***
Прошел совсем маленький промежуток времени, а небо озарилось кровавой вспышкой. Чистая утренняя трава, вместо капель росы, как положено, была облита кровью. Мертвое тело будто оскверняло это красивое место, но в то же время словно дополняло, создавая контраст с белыми цветами, что остались не тронуты и сохранили свой чистый белоснежный цвет. Тело перестало двигаться, дышать, глаза были закрыты, так как последняя эмоция, что мелькнула у хозяина этого мертвого тела, это страх и скорее всего желание скрыться ото всех, упасть в темную яму без возможности выбраться, правда, в нее тот угодил ещё давно, даже сам не осознавая этого. Но все же, правильнее будет сказать всего один глаз. Половина лица сейчас была придавлена посохом, обладатель которого почему-то медлил его поднимать. Само тело Макака было все также покрыто красными пятнами и лишь в некоторых местах оставалось чистым. Пальцы ослабли, оставшиеся три уха вздрогнули в последний раз, а хвост уже лежал неподвижно, обвивая ногу Шестиухого. Земля прогнулась под тяжестью посоха, с конца которого медленно стекала алая жидкость. Вуконг молчал, лишь внимательно всматривался в мертвое тело, внешне никак не сказать, что он чувствовал нечто в это мгновение. Спустя пару минут духи и небожители, что наблюдали за этим происшествием поняли, что больше здесь смотреть нечего и все закончено. Многие призвали свои волшебные облака и улетели прочь с этой поляны, занимая обратно свои позиции и приступая к обязанностям. На поляне не осталось и следа от всей той толпы, что была здесь совсем недавно. Лишь Вуконг и его мысли. Рука крепче взяла посох. И медленно, будто боясь, что сейчас нечто произойдет, поднялась, поднимая посох с земли и пряча тот в ухе, даже не промыв предварительно, да и это было не столь существенно, ведь запятнан был не только посох, но и сам Царь обезьян. Руки были полностью алые, будто шерсть была не просто пропитана чем-то, а словно изначально была этого оттенка, капли крови на лице, что стекали по шерсти, и само собой одежда, в которой теперь точно не предстанешь перед своим учителем, Сюаньцзанем. Наконец, преодолев некий барьер, что так сдерживал Вуконга и не давал ему кинуть свои взор на землю, глаза устремились на рану, что оставил посох Царя обезьян. Лицо мертвеца было вполне различимо, как и оставшиеся три уха, но все же после такой раны в живых ты точно не останешься, наконец, было время рассмотреть, что Великий мудрец сотворил. Тело замерло, будто само было мертво, дыхание участилось, а глаза не отрывались от тела Макака. Руки тряслись, в глазах виднелась паника и растерянность, но со стороны простому человеку сложно будет ее разглядеть, чувства были слишком необычные. Возможно Великий мудрец так и остался бы стоять на месте, если бы в небе нечто не сверкнуло, что, конечно, не ускользнуло от Вуконга и его глаза были подняты. Небо было будто озарено ярким сиянием, что было весьма очевидно, ведь к Вуконгу на облаке подлетела сама Гуаньинь, но для Царя обезьян это не было чем-то удивительным, ведь бодисатва уже часто принимала просьбу помощи со стороны учеников Танского монаха. Но случай, по которому к ней обращались, был уже решен, и прямо сейчас этот случай лежал замертво на земле. Та ни сказала и слова, лишь оценила произошедшее, окинув своим взглядом мертвое тело. И остановившись возле Вуконга, спокойным тоном обратилась к нему. — Идем, нам с тобой нужно вернуться к Танскому монаху. Я убежу его вновь принять тебя в ученики, мне он не откажет, и тем более после того, как ты оказал ему такую услугу. — Вуконг кивнул и призвав облако, отправился вместе с бодисатвой. Гуаньинь выглядела весьма спокойной и вздыхала с облегчением, ведь наконец проблема, что даже ей была не под силу, решена. Но в то же время она была серьёзна как никогда, ведь и сама понимала, каким упертым порой может быть Трипитака. — Как думаешь, учитель сможет тебе отказать? — Вуконг прервал тишину, на что Гуаньинь улыбнулась, этот полет не мог остаться без разговора, если уж рядом находится Вуконг. — Я уверена, ты и сам знаешь ответ. — Но почти сразу после этой фразы, бодисатва заметила, что что-то не так, оглянувшись и увидев, что Великий мудрец остался позади, она развернулась и подлетела к нему, одарив того недоумевающим взглядом. — Что-то случилось? — Я правда прошу прощения, бодисатва, но мне нужно вернуться, я забыл кое-что, что хотел принести учителю, прошу, лети к нему и объясни все, я скоро вернусь! — Он одарил Гуаньинь беззаботной улыбкой, озадачив ту еще больше. — Это излишне, но прошу, не стоит приносить своему учителю очередную отрубленную голову, ты только усложняешь мне работу! — Но не прошло и секунды, как Царя обезьян уже не было видно. Бодисатве оставалось лишь вздохнуть и продолжить лететь. Но от ее милостивого взгляда мало что может ускользнуть, нечто было не так в Вуконге. Лишь бы только это не обернулось в новую проблему.***
