Одуванчики цвета электрик

Полина Человеческий сектор, суверенная планета Пирр. За 16 дней до посадки на Нью-Васюках. 8:50 по корабельному времени. Утро было прекрасным. Просто восхитительным! Начать с того, что сегодня на будильник Маша поставила не какой-нибудь дурацкий хит «Генома» или последний трек столь любимых Тедом «Раздолбаев изнанки», как она иногда делала, когда была не в духе, а самый настоящий брачный призыв семихвостого жруна с Джемини-5! Что может быть лучше, чем проснуться под жизнеутверждающий рев торжествующего самца, наполненный первобытной мощью и радостным предвкушением? Настоящий гимн продолжению рода, от звуков которого все внутри ходит ходуном, дыхание перехватывает и ребра выплясывают джигу, словно пытаясь сложить грудную клетку гармошкой. Истинный кайф для любого ксенозоолога! Душ Полина принимала хоть и торопливо, но зато в восхитительно нагретом и пустом санузле. Ха! И пусть Станислав Федотович хоть изругается, но она все равно будет ставить будильник на без десяти девять, на пятьдесят минут позднее общей побудки. Потому что умная. И давно поняла: лучше слегка опоздать на завтрак, чем приплясывать в коридоре под звуки льющейся воды и канючить: «Те-е-ед, ну давай быстрее, ну пожа-а-а-алуйста!» Единственный санузел на борту, это ж понимать надо! Басечка следил за ней с края раковины. Косился с подозрением, переступал с лапы на лапу, цокая коготками по пластомрамору. Воды он не то чтобы боялся, но относился к ней неодобрительно и не понимал стремления Полины вступать в столь близкие контакты с такой непонятной и наверняка небезопасной дрянью. Даже несколько раз щелкнул клювом в безуспешных попытках перекусить струю из крана, пока Полина чистила зубы. Та умилилась и ласково пригладила встопорщившиеся перышки, вставшие дыбом-венчиком вокруг розово-сиреневой лысинки. Снилась ей сегодня такая же милота. И тоже розовая. В горошек. Беленький. У милоты был восхитительно длинный хвостик, чешуйчатая розовая шкурка и очаровательные глазки, голубенькие такие, совсем как у Дэна, только еще и с пушистыми фиолетовыми ресничками. Настоящая бубочка! Она ими так потешно моргала, всеми восемнадцатью — два на кончике рыльца и по восемь симметрично слева и справа вдоль спинного гребня. А еще бубочка умела мурлыкать, очень трогательно. Но кошкой при этом она не была точно, и не только из-за явно избыточного количества лапок, это Полина понимала даже во сне. Потому что кормила бубочку шоколадкой, будучи откуда-то твердо уверенной в том, что ничего плохого голубоглазой лапочке от какао не будет. А кошкам шоколад нельзя, это все знают, он для них хуже крысиного яда. Котька, дура любопытная, сколько раз уже травилась стыренными под шумок ломтиками, хорошо еще, что Сеня не лезет куда не приглашают… ну или что лапы у него туда не пролезают, в отличие от Котькиных, которая вот уж действительно жидкость, в любую щелку просочиться норовит! Как бы там ни было, розовая милота в белый горошек в Полинином сне кормилась шоколадом очень даже радостно и не собиралась проявлять признаки недомогания. Наоборот, демонстрировала исключительно довольство и благополучие. И там, во сне, Полина уже решила, что назовет ее Нюсечкой, потому что явно же девочка. Если капитан, конечно, разрешит… не назвать, а взять на борт. Но с другой стороны: как он может не разрешить? Нюсечка ведь такая пусечка! Выходя из санузла, Полина продолжала блаженно улыбаться, вспоминая чудесный сон. Хотя теперь уже было даже немножко и грустно: и почему она не досмотрела эту восхитительную историю до не менее восхитительного конца? Ведь там, во сне, Станислав Федотович наверняка не стал бы возражать против присутствия в Полининой каюте такой красавицы! Ну… или возражал бы не слишком активно. А потом сделал бы вид, что не замечает, чей это там розовый хвост торчит из Полининого кармана… Это же ее, Полины, сон! В нем все