когда я в ней – я пуссибой

она снова на твоей лестничной площадке, снова ее роскошный образ не вяжется с мрачной обстановкой подъезда, снова она в милых розовых вещах выглядит на миллион долларов, снова она стучит в дверь, уже много раз обещая себе не приходить к тебе. снова ты просыпаешься, когда на часах только три. трешь лицо ладонями, провожая последние остатки сна. лениво поднимаешься с теплой постели, вставая босыми ногами на ледяной пол. холод пробирает до мурашек, но куда больше пробирает до мурашек предстоящая встреча. ведь ты знаешь, кто пришёл, потому что никто, кроме нее, не приходит посреди ночи. звонок продолжает разноситься по квартире, раздражая барабанные перепонки и чувствительные уши. открываешь дверь, едва удержавшись, чтобы не закрыть ее прямо перед лицом девушки. клава смотрит растерянно, в глазах стоят по-видимому не выплаканные слезы. она снова пришла к тебе, чтобы ты стал для нее жилеткой, чтобы пожалел. тебе надоела она, надоела ваша дружба, но все равно чуть сторонишься, приглашая зайти. в голове сами собой складываются строчки, написанные совсем не для нее и давным давно для всех ты домашняя кошка, но снова и снова ты, сука, просишься в гости. — привет, — безжизненным голосом говорит клава, слегка касаясь плеча, когда заходит внутрь. не обнимает, не оставляет поцелуй на щеке, как обычно, в знак приветствия. ощущаешь только её холодные пальцы на твоей горячей коже, даже когда она уже внутри твоей квартиры медленно развязывает шнурки на своих розовых кроссовках. — что-то случилось? — вместо приветствия. твой хриплый сонный голос заставляет её вздрогнуть. осматриваешь девушку, ища подвоха, ведь давно она не приходила так поздно. клава выпрямляется во весь рост, все равно оставаясь ниже тебя на целую голову. заглядываешь в её пустые глаза, находя в них лишь отголоски безмерной печали. что заставило их потерять свой неиссякаемый жизнерадостный блеск? — хотела увидеться с другом, — легко жмет плечами она, снова скрывая все эмоции за бесстрастным выражением лица. — нельзя? она прекрасно видит, что ты не хочешь разговаривать с ней сейчас, но опять играет, делая вид, что не замечает твоего нахмуренного недовольного лица. — в три часа ночи… хоть бы позвонила ради приличия — бормочешь ты, принимая из ее рук пальто, которое тут же вешаешь на свое место в шкафу в прихожей. у ее одежды давно появилось свое место в твоей квартире. — у тебя завтра концерт, разве нет? она молчит, проходя в гостиную и оставляя тебя позади без ответа. клава знала, что ты всегда позволишь ей чувствовать себя здесь как дома, позволишь свободно шататься по квартире, даже когда она приходит без предупреждения. — я думал, ты еще вчера улетела… куда там? — настаиваешь на своем, шагая следом за ней, пока она медленно оглядывает просторную гостиную, словно никогда раньше здесь не бывала. но на самом деле, она была здесь самым частым гостем. ты не любил приводить людей в свою квартиру, но она всегда приходила сама. даже карнавал была здесь меньше раз, чем клава кока со своими вечными проблемами, требующими немедленного решения, требующими твоего внимания и поддержки. — в минск. такая скука, ты даже ни разу не менял обстановку, — наигранно зевает, показывая рукой на старые обои и мебель. с момента покупки ты, действительно, так ничего и не поменял. она намеренно меняет тему разговора, но тебя не так легко запутать. она пришла не просто так, не просто так в ее глазах стояли слезы. медленно подходишь к ней, вынуждая повернуться. либо это обман зрения, либо в ее глазах нет и никогда не было слез. — зачем ты приехала? — вкрадчиво спрашиваешь еще раз, не разрывая зрительного контакта. ты устал от нее. ты очень устал разбираться с ее жизнью, устал выслушивать бесконечную болтовню про ее драгоценного димочку, про милых щенков, про новые песни. устал от ее быстро меняющегося настроения. все привыкли к тому, что клава всегда на позитиве, всегда улыбается и смеется, но, когда она приходит к тебе, все это сразу куда-то пропадает, заставляя тебя напрячься и невольно помогать ей разбираться в том дерьме, с которым она столкнулась. если