Каз
Каз не мог отвести взгляд от Инеж. В этом темно-синем шелковом платье в пол, с аккуратной прической в виде сплетённых вместе косичек, как самая темная ночь Нью-Йорка, волос, с тонкими длинными перчатками, идеально подходящих платью и скрывающих от лишних глаз бронзу ее кожи, которая сегодня пахла персиком (Каз сходил с ума от этого запаха) она была невероятной. Сошедшей с небес звездой. Невероятной, манящей и такой далекой, яркой и родной. Каз поправил манжеты своего смокинга. Смотря на Инеж, он видел величественную осанку, гордо поднятый подбородок, уничтожающий взгляд, казалось, она была рождена для таких вечеров, для таких платьев. Сам же Каз чувствовал себя ужасно. Он стремился к такой жизни. Стремился к тому, чтобы вести именно ее, его Инеж, в таком платье сюда. Но сам кажется навсегда остался на грязных улицах Большого Яблока. Но Каз старательно играл свою роль. Он игнорировал заинтересованные, презирающие, знающие и недоумевающие взгляды. Он уверено шагал в начищенных до блеска ботинках, в руках держа бокалы для него и его спутницы. Смокинг был идеально пошит на заказ, а потому ничего не сковывало его движения. Разве что больная нога. Калеки не ходят в подобные места. Точнее ходят. Но сегодня он не калека. Он молодой и перспективный предприниматель Каз Ритвельд, который приехал в большой город за деньгами и развлечениями. Светскими развлечениями. А потому позвал свою прекрасную спутницу в театр. Инеж стояла у одного из столиков в кафе. Ее тонкие пальчики в шелковых перчатках переворачивали странички программки, которую Каз, как истинный джентльмен, купил своей даме. — Думала ты весь антракт простоишь в очереди, — улыбнулась она. Каз знал каждый участок ее кожи, ведь за столько лет мог только и делать, что наблюдать и запоминать, и лишь мечтать, что когда-нибудь коснётся ее. Сегодня на ней был легкий макияж. Немного теней, туш, блеск для губ какого-нибудь клубничного вкуса, судя по слегка красноватому оттенку. Каз видел множество девушек в своей жизни, но никто не мог сравниться с реакцией замирающего сердца при виде Инеж. Он передал ей бокал, слегка скривив губы в улыбке на ее фразу. Она элегантно взяла его и сделала маленький глоточек, хмуря бровки. — Только не говори мне, что ты все-таки успел кого-то обобрать в этой очереди, — прошептала она. Каз улыбнулся искренне. Инеж знала его повадки, знала, что находиться в таком обществе и не украсть что-нибудь — это упущенная возможность. Однако сегодня все было иначе. — Нет, дорогая Инеж, — растягивал он слова. — Я уже давно нашел способы как заработать и не марая свои многострадальные руки… Поэтому сегодня я здесь только ради тебя в этом невероятном платье. Щечки девушки покрылись небольшим румянцем, а пальчики сжали ножку бокала. Каз еще раз довольно улыбнулся. С недавних пор вызывать такую ее реакцию стало для него смыслом жизни. В этом конечно же помогла сестра. Джиджи, как всегда это бывает, просто сказала ему в лоб, что и как надо делать. Каз до сих пор вспоминал ее: «Братиш, твои взгляды понимаю только я, да мое отражение. Все остальные в душе не чают, что все это означает. А все твои действия без необходимых слов остаются незавершенными. Иногда говори, что думаешь. Жизнь станет легче». И вот. Он пытается говорить, с удивлением замечая, что ему это нравится. «Я здесь только ради тебя… Ну и ради одного дела» — думал Каз, наблюдая за искрящимися глазами Инеж. Ей не стоит знать вторую причину их посещения театра. Конечно, сначала эта причина была основной, но после радости Инеж, когда та узнала, что идет в театр, после ее счастья от нахождения в светском обществе в прекрасном платье, которое Каз тоже заказал ей в ателье, после ее искреннего интереса за повествованием во время всего первого акта, он уже и начал забывать, что находится здесь ради прикрытия. Впрочем, кто говорил, что полезное нельзя совмещать с приятным? — И все равно мне кажется, что здесь что-то не так, — сощурила глаза девушка. — Ты какой-то слишком нервный… «Потому что, дорогая Инеж, есть и третье дело, о котором ты не знаешь, но которое очень важно