Странники Одиннадцати Пространств: Нет худа без добра

Допустим, у нас есть маленькая популяция мюмзиков из 40 особей. Александр Марков, Елена Наймарк «Эволюция. Классические идеи в свете новых открытий» – А "мюмзики" – это тоже такие зверьки? – спросила Алиса. – Боюсь, я вас очень затрудняю. – Нет, это птицы! Бедные! Перья у них растрепаны и торчат во все стороны, будто веник... Ну а насчет "мовы" я и сам сомневаюсь. По-моему, это значит "далеко от дома". Смысл тот, что они потерялись. Льюис Кэрролл «Алиса в Зазеркалье» Пока к долине я свергался темной, Какой-то муж явился предо мной, От долгого безмолвья словно томный. Его узрев среди пустыни той: «Спаси, – воззвал я голосом унылым, – Будь призрак ты, будь человек живой!» Данте Алигьери «Божественная комедия»

Медленно, но верно команда приходит в себя. Мятежники обнаруживают, что находятся внутри огромного кокона из мерзкой паукрабьей паутины. А кокон, в свою очередь, располагается в грузовом отсеке двумперского крейсера. Конечно, если усовершенствованные просветы киберпанков исправны, и телепаты правильно разбираются в обрывках паукрабьих мыслей. – Куда мы летим, интересно? – озвучивает мысленный вопрос всего коллектива Витс. – Это паукрабихи скрывают, сволочи подкрадские, – скрежечет Стив. – И компьютеры они хорошо защитили, – поддерживает Джекс. – Не подобраться никак. Мерзячие беспозвоночные, вонючие членистоногие! Киборг вдруг переводит взгляд на блургра: – Ой… извини, Фиб-Фиб. Ты же вроде как их родственник и тоже… беспозвоночный и членистоногий. – Ты про паукрабихи правильно, я не обижаться, – отзывается блургр. – Я их тоже не люби сильно. Они наш плохие родственники. – В любом случае, предлагаю захватить этот космический драндулет! – тут же находится Семиларен. – Паукрабих тут очень много, – предостерегает Млем. – Нас тоже много! Так, где там мои испарители? Блент тянет четыре руки к поясу… и не находит там привычной связки горметов. – Друзья, – нервно улыбается Семиларен, – а всё оружие у меня одного отняли? – У всех, – вздыхает Райтлет, также не обнаружив привычного кармашка на поясе. – И все приборы заодно. – Вообще-то, это логично, – реагирует Бастер. – Странно, что раньше этого не сделали орхги. Тогда, на Хлонокоптере. – Всё их гордыня, – усмехается Яарвокс. – Они и не думали, что нас кое-что спасёт. – Кое-кто, – уточняет Карл. – А паукрабихи оказались умнее. Очевидно, на них произвёл впечатление наш побег с Фирс-Ы, – вслух думает Джекс. – И эти падлы решили перестраховаться. – То, что у нас нет оружия, ещё не повод сдаваться! – восклицает Райтлет и выпускает когти. – Согласен, – кивает Силмак и начинает точить резцы о когти собственные. Райтлет уверенно направляется к стенке кокона. Внимательно прислушиваясь к каждому шороху за его пределами, сартонари вонзает когти в плотную паутину. Увы, толстый слой паутины не поддаётся даже этим острым как бритва производным сартонарийского эпидермиса. – Вот поросягаство! Значит, та же фигня, что с хваталком, который не мог разгрызть мягкую верёвку, – комментирует Сэн. – Забавно: тебе ведь поддаётся кожная броня хольквинского дьявола, а вот паутина… – Правильная аналогия с верёвкой, между прочим, – замечает Райтлет. – Паутина тут сплетена очень туго. А ещё она липкая. Броня хольквинского дьявола прочная, упругая, но сухая, и когтям хорошо поддаётся. – Поберегись! – объявляет Силмак и влетает в ту же стенку. Шнырявка вбуравливается в паутину. Сначала кажется, что дело пошло. Но… – Увыаеваю! – пытается что-то сказать Силмак. – Чё? – переспрашивает Накет. Силмак высвобождает зубы из паукрабьего творения, отплёвывается и отвечает: – Зубы застревают! Вот зараза! Фу! И ещё она невкусная. Очень невкусная! Тьфу, мерзость какая! – С каждым стеком ненавижу этих тварей всё больше, – мрачно произносит Джекс. – Может, расплести её? – предлагает Семиларен. – Давайте, я попробую! – Вытянешь хоть одну нить – зауважаю, – усмехается Леод. Семиларен распознаёт насмешку и пятью руками показывает ягулярру неприличный жест. После этого блент невозмутимо подскакивает к паутине. Пальцы Семиларена застревают в стенке кокона так же, как когти Райтлета и резцы Силмака. Не успевает блент выругаться по этому поводу, как корабль вдруг резко поворачивает, и мятежники едва успевают вцепиться в отвратительную паутину, чтобы не врезаться друг в друга. – Э-э-э, похоже, клешня у кого-то, хм, со штурвала соскочила, – бормочет Айзел. – Немудрено, если у тебя руки из жопы растут! – хохочет Яарвокс. – Кстати, я нашёл у себя в кармане брюк отвёртку. Не до конца меня обчистили, салаги. Может, потыкать отвёрткой в паутину? – Ну, тыкай, – безразлично хмыкает Тикки. И отвёртка застревает при первой же попытке пробить кокон. – Гррр! Вот падаль, – ворчит Тецклай. – Тьфу ты! Плевок отчаяния оказывается вовсе не фигурой речи. В месте плевка быстро появляется обнадёживающая дырочка. – Кислота! – восклицает Стив. – Вот и выход! – Только аппетита нет, – отзывается виновник маленького торжества. – Гррр! Много слюны я так не наберу. Хоть бы запаха страха побольше было… Райтлет и Сэн вдруг поднимаются и одновременно набрасываются на Эффелину. Райтлет хватает её руками за шею, будто бы стараясь задушить. Эффелина собирается дико вскрикнуть в величайшем страхе, но Сэн, угрожающе цыкая, обвивает ей морду хвостом. – Спасибо, – глубоко вдохнув, отзывается Тецклай. Запах элегантинского страха оказывается достаточно сильным для того, чтобы слюнные железы хриввалэйтна заработали на полную мощность. – Ррр! Ты нам всё сорвала! – рычит Райтлет. – Из-за тебя мы здесь! – Отпустите ж вы меня! Я не думала, что… – начинает Эффелина, когда Сэн немножко расслабляет хвост, но Райтлет перебивает: – Вот именно! Ты