И вновь кромешная тьма, сколько раз он уже был окутан ей? Слишком много, что бы можно было посчитать. Порой думаешь, что ты и сам уже превратился в тень, начинаешь действовать из тени, наблюдаешь за другими из тени, будто становишься ей, но разве это плохо? По крайней мере как минимум одно существо в этом мире было не против такого исхода событий. Но все же, где он находится? Почему все тело чувствует боль? Почему оно ощущает такой бескрайний холод? И что это за тепло в районе головы, шеи, рук, словно по тебе скатываются струи кипятка? Разве такие вещи не должны распределяться равномерно? Почему боль усиливается, но при этом ощущается.. такая легкость? Столько вопросов, но вокруг нет никого, кто мог бы дать ответ. Лишь он и собственные мысли, что закапывают себя лишь сильнее и сильнее, пока ты не погрязнешь в собственных вопросах. Все, что мог сейчас сделать Макак, так это начать оглядываться по сторонам, несмотря на боль, в надежде, что с горизонта появится хоть небольшое свечение и то даст знать, что он сейчас не один. Но порой нужно быть осторожным в своих желаниях. Яркая вспышка света вонзилась в глаза Шестиухого Макака, что уже успели привыкнуть к полумраку. Руки рефлекторно потянулись к глазам и крепко сжались, накрывая их и заставляя тело само согнуться и сжаться в комок. Хвост агрессивно отбивал удары о землю, пока уши ловили оглушительный звон. Все же такой отменный слух всегда казался больше похожим на некое проклятье. Но вот ладони, наконец, соизволили открыть взору вид на происходящее вокруг, что оказалось большой ошибкой. Все становится на свои места и пазл сам складывается в голове, при виде собственного, явно мертвого тела. Легкость и боль быстро нашли себе весомый аргумент на существование. Окровавленные собственной кровью руки, что казалось, еще могли шевелиться, нужно лишь постараться. Шея, что все еще ощущала тепло от рук, но не чьих-либо, а своих. Своих, что пытались заткнуть немой крик исходящий из горла буквально десяток минут назад. И наконец, голова, пожалуй, последнее, на что хотел бы глазеть хозяин этого тела. Ее вид может вызвать одно только отвращение. Холод, исходящий от земли, на которой лежал Макак, чувствовался даже сейчас, заставляя шерсть неосознанно взъерошиться. Не сказать, что такое явление сейчас как либо пугало мертвеца. В конце концов все души проходят этот послесмертный период, в этом нет ничего удивительного и Шестиухий знал, что такое может произойти, но не сказать, что он был уверен на все сто. Да и сколько времени он проведет, Макак вытянул руки перед собой, разглядывая те, в таком состоянни, так же было неизвестно. Попытавшись сделать пару шагов вперед, убедившись, что это не вызывает никаких проблем, мертвец смог лишь выдавить из себя тихий досадный рык и пнул ближайший камень, чье духовное место теперь сдвинуто на пару сантиметров. Даже умерев, Макак сумел доставить неприятности кому-то, а в данном случае, чему-то. — ... — Браво. Но в конце концов, тот осознавал, что проводить время в таком состоянии ни доставит ему никакой пользы. У Макака нет ни семьи, ни друзей, ни любой другой родни, с кем можно было бы в последний раз увидеться и проститься, как обычно, это делают души в его состоянии. Даже те обезьяны с горы цветов и плодов, наверняка уже узнали, что все это время ими руководил фальшивый правитель. Все что оставалось делать Шестиухому, это с печалью рассматривать в одиночестве свое же окровавленное тело, подавляя приступы паники, страха и агрессии, а так же осознание своей беспомощности и безысходности перед происходящим. Лишь он один, сам с собой.***