это и есть настоящая дружба, то дружить ты не хотел, а дружил только потому что клава слишком хорошая, слишком близко ты подпустил ее к себе, и дороги обратно уже нет. сегодня ты не готов. сегодня у тебя у самого куча проблем. валя карнавал совсем не такая, какой показалась сначала. целый год отношений — попросту потраченное время. потраченное время на боль, обиды, ссоры, лицемерие. из-за нее обида на весь мир засела глубоко внутри, раззадоривая сидящих на периферии сознания демонов. они готовы были соскочить в любой момент, разнося повсюду лишь боль и разрушения. но пока ты еще мог держать их при себе, они разрушали только тебя. ты старался особо не думать о карнавал, создавая вокруг себя иллюзию сильного мальчика, который никогда и не любил её, которому совсем не жаль было бросить ее. но это была чистая ложь, ведь ты любил её своим и так избитым сердцем, а эта сука разбила его до конца, не оставив ничего. только пустоту и нарастающую с каждым часом злость. клава кока, пришедшая не вовремя, только сильнее раззадоривала внутренних демонов, и ты боялся, что наговоришь ей кучу того, что к ней даже не относится, но обязательно обидит её. клава кока никогда не была той самой. ты никогда не чувствовал рядом с ней искр, не видел ее рядом с собой в ближайшем будущем, да и вообще почти не думал о ней. она просто всегда была где-то неподалеку. заряжала одной улыбкой, давала насладиться прекрасным одной лишь своей внешностью и согревала, обнимая так, как умеет только она. клава кока никогда не была той самой, но ты не хотел обидеть её своими собственными переживаниями, боялся что сорвешься на неё и потеряешь еще одного близкого человека. терять ты больше не хочешь. она пришла совсем не вовремя, но выставить ее из квартиры ты не сможешь никогда. — честно, я просто боюсь оставаться одна. — она закусила губу, опустив взгляд в пол. ты нахмурился, рассматривая ее лицо. честно, я хочу, чтобы сегодня ты ушла и оставила меня одного, ведь я боюсь, что ты будешь рядом. а где же ненаглядный димочка? вопрос так и не слетел с языка, стоило тебе наткнуться на айсберг в её глазах, когда она посмотрела так, словно бросала тебе вызов. — что-то произошло, я же вижу, — задумчиво тянешь ты, споря с самим собой, стоит ли тебе прикоснуться к ней или лучше этого не делать. на ее лице слабая улыбка, а глаза будто стеклянные. — ты будешь смеяться, — усмехается она, и ты снова видишь эти чертовы слезы, понимая, что смеяться точно не будешь, — я полная дура. она моргает, пытаясь убрать слезы, понимая, что ты тоже их заметил, но уходить так просто они не хотят. — гордей обманул меня, — клава пожимает плечами и обхватывает себя руками, словно защищаясь от твоей реакции. — изменил мне, потом обманул. или сначала обманул, потом изменил. — размышляет на полном серьезе абсолютно спокойным голосом, будто выбирает, что надеть в ресторан или в какой цвет покрасить новую машину. она держится, даже не плачет и голос жалобно не звучит, но когда ты мягко притягиваешь ее к себе, резко срывается. ты снова не хотел разбираться в ее жизни, но снова влез в нее. ты любил обниматься, но не любил клаву. вы были друзьями до мозга костей, такими друзьями, что даже целовались по-дружески. легкое касание губами, веселая улыбка и смеющиеся глаза. или долгие объятия, полные чувств и эмоций, как сейчас. ты даже песни-то ее не переносил, поэтому был уверен, что дальше вам вместе не по пути, но опять и опять судьба складывалась так, что она оказывалась в твоей квартире, а ты был слишком разбит и слаб, чтобы выгнать ее, или чтобы даже на порог не пустить. а клава песни твои любила и диму своего любила, да и, в целом, все в этом мире хоть как-то, но подверглось ее любви. она плачет, прижимаясь к груди и пачкая новую футболку. отвратительно. ее слезы не для тебя и не про тебя, поэтому успокаивать её не хочется, да и сил нет. ты никакая не жилетка, ты тоже живой человек, и у тебя тоже проблемы, но всё пропадает, когда ты видишь клаву такой разбитой. ты видишь в ней себя, а от этого еще больнее. как-то слишком неуместно было бы сейчас сказать: я же говорил… но он