не думала! А думать надо чаще! – Полезно иногда, знаешь! – поддерживает Сэн. – Кстати, – вступает Витс, – а можно ли вообще не думать? Возможно ли в принципе для разумного существа такое состояние? Ну, когда оно не спит? – Некоторые из этого состояния и не выходят, – ухмыляется Тикки. – А если без шуток? Что будет с мозгом, который не думает? – Мозг, который ни о чём не думает, мёртв, – отрезает Стив. – В живом мозге всегда проскочит хоть какая-нибудь вспышка. – Вспышка? – Так мы, телепаты, называем случайные мысли. Это просто неизбежно. – Почему? – Это, эм, фундаментальное свойство любой, гм, развитой нервной системы, – присоединяется Айзел. – Э-э-э, наших с тобой мозгах, хм, постоянно туда-сюда скачут, гм, нервные импульсы – суть электрический ток. Ещё там, гм, постоянно выделяются, э-э-э, разные вещества. Эти процессы, хм, всё время, можно сказать, раздражают мозг. Они, гм, «задевают» центры, э-э-э, в которых образуются разные, хм, мысли. То же самое, гм, происходит, э-э-э, в мышцах. Ни одно, хм, животное не может быть, эм, совсем неподвижным. Непроизвольные, э-э-э, движения всегда есть. Кстати, хм, на уровне клеток, э-э-э, влияют ещё и, хм, квантовые взаимодействия. Именно из-за этих, гм, мелочей в мозге постоянно, э-э-э, присутствуют разные мысли. Хм, пусть и не всегда длинные и, эм, интересные. – То есть, как сказал один наш земной философ, мыслю – следовательно, существую? – делает вывод Витс. – Э-э-э, не совсем. Существовать и жить – это, гм, разные вещи. Нельзя, хм, одновременно жить и, э-э-э, не существовать, но можно, хм, существовать и, гм, не жить. Это, э-э-э, означает просто быть мёртвым. Хм, до определённого момента. Э-э-э, когда ты разлагаешься до, хм, молекул, существование твоё, хм, прекращается. Ведь отдельно взятые, гм, молекулы – это не ты. Ты, э-э-э, это собрание молекул, хм, построенных в определённом порядке и особым, гм, образом. – А как же ДНК? Разве в ней не записано, кто я? – Э-э-э, лишь отчасти. Обратимся, хм, к технологиям воскрешения. Запустить, э-э-э, процесс постройки тела, гм, который заложен в ДНК – ещё не значит, эм, восстановить личность. Для этого нужно, хм, учитывать, что происходило с ней, э-э-э, при жизни. Э-э-э, пойми меня правильно – личность, то, что в некоторых, гм, культурах называется, э-э-э, «душой» – это исключительно, хм, продукт деятельности мозга, а не какая-то, гм, нематериальная сущность. ДНК, хм, определяет, как будет устроен твой мозг и, э-э-э, в каких пределах он сможет, гм, менять свою структуру, э-э-э, связи между клетками. Но как именно он это сделает – это, гм, определяет уже не только ДНК, хм, но и факторы среды. Ещё, э-э-э, нельзя забывать о том, что, гм, влияние генов вероятностное, э-э-э, а не строго определённое. Например, гм, если в ДНК у тебя «написано», хм, что ты пуглив и робок, это не значит, гм, что ты на самом деле будешь, э-э-э, трястись от любого шороха. Следовательно, хм, по одной только ДНК твою личность, гм, не определить. И не только личность! Э-э-э, у меня самого в ДНК, гм, «написано», что у меня должны быть, эм, синие глаза. А они, хм, зелёные. Просто вероятность того, гм, что они должны быть синими, э-э-э, выше. – Вообще, кстати, один из универсальных принципов Вселенной заключается в том, что ничто не идеально, и нигде нет вероятности, равной единице. Сколь угодно близко – но точно единицы быть не может, – добавляет Стив. – Как и нуля, кстати. – Случайность фундаментальна, – встревает Млем, которое само не так давно интересовалось подобной темой. – Придумал, как сказать это проще и веселее! – улыбается Стив. – У бытия есть две границы – нет нуля и единицы! – Это гениально, – почти без акцента восторгается Фиб-Фиб. – Спасибо, сам знаю, – по-своему скромно откликается Стив. – Ух ты, – восхищённо выдыхает Витс. – Как же всё интересно устроено в этой жизни. – Кстати, э-э-э, забыл сказать вовремя, – обращается к человеку Айзел. – Верно было бы, гм, если бы ваш философ сказал, э-э-э, «Мыслю – следовательно, жив». Хотя, гм, этот принцип применим только к тем, э-э-э, кто умеет думать. Растения, хм, мы считаем живыми, э-э-э, по другим признакам… – Развели тут философию, – сглотнув, хриплым голосом прерывает разговор Тецклай. – Можно выходить на разведку. И правда – в стенке кокона рядом с хриввалэйтном уже красуется огромная дырища. – А вот сейчас нам вылезать не стоит, – предупреждает Стив. – К нам идут. – О-о-о, и не с пустыми лапами, – уточняет Силмак, принюхавшись. Вскоре у «входа» в кокон объявляется изящное двуногое существо в длинном бело-голубом платье. Это представительница вида юллюкё с синей кожей и вытянутым лицом, похожим на затейливую маску. В двух тонких щупальцах этого создания, которые играют роль рук – металлический поднос. На нём расставлены стаканы, плошки, колбы и тарелки, содержимое которых тут же напоминает большей части команды о трактире на Таймлетэ. Этиловый спирт, чифирь, закись азота, формальдегид, трын-трава и другие веселящие и туманящие мозги субстанции… – Друзья, не бойтесь, – певучим голосом обращается к мятежникам юллюкё. – Вам кажется, что вы на паукрабьем корабле. Это не так. Мы просто маскируемся. Мы знаем, что они с вами сделали, знаем, что они чуть не убили вас. Но теперь вы в безопасности. Отдохните немного, расслабьтесь. Вы ведь так устали… С этими словами юллюкё ставит поднос перед командой и кланяется – не то чтобы заискивающе, но несколько неестественно. Мятежники многозначительно переглядываются. – За дураков нас, барышня, держишь! – усмехается Герн. – Телепатов, конечно же, среди нас нет, – вкладывая в эти слова максимум сарказма, поддерживает Стив. – И какой точный подбор веществ, обратите внимание! – восклицает Сэн