Стоило только Вуконгу скрыться от взора Гуаньинь, как тот рванул, рассекая небо и буквально сбивая со своего пути пару птичьих стай, даже близко не подумав сдвинуться на несколько слоев облаков ниже. Ведь это может сэкономить столь необходимые сейчас секунды времени. Не сказать, что тот делает что-то для чего требуется много времени, фактом является то, что для Царя обезьян вряд ли вообще существует такое понятие как время. Но его действия сто процентов могут вызвать у кого-нибудь очень ненужные вопросы и это, пожалуй, первая причина по которой Вуконг будет максимально стараться избегать каких либо существ в ближайшие часы. Но это не то, о чем стоит задумываться сейчас. Пару секунд и он уже на месте, а если точнее, вновь на маленькой поляне с кроваво-белыми цветами, именно так она запомнилась в глазах Царя обезьян. По крайней мере это маленькая часть того, как она запомниться ему на ближайшие тысячелетия. Ведь фигура, что распласталась прямо в центре небольшого шедевра природы, без сомнения будет еще долго фигурировать в воспоминаниях Вуконга. Прекрасные, столь чистые и нетронутые никем и ничем, белоснежные цветы и тело его мертвого друга. Это даже звучит нелепо. И может ли Вуконг вообще теперь считать Макака своим другом после того, что он с ним сделал? Определенно нет, но.. Царь обезьян вынужден признать, что ему точно хотелось. Но он не мог. Не после произошедшего. Макак его точно не простил бы. Один только мимолетно кинутый взгляд на его тело, вызывал болезненные воспоминания. Но даже в такой ситуации, словно само солнце своими лучами освещало его и тянулось к нему. Если так подумать, как бы Макак не пытался скрыться в тени и закрыться ото всех, такие действия лишь делали его ярче при солнечных просветах и в глазах окружающих. Пусть так и не считали все, но Царю обезьян было достаточно и своего мнения для выставления вердикта, таков был он и никто не в праве изменить его решение. Стоя поодаль от трупа и лишь вглядываясь в него на расстоянии, предаваясь теплым воспоминаниям, явно не сделает ситуацию лучше. Вуконг понимал, что его возвращение на это место, было слишком внезапным и непредвиденным решением, но тот не мог ничего с собой поделать. От этого никому не станет лучше и мертвого это не воскресит, но разве это было важно, когда произошедшее смогло так ударить по самому Великому Мудрецу равному небу? Руки неосознанно тряслись в голове гудело, ком в горле накапливался с невероятной скоростью, а ноги сами, наконец, решили приблизится к окровавленному телу. Но разве так Царь обезьян смотрит на поверженных врагов и демонов? Нет, определенно нет, он еще никогда не испытывал такое тепло подходящее к глазам при взгляде на кого-либо. Хвост еще никогда не сжимал собственную ногу чуть ли не до хруста, а ладони не были такими мокрыми. Вуконг аккуратно опустился на колени перед раскинутым трупом. Ком в горле становился только больше, а дыхание начало затрудняться. Шум в ушах усиливался до того момента, пока до Царя обезьян не дошло, что к его глазам начинают подступать слезы. Руки подтянулись к глазам, и с сильным недоверием коснулись щек. Как и ожидалось, они были мокрые, но почему это происходит? Почему чья-то смерть вызвала такие эмоции? И тем более если это смерть твоего поверженного противника? Кого-то, кто навредил Трипитаке и буквально временно украл личность Вуконга, выдавая себя за него? Разве до этого одна мысль о том, что кто-то посмел выдавать себя за Короля обезьян, не вызывала у Вуконга злость, раздражение и ненависть? Хотя возможно это продлевалось лишь до тех пор, пока Вуконг не узнал личность своего двойника. Ведь, в конце концов, все его последующие действия были сделаны из-за слепой ярости. Настолько слепой, что он не узнал собственного лучшего друга.. Одно осознание этого вызывало необъяснимое желание ударить самого себя, упрекнуть, а лучше вернуть свое имя в список смертных в загробном царстве. Но ведь Макак чуть было не убил его учителя! Он встал на пути за священными книгами! Такое действие даже без вмешательства Вуконга, обрекло бы Шестиухого на гибель. Великий мудрец и сам понимал, что все это лишь глупые, жалкие попытки оправдать действие, о котором он будет жалеть еще долгие годы.. Руки сами тянулись к Макаку, хотелось взять тело, в надежде, что оно все еще способно дышать, и просто обнять спустя столько столетий разлуки. Но пару мыслей и уровень ненависти сумели перевесить годы столь близких отношений, слишком близких. Это только вводило в большее отчаяние, заставляя слезы безудержно течь с большей силой. Как бы Вуконг не старался их сдержать, ведь ему точно не подобает проливать так много воды из-за смерти кого-то, кто совершил столько плохих поступков, ведь покушение на жизнь Танского монаха и кража его вещей не были единственными вещами совершенные Макаком. Но он не мог остановить слезы, не хотел. Чтобы не усилить свое и так плохое состояние, Вуконг нашел в себе силы отвернуться, встать и отойти от тела. Медленно, ощущая спиной грубую кору, тот опустился, присев под большим развесистым деревом. Это все, на что хватило его сил, сейчас ему точно стоит успокоиться.***
