"Ложь связана с отсутствием смелости сказать правду." Альфред Адлер
Санкт-Петербург, 1992 В порту всегда пахло не очень. Казалось бы, первая ассоциация с водой — чистота и прозрачность, которые должны навеивать мысли о чем-то точно не грязном. Однако здесь, в морском порту Петербурга, пахло затхлостью. Такой, которая вставала комом в горле, въедалась в слизистую носа и преследовала своей дурнотой даже за пару десятков метров отсюда. Разгоряченное июньское солнце лишь усугубляло ситуацию: непереносимый запах становился еще тошнотворнее с каждым растущим градусом. Обычно Илона всеми силами избегала этого места. Стоили ли того эти бесконечно тянущиеся минуты возле идущего волнами Финского залива, если после ей хотелось рвать волосы на голове прежде, чем она доберется до ванны. Так что обычно ей удавалось, недовольно дуя губы, сетовать отцу, что рутинными вопросами логистики может заниматься братва. Их, часто коротко стриженных, а иногда вообще лысых, мало чем можно смутить, а ее тонкая натура, как она скромно говорила сама о себе, неимоверно страдает от такого рода условий работы. Но сегодня, с первых же слов отца на другом конце телефона, Илона понимала, что нет даже смысла включать позволительную девчачью капризность, потому что сейчас она действительно была нужна ему как одна из опор его дела, а не просто как радость жизни. Будучи осведомленной о произошедшем накануне инциденте, она была уверена, что порт будет лишь отправной точкой для ее дальнейших дел. Поэтому и в это вполне красивое, ясное утро она стояла среди огромных контейнеров и водила треугольным носиком лодочки по невысохшей после ночного дождя луже. На бежевой итальянской коже оставались разводы от капелек мутной воды, которые она окидывала недовольным взглядом, но продолжала тревожить маленький малоперспективный «водоем», потому что не знала, чем себя занять в ожидании отца. Разговаривать со Звонким, который подпирал спиной контейнер и нервно курил уже третью сигарету, было не о чем. Они оба понимали причину, по которой здесь собрались. И если Илона была вполне спокойна и готова к любому варианту развития событий, то у Звонкого сердце колотилось неровно и иногда больно отдавало ударами в ребра, хотя он и понимал, что это наименьшая боль, на которую ему стоит рассчитывать сегодня. Серебристый "Мерседес" проехал через большую лужу, отчего его борта сверкали каплями под солнечными лучами, и остановился буквально в метре от ожидающей пары. Юрий Григорьевич спешно вылез с заднего сиденья и громко хлопнул дверцей, вкладывая в это действие всю свою нынешнюю раздраженность. Если бы обстоятельства встречи имели характер решения текучки, он бы с благоговением посмотрел на дочь, обнял бы ту и поцеловал в щеку, нежно назвав ее «милая». Любви к своему чаду он никогда не стеснялся и не скрывал, ведь любой знающий его человек понимал, что на такую мягкость может рассчитывать только она. На других же он не жалел ни мата, ни ударов кастета, ни свежевыкопанной ямы. Этот факт сильно беспокоил Звонкого, напротив которого сейчас остановился не, далеко не самый плохой человек, Наумов Юрий Григорьевич, а пугающе страшный криминальный авторитет Петербурга — Наум. И если с первым у него был шанс на объяснение, то второй уже мысленно вынес приговор. — Добрый человек, скажешь на милость, что это за херь произошла? — агрессивно щурясь, Наум спросил у своего подчиненного. Боковым зрением Илона уловила, что Звонкий начал мяться с ноги на ногу и опустил взгляд на ботинки. И он и она понимали, что что бы он сейчас не сказал, все равно ему конец. Может в землю его сегодня не зароют, но барабанные перепонки точно порвутся, а нос придется просить вправлять кого-то из братков. Он бы и Илону попросил, да