и обращается к юллюкё: – Значит, ты в курсе, что есть на свете планета Тытток, и что на ней живут тц-рики? Изящное существо опускает большие чёрные глаза: – Признаться, не слышала… – Что и требовалось доказать! – щёлкнув пальцами, звенит Стив. – Забирай всю эту дурь и передай своим хозяйкам, что они… хуже мужиков! Да! Это будет идеальное оскорбление. – Стив, э-э-э, ты сильно рискуешь, – беспокоится Айзел. – Да плевать я на них хотел. Почти в буквальном смысле, – добавляет терраформ, кивнув в сторону Тецклая. Юллюкё замирает, оглядывается, подходит к мятежникам поближе и шепчет: – Я знаю, что вы уже обо всём догадались. Конечно же, это самый настоящий паукрабий корабль. Здесь ещё сотни пленников. Я тоже здесь не по своей воле. Паукрабихи угрожают убить моих сестёр по монастырю и заставляют меня делать ужасные вещи! Вот как сейчас: я должна вас одурманить, чтобы вы пошли на переговоры с паукрабихами. – И что же они хотят? – навострив уши, интересуется Леод. – Они в очередной раз поссорились с йорзе и хотят, чтобы вы помогли им избавиться от киборгов. За то, что вы им поможете, они оставят вас в живых, но отвезут в какую-то другую галактику. А если вы откажетесь, вас выкинут на Глации, где скоро начнётся планетарная снежная буря, и вы там погибнете. Само собой, паукрабихи понимают, что из принципов вы откажетесь с ними сотрудничать и выберете смерть на Глации. Потому они и приготовили вам всё это, чтобы вас… ну, переубедить. – То есть, мы им всё-таки небезразличны, – бормочет Млем. – Да, паукрабихи явно завидуют вашим успехам. И вы нужны им вот ещё для чего: если йорзе раскроют планы паукрабих, те просто свалят всё на вас. В любом случае, ваша судьба незавидна. Но у нас есть немного времени, и я помогу вам сбежать. Пойдём, я знаю, где спасательные капсулы. Юллюкё разворачивается, подходит к выходу из кокона… и сталкивается с паукрабихой. – Ну, всё сделала? – спрашивает паукрабиха и, не дожидаясь ответа, отпихивает юллюкё и заглядывает внутрь кокона. При виде этой паукрабихи заметно дёргается Джекс. У неё лишь один здоровый глаз – три остальных, белые и мутные, ничего не видят. Но и одного глаза достаточно, чтобы сделать выводы… – Ага, схалтурила. Даже не притронулись. Ну, что ж. Приведите-ка сюда её сестричку! Вскоре ещё две паукрабихи заталкивают в кокон сестру юллюкё со связанными руками. Одна из паукрабих забирается на стенку кокона и, грубо схватив несчастное существо за шею, заставляет его упасть на колени и опустить голову. – Стараться надо было, Тютюлечка, – ухмыляется одноглазая паукрабиха и надевает металлические клешни. – Одной сестричкой больше, одной меньше… – Не надо… пожалуйста… – дрожащим голосом, почти беззвучно просит пощады юллюкё по имени Тютюль для своей сестры. – Нет, умоляю, не убивайте меня… – так же беззвучно пытается достучаться до бессердечных беспозвоночных бедная сестра первой юллюкё. Но одноглазая паукрабиха уже тянет к длинной шее невинной монахини металлическую клешню с острыми, как бритва, краями. Вдруг Накет хватается за один из стаканов, которые стоят на подносе и выпаливает: – Да етить твою мать, чё мы выпендриваемся, в конце концов! Тоже мне, в жопу, цацы какие! Хряпнем, на хрен, по рюмашке, а? Остальные мятежники тут же понимают, что таким оригинальным способом Накет спасает ситуацию… и, как минимум, одну жизнь. – А может, и впрямь трын-травой затянуться и забыть всё на свете, – мечтательно вздыхает Карл. – Лично я за то, чтобы выпить! – заявляет Стив, подняв стакан чистого этилового спирта. – За хорошую компанию, друзья мои! Вся команда мгновенно разбирает предназначенные для неё ёмкости с веселящими веществами и убедительно изображает, что готова эти самые субстанции сразу же употребить. – А, тогда всё нормально, – бубнит одноглазая паукрабиха и опускает клешню. – Ну, вы расслабляйтесь пока, мы попозже зайдём, – добавляет она, скроив на хелицерах некое подобие улыбки. – Шла б ты, сучка, к чёртовой матери, – неслышно ругается Джекс, делая вид, что пьёт из своего стакана. Паукрабихи уходят и уводят сестру Тютюль. Та же, сложив щупальца в жесте благодарности, тихо обращается к мятежникам: – Я обязательно вас спасу! Я отблагодарю вас, я… – Иди, иди, мы сами выкрутимся, – отмахивается Стив и, проводив монахиню взглядом, выливает свой стакан этилового спирта. Вся команда – даже та её часть, которая не участвовала в попойке в трактире «У Бетамака» – тоже избавляется от своей «дури». Всё жидкое выливается, а твёрдое, по негласному сговору, отправляется в потайные карманы бывших контрабандистов. Впрочем, Карл не спешит выбрасывать свой косячок – но вовсе не потому, что желает его раскурить: – Хотя бы для запаха придётся дыму напустить. Иначе неубедительно получится. Так что, простите, друзья, глубоко старайтесь не дышать. Карл поджигает услужливо подготовленной паукрабихами зажигалкой косячок с трын-травой, немного водит им туда-сюда и тушит его каплей воды из собственного щупальца. – А-а-апчхи! – реагирует Леод. – Простите, нос у меня не в меру чуткий. – Слабак, – фыркает Семиларен, которому трын-трава… это трын-трава. – Нашёл повод позубоскалить. – Всегда найду, клыкастый! – А ведь ты был прав, Стив, – замечает тем временем Райтлет, с отвращением посмотрев в свой пустой стакан. – Всё, как ты говорил: благообразное существо, которое предлагает нам расслабиться, а стоит за ним Имперский Союз… хорошо, что мы оторвались тогда в трактире и приобрели иммунитет! – Само собой, я всегда знаю, о чём говорю, – усмехается терраформ. – Как ты быстро сориентировался, Накет, – восторгается тем временем Веншамея и дарит герою нежный поцелуй. – Ты умница. – Кстати, да, ты меня на долю стека опередил, – присоединяется