Макак должен признать, что само прибывание в таком состоянии ему не особо было по душе, но передвигаться в нем было куда легче, и именно поэтому лучшим решением, что мог предпринять сейчас Шестиухий, было немного прогуляться по окрестностям и расслабиться. Время вспять не повернешь, ему уже не о чем волноваться, лишь сожалеть, но все же это не то, что стоит делать, ради собственного, и так плачевного состояния. Но только стоило Макаку отойти до ближайших деревьев, как тот почувствовал неестественное дуновение ветра. И наполнившись любопытством, тот обернулся, что на самом деле было не столь необходимо, так как уши быстро уловили чье-то присутствие, глаза же это лишь подтвердили, повергнув их хозяина в шок. Лучше бы тот и не оборачивался. Вуконг был последним, кого ожидал увидеть здесь вновь Макак, пусть он и являлся единственным, кто мог вернуться. Но что он тут забыл? Макак не мог этого понять, с чего бы Вуконгу возвращаться на это место? Сердце неосознанно забилось от волнения, заставляя кровь с новой силой течь по венам, пусть даже в такой форме ни сердца, ни вен у Шестиухого не наблюдалось. Макак внимательно следил за происходящем, но не осмеливался подойти ближе. Облокотившись об ствол дерева и скрестив руки на груди, он лишь наблюдал за действиями бывшего друга, что явно и не подозревал, что на него сейчас так упорно направлена пара чужих глаз. Каждое сжатие кулака, каждый вздох и взгляд кинутый на мертвое тело, ничего не ускользало от глаз Макака. Злость и обида — вот что сейчас фигурировало в чувствах мертвеца, ненависть лишь увеличивалась с каждой секундой, что он провел глядя на Короля обезьян. А оставшаяся фантомная боль лишь закрепляла эти чувства поглубже. Почему Вуконг его убил без единых раздумий? Почему не сказал ни слова? Он ведь прекрасно слышал как по залу разнеслось знакомое имя, неужели тот был так ослеплен своей злостью, что и не вспомнил его? Для чего он тогда вернулся? Злость Макака казалась неугасимой, но та стала медленно заменяться другим чувством, некое сожаление плавно расплылось по телу, накапливаясь и перерастая в давно забытое чувство вины. Скрещенные руки крепче прижались к телу, а хвост стал нервно постукивать по стволу дереву. Возможно это была грусть? Шестиухий точно не ожидал такого от себя, минуты проведенные разглядывая с далека действия Вуконга становились все мучительнее и мучительнее, в конце концов заставили Макака нахмуриться и отвести свой взгляд, резко отвернувшись. Глаза теперь рассматривали все что угодно, начиная с облаков в небе и заканчивая камнями на земле, лишь бы отвлечь их носителя от фигуры, стоящей над его мертвым телом. Но Шестиухий по-прежнему слышал все, каждый шорох и каждое действие опираясь на услышанное, формировалось в мыслях. Это было невозможно терпеть, почему Царь обезьян решил прийти именно в этот момент, именно когда Макак не может предпринять ничего против его нынешнего состояния и находиться здесь? Шорох одежды и звон посоха, что был опрокинут на землю, движение фигуры само вырисовывалась в голове сплошь до мелочей. И именно это заставило Шестиухого вновь повернуться и взглянуть на Вуконга, неужели он... Макак замер в непонимании, и какая-то слегка ироничная улыбка расплылась по его лицу, для чего Царю обезьян вообще опускаться перед его телом на колени? Это даже звучит нелепо. Но именно это было последней каплей в терпении Макака, тот больше не мог себя сдерживать. Наконец, оторвавшись от столь полюбившегося за это время дерева, мертвец плавными и легкими шагами подошел к Вуконгу, внимательно и с некой осторожностью вглядываясь в его действия. Приблизившись почти в плотную, Макак, слегка нагнувшись, что бы быть на одном уровне с Королем обезьян, заглянул тому в лицо, рассматривая