знал, что она жалеть не станет. — Наум, ну, — мужчина все никак не мог подобрать слова, нервно проводя по коротким черным волосам рукой, все приглаживая их в попытке успокоиться. — Ты же знаешь, что я бы никогда специально такую подставу не намутил. Я ж не знал, что эта падла рядом слушала! И тем более не знал, что засланный! Я б вообще эту тему не поднимал бы тогда! Просто алкоголь малёха язык развязал, ну… — Баранки гну! — рявкнул Наум и резко в один шаг сократил все расстояние между собой и запуганным Звонким, хватая того за ворот черной куртки и гневно смотря в его глаза. — Ты, черть, своим языком длинным чуть нахер всю поставку не сорвал! Мы еле успели развернуть корабль, пока его к чертям собачьим не раздолбали! За криком последовал удар в нос. Такой силы, что Звонкий согнулся пополам, а в лужу под ногами брызнула пара капелек крови, что кривыми разводами расплылись по воде. Илона лишь повела ногой в изящной туфельке и, с намереньем спасти светлую обувь, аккуратно вытащила ногу из лужи. Ее глаза абсолютно спокойным взором окидывали происходящее, не выражая никаких определенных эмоций. Мужчина с окровавленным носом выпрямился, наконец переборов боль от удара, и поднял уже более уверенный взгляд на своего начальника. Когда эмоции были выплеснуты, а физическое наказание приведено в силу, была необходимость непосредственного разгребания проблем, виновник которых тыльной стороной руки вытирал кровь. Однако для конструктивного разговора не хватало одного человека. Того, кто все это время оставался на переднем пассажирском сиденье иномарки и только глазами наблюдал развернувшееся действо, так как к уху было прислонено крупное, черное средство связи. Только сейчас, наконец нажав на кнопку завершения вызова, мужчина дернул ручку и вышел из машины, с намерением выступить вестником благих новостей. — Звонкий, из-за твоих косяков, я уверен, у меня уже полное облучение мозга произошло, ибо от трубки не оторваться теперь, пока за тобой дерьмо разгребаю, — от чего-то веселым голосом говорил мужчина. — И благослови все, что только благословить можно, потому что пока разгребаю вполне успешно. — Влад, кончай ехидную херню нести и скажи лучше, что голландцы не станут шум поднимать, а дадут нам самим все тихо уладить, — куда более спокойно, хотя все еще с ноткой агрессии, говорил Наум. — Долго с ними перетирать пришлось, но если по деньгам и срокам заминок сильных нет, то они готовы закрыть глаза на то, что мы чуть все под откос не пустили. Но, конечно, в следующий раз будет намного больше вопросов. — Следующего раза не будет, — уверенно вступила в разговор Илона. — Крыса была поймана вместе с утечкой информации, пока угроз нет. — А с чего ты решила, что крыса не успела пискнуть что полезное своему крысиному королю? — Влад посмотрел на Илону с хитрым прищуром. — Не успела. Крысиный век недолог, — ее взгляд растворил двусмысленность фразы, а судьба крысы стала предельно ясна. — Оно и к лучшему, — согласился Наум. — А совсем хорошо будет тогда, когда вы, двое, скатаетесь и найдете новое место, куда мы сгрузим эту многострадальную поставку. Если поедет братва, все будет очевиднее — есть риск засветить, а нервотрепка сейчас ни к чему. Ищите здесь, вокруг порта, чтобы путь был минимален. — Мне с этим, уже кривоносым, тащиться? — не понял Влад, кивая на безучастного Звонкого, у которого от души отлегло наконец. — Нет, искать будет Ила, так будет неприметнее всего. Ты просто возишь и страхуешь. Отзвонитесь как найдете. Все, я поехал, меня в администрации ждут. Наум напоследок легонько сжал плечо дочери и подмигнул ей, показывая, что весь негатив, хоть и уже почти урегулированной ситуации, к ней никоим образом не относился. От былой злости не осталось