Стив. – Молодчина. – Да ладно, чё там, – улыбается Накет, махнув рукой. – Всё ж просто… правда, я за языком не уследил. Извини, Веншамея. – При мне можешь не стесняться грубых выражений, – хихикает бывшая королева Теэклавеллы. Не успевает отпустить едкую шуточку по этому поводу Яарвокс, как за стенкой кокона раздаются два вскрика. И после этого воцаряется гробовая тишина. – Спектакль не помог, – вздыхает Млем. – Тютюль и её сестру убили. Только-только укрепившийся дух в команде резко падает. Хотя мятежники были знакомы с монахинями всего несколько деминут, гибель несчастных юллюкё оставляет в сочувственных душах такой же след, как если бы их знакомство продлилось в разы дольше. – К-как? П-почему их убили? – в самых расстроенных чувствах недоумевает Накет. – Если верить мыслям паукрабих, эти юллюкё «своё отработали». И всё. Как вещи, – мрачно отвечает Карл. – Зуб даю, это была та одноглазая уродина, – с нескрываемой ненавистью скрежечет Джекс. – Что тебя с ней, хм, связывает? – интересуется Айзел. – Это та самая сволочь, из-за которой я едва не погиб. Это она наговорила орхгам такого, что те меня растерзали прямо на корабле. Врала невообразимо – по её словам, я должен был быть страшнее самого Хргрт’Экты… и, кстати, я якобы готовил на него покушение! Наврала с три короба, потом разворачивается такая ко мне, подмигивает – кстати, у неё тогда ещё два здоровых глаза было – и говорит: «Ничего, недолго мучиться будешь». Я хотел ей в рожу плюнуть, но, как назло, во рту тогда пересохло. Может, сейчас воспользуюсь случаем… – Сейчас лучше бы нам всем внезапно овладеть актёрским мастерством и изобразить пьяных и укуренных, – перебивает Стив. – Укуренных? Каких укуренных? – входит в образ Карл, с самым расслабленным и рассеянным видом рассматривая собственные щупальца. – Какие-то мы тихие пьяные, вот что! – замечает Яарвокс. – Па-а-ад крыло-о-ом звезда-алё-ота о чё-ом-то па-аёт… плане-ета зелё-оных море-ей! – находится Силмак. – Душевнее, душевнее! – поддерживает Накет, и вместе со шнырявкой затягивает вновь: – Па-а-ад крылом звезда-алё-ота о чё-ом-то па-аёт… плане-ета зелё-о-оных море-е-ей! На «пороге» снова возникают паукрабихи. Конечно же, с одноглазой во главе. Она и обращается к мятежникам первой. Но делает она это крайне необычно: вежливо. – Друзья, можно с вами поговорить? Если не возражаете, хотелось бы обсудить с вами кое-что. – Не верю, – шепчет Джекс. – Неубедительно. – А т-ты уже… ик, опозда-а-ала! – старательно копируя манеру пьяного, отвечает паукрабихе Герн. – Мы уже это… всё… ик, при-иняли! – Ну, эт-то, поговорить-то м-можно! – смеясь через каждое слово, добавляет Райтлет. Одноглазая паукрабиха изображает на лице что-то вроде добродушия и продолжает: – Знаете, эта наша с вами вражда зашла слишком далеко. Пока йорзе уродуют Галактику, мы зачем-то воюем с вами, хотя могли бы объединиться и освободить Млечный Путь. Давайте оставим в стороне наши разногласия и начнём вместе бороться с йорзе. Вы же такие умные, храбрые и сильные, вы бы так нам помогли! Давайте объединимся. Мятежники лишь звонко смеются в ответ. – Мы разрешим вам летать везде, где вам нужно. Мы всё вам обеспечим… – не унимается паукрабиха. – Ну же, никакого подвоха, соглашайтесь! – Подвох в том, что подвоха нет, да? – усмехается Леод и снова громко чихает. Новый взрыв хохота мешает одноглазой паукрабихе договорить. Наконец, она теряет терпение и вежливость: – Хватит ржать, пьянь! Я вас ещё раз спрашиваю – вы с нами или нет? – Догадайся с одного раза, – бубнит Тецклай. – Придётся сказать, что вас ждёт, если вы откажетесь… – Таки да! – перебивает Карл. – А что нам… как бы… светит… это… если мы… если мы не с вами? – Сейчас на Глации начинается планетарная снежная буря. Если вы отказываетесь с нами сотрудничать, мы высаживаем вас там! Температурка – минус двести водяных градусов, скорость ветерочка – 13 коптермирад в стек! Вы там и трёх деминуток не протянете! – Ка-а-ак же, не протянем, – улыбается Стив. – Наоброт, хршо! Снеж-жок, свеж-жий во-о-оздух… – Ну всё, уроды, вы мне надоели! – рявкает одноглазая паукрабиха и направляется к выходу из кокона. – Следующая остановочка – Глациа, идиоты. – У вас ещё есть время передумать, – бросает одна из тех паукрабих, которые сопровождали одноглазую. Когда паукрабихи уходят достаточно далеко, паника охватывает Эффелину, и та визжит: – Эй, я не хочу погибать на Глации! Мы ведь там действительно не выживем! Может, лучше всё-таки согласиться? – Соглашайся, если хочешь, – холодно отвечает Стив. – Подведи команду ещё раз, вперёд. – Но ведь только так мы останемся в живых! Улизнём там как-нибудь потом… – продолжает Эффелина. Мятежники одаривают элегантину крайне неодобрительными взглядами. Даже её крохотных мозгов хватает на то, чтобы понять, что её предложению никто не рад. – Вообще-то, это глупо, – рассуждает Райтлет. – Гораздо проще и надёжнее было бы выбросить нас в открытый космос. Два дечаса – и всё, мы покойники… – О, давно ещё хотел вам с Сэн это сказать, – оживляется Джекс. – И тебе, Витс. У вас троих устаревшие генераторы воздуха, симбиотические. Наши новые, квантово-хемосинтетические, вырабатывают и удерживают гораздо большую воздушную оболочку. Там давление такое, что в открытом космосе с этими генераторами можно болтаться гораздо дольше, чем два дечаса. Больше шансов, что нас найдут ещё живыми. – Вот как! – поражается Сэн. – Только вот не осталось у меня этих приборов… карманы-то все опустошили. Доберёмся до какого-нибудь копипринтера – вы мне напомните, я напечатаю, хорошо? – Так почему они не выбросят нас в космос? – возвращается к вопросу Райтлета Витс. – Потому что они тупые идиотки, – скрежечет Джекс. – Предлагаю идей им не подкидывать, тем