Странники Одиннадцати Пространств: Нет худа без добра

– Есть такое твёрдое правило, – сказал мне после Маленький принц. – Встал поутру, умылся, привёл себя в порядок – и сразу же приведи в порядок свою планету. Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»

– Полиплоидных архей туда надо добавить, я тебе говорю! Которые с актиновым цитоскелетом, помнишь? Вот их обязательно… – Ксань, ну зачем эукариот-то заново изобретать, какой смысл? Зачем они там вообще? – Раз бактерии каждый раз всё топят в яде, который получается из соединений их метаболитов с минералами, значит, нужна более мощная защита! Нужен более высокий уровень организации, понимаешь? – Чем тебя персистенция у бактерий не устраивает? – Она же там не работает! Вся биоплёнка рушится к чёртовой матери, ты же сама мне об этом говорила! – Да ещё немножко модификаций – и всё получится! Вот эукариот переизобретать никакого смысла нет! – Как минимум, появятся новые экологические ниши! Тем более, что это будут немного другие эукариоты, нежели у нас тут… – Ага, а когда я предлагаю туда заново РНК-бульон залить – нет, ну что ты, этого мы делать не будем, зачем всё по новой городить! Двойные у тебя стандарты, Ксань! – Най, вечно ты иронизируешь! И не уважаешь меня вообще! – Это ты меня не уважаешь! Каждый раз, когда я модифицирую бактерий, ты только ржёшь и пальцем показываешь! – Да потому что глупость ты делаешь! Сколько ты времени на эту чушь потратила? Уже младшенький женился, а ты всё упёрлась в этот бактериальный мир… – На себя посмотри! По десять лет обдумывает то, что можно за три дня сделать, и это нормально! А как я всего-то ничего… – Да при чём здесь это, что ты прицепилась? Сколько можно! Чем тебе археи-то не угодили? – Просто признай, что ничего близкого к эукариотам там не приживётся! Эукариотические белки там просто разваливаются, ты же сам видел! Значит, археям и тем более эукариотам там не место! – Вот я и предлагаю заново вывести… – Да не получится ничего! – Най, ты просто мне перечишь, а ничего толкового взамен не предлагаешь! – Ой, надоел, Ксаня! Возьму вот и швырну в тебя сейчас чем-нибудь! – Давай, швыряй, очень умно! – Вот, на! (Звон стекла) – Ну и дура! Своих же, поди, любимцев разбила! Вот я тебе сейчас… – Э, трихоплаксов моих не трожь! – А, вот как заговорила! Получай! (Звон стекла) – Ах ты козявка! На тебе ещё! Третий звон стекла заставляет очнуться Стива. Телепатически, а затем уже и глазами осмотревшись, терраформ понимает, где он, в каком состоянии его друзья и кто кидается друг в друга пробирками. Вместе с остальной командой мятежников, которая уже очень скоро должна будет прийти в сознание, терраформ находится в уютной лаборатории под поверхностью одного из самобытских астероидов. Посередине лаборатории установлен внушительный энциклопедический секвенатор. Рядом располагается целый ряд копипринтеров и контейнеров с необходимыми для этих устройств материалами. На полках, которые занимают все без исключения стены, расставлены бесчисленные пробирки, чашки, бутыли с культурами микроорганизмов и колбы с образцами целых растений, грибов, слизевиков и животных, а таже их органов и тканей. Особое место занимает двоюродный родственник эволов – проглотон, с которым их часто путают. В этой массе отростков, конечностей, голов, хвостов и глаз, а также иных выростов, одновременно можно узнать многих существ и не распознать никого. В углу лаборатории стоит просторный вольер с теми самыми экспериментальными мюмзиками, которые оказались вместе с мятежниками на Глации. Этот вольер разделён на отсеки с разными условиями. В одном царят жара, сухость и песок, в другом находятся только камни, в третьем не видно света за хитросплетениями ветвей деревьев, а четвёртый почти полностью заполнен водой. Ещё четыре отдела, на первый взгляд, ничем не отличаются от первых четырёх. Но есть одна важная деталь: в первых четырёх отсеках мюмзики – единственные животные. В этих же отсеках мюмзики живут вместе с множеством других существ. Ещё один отдел – контрольный: в нём воспроизведены условия родной планеты эволов – Муту’Имира. В этом отсеке слабое освещение, которое будто бы с трудом добирается сюда от