его эмоции. Но стоило только тому кинуть свой одновременно уставший и раздраженный взгляд, злость быстро куда-то улетучилась, снова заменяясь на сильное удивление, заставляя Макака опешить и отскочить, сделав пару шагов назад. Все что читалось на лице Вуконга это горечь и сожаление, а слезы стекали по скулам не останавливаясь. Слишком много времени прошло с того момента как Макак мог наблюдать слезы самого Великого мудреца, так много, что Шестиухий не мог поверить своим глазам. Как бы больно не было это признавать, но Макаку и вправду было тяжело наблюдать за этим. И именно осознание этого только сильнее давало повод сожалению выплыть наружу. Но разве это повод для прощения? Разве слезы оправдывают его действия? Определенно нет! Тот убил его! И это навеки увековечится в памяти мертвеца, он всегда будет помнить, как золотой посох без единого сомнения возвысился над ним. И как его жизнь оборвалась на этом самом месте, от рук его лучшего друга. Нет никакой разницы, что чувствует Великий мудрец, стоило проявлять чувства ранее, сейчас от них ничего не зависит. Все могло сложиться по-другому, если бы тот только вспомнил. Макак словил себя на мысли, что он и сам может опуститься до уровня Вуконга и начать лить слезы, поэтому мельком проявившиеся капли были быстро смахнуты. Как же это унизительно, проводить последние минуты своего духовного существования в верхнем мире в компании собственного убийцы. Кого-то, с кем Шестиухий привык быть самыми близкими друзьями. В компании единственного, кто сумел открыть глаза на хорошие вещи в этом прогнившем мире. Кого-то, кто обещал никогда его не покидать и всегда быть рядом. Кого-то, кем Макак так восхищался, кого смог так искренне полюбить... Лишь спустя несколько мгновений, услышав поблизости шелест травы, Макак осознал, что он погрузился слишком глубоко в собственные мысли. Кинув свой взгляд на тело, тот только сейчас заметил, что Вуконга нет. Начав быстро оглядываться по сторонам, в попытке вновь его обнаружить, ничего не вышло. И только в этот момент, Шестиухий обратил внимание на свое зрение, приблизив ладони к лицу, тот попытался сфокусировать взгляд на них, что вышло, по правде говоря, не лучшим образом. Ему кажется, либо его зрение ухудшилось? Но в конце концов, это не то, на что Макак привык опираться. И из-за спины в очередной раз донеслось шелестение листьев и хруст веток, что быстро сориентировало мертвеца, и подтвердило выше озвученный факт. Плавно и не спеша подойдя на звук и остановившись перед стволом того самого полюбившегося за все это время развесистого дерева, Макак осторожно попытался раздвинуть, так неудачно вставшие на его пути кустарники, но не испытав в этом никакой удачи, и в очередной раз напомнив себе в каком состоянии тот находится, лучшее решением принятое им было просто пройти насквозь. От неприятных ощущений, что растеклись по призрачному телу, Шестиухого отвлек лежащий в тени, у корней дерева хвост, что плавно и почти незаметно похлопывал по земле. Вздохнув, и кажется, наконец, смирившись со своей не особо счастливой и благополучной судьбой, Макак не нашел лучшего решения, чем сесть с противоположной стороны от ствола дерева, дабы лишний раз не напоминать себе о том, в чьей компании он сидит. Но если подумать, все именно так и закончится. В какой-то момент время оборвется и перед ним возникнут новые пейзажи уже загробного мира. Не самая лучшая перспектива, но другой ему и не дано. Взор вновь сдвинулся и был опущен на собственные руки, что стали с последнего раза еще более прозрачными. Любой вдох может стать последним и больше не видать Шестиухому никакого солнечного света. Не сказать, что его это так волновало, но чувствовать, как сквозь тебя проходят солнечные лучи, в такой ситуации было очень даже приятно. Это как никогда успокаивало, ведь даже сейчас, когда никто не может его увидеть, эмоции продолжают сдерживаться, а тревожность и опустошение лишь увеличиваются. Про нормальное эмоциональное состояние Макак сейчас мог даже не заикаться, и он это понимал. Но несмотря на это, он по-прежнему не давал себе никакого шанса получить поддержку, пусть это и было физически невозможно. Но тело с чувствами не всегда находятся в ладах, поэтому можно смело сказать, что оно само решает, что порой стоит предпринять. Хвост неосознанно потянулся ко второму, лежащему на земле, аккуратно