не менее. Космос велик и пуст. Нас могут и не найти совсем. – А может, э-э-э, на Глации для нас заготовлена новая, гм, ловушка, – тревожится Айзел. – Мы там в любом случае замёрзнем насмерть, как вы не понимаете! – снова визжит перепуганная Эффелина. – У нас есть козырь, – хитро улыбается Карл и вытягивает одно щупальце в сторону Силмака. Пока элегантина отчаянно пытается уловить связь между шнырявкой и выживанием всей команды, паукрабий корабль выходит из последней магистральной трубы, которая и ведёт к недружелюбному миру. Наконец, корабль садится на чисто-белую поверхность морозной неприветливой планеты. – На выход, – грубо сообщает одноглазая паукрабиха, заглянув в кокон. Мятежники нехотя покидают кокон и, изображая пьяную походку, следуют за беспозвоночными. Джекс подкрадывается поближе к одноглазой паукрабихе и шипит ей: – Помнишь меня, с-с-собака страшная? Узнаёшь, гадина? А я в-выжил! Выжил, тебе назло, с-с-сучка! Одноглазая паукрабиха не обращает на слова киборга никакого внимания. Когда открывается дверь, внутрь корабля врывается сильнейший порыв ледяного ветра. Острые снежинки впиваются как в лица мятежников, так и в глаза паукрабих. – Отрезвляет, правда? – визгливо интересуется у мятежников одна паукрабиха. – Может, всё-таки пойдёте с нами? – Нет, – почти не выговорив «е», коротко отвечает Айзел. Мятежников выталкивают из звездолёта так, что некоторые из них падают лицом прямо в снег. – Ваше окончательное решение? – кричит одноглазая паукрабиха вслед команде. Даже дикая метель не меняет намерения команды. – Долгая и мучительная смерть на Глации – вот наш выбор! – гордо подняв голову, громко объявляет Стив. – Ну вы и кретины! – вопит одноглазая паукрабиха. – Ничего, недолго мучиться будете! И да – я тебя помню, Джекс! Наконец-то ты сдохнешь, паразит! Ухмыльнувшись, одноглазая паукрабиха разворачивается и собирается закрыть дверь. В последний миг её неожиданно сбивает с ног метко брошенный правый ботинок Джекса. – Да!!! Да!!! Так тебе!!! – торжествует киборг. – Я умру счастливым!!! – Ты же в самом деле ногу отморозишь, – беспокоится Млем. – Ха! Новый протез поставлю, делов-то! Оно того стоило! Паукрабий корабль покидает Глацию. Как и уверенность – добрую половину команды. – Это мы зря! – сквозь метель вопит Фиб-Фиб. – Мы слишком переоценить свои силы! – Всё будет хорошо! – кричит в ответ Силмак и ныряет в снег. – За мной! Не проходит и деминуты, как мятежники оказываются в глубокой норе под толстым слоем снега, которая хорошо защищает даже от планетарной бури. – Переждём здесь, – произносит Стив. – Обычно такие бури проходят довольно быстро. Однако от жуткого мороза спастись не так-то просто. Генераторы воздуха, даже самые современные, защищают от пронизывающего холода лишь частично. Лишь немногие – а именно Райтлет, Сэн, Тецклай и Стив – способны выдержать безжалостный глацианский мороз сами по себе. Неплохо чувствуют себя и киберпанки, которые умеют настраивать свой температурный режим. Остальным же ничего не остаётся, кроме как крепко прижаться друг к другу, забыв обо всех разногласиях и тонкостях отношений. – Холод, э-э-э, объединяет, – улыбается Айзел, заметив, что друг к дружке приникли Семиларен и Леод, отношения между которыми трудно назвать тёплыми. – Уж больно жить охота, – шипит в ответ блент. – А вот кое-кому не очень, видимо, охота! – замечает Леод, глядя на Витса, который снова держится в стороне ото всех. – Витс, ты чего? Ты же замёрзнешь! – Я… я не могу… – мямлит человек. – Что на этот раз? Расскажи, не стесняйся! Витс колеблется. С одной стороны, то, что его тревожит, лучше сказать только Леоду. А с другой стороны, лучше сказать это всем. Подумав ещё немного, Витс решает, что терять ему нечего, и выпаливает: – Я вам всем наврал тогда, на Фирс-Ы! Я на самом деле хотел убить Баера. Не случайно всё получилось! Витс зажмуривается и в страхе отворачивается. Не услышав ничего угрожающего, он открывает глаза. Вроде бы холоднее под глацианским снегом не становится. – Да разве ж это враньё? – смеётся Яарвокс. – Забудь ты об этой дряни, сколько можно! – Это тебя не красит, Витс, – строго произносит Млем, но тут же смягчается: – Впрочем, ты это осознаёшь и не боишься в этом признаться. Значит, ты не хочешь, чтобы такое повторилось. Леод же, которому Витс хотел признаться в первую очередь, подозрительно долго молчит. Витс готовится разразиться самоуничижительной речью, но ягулярр улыбается и легонько пододвигает человека лапой к себе поближе. – Всё в порядке. Я знал, – шёпотом сообщает Леод. – Если честно, я тоже хотел, чтобы с Баером кто-нибудь разобрался. Всё хорошо. – Значит… мы по-прежнему друзья? – тихо спрашивает Витс. – Конечно. Вздохнув с облегчением, Витс прижимается к Леоду, найдя ещё не занятое блентскими руками место. Семиларен же не собирается свои позиции сдавать. – Хорошо греешь, коврик, – говорит он в сторону. – Если бы я был ковриком, я бы не был таким тёплым, – скалится ягулярр. – Логично же, бутылка шлёмлака? – Коврик с отоплением. Матрас с подогревом. Леод добродушно смеётся. Семиларен же не оценивает этого и, презрительно фыркнув, оставляет ягулярра наедине с Витсом. – Айзел, я к тебе, – произносит блент и обхватывает фоксиллинда шестнадцатью руками. – Хм, как иронично, – отзывается Айзел. – Я ведь, э-э-э, лишил тебя веры. Многие воспринимают это, гм, болезненно. – Иногда нужно пережить небольшую боль, чтобы стать намного сильнее. – Там буря не прошла часом? – резко сворачивает с философского на сугубо практическое Герн. – Высуну-ка я нос аккуратненько, – вызывается Силмак. Шнырявка идёт к тому месту, где начинал рыть нору, и осторожно выглядывает наружу. Когда Силмак возвращается к друзьям, ни у кого