далёкой звезды, а с помощью специальных установок в буроватую почву бактериального происхождения то и дело врезаются самые настоящие метеороиды. Немногие формы жизни здесь осмеливаются жить на поверхности, а вот в толще почвы всевозможных существ так же много, как в самом пышном тропическом лесу. Полюбовавшись на всё это, Стив выходит из лаборатории и направляется по коридору в помещение, где всё ещё бушуют научные и околонаучные страсти – на кухню. Стены её увешаны полочками, которые ломятся от всевозможных банок со съестным. Обязательный холодильник и биореактор выглядят так, будто сделаны из дерева, и украшены сложной резьбой. Рядом с биореактором стоит совсем не кухонный стеллаж со стройными рядами пробирок с самым разнообразным содержимым. Именно этими пробирками сейчас и кидаются друг в друга Ксандер и его жена Найя, элегантная эволица с гладко причёсанной гривой. В Ксандере и Найе сейчас очень трудно узнать интеллигентную и интеллектуальную пару добрейших и гостеприимнейших существ. Перовидки у обоих взъерошены, под кожными пластами извиваются готовые выброситься в любой момент щупальца, белые как снег глаза вытаращены, а из оскаленных ртов брызжет едкая слюна. – Хочешь тут всё расколотить, да?! – срывается на крик Ксандер, увернувшись от очередной пробирки, которую в него запустила Найя. – А как с тобой ещё по-другому общаться, раз нормально не понимаешь?! – вопит эволица, выхватывает откуда-то новую пробирку с какой-то зеленовато-синей жижей внутри и… Пробирка застывает в воздухе прямо перед самым носом Ксандера. Он не сразу догадывается, в чём дело, и некоторое время удивлённо разглядывает пробирку. Найя же, заметив Стива за спиной у Ксандера, быстро понимает, что терраформ использовал телекинез. – Милые бранятся – только тешатся, – с улыбкой замечает Стив и тем же телекинезом возвращает пробирку на место. – А вы совсем не изменились. – Стив! Рад тебя видеть! – радостно восклицает, обернувшись, Ксандер. – Как ты себя чувствуешь? – Прекрасно. Остальные скоро тоже придут в себя. Слушай, что это была за подкрадская хрень, которая нас вырубила? – Новое изобретение йорзе – мозгоглушилка. Убойная штука, но с одним существенным недочётом: работает только один раз. Ваши мозги запоминают этот оглушающий сигнал, и второй раз он на вас не подействует. – Должно быть, это ещё прототип. – Похоже на то. Но пока вы все здесь, никакие йорзе до вас не доберутся, обещаю. – Спасибо. Кстати, Ксандер, я поддерживаю твою идею с полиплоидными археями. – Вот! – торжествует Ксандер, повернувшись к Найе. – Видишь, Стив говорит… – Это просто мужская солидарность, – фыркает Найя. – Не солидарность, – безо всякой насмешки отрицает Стив. – Я сам заселял жизнью малые планеты с теми же проблемами, что и на вашем Лазуритовом Валуне. Там тоже были минералы, которые в сочетании с первичными метаболитами становились токсичными. Поверьте, сочетание архей и бактерий – это гарантия здоровой и устойчивой экосистемы даже в таких неблагоприятных условиях. Не факт, что симбиоз обязательно приведёт к возникновению эукариот. Но в любом случае неоднородный прокариотический мир будет лучше защищён от всех превратностей судьбы, в отличие от мира сугубо бактериального. Так что добавьте туда архей. По лицу Ксандера расплывается победная улыбка. Найя бормочет в сторону что-то не совсем литературное, но затем оттаивает и обращается к мужу: – Ладно, попытка не пытка. Доверимся опыту Стива. Он-то всем этим занимался, когда нас с тобой ещё в проекте не было. – И чего мы спорили, а? Могли бы просто попробовать и не ругаться лишний раз, – добродушно улыбается Ксандер и приобнимает Найю. Найя отвечает Ксандеру тем же жестом и смеётся: – Да потому что дураки мы с тобой, и не лечимся. Посмеявшись и окончательно помирившись, Ксандер и Найя решают вместе со Стивом проведать остальных мятежников. Они постепенно приходят в себя. Кое-кто из них даже узнаёт знакомое место. – Хм, ещё ни разу я так не радовался, очнувшись после, гм, оглушения, – произносит Айзел. – Ксандер, прийти в себя, э-э-э, в твоей прекрасной лаборатории – это, гм, подарок судьбы! – Приятно это слышать, – скромно потупившись, отвечает