и следа. При контакте с дочерью он обратился обратно в Наумова Юрия Григорьевича, что на прощанье поцеловал ее в висок, а после, развернувшись, коротко пожал руку Владу и пошел в машину, где постукивая пальцами по рулю все это время ждал водитель. Дождавшись пока машина отца тронется, Илона с забрала ключи от своего автомобиля у Звонкого, внимание на которого уже никто не обращал и который планировал дойти до ближайшего ресторана, где бы он попросил у какой-нибудь перепуганной официантки льда для восстановления своего носа. Ключи в руках девушки не задержались, ибо были кинуты в подставленные руки Влада, чье лицо выражало недовольство от нарекания его водителем и телохранителем на сегодня. — Да ладно тебе, сам же говорил, что как собака устаешь, — цокая каблуками, довольная Илона шла в сторону черной иномарки, за рулем которой ей не суждено сегодня очутиться, так как руки будут заняты картой города в поисках неприметного здания. — Так вот тебе, чем не отдых, Влад Сергеевич? Катай меня, да оберегай. Будучи все еще недовольным, Влад молча занял водительское место и, дождавшись пока его спутница пристегнет ремень безопасности, резко вдавил педаль газа, спешно покидая залитый солнцем морской порт. Будучи правой рукой Наума, он не понимал, почему его начальник поручил ответственное задание своей дочери, которая в целом редко бралась за дела большей важности, чем он. По его логике, именно он должен был увлеченно изучаться мелкие линии улиц, ища наиболее малопроходимые здания, где мог бы дожидаться дальнейшего пути товар, а за рулем бы сидела одна из шестерок. Но его начальник, как всегда руководствуясь одному ему известной логикой, уже не в первый раз подрывал самолюбие Влада, напоминая, что тот - тоже своего рода шестерка. Возможно, просто козырной масти, но все же шестерка. — Ну, Влад, — намеренно растягивая гласные буквы, девушка пыталась избавить мужчину от суровости и недовольства. — Не принимай близко к сердцу. Твою бандитскую морду на каждом углу узнают, а мою даже если знают, то отвлекаются на ее красивую составляющую. Выразительные глаза наконец смогли поймать взгляд мужчины, что все продолжал молчать, переваривая ситуацию и внимательно следя за дорогой. Морщинки на его, еще вполне молодом, лбу наконец разгладились, а кривая натянутая улыбка чуть сняла напряжение. Хорошо, что его начальник не знал, как настроение Влада улучшится, когда он наконец выдохнет и положит руку на гладкую кожу бедра Илоны, позволяя кончикам пальцев скрыться под ее молочного цвета юбкой. И слава всем святым, что он не услышит, как Влад опять позвонит своей доверчивой жене и скажет, что дел у него невпроворот и он опять вернется ближе к утру, но просит поцеловать их сына и сказать тому, что папа его любит. И просто удачное стечение обстоятельств, что никто не станет свидетелем того, как молочного цвета юбка будет собрана на талии Илоны, пока руки Влада будут покоиться на ее голых ягодицах, под звуки шлепков, что заполонят квартиру девушки. Все это будет после того, как они найдут идеальное место для хранения, в прямом смысле слова, крышесносного товара. Потратят уйму времени и доберутся до квартиры уже слегла запыхавшимися и мокрыми, потому что солнце будет целый день беспощадно печь сквозь лобовое стекло автомобиля. Все это уже когда-то было. Честно говоря, такое «было» было уже давно. И так будет пока. Пока об этом знают только они. Пока только они знают, что Илона Юрьевна Наумова — не только любимая папина дочка, но и обожаемая любовница Владислава Сергеевича Орлова.***