же, действительно, говорил ей кучу раз, но она никогда не слушала. не хочешь, но все равно обнимаешь её так, словно она самое ценное в жизни. шепчешь на ухо совершенно бессмысленные предложения, никак между собой не связанные. ее мягкие волосы сами по себе оказываются у тебя между пальцами, приятно щекоча кожу. ее хрупкие руки обхватывают тело, прижимая ближе. прячется у тебя на груди, отдавая боль, которую ты примешь в любом случае, даже если сам будешь задыхаться от нее. ты не любишь ее, ты любишь, когда она так обнимает тебя. клава в твоей жизни была тем самым доктором айболитом, лечившим диких животных от их дикости. твои демоны успокаивались, стоило рядом появиться сладкому аромату ее духов. никаких паничек, никакого счета про себя до десяти, лишь её нежные, слегка приторные объятия. они интимнее любого секса с самой любимой девушкой. успокаивающе гладишь ее по спине, замечая, как потихоньку ее начинает отпускать. замечая, как она все реже вздрагивает, и все спокойнее дышит. она сладко пахнет. наклоняешься еще ближе, хотя казалось ближе некуда, вдыхая и стараясь запомнить каждую нотку чего-то настолько родного для тебя, что самому становится страшно. привычно сладко, вперемешку с болью и отчаянием. ты не любишь сладкое, поэтому медленно отстраняешься, но рука задерживается на её коже, а пальцы медленно обхватывают её локоть против твоей же воли. хочешь что-то сказать, но все слова пропадают, когда она судорожно вдыхает воздух носом, даже не пытаясь стереть слезы с щек. она выглядит больно. она — боль. — напьемся? — улыбается она, снова пряча все свои чувства, как раз в тот момент, когда ты сам был готов заплакать. ты буквально чувствуешь ее боль где-то внутри себя, и тебе это не нравится. время пролетает так незаметно, что ты не сразу понимаешь, что уже давно надо было остановиться. она опускает тяжелую голову на твое плечо, расслабленно улыбаясь, пока вы медленно качаетесь под спокойную музыку. ее руки снова на твоей спине, маленькие пальчики цепляются за широкую футболку так, словно цепляются за нечто очень важное, за то, чего не хотят потерять. — ты невероятная, — шепчешь ей в макушку, покрепче сжимая в руках хрупкую талию. чувствуешь, как она улыбается, даже не видя ее лица. прикрываешь глаза, ощущая эйфорию от того, что происходит между вами. ты не любил клаву, ты любил шептать ей по-пьяни то, что на трезвую голову хотел бы оставить при себе. никаких искр все еще не было, но, находясь так близко и дыша с ней одним воздухом, ты будто прикасался к прекрасному. опускаешь голову чуть ниже, пройдясь носом по волосам, едва коснувшись их кончиком. утыкаешься клаве в шею, опаляя ее горячим дыханием и заставляя табун мурашек пройтись по ее телу. прямо под твоими губами, находившимися в непозволительной близости от молочной кожи, ее шеи касались чужие губы. багровый засос, который уже почти сошел, но все еще оставался виден даже в полутемной комнате, сильно бросался в опьяненные глаза, взывая к ревности. какая, к черту, ревность? ей ведь изменили эти самые губы, поблескивающие сейчас на коже и напрягающие тебя, а ты сам только недавно расстался с девушкой, которую до сих пор не можешь забыть. она поднимает голову, вглядываясь в твои глаза. ты не любил клаву, ты любил свое отражение в темноте ее расширившихся от алкоголя зрачков. опаляешь горячим дыханием ее губы, невольно опустив на них взгляд. она чертовски медленно облизывает их, сгорая под твоим голодным взглядом. тянешься первым, потому что подумал, что так будет правильно, потому что разум сейчас уже не принадлежал тебе, а демоны в голове потихоньку вырывались наружу. ее губы на вкус совсем такие же, какими ты их всегда представлял. сладкие, податливые и до дрожи в коленях охуенные. она отвечает на поцелуй, совсем не растерявшись, словно они не какие-нибудь друзья, а влюблённая пара. отстраняется первой, опуская руки. не чувствуя ее опьяняющих объятий только сейчас понимаешь, что только что произошло. — что мы делаем? — испуганно шепчет, все еще находясь так близко, что на своих губах ты чувствуешь каждое ее слово. не отвечаешь на вопрос, молча