Ксандер. – А ещё один подарок, я смотрю, ты лично мне сделал! – смеётся Джекс, разглядывая свою правую ногу. От органической ноги, с которой Джекс на Глации сдёрнул ботинок, чтобы швырнуть в ненавистную ему паукрабиху, осталось только бедро. Голень и стопа уподобились рукам киборга: они стали металлическими и обзавелись сложной электронной начинкой. – Да, пришлось тебе ногу ампутировать. Она слишком долго пробыла на суровом глацианском морозе, другого выбора не было, – оправдывается Ксандер. – Извини… – И ты ещё извиняешься?! Ксандер, ты что! Если б мне сказали, что вместо органической ноги у меня будет вот такая прелесть, да я бы её сам себе отрезал! Спасибо! – Джекс, могу тебя поздравить, – вступает Карл. – Теперь у тебя есть третья стальная штука ниже пояса! Ну, после двух стальных яиц. Млем начинает оглушительно ржать. Джекс же вперяет в Карла обжигающий взгляд цифрового и органического глаза: – Карл, такой пошлости я даже от тебя не ожидал! Через пару мгновений, не в силах сдержать глупый смех, Джекс хихикает: – Чёрт, а это, вообще-то, смешно! – Карл?! – удивляется тем временем Ксандер. – А я тебя и не узнал в человеческом теле! – Да ладно! Не узнал! Ха! – усмехается Карл. – Дай щупальце, друг! Ксандер и Карл выпускают из пальцев щупальца – красные у эвола, синие у полупротоплазмика-получеловека – и в товарищеском жесте обвивают друг другу руки. Красные щупальца эвола, впрочем, вызывают совершенно не те ассоциации у Эффелины. – Проглотон! Ты проглотон! Ребята, мы в ловушке, этот кошмарный хищник нас всех сожрёт!!! – начинает верещать элегантина и отпрыгивает подальше, едва не врезавшись в ограждение вольера с мюмзиками. – Простите, я эвол, а не проглотон, – спокойно начинает объяснять Ксандер, но его перебивает Тикки: – Не обращай внимания на эту дуру. Ты можешь ей хоть всю Галактическую Энциклопедию зачитать, но она всё равно останется при своём идиотском мнении. – Бежим отсюда, я же вам говорю! Нельзя доверять хищникам! – продолжает визжать истеричная элегантина. – Ррр, вот сейчас обидно было, знаешь, – ворчит Райтлет. – Гррр, и ещё как, – фыркает Тецклай. – Да вы-то все ладно, а вот проглотоны… Вся команда смотрит на Эффелину с таким жгучим укором, что ей приходится немедленно замолчать. – Друзья, можете быть уверены, на Самобыте вам ничто не угрожает. Если не считать… переедания, – хихикнув и кивнув в сторону Найи, сообщает Ксандер. – Моя верная спутница жизни вас закормит так, что… – Ах ты козявка! – с упрёком отзывается Найя. – Посмотрите на него! Переедает он, да – аж хрящевой пласт видно! По пол-тарелочки в день ест! А его, видите ли, закармливаю! Да попробуй его закорми – так занудит, что всякая охота пропадёт! – Най, ты же знаешь, что по генотипу я предрасположен к ожирению. Я стараюсь не портить себе фенотип, понимаешь? – По генотипу ты ещё лысый и чувствительный, так что не надо мне тут!.. Ксандер закрывает лицо руками и трясётся в припадке беззвучного хохота. – Друзья, что бы там Ксаня ни говорил, а я пошла готовить вам обед, – заявляет Найя. – Кстати, а сколько мы были в отключке? – встревает Герн. – Пятнадцать дечасов, – отвечает Ксандер. – Так что, да, вам действительно нужно будет восстановить силы. Ну, а пока можете осмотреться в доме. Или прогуляйтесь немного по нашей Коряжке. – Прогуляемся, пожалуй, – озвучивает всеобщее мысленное пожелание Стив. Коряжка – тот астероид, где находится дом Ксандера и Найи, в котором и оказались мятежники – отдалённо напоминает по форме чью-то покрытую разнообразными наростами, ветвями и корнями руку с вытянутым пальцем. Напоминающие скалы наросты, извилистые ветви и мощные корни принадлежат исполинскому древовидному организму, скалистому древню, который покрывает почти весь астероид. Под ними растёт сплошной зелёный ковёр из растительности, похожей на мох – а точнее, из фотосинтезирующих листиков гигантского организма. Двухэтажный дом Ксандера буквально встроен в одну из «скал»: выдают жилище только двери и окна, из которых исходит тёплый, уютный жёлтый свет. Даже лестница, которая ведёт к дому, образована самим скалистым древнем. В другую «скалу» неподалёку встроен неприметный сарай – маленькое прямоугольное