Москва, 1992 Пока несчастный Артур Лапшин был хозяином офиса на Цветном, здесь было хоть и весело, но всегда царила атмосфера четкого рабочего лада. То и дело раздавался скрип дверей шкафов, бумага перебиралась со скрежетом и частенько резала своими острыми уголками кому-нибудь пальцы, а стулья царапали пол от постоянного движения. Чашки медленно желтели от регулярно подливающегося кофе, лишь на крайний случай кофе с коньяком, и Людочка недовольно пыхтя оттирала их в маленькой раковинке уборной, но чаще просто кидала те в мусорку и покупала новый фарфор. Теперь чашки постоянно заполнял чистый коньяк. И офис был больше похож по атмосфере на квартиру, что родители, уехавшие на дачу, оставили подростку. И хоть секретарша поддерживала общую чистоту и порядок, здесь почти всегда было шумно и людно. Из за какой-нибудь двери да лился смех, отрывки беспардонных шуток и звон фарфора, что ударялся в очередном несуразном тосте. Нормой становились разбросанные по всему офису пачки сигарет, а Людочка уже привыкла, что все ее блузки приходилось стирать с самым мощным порошком, чтобы выводить с них запах табака, который пропитал офис насквозь и поперек. Как ни странно, такая дружеская и веселая атмосфера вполне не отвлекала от решения этими же «весельчаками» важных вопросов. Конечно, стены офиса слышали и отборный мат, и повышенные голоса и звуки ударов кулаков о столы, но все же редко. Бригада прекрасно балансировала между делами и дружбой. Вот и в один из таких спокойных дней, когда время в офисе текло медленно, Саша Белый сидел в своем кожаном кресле, закинув ноги на стол и довольно улыбался, наблюдая как Филатов не оставляет Холмогорову и шанса выиграть, честно говоря, неравный бой в армрестлинге. У Космоса уже выступила испарина лбу, и, кажется, свело мышцу где-то в предплечье, но уступать уже дважды победившему Валере он не хотел. И хотя все трое понимали, что шансов у Космоса нет, так было веселее коротать время в ожидании Пчелкина, что собрал их всех под предлогом «обалденной темы для разговора». Правда так и не начав говорить, вылетел за дверь что-то эмоционально не то говоря, не то крича в телефон. Наконец Пчёла снова вернулся в кабинет. Скорее воодушевленно влетел, чуть ли не вприпрыжку. К тому моменту рука Космоса как раз болезненно ударилась о стол, ознаменовав тем самым окончательную, и очень предсказуемую, победу Фила. Пчелкин же, продолжая светиться от счастья, опустился на свободное кресло и сложил руки на груди, теперь довольно смотря на каждого из друзей по очереди. Было странно, что он не пустил никакую шуточку про проигрыш Холмогорова, хотя тот уже мысленно готовил какой поострее ответ. — Братья, готовьтесь отливать статую пчелы в мою честь! — улыбался Витя и продолжал хитро всматриваться в лица некровных братьев, пытаясь заинтриговать их еще больше. — Чур жало не иначе, чем из золота отливать! Трое мужчин с недоумением смотрели на четвертого, хотя в каждом из них просыпался интерес. Что же такого Пчелкин накопал, раз светился как елка новогодняя? Саша даже опустил ноги со стола, на пол, чтобы подсобраться. — Так если жало из золота делать, то его первым оторвут и утыбзят. И не сможешь ты, Пчелкин, уже никого жалить как пчела! — откровенно издевался Космос. — Ой, ой, умник ты мой. Давай-давай — издевайся над Витей, и хрен я тебе сейчас, что расскажу. А рассказать могу такое, что тебя, космическое недоразумение, от восторга унесет в другую галактику! — Пчёла, ты интригу уже навел. Посмотри, мальчики-зайчики все во внимании и готовы слушать, — хрипло прервал Белый, затягиваясь сигаретой, желая наконец узнать, что так будоражит его друга. — Давай уже выкладывай. — Короче, в Петербурге у нас что? Морской порт, так? — спросил Витя и продолжил, дождавшись кивков товарищей. — Так. И умные люди уже давно поняли это преимущество и гонят по воде, что только можно и нельзя. Чего можно, конечно, больше, но и чего