для… нас». — Не каждый из нас цирковой актер, который может держать ровно спину и при этом не падать в грязь лицом… — Конечно-конечно, — улыбалась саркастично Инеж. — Не каждый из нас умелый вор и аферист… — Может быть мне не удобно в этой роли? — Скорее я поверю, что тебе не удобно без трости. — И это тоже, — кивнул серьезно Каз. — Нога? — взволновано спросила она, вмиг растеряв всю игривость и сарказм. — Скорее раздражающие взгляды… — Когда Каза Бреккера волновали чужие взгляды? — Когда эти взгляды направлены на тебя… Инеж замерла, а он отпил из бокала. «Нет, сестренка, говорить то, что хочешь не всегда правильно. Потому что я хотел сказать совершенно не это» — он отставил пустой бокал на столик и подал ей локоть, потому что звонок оповестил всех, что пора возвращаться в зал. Боковым зрением он поймал еще один похотливый взгляд какого-то жирного чиновника. Легким движением он снял перчатку и переместил голую ладонь на поясницу Инеж. Открытую поясницу. И зачем он заказал платье с открытой спиной? Инеж вздрогнула, а жирдяй недовольно поднял взгляд на Каза. «Моя собственность. Только моя» — это он хотел сказать, а еще это он хотел доказать всему миру. В первую очередь и себе, и ей. Мягко огладил бронзовую кожу пальцами. Инеж сдавлено выдохнула. Вода подступила к пяткам. Он не убрал руку, чувствуя тепло и запах персиков. — Я уже говорил, что у меня прекрасный вкус на женские платья? — А еще на шляпы, костюмы, пальто, обувь… На все, кроме прически, — улыбнулась Инеж, проходясь рукой в перчатке по его груди, будто хватаясь или сдерживая, или маня. В любом случае Каз сдавленно выдохнул, потому что не смог отвести взгляд от этих прекрасных черных омутов. — И почему вам не нравится моя прическа? — спросил он, на автомате проводя второй рукой по голове. — Может потому что хочется сделать это за тебя, — она коротко прошептала, взглядом указав на его недавнее действие. Они прошли в зал и заняли свои места. Леди и джентльмены высшего общества, те, кто считают себя выше и лучше других, те, кто так похож своим нутром на канальных крыс, из которых вышел Каз, таких же пошлых и грязных, только в красивеньких костюмчиках и платьишках, не спеша усаживались в кресла. Гул мягко перетекал от ряда к ряду, а Каз улавливал ближайшие разговоры. «Политика, деньги, деньги, секс, политика…» — все одно и тоже. — И тебе здесь нравится? — спросил он у Инеж. — Это ты меня сюда позвал, — пожала она плечиками, а после осмотрела зал и добавила. — Здесь мне не нравится. Но то, что происходит там, — она тыкнула пальчиком на сцену, — мне нравится. — Как люди корчатся и дурачатся, изображая других несуществующих людей? — Это искусство, Каз, — вздохнула Инеж. — Зачем ты хранишь ту картину из дома купчика? — Показатель того, что я могу вскрыть любой замок. Ну и того, что в любой момент могу продать и выручить много денег… — Хорошо, — снова вздохнула она. — Зачем же тогда люди ходят в цирк и на акробатические представления? И пока ты не успел ответить, — заткнула она его, положив пальчик на губы. — Скажу я. Они ходят туда, чтобы получить эмоции, что-то новое и яркое, они переживают за акробатов, и в этот момент по-настоящему учатся ценить свою и чужие жизни… Искусство, Каз, не только для того, чтобы заработать деньги или кому-то что-то доказать, оно открывает нашу душу, просветляет умы… — А теперь скажу я, — повернулся к ней Каз. — Искусство — это еще один способ заработать деньги и славу. Потому что автор выражает свои мысли, он ставит себя выше других, считает, что несет что-то светлое и правильное, и убеждает в этом других. Отчего фили ведутся и покупают его произведения. Искусство — это еще один вид предпринимательства, направленный только уже не только на кошельки, но и на умы. Акробатам и правда сопереживают, как и девушке, которую режет фокусник. Но мы-то знаем, что это лишь фокус. — То есть ты бы не пошел на наше семейное представление? — Пошел бы, — немедля ответил он. — А как же то, что это развлечение для филь? — Там была бы ты, — тихо ответил он, обращая взгляд на сцену. — И я не пожалел бы об этом, — свет начали гасить, но Каз увидел боковым зрением, как замерла Инеж, как мягко прикусила нижнюю губу, как быстро стала подниматься ее грудь. Он протянул руку без перчатки, которую так и не надевал, и нашел ее ладошку, мягко сжал, нежно проводя пальцами по шелку. — Каз… — выдохнула она. — Наслаждайся искусством, — шепнул он. — А я буду наслаждаться тобой.***