строение с дверью и двумя окнами. К нему ведёт извилистая лестница, на этот раз металлическая. Просветы киберпанков вдруг обнаруживают, что в сарае притаилось кое-что крайне интересное. А именно – два целёхоньких паукрабьих ходострела. – Нелогично. Откуда они здесь? – перепроверив в десятый раз показания своего просвета, интересуется Бастер. – Спрошу у хозяина, – с трудом скрывая нарастающий восторг от возможности осуществить свою давнюю мечту, отвечает Джекс и возвращается в дом. Хозяин Самобыта внимательно наблюдает за мюмзиками в экспериментальном вольере и что-то записывает в платальбом. Дождавшись, пока Ксандер обратит на него внимание и отложит платальбом, Джекс вкрадчиво спрашивает: – Ксандер, это не ходострелы ли у тебя в сарае стоят? – Ах, да, они самые. Было дело недавно, на Самобыт паукрабы напали. Мы успели уйти от самих паукрабов, но ходострелы нас догнали. Я их вроде бы смог отключить. А потом поставил в сарай и, по правде говоря, забыл о них. Джекс падает перед Ксандером на колени: – Умоляю, дай их разобрать! Любые условия, только дай, прошу! – Ну что ты, на здоровье, разбирай! Мне они, вообще, как рыбке зонтик нужны, так что делай с ними что хочешь. Джекс вскакивает, торопливо благодарит Ксандера и вылетает из дома. – Бастер!!! Идём разбирать ходострелов!!! – гремит на всю Коряжку счастливый киборг. Киберпанки отделяются от коллектива и быстро поднимаются по металлической лестнице. Где-то посередине пути они натыкаются на шлангоноса, который устроился на ветке прямо над их головами. Верное себе, это жёлтое существо, похожее на муравьеда с вертикально торчащими ушами и длинным цепким хвостом, протягивает к гостям свой истинно шланговидный нос, а по совместительству и слюнявый рот, желая с ними познакомиться. – Позже, дружок, – мягко отстраняет шлангоноса Бастер. Наконец, киберпанки врываются в сарай. Ходострелы, которые их встречают, выглядят совершенно новыми, будто только что сошедшими с конвейера паукрабьей фабрики. – Сбылась мечта идиота!!! – голосит Джекс, срываясь на фальцет. Однако профессионализм в киборге оказывается всё же сильнее. Уже через мгновение он убирает ненужные эмоции и берётся за работу вместе с вечно невозмутимым Бастером. Но работать им приходится недолго. Вскоре над Коряжкой разносится звонкий голос Найи: – Обед готов! Несмотря на разыгравшийся у всех без исключения аппетит, мятежники возвращаются в дом хозяев Самобыта не спеша. Да и зайдя в дом, большая часть команды направляется вовсе не на кухню, а в манящую своим уютом и книжным богатством библиотеку, которая соседствует с уже знакомой всем лабораторией. Бумажные книги, книгоплаты, свитки, альбомы и даже расписанные шкуры составляют внушительную коллекцию. Каждый может найти в ней что-нибудь для себя. Даже Яарвоксу и Герну не приходилось развозить такое книжное богатство в бытность свою противотримперскими контрабандистами. С разрешения хозяина, который тоже не очень-то спешит на кухню, команда начинает увлечённо рыться в библиотеке. – Так, друзья! – окликает всех Найя, устав ждать. – Духовная пища – это, конечно, прекрасно, но телесная остывает! Пошли все на кухню! Сегодня – РНК-бульон с пирожками! Наконец, все рассаживаются за столом, сделанным всё из того же скалистого древня. – Пятьсот шестьдесят третий рецепт? – хитро улыбнувшись, спрашивает у Ксандера Стив, отхлебнув немного бульона. – Тот самый, животворный, – подтверждает скромная создательница эволюционно-кулинарного шедевра. – Это Ксаня вручную всё смешивал. – Да, было дело, – кивает Ксандер. – Вам-то, хокенд’ивенам, хорошо, у вас всё на автоматику поставлено. Реакторы жизни, планетарные тестеры… – Реактор жизни хорош на планетах, но не на астероидах, хочу тебе напомнить, – перебивает Стив. – Тут же особые условия: тебе приходится устанавливать искусственные источники света, удерживать нужный температурный режим при малой гравитации. Здесь физически не может быть плотной атмосферы… мне ли тебе объяснять! – Неужели вы не разработали реактор жизни для астероидов? – Не успели. – Понял. – Но непременно этим займёмся! Как только весь бардак закончится. А закончится он быстрее, Ксандер, если ты присоединишься