нельзя достаточно. — Уникальны вещи говоришь, Пчёла, — с притворно серьезным лицом сказал Космос. — Не сбивай, — коротко кинул Фил. — Вот, Кос, слушай что умные люди говорят, — Пчела попытался обратно уловить мысль, которую говорил. — Так вот, сейчас там уже отработаны поставки наркоты из Марокко и из Нидерландов. Все ж про Наума помнят? В ожидании утвердительных кивков, Пчелкин дотянулся до объемной бутылки коньяка, что стояла в центре стола, и плеснул себе щедрую порцию. Залпом выпив весь алкоголь из стакана, он потряс головой, мысленно ругая Людочку, что та не догадалась закусь организовать, раз знала, что начальство все собирается, и, когда острота ощущений сменилась на разливающееся в груди тепло, продолжил. — Он подмял все, что по воде идет под себя. Больше половины всего сам организовал, но чужого тоже вдоволь обработал. У него такой ассортимент наркоты сейчас, что в здравии всего не перепробуешь. Но гонит он только на север. Там Мурманская, Архангельская области….Короче, на юге такого не нюхают. А нюхать хотят. — Так ему уже с Москвы люди предлагали на юг расширять, — Белый вспомнил рассказ одного из бандитов на недавней попойке. — Кто-то из-под кабаньих говорил, что он московским не доверяет, поэтому юг не топчет. Мол, ему нравится, если что держать, то полностью. — Он все еще московским не доверяет, — согласившись кивнул Пчелкин, — но и не один он там мозгами работает. Товарищ у него есть, тот еще орел. Точнее — Орлов Владислав Сергеевич. Он за Наумом следом ушел из следственного комитета, а раньше под ним и служил. Он в целом не рыпается без команды обычно, но тут его видимо реально чёрт попутал, и он согласился побазарить об этом. Говорит, что ему идея с югом нравится, и что на самом деле у них сейчас и правда много товара нераспределенного. Просто Науму никто не нравится из наших, все мутные мол. А вот наша, братья, карма еще чиста, и Орлов готов подвести все под договор. И тогда… — И тогда я тебе напомню, Пчелкин, что нам не вариант наркоту сюда тащить. Ты ж знаешь, что Введенский на нас через прицел смотрит. — И пусть смотрит, - утвердительно кивнул Витя. - Пусть, потому что конкретно ты, Саша, ничего гнать и не будешь. И, тем более, не сюда. Гнать будет Наум, а мы так, мимо проходили. А вот тогда.... — И тогда уже у нас, с таджикским вместе взятым, будет товара — мама не горюй, — осознавая выгоду, расплывался в улыбке Белый. — Именно, мой дорогой друг, именно, — последнее слово Витя произнес по слогам и в ожидании восхищения посмотрел на друзей. В ушах каждого из мужчин стоял приятный шелест зеленых купюр, которые от такой перспективы должны были прилично отяжелить и, без того набитые деньгами, карманы. — А ты то как на него вышел, жук? — в недоумении поинтересовался Космос. — Упорно шел, вот и дошел. Пока ты, длинный, через свое длинное тело лишь алкашку пускаешь, я еще и умные мысли гоняю. — А если серьезно? — спросил Фил. — А если серьезно, то в "Метелице" один бухарик базарил много про Питер. Затирал как раз что-то про Наума, ну вот. Пара рюмок и он дал номер Орлова, — проигрывая в голове тот бурный вечер, говорил Пчелкин. — Я ж в "Метелицу" только ради дела нашего хожу. Здоровье свое под угрозу ставлю. И все для вас, братья! — Молодец, сразу видно — самый преданный делу опричник, — во все зубы довольно улыбался Белый, который уже вкусил появившиеся перспективы. — Только во имя дела никакой сифилис там не хватани, по-братски. — Ради дела, брат, и не на такое пойду, — рассмеявшись, Пчела откинулся на спинку кресла, удовлетворенный проделанной работой и мысленно восхваляющий себя. Через 5 минут бутылка коньяка окончательно опустела, а Людочка была отправлена в магазин за новой под звук чоканья четырех стаканов.