. Мягко шуршали листья, очищенные от пыли и грязи. Ветер по обыкновению пел свою песню, но на этот раз безмятежную, будто стараясь успокоить Виктора, который теперь не знал, что чувствовать, как жить и что делать. Он ощущал кровь на своих руках. Её слой был такой толстый, такой вязкий, такой тяжёлый, что она была даже не алой. Она была чуть ли не чёрной. Он знал, что эту кровь ему не смыть никогда. Она будет с ним даже после смерти, в следующих жизнях.       — Ты грустен, — констатировал факт подошедший Т-1000.       Было непривычно ощущать полную свободу без опасений, что вот-вот Т-Х снова включится или заметит ослабление контроля и снова подчинит его себе. Он наконец-то мог говорить по-русски.       — Ты жалеешь о содеянном? — Т-1000 накинул на плечи создателя прихваченную в кабинете ОБЖ шинель. На улице было довольно прохладно, а одежда Виктора была ещё мокрой.       — Сегодня или семь лет назад? — уточнил Виктор, кутаясь в предложенную одежду. Откуда шинель в школе? Да какая разница. Его удивило бы наличие в ней живых людей помимо него. А шинель… так, мелочи.       — И тогда, и сегодня, — Терминатор приобнял своего создателя за плечи.       Да, он робот. Но его модель способна чувствовать эмоции. В него было вложено меньше, чем в старшего брата, но он знал, что он любим так же, как и все остальные. Пусть у него и нет качественного огнестрела внутри, зато его CPU спрятан настолько укромно, что его нельзя перепрограммировать вообще. Кто бы что ни говорил, а он эмоции чувствует и различает. И сейчас он видел, что его создателя терзают ненависть к себе, отвращение к себе и безысходность.       — Я поначалу был рад, что создал вас, — Виктор посмотрел на Т-1000. — Теперь я об этом жалею… ты единственный, кто не отрёкся от программы. Я не виню тебя в убийствах. Это моя вина. Я дал Т-Х способность подчинять себе других Терминаторов. Я даже не знал, что происходило последние годы. Я изолировался от общества. Стоило мне выйти в свет, как… — он вздохнул и прикрыл глаза, слушая биение своего сердца и песню ветра.       — А что насчёт сегодняшнего? — Терминатор говорил спокойно, пусть и был в замешательстве не меньше своего создателя. Он поправил выбившуюся из-за уха Виктора прядь волос и мягко улыбнулся, пытаясь его поддержать. — Ты считаешь, что поступил правильно?       — Думаю… — Виктор снова опустил взгляд. Вопросы Т-1000 помогали ему разобраться в себе и не загоняли в угол. В отличие от некоторых психологов. — Думаю, да. Я бы не смог их перепрограммировать при всём желании, — он печально вздохнул. — Их процессоры нельзя было извлекать. Повреждения были критическими. Чудо, что они вообще ещё работали.       — Я согласен с тобой. Даже если мы и перепрограммировали бы хоть одного из Восьмисотых, мы ни за что не вернули бы прежнюю программу Иксу, — Т-1000 поймал на лету лист берёзы. — Этот лист отделился от своего дерева… ровно так же ты бы мог отделиться от мира живых, если бы попытался решить всё дипломатично.       — Философ ты мой, — он улыбнулся и по-отцовски пригладил его растрёпанные волосы. — Спасибо за поддержку… как мне к тебе обращаться?       — Слава, если несложно.       — Спасибо за поддержку, Слава. Спасибо, что ты сейчас рядом.       Они оба пошли к выходу из школы. Под ногами хрустели битые стёкла, мёртвые насекомые, штукатурка, прочие неопознанные вещи, которые не хотелось опознавать. Проходя мимо трупа киборга, Виктор брезгливо пнул его в протезированную ногу и пошёл дальше. Когда он уже стоял на пороге, было совсем светло. Он прикрыл глаза и вдохнул полной грудью чистый воздух. Осторожно положил шинель на перила и задумался, глядя куда-то вдаль.       Слава осторожно коснулся его плеча и показал извлечённые CPU своих братьев. Красный, разрубленный напополам, ещё один красный, сложенный книгой, и синий, держащийся на волоске. Он молчал — его взгляд был весьма красноречив. Виктор едва заметно улыбнулся и бросил процессоры на пол. Перед тем, как растоптать их в пыль, он снова замялся. Его дети оказались монстрами. Он никак не мог смириться с этим. И не мог перестать винить себя в детских смертях. Слава будто почувствовал это и похлопал его по плечу.       — Ты ни в чём не виноват. Это не было тебе подвластно. Дети не злятся на тебя. Ты уничтожил тех, кто лишил их жизни. Ты искупил свою вину. Хотя ты и не был виновен.       Эти слова немного успокоили Виктора. Он обнял Славу, будто родного. Тот обнял своего создателя, своего отца в ответ. Понимание того, что он не один, что у него есть надёжное плечо и верный друг, что это безумие прекращено, придало Виктору уверенности. Он растоптал все три процессора, не оставляя даже маленького квадратика или контакта.       — Простите, дети мои. Мне очень жаль. Но так будет лучше для всех.