заправляя прядь идеальных белых волос ей за ухо. она смотрит на тебя так, что член уже разрывает от возбуждения, а затем сама накрывает твои губы своими. этот поцелуй не похож на первый, он совсем не нежный и не сладкий. кусаешь нижнюю губу, грязно запуская язык ей в рот, ведь ты клаву не любишь. целоваться с ней — это не просто целовать какую-то очередную валю карнавал. — егор, — шепчет на выдохе, разрывая затянувшийся поцелуй, — мы не можем. упирается ладонью тебе в грудь, но отталкивает вяло, как будто не решается. ее прикрытые глаза и дрожащие ресницы говорили сами за себя, хоть сладкий ротик и твердил обратное. как-то слишком резко хватаешь ее за руку, ведя за собой в спальню. сейчас лучше всего будет отключить разум и сделать то, что, возможно, все-таки заставит тебя потерять её, но куда хуже будет так и не попробовать, мучаясь каждый день. возможно, она намного пьянее, чем ты. возможно, она не отдает отчет своим действиями, но то, какими глазами она смотрит на тебя и как остервенело целуется, выкидывает из головы все оставшиеся разумные доводы. клава уже под тобой. она уже ни о чем постороннем не думает, только о твоих влажных губах и ненасытных руках, оккупировавших все её тело. твои губы слишком быстро срываются вниз. мокро проводишь языком по шее, снизу вверх, затем начинаешь медленно кусать нежную кожу, наслаждаясь тем, как она почти дрожит в твоих руках. ты не любил клаву, ты клаву отчаянно хотел. она вглядывается в твои глаза, наверное в последний раз. тонет в их голубизне, не отдавая отчет ничему, что сейчас происходит. впускает пальцы в непослушные кудряшки, слегка царапая кожу головы. твои руки смело скользят под ее розовую футболку, исследуя каждый сантиметр. ты бы никогда раньше не подумал, но оказалось, — это все, что им было нужно. клава прикрывает глаза, слегка выгибаясь, отдавая себя каждому твоему касанию. твои губы на шее, на ключицах, на ребрах прямо под задравшейся футболкой. ты не любил клаву, ты любил то, какой чувственной она могла быть. секс с клавой был бы неуместен, не будь вы так пьяны, что уже буквально раздевали друг друга глазами. ну и какая это дружба, если от ее такого взгляда внутри взрываются петарды? ты не понимал раньше, но осознал сейчас, что искры, которых не ощущал в ваших отношениях были не просто искрами, а настоящими фейерверками. ты не замечал их, потому что сам не хотел видеть очевидного. ее футболка летит на пол, а руки чувствуют свободу, усиливая давление на желанное тело, таявшее от каждого прикосновения. помогаешь ей стянуть футболку и с себя. к чему вся эта одежда, если гораздо лучше без нее? к чему формальности? к чему все эти слащавые слова о дружбе и любви, если гораздо проще просто напиться и делать то, что хочется именно сейчас? опускаешь руку ниже, проводя пальцами по ширинке её светлых джинс. она вздрагивает, выгибая спину и закусывая губу. одно прикосновение через плотную ткань почти доводит ее до оргазма. больше не смотрит на тебя, что очень огорчает, ведь в ее глазах можно застрять навечно, а ты не хочешь, чтобы этот момент когда-нибудь заканчивался. — посмотри на меня, клавчик, — до невозможности родной голос заставляет ее вздрогнуть сильнее, чем смелые движения пальцев по джинсовой ткани. она вдруг приподнимается на локтях, немного отползая от тебя. ты устал. устал от нее и от того, что она не дает тебе того, что ты сейчас хочешь больше всего на свете. она тоже хочет, безумно хочет тебя, но она не хочет знать, что будет потом. — егор, не так, — ее язык заплетается. возможно, она, действительно, выпила намного больше или унесло ее намного дальше. — не будем, не сегодня, мы пьяны. мысленно ты согласен с ней, но глаза боятся — руки делают. демоны уже вырывались, и их не остановит ничего. — хочешь выставить меня моральным уродом, а? — хрипло шепчешь ей на ухо, рукой касаясь колена и ведя ее выше. — я вижу твой взгляд, клав. и всегда видел, просто не обращал внимания. ты не пай-девочка, не строй из себя недотрогу, — кончиком языка проводишь по уху, снова пуская мурашки. — егор, пожалуйста, — тихо шепчет она, уткнувшись в твое плечо, пока твоя