не возникает никаких вопросов: он стал похож на неаккуратного снеговика. – Мы тут надолго, – констатирует факт Бастер. – Джекс, как твоя нога? – обращается к киборгу Млем. – Ты ведь довольно долго продержал её на морозе. – Всё нормально, – отвечает Джекс. – Немножко постанывает, но уже отогревается. Ни стека не жалею о ботинке! – По-моему, зря ты это всё-таки сделал, – произносит Райтлет. – Наверняка они теперь узнают что-то важное. – Не-а. Ботинок у меня самый обыкновенный, там нет ничего высокотехнологичного. Чёрт возьми, я просто хотел напоследок насолить той одноглазой сволочи! – Разве ты не должен быть ей в чём-то благодарен? – робко интересуется Витс. – Разве не благодаря этой паукрабихе ты стал тем, кто ты есть сейчас? – Не «благодаря», а «из-за». Да, сейчас я хорошо чувствую себя в теле киборга. Но если бы можно было открутить время назад, я бы пожертвовал всеми киборгскими способностями ради того, чтобы никогда не чувствовать той боли и унижения. В глазах у Джекса – и в органическом, и в цифровом – разгорается жгучая ненависть к паукрабихам. Жутким полуметаллическим голосом киборг проклинает своих мучительниц: – Мерзячие твари! Пусть поцелуют мой ботинок в подмётку! Если бы эти гадюки ощутили хотя бы половину той боли, что чувствовал я! И… все остальные, кто со мной был! – Даже те, кто предал тебя? – интересуется Млем. – Да… да, даже те, кто меня предал. Им было ничуть не лучше, чем мне. Ах, если бы я мог расколошматить панцири этим паукрабьим сволочам! Так, чтобы они визжали от боли, ублюдки!!! Леод с нескрываемой тревогой наблюдает за Джексом. Наконец, ягулярр спрашивает его: – То есть, ты действительно можешь причинить живому существу боль? – Только тому, которое этого заслуживает. Зло надо наказывать. Простить злодея можно только тогда, когда он сам раскается. – Но разве зло перестанет от этого быть злом? – Некоторым это помогает. Иные злодеи, когда их схватят за горло, неплохо так переосмысляют свою жизнь. При этих словах заметно поникает Витс. – Да, это так, – с виноватым видом бубнит он себе под нос. – Обратите внимание, не я это сказал! – усмехается Джекс и вздыхает: – Ох, простите, друзья. Накатило что-то. Чёрт знает, что мне вкололи эти гады, когда вырубали… аж в ушах до сих пор пищит. – А у меня что-то вспышек очень много в мозге, – с некоторым беспокойством сообщает Карл. – А у меня в ушах тоже пищит, – настораживается Семиларен. Леод прыскает со смеху. Не успевает блент рявкнуть в сторону ягулярра что-нибудь обидное, как уши навостряют и охотники на чудовищ. – Это не в ушах пищит! Это кто-то рядом живой! – восклицает Сэн. – Под снегом! Прямо рядом с нами! – добавляет Райтлет. – Значит, это были не вспышки, а мысли неразумных существ, – вслух рассуждает Млем. – Где-то тут… – принюхавшись, произносит Леод и принимается рыть снег. – Правее! – подсказывает Тецклай. Наконец, под толстым слоем снега обнаруживается открытый ящик. В нём, тесно прижавшись друг к другу, сидят маленькие существа, похожие на нелетающих птиц с коротким толстым клювом, длинным хвостом и четырьмя когтистыми лапами, явно предназначенными для рытья. У существ нет ни глаз, ни ушных раковин. Они общаются между собой треском и забавным свистом, который напоминает голос земной хохлатой чернети. – Их тут штук сорок! – восклицает Леод. – Не знаю, кто это, но они очень милые! – реагирует Веншамея. – Э-э-э, очень знакомые существа… – протягивает Айзел. – Я помню, кто это! – вступает Карл. – Это… – А там буря не кончилась? Может, тогда зверюшек можно будет выпустить? Пойдите кто-нибудь посмотрите! – визгливо перебивает Эффелина. – Только подумала, что ты там замёрзла и заткнулась, – ворчит Тикки. – Тебе интересно – иди и смотри сама. – Ну, это опасно, и вообще… ну посмотрите кто-нибудь, а? – А, хрен моржовый с тобой, – машет на элегантину четырьмя лапами Силмак, поднимается и собирается снова пойти к выходу, но прямо перед ним внезапно рушится «потолок» импровизированного убежища. Перед мятежниками возникает то самое тучное существо с густыми вибриссами. – Про волка речь, а он навстречь! – смеётся Карл. – Здравствуй, Шаман! Давно не виделись! – Сколько зим! – улыбается Стив. – Как здорово, что мы на тебя наткнулись! – радуется Райтлет. Знакомый Райтлету, Карлу и Стиву хремф моржовый окидывает всех, включая маленьких существ в ящике, каким-то странным и тяжёлым взглядом. Слегка отвернувшись, он достаёт из кармана куртки коннектар и набирает какой-то номер. – Это я, – сообщает абориген Глации неизвестному собеседнику. – Ещё одни тут, значить. Ага. Ага. Да эти… кажися, которые с Фирс-Ы слиняли. Не, паукрабих не видать. Стив с ними, ага. Ща разберусь. – Подкрадский ты сын, йорзе продался! – соображает Стив и пытается использовать телекинез. Увы, из карманов куртки у Шамана явственно выглядывают телекинез-блокираторы. И ещё какой-то необычный прибор, который представляет собой ощетинившийся мелкими шипами куб. Именно его вынимает Шаман, когда заканчивает разговор по коннектару. – Знать будете, как мной ругаться! – гаркает хремф, поворачивает какой-то незаметный переключатель на одной из сторон странного куба и направляет прибор на мятежников. Невыносимый гул, исходящий словно бы не снаружи, а изнутри, заполняет мозги мятежников и лишает их сознания прежде, чем кто-либо успевает хоть что-то сделать. Сопротивляется разве что Стив: – Четыре мозга… так просто не возьмёшь… подкрад! – Ах, да, совсем забыл про этот режим, – холодно цедит Шаман, что-то ещё перенастроив в кубическом приборе. – Спи уже, чертяка! До того, как сознание покидает и терраформа, он успевает заметить вдалеке ещё одно знакомое существо. – Кса… – пытается выговорить его имя Стив, но теряет контроль