должно быть так, как она хочет, а то не интересно. На волне таких радостных мыслей Полина влетела в пультогостиную, выпалив на пороге привычной скороговоркой: — Приятного-аппетита-извините-я-опоздала-больше-не-повторится… ой, а чем это у вас так вкусно… И даже как-то не сразу поняла, почему при ее появлении глаза у Михалыча, сидевшего за столом лицом ко входу и первым ее увидевшего, стали вдруг словно две чашки на сушилке: такие же пустые, белые и круглые. А сидевший рядом с ним Станислав Федотович зачем-то вдруг побледнел и начал шарить рукой по бедру, словно пытаясь нащупать там бластер, давно уже освоившийся в сейфе настолько плотно, что Полина не удивилась бы, свей он там гнездо. Нет, ну понятно, к началу завтрака она опоздала, они все уже сидят за столом и даже по тарелкам успели разложить что-то восхитительно ароматное, пахнущее жареным мясом и специями… Но чтобы так реагировать на простое опоздание?! Тем более что она всегда опаздывает, могли бы и привыкнуть за три-то года! — Нихренасе… — протянул Тед, умудрившийся развернуться вместе со стулом (он и Дэн сидели рядом, за ближней к Полине стороной стола, спиной ко входу в коридор). — А я свой лом в грузовом оставил… Тут Басечка переступил с лапки на лапку, поглубже вгоняя когти в Полинино плечо для устойчивости. Расправил крылья и грозно заклекотал. И до Полины наконец-то дошло, что происходит. Люди напугали Басечку. Он же эмпат, как все местные, он же чувствует, когда о нем плохо думают и чего плохого желают… С ним так нельзя! Потому что перепуганный Басечка готовится к активной обороне. А методы обороны пиррянские бубочки применяют исключительно сицилианские, лучшим видом защиты полагая нападение… — Тише, тише! — зашипела Полина, делая шаг назад и толком не понимая, к кому обращается. — Ну ребята, ну вы чего? Ну вы же его пугаете! Он безобиден! Его надо только любить, и все! И не думать плохо, и не угрожать ему даже в мыслях… И тогда он никому не причинит вреда, ну я же вам объясняла! Басечка заклекотал громче, с нотками угрозы. От его выдвинувшихся шипов отчетливо завоняло первичкой — пока еще не ядовитой, предназначенной для отпугивания. Полина выгнула руку и осторожно погладила Басечку по встопорщившимся иглам (пока еще можно, пока шипы выдвинуты не больше чем на треть и в запахе нет аммиачных ноток, а значит, и яда тоже нет). Басечка передернул крыльями, словно отгоняя назойливую муху. Подозрительно поводил глазом то на капитана с Михалычем, замерших по ту сторону стола, то на куда более близкого и досягаемого Теда, словно жертву выбирал. Но шипы выдвигать перестал, так и замерев в половинной боевой готовности. И тут начал разворачиваться Дэн. Медленно так, очень медленно, текучим и плавным, почти кошачьим движением, сразу привлекая (и отвлекая) на себя внимание. Всем телом обвившись вокруг неподвижного стула, словно был змеей или вообще представления не имел о наличии у живых существ такого явления, как кости. Развернулся-перетек, оказавшись на стуле верхом. Сидел, смотрел на Басечку и… улыбался. Радостно так, открыто и доверчиво, словно встретил старого доброго друга. Медленно сцепил пальцы поверх спинки стула, уложил на них подбородок, продолжая улыбаться и рассматривать Басечку восторженно и ласково, буквально поглаживая взглядом. Все-таки Дэн умница! Полина снова погладила Басечку по все еще напряженной спинке. Перебрала перышки, расправляя, укладывая, успокаивая. Басечка клекотнул, но уже скорее неуверенно, чем раздраженно. Недовольно повел шеей, поворачивая узкую клиновидную голову с бока на бок и разглядывая Дэна то одним глазом, то другим. Дэн тоже его разглядывал. Причем с таким обожанием, словно видел перед собой не пиррянского шипокрыла, а как минимум банку сгущенки. Или даже десять банок. Уже вскочивший было на ноги Станислав Федотович медленно опустился на собственный стул, пробормотав что-то очень