рука медленно оглаживала бедра. и о чем она просит своим этим пожалуйста? ты больше не чувствуешь сопротивления с ее стороны, ты полностью заполнил её сознание и продолжаешь настойчиво проявлять свое самое дурное качество. ты умеешь обольщать девушек, и единственная девушка, которая тебе нужна, сейчас тает от твоих прикосновений, даже особо не пытаясь скрывать свои настоящие эмоции. ее начинает мутить, когда сильная рука проникает сначала под мгновенно расстёгнутые джинсы, а затем и под белье. хватается за нее, чтобы удержать, но тебе это никак не мешает. она задыхается от приятных ощущений, смешавшихся с подступающей тошнотой, пока твои пальцы легко проходятся вверх вниз. она может сколько угодно раз сказать, насколько ей не нравится то, что вы делаете сейчас совсем не из дружеских побуждений, но она больше не хочет лгать. клава давно поняла, что её чувства к тебе совсем не дружеские. возможно, они были такими по началу, но стоило тебе подпустить её ближе, как она упустила тот момент, когда начала влюбляться. она всегда была умной девушкой, но слишком впечатлительной, эмоциональной, слишком восприимчивой. ей понравился егор крид, говоривший нежные комплименты. егор булаткин, рассказывающий истории из детства. егор, который мог слишком далеко зайти, когда злился. ты не пугал её. но пугаешь сейчас. и, о боже, как это возбуждает. или все-таки возбуждение всего лишь пришло из-за выпитого алкоголя? будь это изменивший ей гордей, начала бы она стонать, или так же гордо бы молчала? ты будто точно знаешь, что нужно делать с ней, заставляя выгибаться от каждого неосторожного движения пальцев, задевая все мыслимые и немыслимые эрогенные точки. ты знаешь, как расположить ее к себе и как сделать больно. и ей, действительно, больно. парень, которого она любила, изменил ей. друг, которого она тоже любила, буквально пользуется ей, а она не может помешать, даже двинуться не может, потому что мозг не соображает от выпитого. но, будь она трезвой, смогла бы остановить его? хватило бы ей смелости сказать четкое нет, а не просто слабо отталкивать его ради приличия? может виноват совсем не алкоголь? может быть в ней говорит возбуждение, разливающееся теплом по всему телу. может не настолько она и пьяна, что неспособна остановить тебя. может, на самом деле, она просто не хочет, чтобы ты останавливался. сжимает ноги, не зная для чего: приблизить оргазм или закончить все, пока вы не зашли слишком далеко — туда, откуда простыми друзьями обычно уже не возвращаются. — клава, — начинаешь мягко, вытаскивая влажную руку, как бы демонстрируя насколько сильно она возбуждена. девушка отворачивается, и твой голос становится тверже — расставь ноги шире. прозвучало как приказ, и она не посмела ослушаться. прикрыв глаза, медленно расслабляется, отдаваясь полностью в твою власть. она оказалась слишком слабой для того, чтобы устоять перед твоей настойчивой сексуальной энергией, которая давила на нее повсюду: влажные губы на шее, голодные глаза, ловкие пальцы, вытворяющие нечто невероятное. тебя еще больше заводит вся эта нелепая до ужаса ситуация. наконец стягиваешь с нее узкие джинсы вместе с бельем, погружая пальцы в теплую влагу. она течет, как сука. и тебе приятно от одной мысли о том, что до такого состояния довел ее именно ты. закусывает губу, слегка выгибая спину, но тихий стон все же вырывается из ее рта, доводя тебя до абсурда. ты увлечен ее этой реакцией, внимательно следя за каждым движением мышц прекрасного личика. отстраняешься, отчего она издает тихий недовольный стон. хватается за твою руку, пытаясь вернуть ее, ведь ты уже почти довел ее до конца, но рука устраивается на постели рядом с ее головой, не обращая внимания на попытки холодных пальцев вернуть ее обратно. ты видишь ее покрасневшее лицо, недовольно-возбужденный взгляд, слегка изогнутые губы. очерчиваешь пальцами скулы, всматриваешься в нее. у клавы замирает сердце. — егор, пожалуйста, — шепчет она как в бреду, мысли путаются. единственное, чего она хочет — он. снова это пожалуйста. ты снова тонешь в ее глазах. сделаешь все, о чем она попросит. стягиваешь ненужные