над своим телом и падает без сил. Надменным взглядом Шаман пробегается по неподвижным мятежникам и снова достаёт коннектар: – Всё, готово. Лежать, как миленькие. Не, я останусь. Десять деминут, значить? Да, я подожду. Убрав коннектар, Шаман ещё раз внимательно осматривает оглушённую команду. И вдруг обнаруживает, что в разрушенной снежной норе остался кое-кто, на кого странный прибор не подействовал. А именно – те самые маленькие существа в ящике. – Шо вы за черти такие?! – поражается Шаман. Похожей на ласту земного моржа рукой хремф резко хватает одно из существ за шкирку и тыкает ему в нос колючим кубом. Существо трещит, свистит и пытается вырваться. – Тьфу! Вот зараза! – плюётся Шаман, снова что-то перенастраивает в своём приборе и сжимает руку сильнее – так, что маленькое существо вскрикивает от боли. Вдруг из-за спины хремфа раздаётся негромкий низкий голос, приятный и тягучий: – Прошу прощения… Шаман разворачивается. Перед ним стоит двуногое и двурукое существо. С точки зрения землянина, оно похоже на покрытого серыми, чёрными и белыми перовидками хищного динозавра с впечатляющей тёмной гривой на голове. «Динозавр» держится почти что по-человечески прямо и даже одет как-то по-земному – в оранжево-белый свитер и тёмно-синие брюки. Пожалуй, разве что хвост, напоминающий загнутое брюшко скорпиона, только с перовидками на конце вместо жала, выглядит действительно нестандартно на земной взгляд. Руки существа выжидательно скрещены на груди. В Шамана всматриваются два глаза с тёмно-фиолетовой радужкой, конъюнктива которых покрыта такой густой сетью ярко-красных сосудов, что любой земной офтальмолог выписал бы этому существу вагон и маленькую тележку глазных капель. Голос, тем не менее, исполнен терпения и интеллигентности: – Вы не могли бы отпустить мюмзика? И, если позволите, оставить в покое мятежников? – Ты ещё что за чмо? – грубо спрашивает Шаман, сжав в руке мюмзика ещё сильнее. – Выбирайте выражения, – с еле уловимым раздражением отвечает существо. Шаман швыряет мюмзика обратно в ящик и нависает над странным существом. – Я те щас такие выражения выберу! – рявкает хремф, в очередной раз что-то переключает в кубическом приборе и направляет его на пришельца. – На меня это не действует, – спокойно произносит существо. – Вот как, значить! Это ничаво. Знаю, шо на тя подействуеть! Шаман набрасывается на существо, рвёт на нём одежду и сильным ударом в голову сбивает с ног. После этого разъярённый хремф вонзает в тело существа бивни и разрывает его на куски. Наконец, для верности Шаман топчет оставшееся от существа кроваво-слизистое месиво тяжёлыми сапогами. – Тоже мне, ин-те-ли-хент нашёлся! – фыркает хремф, стирает ярко-красную кровь с бивней и опять переключается на мюмзиков. Там же, где кровь Шаман не вытер, она начинает… самостоятельно ползти к изуродованным кускам тела странного существа. Эти куски, в свою очередь, отращивают глаза, щупальца и тонкие ножки для передвижения и собираются вместе, после чего сливаются воедино. Что интересно, облачение существа собирается сходным образом, хотя и не отращивает при этом глаз. Состоит эта симбиотическая одежда из волокон, которые образует особый штамм цианобактерий. Из волокон получается ткань, которая самостоятельно «зашивает» разрывы. Полностью восстановившееся существо, на теле которого не осталось ни царапинки, отряхивается и обращается к Шаману: – На большее фантазии не хватило? Хремф оборачивается с самым презрительным видом, который тут же сменяется на ошарашенный и испуганный: – Шо… шо ты за тварь?! Слегка улыбнувшись, существо невозмутимо отвечает: – Самоназвание моего вида – эволы. По Галактической Энциклопедии, впрочем, я могу быть Вам известен как сущность самособирающаяся муту’имирская. Слова эвола явно проходят мимо хремфских ушей. Вытаращив глаза и указывая на самособирающуюся сущность пальцем, Шаман вопит: – А-а-а!!! Проглотон!!! Ты проглотон!!! Не успевает эвол ответить, как хремф вновь кидается на него и хватает за горло, пытаясь не то задушить, не то разорвать на части: – Сдохни, тварь!!! Сдохни!!! Кровь вдруг отливает от глаз эвола. Тело же его, буквально вывернувшись наизнанку и обнажив перерождающиеся внутренности, пульсирующие сосуды и некий оранжевый гель, стремительно меняет форму и увеличивается в размерах. Эвол превращается в ужасное чудовище: шестилапое, длиннотелое, с тонким хвостом, четырьмя белыми глазами с вертикальными зрачками и тремя парами челюстей, вложенных одна в другую. Все челюсти усеяны сотнями острых зубов. На каждом из четырёх пальцев передних лап – по два длинных когтя, на трёх пальцах средних – по три, на двух пальцах задних – по одному. В гуще гривы эвола вырастают четыре маленьких, но острых рога. Изо рта, горла, груди, живота и конечностей эвола выбрасывается множество извивающихся, покрытых липкой слизью красных щупалец, которые обвивают руки и тело Шамана, а ещё тьма жутких насекомьих ножек. – Я не проглотон, – тяжело дыша, но не теряя самообладания, сообщает эвол. – Наши эволюционные пути разошлись ещё очень давно. Не стоит нас путать. Однако у нас есть кое-что общее… – Ты меня шо, поглотишь, да? – перебивает Шаман охрипшим от ужаса голосом. – Я не собираюсь Вас поглощать. Но вынужден повторить мою просьбу… – Слышь, погоди, а? У меня, это… дома жена, дети… я… это… Шаман с трудом хватает воздух ртом. Эвол ослабляет хватку, и его глаза начинают вновь наливаться кровью. У эволов кровеносные сосуды в глазах хорошо заметны как раз тогда, когда они спокойны, а белеют глаза при болезни, сильном испуге или гневе. – Знаешь, шо? – дрожащим и каким-то заискивающим голосом продолжает Шаман, немного отдышавшись. – Я их… это… не люблю ужасно. Жена, значить, дура