— С уверенностью можно сказать лишь одно, — рассуждал Каз, помогая Инеж надеть ее пальто в холле, — это было лучше, чем «Зверская комедия»… — Все что угодно будет лучше, чем «Зверская комедия», — скривила лицо девушка. — А это было… прекрасно, Каз, — она расплылась в мечтательной и спокойной улыбке. — Спасибо… — Пожалуйста, — искренне улыбнулся он в ответ. Они вышли спустя добрых три часа бессмысленного сидения на месте. У Каза чесались руки что-нибудь украсть или набить морду всем этим простофилям. Это не была засада, где по сути происходило тоже самое: он бы сидел в укромном месте, в темноте и наблюдал за объектом слежки. Это не была усиленная работа мозга, когда он мог смотреть в даль и придумывать планы. Нет, это была пустая трата времени. Сюжет он знал и по программке, игра актеров его никак не задевала, а весь шарм интеллигенции только отвращал. Но он покорно сидел и ждал. Потому что Инеж рядом светилась каким-то магическим светом. Никому незаметным, но таким волшебным, будто внутри нее зажгли Люмос. Она так искренне улыбалась, так завороженно смотрела на сцену. И Каз даже не ворчал, чтобы не спугнуть ее такую, не сдуть этот хрупкий свет внутри нее своим недовольным дыханием. Он и сейчас продолжал наблюдать за ней, такой счастливой и открытой. Казалось, она стала той самой девушкой девятнадцати лет, какой и должна быть, а не потрепанной жизнью с разбитыми мечтами и надеждами. Каз никогда не станет прежним счастливым мальчишкой, но это не означает, что Инеж, или Джиджи, должны следовать его примеру. Они вышли из театра. На улице падал снег. Январь был в самом разгаре. Зимние праздники прошли, но послевкусие осталось, а потому некоторые улицы Нью-Йорка еще напоминали своими украшениями о счастливом для кого-то Рождестве и Новом Годе. Возле обочины они поймали такси, и Каз, назвав адрес, взял Инеж за руку. — Ты расскажешь? — тихо спросила она. Он удивленно выгнул бровь. — Каз, не держи меня за дурочку, я прекрасно понимаю, что все это что-то означает, — она обвела рукой свое платье и его смокинг. — Вы что-то опять задумали с Джей. Не зря она уже несколько недель стоит в порту… Каз довольно улыбнулся. Про Джиджи он не говорил Инеж, а значит она сама навела справки. Его девочка. — Вообще это было взаимовыгодное дело, — пожал он плечами. — Как всегда, — выдохнула почему-то с ноткой грусти она. — Что на этот раз? — Ничего особенного, — ответил он. — Сестра попросила обеспечить ей пустую квартиру одного чиновника. Я подкинул ему билеты в театр, а потом решил, что нужно подстраховаться, ну и пригласить тебя в театр… — То есть в театр ты меня позвал, потому что захотел? — Один я бы не выдержал и первые десять минут. — И все? Каз переплел их пальцы. — Нет, — выдохнул он. — Мне тебя пытать? — после долгого молчания недовольно спросила Инеж. — Можешь попробовать, но ты же сама прекрасно знаешь, что не выйдет… — Не переводи тему! — Инеж… — он посмотрел в окно. Они подъезжали к нужному месту. — Давай я скажу тебе на улице? Она нахмурилась, но кивнула: — И не надейся, что я забуду. — И в мыслях не было, — оскалился он. Они подъезжали к небольшому особняку, ничем не отличающемуся от других таких же в этом районе. Богатом районе. Тут живут министры, на выходные из Нью-Йорка приезжают сенаторы, богачи с Уолл-стрит скупают здесь недвижимость по баснословным ценам, здесь живут и чистокровные маги, те, что не чураются жизни возле маглов, возле богатых маглов. Этот райончик почти что отдельный маленький городок, ограждённый высоким забором, собственной охраной и конечно же высоким положение своих жильцов. Все дома тут похожи друг на друга: дорогущие пентхаусы, величественные родовые поместья с гектарами земли в собственности, миленькие садики, ровный