к нашей команде. – Ну, не знаю… – Ещё один скромняга нашёлся, прямо как Айзел. Соглашайся! – Я не уверен… Най, ты как думаешь? – Ты им нужен, Ксаня,– улыбается Найя. – Ты отличный пилот, учёный, мастер на все руки, и в тебе куда больше поглощённых тел и воспоминаний… – Вот, что я вам говорила? – встревает Эффелина. – И нас он тоже… – Замолкни, – коротко обрывает речь элегантины Тикки. –Поэнциклопедь, дурёха. – Ну тебя, расхваливаешь меня, – говорит тем временем Ксандер Найе. – А что, неправда это всё, что ли? – смеётся в ответ она. – Ну, могу и недостатки перечислить… – Ну, насчёт поглощённых тел и воспоминаний, да, возразить нечего. Пилот – ладно тебе, капитану Фьюмичино я в подмётки не гожусь. – Фьюмичино? – оживляется Джекс. – Ты его видел? – Только издалека, – говорит Ксандер. – Видел его корабль. Но даже тех нескольких стеков мне хватило: я сразу понял, что он настоящий виртуоз. Мне до него далеко. – Послушай, Ксандер, а земляк Фьюмичино – капитан Мантецци – тебе случайно не попадался? – Не слышал такую фамилию, не знаю. – Ну, хватит, что ты всё про этих бельтальянцев, – вступает Найя. – Ты прекрасный пилот, Ксандер, и… – Хватит уже меня хвалить! – с упрёком произносит Ксандер. – Пилот я средний, учёные есть и лучше меня в команде... – Но зато ты мастер… – Мастер… экое великое дело – дом в дереве выдолбить да саморгом пропитать! – Да не упирайся ты! Я думаю, что тебе самое место среди мятежников. – А как же Самобыт? Как же все наши эксперименты? Как же ты, в конце концов? Как я могу тебя бросить? – Я со всем управлюсь. Ребят ещё можно будет попросить помочь. – Ну, я не знаю… – Ксань, в такой команде ты сделаешь гораздо больше, чем сделали мы с тобой вдвоём за все эти годы на Самобыте. Понимаешь? Ксандер опускает голову и в задумчивости принимается медленно перемешивать ложкой остатки бульона. Длится это довольно долго. Наконец, эвол, явно взбодрившись, объявляет: – Что ж, друзья, я присоединюсь к вам! Надеюсь, мои скромные умения вам пригодятся. Как минимум, нам ведь с вами нужен новый корабль! И мы его с вами вместе построим. Моего нынешнего точно на всех не хватит. – М-м-м, найдётся ли здесь достаточно материалов, чтобы, эм, построить новый звездолёт? – беспокоится Айзел. – Найдётся. Скажем так… Самобыт внутри больше, чем снаружи. – А в моих пирожках, кстати, начинки больше, чем теста! – подхватывает Найя и ставит на стол обширный поднос с горой пирожков. Начинка в этих пирожках самая разная: мясо, овощи, грибы, ягоды, сыр… и даже живые артротопоки – конечно, в тех, что предназначены специально для Айзела. – О, какая забота, эм, спасибо, – благодарит хозяев Самобыта растроганный фоксиллинда. – За пятнадцать дечасов можно было продумать, кому какие пирожки испечь, – смеётся Найя. – Казалось бы, столько провалялись – а всё равно в сон клонит, – замечает тем временем Яарвокс. – Так вы не отдыхали, – объясняет Ксандер. – Наоборот, ваши организмы боролись за то, чтобы вернулось сознание. Я всё это видел на приборах. Поэтому, друзья, я предлагаю вам немного отдохнуть по-настоящему. Поспите как следует. А потом я бы показал вам Самобыт. У нас сегодня, между прочим, Праздник Света – мы будем перезаряжать главный аккумулятор, который питает всю подсветку в нашей системе. Вы же – ну, те, кто здесь раньше не был – заметили, что у нас тут светло, хотя мы очень далеко от вразумительных источников света? Это как раз подсветка. – О, Праздник Света – это очень красивое действо, – улыбается Карл. – Праздник! – восклицает Силмак. – Сцурикат, а ведь мы почти забыли это слово! – И правда, – поддерживает Леод. – Со всеми этими погонями, сражениями и пленениями мы о многом позабыли. – У нас, э-э-э, не так давно прошёл, гм, День Всепланетных Поэтических Чтений, – вспоминает Айзел. – А у нас Прыг-Манифест был, – вздыхает Семиларен. – Так в чём вопрос, друзья мои? – заявляет Стив. – Устроим культурный отрыв после местного праздника! Отдохнём, отдадим дань традициям и заодно поближе друг друга узнаем. Хотя многие из нас давно знакомы, уверен, что-то новое для себя мы в каждом откроем. – Предлагаю каждому представить какой-то особенно дорогой ему, ей или ему кусочек культуры – какой-то ритуал, обычай, произведение искусства, – продолжает поддерживать затею Леод. – Что-то такое, что сидит в мозге настолько прочно, что это можно показать без особой подготовки. – Получится такой вечер культурной импровизации, – то ли в шутку, то ли всерьёз называет мероприятие Млем. – Идея хороший! – одобряет Фиб-Фиб. – Будет веселиться! – Обширная программа намечается, – произносит Тецклай. – Но сейчас нужен сон. Воодушевлённые друзья спускаются в подвал, где расположены небольшие уютные комнаты для гостей. Кто во сне, кто в полусне, кто в дремоте, кто в сцифа’ха, а кто и в бодрствующем состоянии проводит несколько дечасов, а затем все выходят из дома. Снаружи команду ожидает Ксандер вместе со стадом летюленей – зверей, которые напоминают морских слонов, только с более длинными хоботообразными носами и немного более изящным телосложением. На спине у каждого летюленя находится седло, а на нос надето кольцо с поводьями. Необычно в осёдланных зверях то, что они держатся в воздухе, словно воздушные шары. – Друзья, Самобыт удобно изучать в полёте. А поскольку воздух у нас довольно разреженный, крылатым существам из других миров здесь летать будет сложновато. Поэтому наши замечательные летюлени охотно прокатят всех на себе, – объясняет Ксандер. Летюлени, дружелюбно фыркая, протягивают к гостям хоботы, покрытые коротким мягким пушком. Как только мятежники, познакомившись с причудливыми зверями, удобно устраиваются в сёдлах, Ксандер горловыми щелчками отдаёт летюленям команду, и вся компания поднимается в воздух. Коряжка – как раз тот мир, который подробно рассматривать лучше всего с воздуха. Дело в том, что укрывающий его скалистый древень образует своими наростами крутые «скалы» далеко не только в районе дома Ксандера. Некоторые из них увенчаны шапками из оранжевых цветов, вокруг которых вьются пыльцевозы – насекомые, похожие не то на пчёл, не то на шмелей. Кое-где скалистый древень всё-таки выдаёт свою истинную природу – место «скал» занимают вполне древесные ветви. На одной из таких ветвей мирно дремлет ухух – местный аналог совы, а на другой вовсю трудится, добывая корм, серый долбик – на земной взгляд, вполне себе дятел, даже с привычной для многих видов красной шапкой. В одном из выдолбленных этой птицей дупел заметен чей-то рыжий хвост. Подлетев поближе, команда обнаруживает, что хвост принадлежит существу, похожему одновременно на человечка и на белку – дупляной хозяюшке. – Ты когда-нибудь бывал на Земле, Ксандер? – спрашивает Витс. – Ну, на Солнце-3? Все эти пыльцевозы, ухухи и долбики так похожи на наших животных! – Нет, на Солнце-3 я не был. Мой тесть был, – отвечает Ксандер. – И как ему Земля, понравилась? Выражение лица Ксандера меняется так, что Витс в смущении отводит глаза. – Его путешествие на Солнце-3 прошло… не совсем гладко. Давай не будем об этом, – бубнит эвол. – Но я понял, почему ты задал этот вопрос. Есть такая штука – конвергенция, когда в сходных условиях неродственные друг другу организмы принимают похожие формы. Конвергенция работает даже в очень отдалённых мирах. Помни про статистику: во Вселенной – да или даже в одном только нашем Млечном Пути – великое множество обитаемых планет. Поэтому не стоит удивляться тому, что в разных мирах водятся похожие формы жизни. Законы эволюции универсальны. – Надо же… Затем команда подлетает к небольшим холмикам, которые покрыты моховидной листвой скалистого дерева. Листву деловито собирают в корзины человечки в бежевых балахонах и конусовидных соломенных шляпах. Это гуманиды – представители одного из нескольких местных разумных видов. – Прекрасный чай они готовят из этих листьев, – комментирует Ксандер. – Вечером попробуете, мы вас угостим. «Холмы» снова переходят в «скалы», хотя и не слишком крутые: по ним вполне может лазать даже не самое ловкое и цепкое существо. Впрочем, местные пищерицы – существа, похожие на ящериц – всё же чувствуют себя там явно увереннее. На «скалах» находятся небольшие хижины – дома гуманидов. У хижин пасутся козули – рогатые звери с длинными шеями, тонкими ногами с крошечными копытами и неаккуратно торчащей во все стороны белой шерстью. А у подножия одной