Красивый, плохой, твой

Разговор не клеится. Полосочки света, просачивающиеся сквозь жалюзи, лениво подползают к обеденному столу Игорь помогает готовить омлет, в четыре руки выходит быстро. Лучше бы Игорь ругался, хлопал дверьми и крыл Хазина матом. Вчера он очевидно израсходовал весь свой лимит эмпатии, чтобы не сделать ничего из этого. Сегодня Игорь выглядел выжатым. ”Скорее всего, мы теперь отдалимся,” — отстранённо констатирует Хазин. Ничего как раньше не будет. Если не наркота, то ориентация или использование должностного положения — что-то, да поставит точку. Обидно, конечно. Хазин ценит эту дружбу настолько, насколько вообще способен. С другой стороны, а сколько бы ещё получилось играть кого-то другого? Настоящий Петя Хазин вот такой. Будущего как-то можно попробовать изменить, а вот из спетой песни слов не выкинешь. Если Игоря что-то не устраивает, очень жаль, но хер ли сделаешь. Рациональной частью себя Хазин размышляет холодно и разумно. Не хотите — не надо. Прожил всю жизнь без друзей, как-то не помер. А в душе хочется повиснуть у Игоря на шее и клятвенно пообещать быть самым хорошим мальчиком, если его сейчас не бросят. Даже думать о таких порывах было чуть мерзко. После завтрака Игорь уходит. Хазин ничего не спрашивает, не просит сказать, что все нормально. Он залипает в приставку, едет кататься по городу, идёт в кинотеатр. Потом вспоминает название фильма, только удаляя билет из Wallet. Понедельник ощущается как избавление. Жужжащее ульем управление не раздражает. Хазин выспался, вкусно позавтракал и в целом неплохо вывез проклятые выходные. Главное, это закончилось. Как — неважно. Иногда что-то просто должно случиться и уйти нахуй. Рассказ о себе Хазин воспринимает именно таким событием. Как прививка в начальной школе: перетерпеть и забыть. Скоро пройдёт. Хочется работать. Хазин влетает в документы с головой. Один рапорт хуже другого, и это отличная новость. Можно поорать на оперов, потыкать их носом в сделанное говно. Кайф. Игорь на горизонте так и не появляется. Хазин об этом старательно не думает. Вызов на убийство вообще кажется отличной новостью. Место преступления — грязная подворотня. У лестницы к чёрному выходу какого-то кафе лежит парень лет тридцати. Судмедэксперт говорит, что, скорее всего, толкнули неудачно. Об ту лестницу головой и приложился. Хазин пытается вспомнить ее имя. Судмедэкспертки, как она сама себя назвала во время знакомства. Та к нему бодро «Петр Юрьевич», а он… Марина, Майя? Мира, кажется. На трупе часы Omega, толстенькая золотая цепочка, кольца. Не ограбление. Мира что-то говорит, а Хазин пытается удержать завтрак внутри себя. Темные волосы парня припорошило снегом, отросшие пряди треплет ветер. Хазин извиняется и отходит подышать. Он так и не купил перчатки. Руки замёрзли до онемения. Шапка тоже для слабаков. Хазин впервые осознанно скучает по Волкову. Работать вместе было хорошо. Хотя бы можно друг друга прикрывать. Хазин автоматически делает все, что от него требуется. Даже нормально так делает, правда на труп упорно не смотрит, будто не видел раньше намного хуже. Зима в Питере всё-таки противная. Ветер этот пронизывающий. Сейчас бы в Тае погреться, а не вот это все. — Мира! — Хазин окликает девушку, когда она уже со всеми попрощалась и собралась уходить. Она оборачивается, придерживая капюшон куртки, который вот-вот сорвёт ветром. — Да, Пётр Юрьевич? — Вас подвезти?

***

На пороге Управы Хазин сталкивается с Игорем. Тот курит на крыльце. Давно его не было видно с сигаретой. И с таким помятым лицом. — Привет. — Привет, — Игорь зажимает сигарету в зубах, чтобы освободить руки для полуобъятия с хлопком по спине. Они всегда так здороваются, и Хазина не-нарушение традиции чуть успокаивает. — К тебе там девчонка какая-то пришла. Сказала, что по личному вопросу. — М? Хрен знает, я никого не жду. Как зовут? — Не спросил, — Игорь затягивается последний раз и выбрасывает окурок в урну. — Сказала, что к тебе, мы предложили тебе позвонить — отказалась. Сказала, подождёт. С час уже сидит, около трех приехала. Тёмненькая, кудрявая, кукольная такая. — Не ебу, кто это может быть. Пойду посмотрю. У него нет знакомых в Питере, которые могли бы завалиться на работу «по личному вопросу». Да он тут с женщинами и контактировал-то только как следователь. Игорь заходит внутрь вместе с Хазиным. Тот издали видит свой стол, а за ним залипнувшую в телефоне девушку. На спинке кресла висит ее белая шубка. Чем ближе они подходят, тем меньше Хазин верит своим глазам. — Кира? Кира вскидывается, улыбается светло-светло и поднимается навстречу. Хазина обнимает не человек, а какое-то облачко: тепло, мягкий свитер, сладковатый запах духов. Он чуть отрывает Киру от пола и ставит обратно. — Привет. — Хоть бы предупредила. Кира беспечно пожимает плечами. — Я сама не знала. Хазин автоматически зеркалит ее улыбку. Кира касается пальцем его брови, поджимает губы. — Новый шрам? — Не на работе, дома полка упала. Вечное жужжание опенспейса чуть притихает. Все увлечённо подсматривают и подслушивают. От такого внимания Киру хочется спрятать. — Мне ещё поработать нужно. — Да, конечно, — Кира энергично кивает, по плечам разлетаются смоляные кудри. — Я только поздороваться зашла. Сюрприз. — Сюрприз, ты гостиницу уже оплачивала? — Нет, я ее только нашла, пока здесь сидела. Хазин настораживается. На самом деле, Кира — легкий на подъем человек. Но эту импульсивность компенсировала отличная способность к планированию и организации. Да, она и правда могла одним днём решить съездить в Питер. Но ещё по дороге организовала бы себе жильё, парочку экскурсий и из Сапсана вышла бы с полноценной культурной программой. — Давай лучше у меня поживешь, — предлагает Хазин. — Квартира большая, нахрена тебе по гостиницам шататься. — Тебе точно окей? — Точно. А вещи где, на вокзале оставила? На столе стоит только небольшой кожаный рюкзачок. — Ой, да я не стала ничего брать. Я же ненадолго, — Кира все так же улыбается, но Хазин уже отчетливо чувствует подвох. — Давай я тебя сейчас домой отвезу, обустроиться пока. Они выходят из Управления вместе, и Хазин лопатками чувствует чужие взгляды.