газон. Здесь жил когда-то богатейший чистокровный род Ван Эков. Он и дальше продолжает здесь жить. Уайлен и Джеспер, с матерью купчика присматривают за поместьем. Кубинец помогает вести дела, и они оба являются частыми участниками их авантюр. Хоть Уайлен изначально и был против, но вскоре сам втянулся в невероятный азарт погонь и продуманных планов. Чем не упускают пользоваться Каз и Джиджи. Они с радостью принимают друзей, конечно кроме Бреккеров, потому что они с сестрой ходят в особняк Ван Эков только по делу. Инеж же с радостью всякий раз принимает их предложение пожить в доме, как и Нина с Матиасом, хоть эти двое нашли какую-то квартирку на окраине города. Уайлен рад каждому из них, а Джес завалит своими разговорами или уговорит-таки сыграть партийку в карты. Они подъехали прямо к узорной калитке. Каз расплатился с водителем и вышел из такси, подавая руку Инеж. Девушка с радостью приняла его помощь, встречаясь горящими глазами с взглядом цвета терпкого кофе. — Сейчас? — тихо спросила она. — Сейчас, — кивнул он, наклоняясь к манящим пухлым розовым губам. «Персик» — вкус ее помады. Не клубника, как он думал, а персик. Такой же на вкус наверное, как и ее кожа, которая почему-то пропитана именно этим запахом. Он остервенело впился в ее открытый в шоке ротик, целуя так, будто у него не хватает воздуха, будто он задохнется, если перестанет. А в голове стучит набатом сердце, ожидая, когда его накроет ледяная волна. Инеж уперлась в его грудь ручками, пытаясь отстраниться. И он замер. Он продолжал прижимать ее к себе, продолжал касаться губ своими, но не шевелился, смотря ей в глаза. В напуганные глаза, которые уже заволокло пеленой слез. Он сжал свои губы в тонкую полоску, прикрывая глаза, соединяя их лбы. Вопреки его ожиданиям ничего не произошло. Вода не подобралась ни к его сердцу, ни к его рукам, а это прикосновение не вызвало в нем отвращение, только дикое желание. Которое он не смог контролировать, и которое сделало ей больно. — Прости, — выдохнул он. — Кажется всю жизнь мечтал сделать это… И боялся, что у меня не получится… «Сдержать воду». Он открыл глаза, наблюдая за глазами напротив. Девушка не могла определиться со своими чувствами. Каз читал в ее взгляде осуждение, понимание, боль, желание, страх… Наверное, она также запуталась, как и он. — Я готов сделать следующий шаг, Инеж, — прошептал он. — Все еще не так просто в этом отношении, но я продвинулся вперед. Я хочу… Хочу, Инеж… — Каз… — Мой кабинет в Клепке всегда для тебя открыт, — он отстранился, оставляя легкий поцелуй на ее щеке. — Я буду ждать. Сегодня. И всегда… Каз взял ее за руку, проводя за калитку. Инеж молчала, коротко сжимая его руку. Уходя, она бросила на него взгляд и скрылась за дверью особняка. Он развернулся на каблуках своих начищенных до блеска ботинок и пошел в сторону каналов. Взмахнув палочкой, он снова превратил палочку в трость, смокинг — в привычный костюм. Исправить правда что-либо по взмаху волшебной палочки было не так-то просто. А человеческие чувства и эмоции так вообще не поддавались магии. Кажется, он пропал. Сделал шаг, приведший к провалу. Самобичевание никогда не было коньком Каза Бреккера, а потому он продолжил свой путь, не отчаиваясь, не опуская руки. Он сделает все, чтобы Инеж была его, он не упустит ее, только не сейчас, когда близок к цели. Он все шел и шел по узкому коридору. Здесь его никто не сможет найти, никто не нападет, никто не потревожит мысли. На развилке влево, через два прохода направо, а после по прямой. Сейчас, казалось, ему будут рады лишь в одном месте. Лишь один человек не отвернется от него, потому что она обещала, клялась на мизинчиках. Он ускорил шаг. Не сказать, чтобы Каз когда-то чувствовал приступы клаустрофобии или страдал от своего недуга под землей, а не от прикосновений, но сейчас ему было плохо. Изначальная идея пройтись пешком и проветрить голову, показалась чертовски неуместной и глупой. Ему плохо, в очередной раз он не может сдержать свои эмоции, свои страхи. Нога начала пульсировать. Тошнота поднималась к горлу. Аппарировать в таком состоянии