из «скал» располагается прозрачный водоём. На мелководье квакают лягужабки, в глубине плавают голубые рыбки-простаки. Одну из таких рыбок вдруг выхватывает из воды крупное грязно-жёлтое летающее существо, которое выглядит как помесь птицы и птерозавра. – Каррр, – произносит существо, оправдывая своё название – каркулья. – Следующий мир – собственно Самобыт, в честь которого и названа вся система, – говорит Ксандер, указывая новый путь. Самобыт больше похож на очень маленькую планетку, чем на астероид. Рельеф у него куда ровнее, чем у Коряжки, но есть на нём и настоящие каменные скалы, и глубокие расщелины. Но больше всё-таки равнин, покрытых сочной мягкой травой. Над одной равниной возвышается башня с куполом – небольшая обсерватория. Рядом с башней стоит маленькая конура, из которой навстречу гостям выбегает, смешно тявкая и виляя хвостом, собачек – жёлтый пёсик, на земной взгляд слегка напоминающий таксу. Чуть поодаль от башни растут три дерева с жёлто-зелёными грушевидными плодами на ветвях. На противоположной от деревьев стороне находится нора ушастиков – пугливых зверюшек, похожих на белых плюшевых кроликов. Над норой вдруг кто-то пролетает, и ушастики быстро прячутся в норе. Но вскоре они покидают убежище: это оказался безобидный чёрный долбик. Постучав немного по стволу одного из деревьев, долбик решает полакомиться «грушами». Несмотря на то, что величиной он с упитанную земную ворону, он повисает на ветвях и тянется за плодами так, как это делают крошечные лазоревки. Это настолько любопытное зрелище, что на него отвлекается даже собачек. – Здесь живёт наш главный астроном, – разъясняет Ксандер. – Его зовут Гном. Гуманид в белом колпаке и белом же костюме уже вышел из башни и машет рукой пролетающей мимо компании. Ксандер притормаживает и подлетает поближе. – Что там на горизонте, Гном? – спрашивает эвол у гуманида. – Приближаемся к протопланетному диску, – отвечает Гном. – Он далеко? – Где-то два нейпмирад. Можно не обходить – он уже довольно разреженный. О, я смотрю, на нашем Празднике сегодня будет много гостей! – Да, а потом они сами устроят ещё праздник. Как вы его там назвали, вечер культурной импровизации? – обращается Ксандер к команде. – С лёгкой руки Млема так и назовём, – отвечает Веншамея. – Ух ты, это так здорово! – отзывается Гном и радостно хлопает в ладоши. Экскурсия по Самобыту продолжается. От дома Гнома команда перелетает к кустистым холмам, поросшим не только зелёной растительностью, но и белыми грибами с длинными ножками. Эти грибы собирает старый леший – человекоподобное бородатое существо, которое будто бы покрыто древесной корой. Или же покрыто ею в самом деле. – Этот старик скоро укоренится, – комментирует Ксандер. – Видимо, в последний раз. В Лешем лесу я объясню поподробнее. На другой стороне астероида возвышаются покрытые редким мхом и лишайниками скалы, по которым скачет золотая козуля – более изящная и ярко окрашенная родственница копытных с Коряжки. Среди скал находится и небольшой водоём. Когда над ним пролетают, оттуда высовывается большая рыба – карп-мудрец. Когда-то давно существовало поверье, что эта рыба предсказывает будущее, если заглянуть ей в глаза. Мятежники решают поддержать забавную традицию и всматриваются в жёлто-зелёные рыбьи глаза. Ничего особенного, впрочем, никто там не замечает. – Поверье есть поверье, – смеётся Ксандер. – Кому-то когда-то что-то привиделось, и понеслась… но, спешу вас уверить, сейчас никто на Самобыте не относится ко всяким таким суевериям всерьёз. Никакими верованиями мы в принципе не страдаем. Мы бережём культурное наследие старых времён, но движемся вперёд. И сейчас, кстати, перейдём к следующему миру – Тарелке. Этот мир похож на огромный трутовик, из которого торчат трубковидные лишайники. Ещё на этом «трутовике» растут высокие деревья, верхушки которых украшают перистые листья. Эти деревья – стволовцы – не так просты, как кажется: в их стволах запрятаны гибкие и липкие побеги, которые могут захватывать пробегающих мимо мелких насекомых. Одно только насекомое не трогают стволовцы: зелёную грызодявку. Грызодявке не страшны ловчие побеги – она не прилипает к ним и с удовольствием