похожее на: «За что мне это?», но ручаться бы Полина не стала. Дэн мурлыкнул. Разок, на пробу. А потом заурчал тихо и непрерывно, словно в горле у него включился моторчик. — Нихренасе… — повторил Тед, но уже с совершенно другой интонацией. Он смотрел на Дэна. Смотрел с таким же восторгом и обожанием, с каким сам Дэн разглядывал Басечку. Волну любви и нежности, исходящую от этих двоих, отчетливо ощущала даже Полина, хотя она-то как раз эмпаткой сроду не была. В отличие от Басечки. У бедной пиррянской тварюшки, заточенной на отражение и отзеркаливание псионической агрессии, не было ни малейшего шанса против идеально спевшейся парочки! Басечка смущенно потоптался на Полинином плече, окончательно втянул шипы и даже крылья сложил, словно пытаясь спрятать. Не было, мол, ничего такого. Почудилось вам все. Мне вот тоже почудилось глупостей разных… ну и вам, значит, тоже почудилось. И, словно в ответ на Дэново урчание, чирикнул что-то длинное, переливчатое и с явной вопросительной интонацией. А Дэн… Дэн протянул руку. И Басечка на нее перепорхнул — одним длинным планирующим полупрыжком-полуполетом, все же расстояние было метра три. Завозился, устраиваясь поудобнее, и тут же (вот ведь предатель!) заинтересованно полез в нарукавный карман Дэновского комбинезона: Полина в таком хранила мелкие вкусняшки. Похоже, так поступала не только Полина: из кармашка Басечка ловко выудил конфету и радостно ею захрустел. — Это шоаррская карамелька, — быстро сказал Дэн, предупреждая Полинин вопль: «Немедленно брось каку!» и попытки выковырять опасное угощение у бедного шипокрыла из клюва. Полина облегченно выдохнула: шоаррские сладости были знамениты именно тем, что отравиться ими не могло ни одно живое существо во всей известной вселенной. Их специально делали на какой-то хитрой основе, одинаково безопасной для всех рас. Питательность у этой основы была нулевая, что тоже работало в плюс, ибо съеденные карамельки и мармеладки шли себе как шли, совершенно не задерживаясь на талии или других ненужных местах. Правда, трудолюбивые шоаррцы почему-то до сих пор не освоили производство такого же шоколада… но Полина не теряла надежды. Дэн тем временем встал — таким же плавным скользящим движением, как и раньше, словно перетек из позы сидя в позу стоя. — Я отнесу его к тебе, ладно? — сказал он тихо, не отрывая взгляда от Басечки. — Приятного аппетита. — И тебе… то есть доброго утра, — поспешно исправилась Полина. Подлый предатель, сидя на Дэновом предплечье, увлеченно хрустел карамелькой и не обращал на окружающее ни малейшего внимания. — У меня открыто. Клетка тоже. Она шмыгнула на свое место, надеясь, что капитану пока не до нее. Так и вышло. — Дэн! — окликнул Станислав Федотович. Тихо так окликнул и совершенно не агрессивно: он тоже помнил методички по правильному обращению с пиррянской живностью. — Не особо задерживайся там. — Не переживайте, Станислав Федотович, — безмятежно откликнулся Дэн. — Посажу птичку и сразу в грузовой, до первой поставки тридцать четыре минуты, а нам всего-то нужно шесть контейнеров раздвинуть к стенкам. Мы все успеем. — А завтрак? Ты же ничего толком так и не… — Благодарю вас, Станислав Федотович, — откликнулся Дэн с прежней безмятежностью, ловко огибая колонну, — но я уже позавтракал. Было вкусно. Спасибо. Голос его был по-прежнему безмятежен, но теперь Полине почудилось в нем странное сочетание мечтательности и ироничного сожаления. Словно он не отказался бы и от добавки, но понимает, что сейчас не место и не время. А Тед при этом почему-то резко уткнулся в свою тарелку и отчаянно покраснел. Даже уши запламенели. И чего бы это он? Словно Дэн не про завтрак сейчас заговорил, а… Ой… Полина посмотрела на Теда. Потом — вслед уже скрывшемуся в коридоре Дэну… Почувствовала, что в пультогостиной вдруг ни с того ни с сего стало очень жарко. И предпочла тоже уткнуться носом в тарелку.