было опасно, а ему оставалось надеяться лишь, что он правильно проложил свой путь. Заветная дверь оказалась как никогда кстати. Рывком открыв ее, Каз ворвался на один из складов Джиджи в порту. Дверь прикрывали какие-то ящики, пусть она и была скрыта магией, но так сестре было спокойнее. Он схватился за первый попавшийся деревянный ящик, съезжая по закрытой только что двери. Его трясло. Колошматило в разные стороны. Руками он нащупал палочку и взмахнул ей, отправляя клич помощи сестре. Мозг снова начал работать. Почему-то после окончательного осознания своей беспомощности он готов адекватно мыслить. Сначала надо выровнять дыхание, успокоить руки, перестать глотать воздух, как после долгого бега. Выровняв дыхание, Каз решил оглядеться, чтобы отвлечь мозг от собственного состояния. Новенькие коробочки стояли недалеко от входа. Видимо Джиджи на выходных все-таки съездила в Южную Америку. Там она обычно закупалась ингредиентами для зелий Уайлена, тем белее именно на ферме неподалеку от Рио она смогла развести редкое существо — мурлокомль, который выделяет необходимый для лечебных зелий сок. Волшебники считают, что многие магические животные и растения могут расти только в местах своего обитания, но на самом деле их легко можно разводить и в других уголках планеты, пусть и слегка нелегально, но зато очень прибыльно. Мысль о грибах, вместо корней у которых черви, успокаивала и приводила в тонус. Оттого, когда дверь открылась и в просвете появился образ сестры, Каз чувствовал себя уже лучше. — Снова? — удивилась она, подходя ближе, но не пытаясь к нему прикоснуться. — Дай руку, — прохрипел он. Девушка без промедления протянула ему свою ладонь. — Без перчатки… — Каз… — Перчатки, — настаивал он, и после, когда Джей сняла свои черные перчатки, он ухватился за ее холодную ладонь. Ком, собирающийся все это время в желудке, поднялся выше к горлу. Но он отогнал его обратно. Каз аккуратно ощупал руку сестры, провел большим пальцем по костяшкам. — Поговори… — Там… Николай приехал… Хотя ты, наверное, знаешь, — улыбнулась она, присаживаясь рядом с ним, но не касаясь его. — пришлось на время его сплавить в Клуб Воронов, якобы за тобой, но на самом деле ты же прекрасно знаешь, что я просто не могла взять его на дело… — Нашла, что надо было? — успокаивался он, продолжая гладить ее руку. — Даже больше, — улыбнулась она. — Этот чиновник навел меня на другую нить, которая связывает наш конгресс и британское министерство. Маги в кое-то веки проявили сообразительность и использовали в своих делах маглов. Те бумаги, что я выкрала тогда с базы Фаррелла были не просто подделкой, а магической подделкой. А его заказчик здесь был связан с конгрессом. Либо наши американские маги решили лезть в политику маглов, либо в Аравийском полуострове их интересует что-то другое… — Ты собралась в политику? — удивился Каз. — Ни за что, — отмахнулась Джиджи. — Собираю себе портфолио для новой власти в Англии. — Министерство не устоит? — Очень навряд ли, — ухмыльнулась она, поднимаясь и утягивая его за собой. — В любом случае после того, что грядет, будет иная власть… — Поттер? — Он слишком молод для политики, — отмахнулась сестра, уводя его со склада. — Кто-то из его приближенных. Уизли, Грюм, может быть сам Дамблдор… — Ты же говорила, что на него собирается покушение, — удивился Каз, отпуская руку и надевая перчатки. — Если они будут и дальше так «собираться», то старик еще и нас переживет… — Того, что грядет, — повторил он ее слова, когда она закрывала склад на ключ. — Война, Джей… — Я знаю, — кивнула она. — И пытаешься сделать все, чтобы потери были минимальны? — спросил Каз, шагая уже в сторону «Малого пса» по набережной. — Капкан, дом, целебные зелья, — намекнул он на новенькие ящики. — Ты ведь не собираешься оставаться в стороне… — Нет, Каз… Не собираюсь, — она остановилась возле небольшого причала, облокачиваясь на холодные поручни. — Мое присутствие ничего не изменит, я ничего не могу сделать магу с волшебной палочкой… Но в его армии не только волшебники. Там оборотни, акромантулы, тролли, дементоры, не удивлюсь, если