обвивая тот. Понимание того, что Макак сделал, пришло лишь тогда, когда он услышал довольно громкий вздох и почувствовал косо смотрящий взгляд в свою сторону. В конце концов, Вуконг был порождением земли и неба. У него есть все основания, способности и возможности чувствовать нечто столь сложно уловимое обычными смертными. Встретившись взглядом с красными, от когда-то попавшего в глаза огня и дыма, глазами, что глядели в пустоту и в которых читалось сейчас столько горечи, Шестиухий отвел свой взор в сторону. Но как уже было подмечено, время вспять не повернешь. Ошибка была сделана и ее не исправить. Взгляд Великого мудреца стал более привычным, сдержанным и легким, пусть в нем по-прежнему читались некие нотки грусти. Вуконг никогда не был тем, кто долго придается негативу, даже когда порой это стоит делать. Макак это прекрасно знал и всецело разделял с ним эту позицию. Вуконг поднялся и слегка отряхнувшись от песка, глянул на тело в последний раз. Шестиухий был уверен, что на этом Царь обезьян его покинет и уйдет обратно к своему драгоценному учителю, но этого не произошло. Постояв несколько минут в раздумьях и прожигая своим взором труп Макака, Вуконг все же решает сделать шаг в сторону него. Еще пару, еще несколько, и вот он опять возвышается над ним. Шестиухому не оставалось ничего, кроме как подняться с земли и безмолвно последовать за Царем обезьян. Но первое, что бросилось в глаза по дороге, это серые краски, которыми пропитался мир, словно тот резко потускнел. Первая тревожная мысль, что возникла у Макака, говорила, что это все из-за того, что ему осталось не так много времени в верхнем мире, но почувствов, как сквозь его тело прошла холодная капля дождя, все сразу стало ясно. Голова поднялась вверх, увидев огромные серые тучи, что словно прочувствовав настроение, каким проникла эта поляна, покрыли все небо. Казалось, пару секунд назад их не было и солнечные лучи приятно проходили сквозь призрачный силуэт Шестиухого. Ощущение этого тепла действительно расслабляло и не хотело отпускать. Даже сейчас он ощущал это приятное чувство.. только должен ли он? Разве единственное, что он мог чувствовать прямо сейчас, не бескрайний холод? Взор был оторван от неба и направлен предположительно в сторону своего мертвого тела. И вот снова, снова Вуконг заставляет Макака вспоминать об этом чувстве. Почему именно сейчас? Вновь Царь обезьян делает нечто, что заставляет мертвеца замереть от собственного удивления. Мысли не лезли в голову, как и слова, но ноги сами вели его взглянуть на это поближе. Начиная с больших и быстрых шагов, постепенно делая их все меньше и меньше, Макак подошел к Вуконгу, что наклонившись максимально близко к земле обнимал его холодный, пропитанный кровью, грязью и каплями дождя труп. Такое действие можно смело назвать ужасающим, если не знать, с чем каждый день приходится сталкиваться Царю обезьян. Его запятнанная одежда лишь больше покрывалась размокшей от воды кровью, шерсть начинала намокать, но даже несмотря на это, тот до последнего не отпускал с рук тело, не обращая никакого внимания на его безобразный вид. Тепло, что передавалось мертвому телу от живого, лишь усиливалось и полностью перебивало ощущение холода, возникшее из-за слякоти. Макак полностью забывший как мыслить, краем глаза начал замечать, что от его самого почти ничего не осталось. Как бы он не убеждал себя, что он знал на что шел, и что смерть его никак не пугает, все это было явной ложью. Одна мысль о холодном месте, в котором ему придется оказаться вызывало панику и сердце начинало биться чаще. Казалось, что весь мир потерял свой голос и только одна фраза смогла вытянуть Шестиухого из такого тяжелого состояния. — Мне жаль. — Единственная фраза, что вылетела из уст Великого мудреца за все эти долгие и мучительные для них обоих минуты. Такие извинения никогда его не оправдают и Макак вряд ли его простит, но этой фразы было достаточно. Сейчас было достаточно. Сложно осознавать, что происходит вокруг, когда ты в любую секунду можешь исчезнуть из мира. Но этого было достаточно, что бы рука Макака осторожно легла на плечо его бывшего друга. Мир исчезал прямо на глазах, но главное, что это сопровождалось приятным теплом, раздающимся по телу среди ледяных капель дождя. Возможно, провести свое последнее время таким образом, было не так уж и плохо.