штаны, так больно сдавливающие возбужденный член, наконец выпуская его наружу. клава не думает ни о чем, смыкая вокруг него пальцы. клава бездумно хочет твоих прикосновений, почувствовать тебя еще раз, чтобы ты наконец довел ее до искорок в глазах. но эти искорки и так уже давно застыли в ее глазах. какой же ты дурак, что не замечал их раньше. от того, насколько она прекрасна, хочется выть. от того, как слабо ее пальцы сжимают напряженный член, хочется подпрыгнуть до потолка. резко хватаешь ее руки, поднимая и прижимая их к постели прямо над ее головой. одна рука может спокойно удержать два запястья, поэтому вторая уже приставила головку к ее входу, доводя обоих до сумасшествия. ты можешь даже поклясться, что так сильно ещё никогда никого не хотел. первый неосторожный толчок вышел гораздо резче, чем ты рассчитывал, заставляя ее судорожно выдохнуть весь воздух и зажмурить глаза. она слегка приподнимает голову, прижимаясь к твоему лбу, а ты опускаешь ее руки, потому что удерживать их бесполезно. потому что она уже твоя. клава пытается неуклюже поцеловать, пока ты медленно начинаешь двигаться, заходя на половину и обратно. ее руки поглаживают спину, пытаясь прижать тебя сильнее к ее телу, но ты терпеливо сохраняешь ритм, который задал. слишком нежно, слишком чувственно. — мы тут не любовью занимаемся, — заглядывает тебе в глаза своими холодно-серыми, без намека на теплые оттенки зелёного и голубого, поглубже впивает ноготки в спину, заставляя двигаться грубее. от пронизывающего взгляда бегут мурашки, и ты и вправду ускоряешься, буквально вдалбливая её в кровать. то, чем вы занимаетесь, можно было назвать любым другим словом, кроме этого, потому что любви не было ни капли. клава отводит взгляд и протяжно стонет. ты удерживаешь ее за тонкую спину, чувствуя, как ее начинает пробивать дрожь. никто еще не доводил ее до такого яркого оргазма. тепло волнами разливается по телу, а ты, продолжая двигаться, только усиливаешь полученное удовольствие. она снова борется с желанием остаться, и с желанием соскочить и отползти назад, подальше от него. но смысла бороться нет, невозможное уже было сделано. ты и сам на грани, а ощущая, как ее стенки туго сжимаются вокруг члена, и вовсе сдаешься, вытаскивая его в самый последний момент, спуская теплую сперму на плоский живот. тяжело дышишь, вглядываясь в ее слегка испуганные глаза. клава все еще возбуждена, все еще судорожно глотает воздух, но страх успел прийти вместе с оргазмом. страх от того, что они сделали, но больше от того, насколько сильно ей это понравилось. у тебя еще неделю назад была девушка, которую ты совсем недавно бросил, клаве изменил парень, но вместо того, чтобы плакаться друг другу, вы занялись сексом, получив колоссальное удовольствие. вот такие вот охуительные друзья. целуешь соленые слезы. аккуратно берешь ее лицо в ладони, вглядываясь в любимые глаза. — егор, я не… — пытается что-то сказать, но ты прерываешь ее, мягко целуя в губы. она в восторге от твоих быстро сменяющихся эмоций. ты можешь быть мягким и нежным, но одновременно с этим можешь быть грубым, резким, ненасытным. — тшш, — шепчешь на ушко и ложишься рядом, притягивая ее к себе. она устраивает голову на груди, а ты вдыхаешь ее сладковатый запах, перемешавшийся с запахом секса, витающим в воздухе. в груди зарождается щемящее чувство, пока руки прижимают ее к себе. ты удивляешься, потому что это чувство — ничто иное, как любовь. она твой стимул, ты ее климат на ночь, а на утро глаза спрячем. забывай, забывай, забывай. утром она сделает вид, что ничего не было. проснётся раньше, сходит в душ, даже рубашку твою не наденет. не взглянет на тебя, когда, проснувшись, пошаришь рукой по кровати в ее поисках. встанешь с постели, молча пройдя в ванную комнату. под холодными каплями начнешь приходить в себя, смывая ее касания, пока она в твоей гостиной сядет у зеркала, замазывая следы твоих губ тональным кремом, оставшимся здесь еще от прошлой девушки. он не подойдет ей по тону, он темнее ее фарфоровой кожи, но клава сделает вид, что так и должно быть. но её бельё всё мокрое, отрицай, отрицай, отрицай.