там будут и русалки… А это мне по силам, ты же знаешь… — Знаю, — выдохнул Каз, вставая рядом. — Возможно я совершил ошибку, которая стоила всего… — Возможно? — Возможно, — кивнул он. — Я напугал ее… — Я тоже пугалась и не раз… — А сейчас? — С нетерпением жду, когда он попытается меня «напугать»… — Почему не сделаешь первый шаг сама? — Управлять им легче, чем собой, — призналась она. — Я не хочу делать ему больно, когда вдруг осознаю, что мне стало… плохо. — Я думал, что у меня все под контролем… — Это стоит контролировать? — Видимо, нет… — Ты оставил ей выбор? — Да, — выдохнул Каз облачко пара. — Спасибо… — Я всегда рядом… — Не всегда, — поправил он ее. — Ты еще губки надуй, обиженка, — улыбнулась она. — Ты более живая, когда он рядом, — заметил Каз. — А ты более отстраненный, когда она рядом, — ответила Джиджи тем же. — Все сложно, — оправдывался он. — Все сложно, — согласилась она. — Возвращайся к нему, — подтолкнул Каз ее к кораблю. — Мне уже легче. Прогуляюсь до Клепки, подумаю. Сегодня увидел несколько перспектив… Джей улыбнулась, убирая руки в карманы пальто. — Я наведу пару справок по тому делу. И готова всегда выслушать ваши предложения, братик… — Ты первая о них узнаешь, — заверил он ее. Она кивнула и развернулась, уходя к своему кораблю. Каз видел, как она поднимается по трапу, как подцепляет доски крюками, убирая единственный путь на борт, а после поворачивается к нему. «Она в безопасности» — понимает он и тоже уходит. Сестра всегда помогала ему, всегда была рядом, чтобы он не говорил и как не обижался. Джиджи была его домом и семьёй. И именно она могла не только направлять его преступный мозг в нужное русло, но и направляла его действия во благо. Именно с её подачи несколько лет назад в такой же снежный январский день они были в Лиже, у могила отца Каза. В тот день рядом появилась ещё одна могила: Джорди Ретвельд. Сестра настояла, что он должен быть похоронен, хоть тело его уже давно истлело в огне, но он достоин памяти, а Каз достоин этой памяти. — Его ведь там нет, — флегматично заметил Каз. — Но это не значит, что его нет вовсе, — пожала она плечами. — Как раз это и означает смерть… — Его могила — это не смерть, а лишь место. Бетонная плита. Где ты можешь с ним поговорить… — пояснила Джиджи. — Он не ответит, смысл с ним говорить? — Потому что по большей части этот разговор будет с самим собой… — Люди говорят с могилами вместо похода к психологу… — Или после этого похода, — улыбнулась она. — В любом случае, кладбище — это и место, где можно услышать что-то интересное, — она коротко кивнула в сторону других посетителей своих мёртвых родственников. Тогда Каз одобритедбно улыбнулся. И посещал кладбище, чтобы подслушать разговоры. Каждый год. Он делал вид скорби и смотрел на пустую могилу брата. Только за тем, чтобы подслушать тишину. Путь до Клепки оказывается недолгим. Каз не обращает внимание на снег под ногами, на веселые разговоры подвыпивших прохожих, на свет от ярких гирлянд в витринах. Он думает. Уже не о том, как добиться, как вернуть. А о том, что делать дальше. В голове всплывают сотни схем. А мозг наконец находит нужный путь развития и, ухватившись за новую идею, пытается ее раскрутить. Нужно создать небольшую фирму по уходу за дорогими украшениями, разослать рекламу богатеньким бабкам, которых видел сегодня Каз в театре. Удивительно, но они почему-то ходят в невероятно дорогих украшениях. И невероятно грязных. Маглы вроде не особо придумали, как разобраться с этой проблемой, но вот маги… Впрочем, Каз не задумывался придумали что-то подобное маги или нет, если надо он и сам придумает, только вот то, что точно придумано магами, так это прекрасные подделки. Бабки отдают украшения в организацию мастеру, а уже через несколько дней получают хорошую подделку, чистую и красивую. Провернуть так с парой украшений, а потом по тихой сбыть их в том же Лондоне. Дойдя до Клепки, он воодушевленно поднялся наверх, в свой кабинет, и не раздеваясь, сразу начал рыться в бумагах и картах. «Нужно более-менее приличное помещение. Реклама в видных местах…» Чьи-то руки мягко