набитая, а эти спиногрызы совсем от рук отбилися. Давай я те их приведу, ты их съешь, а меня не тронешь, а? Глаза эвола вновь белеют. На лице его появляется выражение глубочайшего отвращения. – Как ты жалок! – восклицает самособирающаяся сущность, в омерзении оттолкнув Шамана и вобрав в себя все щупальца. – Тебя даже поглощать противно! Ты готов предать свою семью, лишь бы… фу! Эвол отталкивает хремфа ещё сильнее. Шаман от неожиданности падает на спину. Самособирающаяся сущность нависает над ним и полушёпотом произносит: – Убирайся. Чтобы я тебя больше никогда не видел. Хремф, скуля, как испуганная собачонка, выползает из разрушенной норы, поднимается и бросается наутёк – настолько быстро, насколько позволяет его тучное тело. Тем временем, эвол принимает свой обычный облик и заботливо склоняется над ящиком с мюмзиками. – Все сорок на месте, – комментирует он себе под нос, пересчитав мюмзиков и улыбается: – Досталось вам, бедненькие. Чёртовы двумперцы со своими снарядами… Взгляд эвола падает на мятежников. – Вам повезло, друзья. Всё будет хорошо. Из кармана брюк эвол извлекает пульт дистанционного управления. Вскоре на глацианский снег приземляется небольшой корабль, напоминающий по форме одновременно рыбу и причудливый старинный летательный аппарат. Эвол отращивает ещё две пары конечностей и бережно переносит в грузовой отсек корабля мятежников и ящик с мюмзиками. Вдруг самособирающаяся сущность настораживается. Оглядевшись, эвол замечает Шамана и двух йорзе, которые направляются в его сторону. Идут они все так быстро, что эвол понимает: увести корабль он не успеет. Хладнокровия, впрочем, самособирающаяся сущность не утрачивает. Лишь легонько чертыхнувшись, необычное существо в очередной раз меняет форму… – Ну, чего ты мычишь, старый пень?! Что произошло, почему ты ушёл? – раздражённо допытывается у Шамана один из йорзе. – Ну, там… это… не надо туда… как его… там оно такое… – еле выдавливает хремф. – Хрен с тобой моржовый в самом буквальном смысле, – бросает второй йорзе. – Пошли, показывай. Когда до разрушенной норы остаётся совсем немного, перед Шаманом и киборгами вдруг возникает жуткая инопланетная тварь чёрного цвета с синим отливом, покрытая не то чешуёй, не то шерстью. – Откуда здесь… паук-марбианин?! – поражается один из йорзе. Пауком это существо можно назвать с некоторой натяжкой. У марбианина всего четыре ноги, но множество суставов и три чрезвычайно длинных и тонких пальца на каждой из них создают впечатление, что ног гораздо больше. В отличие от настоящего паука, у марбианина есть довольно длинная шея. Наконец, над вполне паучьими хелицерами светятся зелёным не только три маленьких простых глазка, но и два больших фасеточных. Марбианин по причудливой зигзагообразной траектории приближается к двумперцам и незадачливому местному жителю. Йорзе по привычке тянутся за оружием, но вдруг чувствуют, что не могут и пошевелиться. Марбианин, не сводя с троицы пяти жутких глаз, неожиданно начинает пятиться по тому же пути, по которому направлялся к ней, с невообразимой точностью повторяя каждое движение. Создаётся впечатление, будто само время пошло назад… …Когда йорзе и Шаман приходят в себя, от паука-марбианина не остаётся и следа. Равно как и от корабля эвола, и от мятежников, и даже от ящика с мюмзиками. – Что это было? – недоумевает один из йорзе и обращается ко второму. – Не помнишь, зачем мы вообще сюда прилетели? Тут же дубак, блин… ненавижу холод! – По-моему… по-моему, мы здесь для того, чтобы кого-то поймать… – неуверенно бормочет второй и с притворным добродушием обращается к хремфу: – Друг, не подскажешь, зачем мы здесь? – Не помню, – разводит руками-ластами Шаман. Через несколько деминут эффекты марбианского гипноза ослабевают, и вся троица приходит в себя. – Проклятье! – рявкает один из йорзе, не увидев в остатках норы обездвиженных мятежников. – Ты их упустил, жиртрест! – Я не… я пытался! – оправдывается Шаман. – Там потом… – Завали хлебало, – грубо перебивает другой йорзе и внимательно вглядывается в следы на снегу цифровым глазом. – Сейчас по ДНК посмотрим. Так… все мятежники были тут… а спасать их пришёл… Выражение гиеньего йорзского лица меняется. Вместо обычной мерзкой насмешки на нём проявляется бессильная злоба и даже отчаяние: – Ксандер Надведомим. Этот чёртов эвол. Вечно ускользает в самый последний момент. Хитрее него только капитан Фьюмичино и Звёздный Баригальди… – Значит, мятежники будут в порядке, – делает вывод второй йорзе. – Паукрабихам мы этого, впрочем, не скажем. Пусть думают, что эти уроды сдохли. – Ну а Ксандер… пусть выхаживает мятежников на своём любимом Самобыте. Нам же лучше будет. Йорзе переглядываются и гнусно хихикают. – А я шо буду делать? – встревает Шаман. Киборги замолкают и одаривают хремфа презрительными взглядами. – Снимать штаны и бегать, – отплёвывается один из йорзе и кивает второму: – Валим из этой Создателем забытой дыры. Когда йорзе уже заходят внутрь своего корабля, один из них прыскает со смеху: – Этот идиот же… мозговзломом обработанный. Он же и впрямь будет без штанов бегать! – Пусть побегает. Жиры хоть свои растрясёт. Пока одурманенный хремф, сбросив штаны, наворачивает круги по глацианскому снегу, корабль Ксандера достигает системы из одиннадцати затейливых астероидов, которая зависла неподалёку от орбиты негостеприимной морозной планеты. Даже издалека видно, что все они представляют собой небольшие миры с совершенно незаметной тоненькой атмосферой – которая, впрочем, укрывает их все единым воздушным покрывалом. Большая часть этих миров явственно облеплена всевозможными формами жизни. А некоторые из них даже сами выглядят как живые существа. Это и есть тот самый Самобыт.