огладили его напряженные плечи, снимая пальто. «Она здесь». Он не вздрогнул, не показал, что удивлен или напуган. Бумаги были отложены до лучшего времени. Он ожидал, что почувствует холодную воду или тошноту. Но ничего не происходило, он понимал, кто это, он хотел этого. — Инеж, — выдохнул он, когда с него был снят уже пиджак. — Ты… — Я готова сделать следующий шаг. Он перехватил ее руки, которые поглаживали его спину. Поднеся к губам, он мягко поцеловал каждый бронзовый пальчик. Развернулся к ней лицом, подхватывая палочку руками и кидая на дверь сильнейшие чары, которые он только мог сейчас вспомнить. А после мягко, аккуратно придвинулся к ней, касаясь губ своими. Она выдохнула, притягивая его ближе, стараясь углубить поцелуй. Руки бродили по знакомой туники и бриджам, стараясь отыскать застежки, пуговицы, молнию. Найдя нужные элементы одежды, Каз снова взглянул ей в глаза спрашивая ее и себя одновременно. Инеж с готовностью кивнула, протягивая ручки к его пуговицам на рубашке. Сбрасывая одежду, они шаг за шагом приближались к кровати, исследуя тела друг друга, не прекращая поцелуя и проверяя собственные возможности. Оказавшись на кровати, которая раньше была двумя односпальными для него и сестры, но после ее отплытия стала только его, он продолжал мягко исследовать ее кожу поцелуями, руками, языком. Она отзывалась на каждое его движение, тая в руках парня. — Инеж… — позвал он ее, когда понял, что должен сказать. — Я не уверен в своих силах… — Я буду рядом, — с готовностью ответила она. — И знаю способ, как сделать чуточку легче… — девушка мягко надавила на его грудь, переворачивая его на спину. Устроившись сверху, она поцеловала ошеломленного Каза в уголок губ и, приподнявшись, хотела уже сделать то, что надо было, но он удержал ее за талию. — Позволь мне сделать все правильно, — улыбнулся он. — Хоть раз… Снизу открывалась невероятная картина на ее колышущиеся от движений груди, на выразительные косточки ключицы, на бронзовые руки, такую открытую для него промежность… Он опустил руку, мягко проводя по груди вниз по животу и к ее лону. Задев пальцами ее лепестки, он рукой притянул ее ближе, устраивая на себе в более удобную для таких движений позу. Но больше всего Казу нравилось наблюдать за ее эмоциями. Прикушенная губа, широко открытые затуманенные глаза, легкий румянец. Он не встретил сопротивления с ее стороны, когда его пальцы оказались в ней, только тихое поскуливание где-то в районе уха, отчего по его спине пробежалась стая мурашек. Когда он начал совершать действия, когда мягко оглаживал влажные стеночки или давил на горошинку ее чувств, все там же, возле его уха раздавались прекрасные звуки — ее стоны. Но когда она юрким язычком провела по ушной раковине после его более дерзкого более глубокого движения двумя пальцами, Каз не выдержал. Убирая руку от сокровенного места, он переместил их на талию, направляя ее к плоти, что требовала своего внимания. Пристроившись к входу, он поднял глаза. Картина растрепанной, желанной и такой прекрасной девушки заставила его самому толкнуться вверх, издавая свой первый стон. Она была прекрасна, когда мягко не спеша опускалась на его колом стоящий член, когда постанывала от переизбытка чувств, когда наклонялась ближе, слегка меняя угол проникновения, но зато удостаивая его поцелуем. В какой-то момент он осознал, что не ощущает дискомфорта, не чувствует ожидаемого холода воды, только дикое желание двигаться в ней быстрее и быстрее. Хотелось растянуть этот момент на всю жизнь. Каз и не думал, что плотские утехи могут оказаться такими приятными. В следующую секунду после этого открытия он перевернул их. Теперь он был сверху. Мягко подмяв ее под себя, устроив руки на округлых бедрах, он ощутил еще больший кайф от процесса. Да, прошлая поза была удобна, была практичнее и безопаснее для их случая, но то, что он ощущал в этом положении, не могло идти ни с чем в сравнение. Она была под ним, он мог сам двигаться, сам устанавливать амплитуду и скорость, сам следить за ее удовольствием, а не наоборот. И он проследит. В этот раз и в следующие.