их грызёт. Небольшая роща стволовцов сменяется маковым лугом – сейчас, правда, уже отцветшим. Длинные стебли венчают коробочки, полные крохотных семян. По стеблям беззаботно прыгает маленькое существо, похожее на обезьянку – торопышка. Вблизи макового луга располагается сферическое жилище умулитки – необычного разумного четырёхглазого слизня, у которого есть съёмная металлическая раковина. К жилищу подведён водопровод, на котором восседают два существа, родственных шлангоносу. Это носопыры. Отличаются они от своего собрата с Коряжки тем, что у них нет передних конечностей. Команда возвращается к стволовчей роще. На поляне расположен неприметный люк, рядом с которым сидит робот с большой прямоугольной головой, увенчанной изогнутой антенной. Похоже, что он находится в спящем режиме – цифровые глаза прикрыты шторками. Дотронувшись до антенны, Ксандер активирует робота. Тот нажимает кнопку у себя на груди, и люк открывается. Команда залетает внутрь и видит глубокую пропасть, на дне которой блестит озеро. В озере видны всполохи синеватого цвета: это привлекают мелкую живность рыбы-флудильщики. В стенах же пропасти кипит иная жизнь: из выдолбленных в камне окон высовываются гномозябры – зелёные человечки со стебельчатыми глазами и удлинёнными челюстями, по корням стволовцов бегают намокрицы, земного родственника которых можно найти в их облике и названии, а мощные корни стволовцов обвивают цепкими хвостами мышевисы – зверьки, похожие на опоссумов. В трещинах плетут паутину восьминогие павуки, а попадаются в ловчие сети мухоподобные жужжалки. – Одна жужжалка у нас – долгожительница, – с улыбкой рассказывает Ксандер. – Вон та, тёмненькая. Уже двести суток живёт, хотя должна была после первых трёх десятков свернуться. И в паутину не попадает. – Паутина, кстати, куда изящнее паукрабьей, – высказывается Веншамея. – Как бы эти гадины павукам завидовать не начали, – то ли в шутку, то ли всерьёз тревожится Джекс. – Хоть мы и разобрались тут с Бастером, как сломать систему слежения у ходострелов, чёрт его знает, на что они ещё способны. Будем ковыряться дальше, но не знаю, насколько глубоко сможем проникнуть. – С твоим энтузиазмом разберём до последнего винтика, – успокаивает собрата-киберпанка Бастер. – Посмотрим, – неопределённо реагирует Ксандер. – Что ж, а теперь настало время совсем необычного мира. К Хоботному Наростуну! Издалека этот «астероид» лишь отчасти напоминает какое-то существо с горбом на спине и длинным мохнатым хвостом. Он густо зарос высокими деревьями с неопрятными и перепутанными ветвями, а «горб» вообще выглядит, как горная гряда. Но вблизи всё по-другому. Среди деревьев начинают вырисовываться тонкие волосы, которые становятся гуще и длиннее на хвосте. Внизу «астероида» обнаруживаются четыре короткие лапки, которые время от времени делают ленивые гребки в тонкой воздушной оболочке. Наконец, на переднем конце показывается хобот. А когда Ксандер со своими ведомыми приближается к нему на расстояние вытянутой руки, по бокам от хобота вспыхивают два жёлтых глаза. – Вот это чудовище! – поражается Витс. – Чем же он питается? – Тем, что выделяют обитающие на нём существа, а затем – их останками, – отвечает Ксандер. – Наростун, в свою очередь, помогает удобрять почву выделениями своих спинных желёз. – А сколько он живёт? – интересуется Семиларен. – Или он бессмертный? – Живёт где-то два-три лигроротацена. Когда он умрёт, его заменит новый наростун. Расскажу, когда мы встретим его детёныша. Ласково погладив наростуна по хоботу, Ксандер ведёт гостей к серой равнине, затерявшейся среди лесов и холмов на спине громадного существа. Там произрастают молодые деревца. Некоторые из них даже цветут скромным розоватым цветом. Над цветками порхают маленькие белые шмотыльки, а по земле ползают необычно крупные насекомые, которые напоминают жуков со сросшимися надкрыльями. Это жуползни-нелетуны. У них длиннющие антенны и носы. Вдруг жуползней что-то настораживает, они поднимают антенны и убегают в ближайшую рощицу. Рощица эта состоит не из деревьев, а из гигантских травянистых растений, отдалённо похожих на хвощи. Собственно, исполин-хвощами их и называют. На стеблях исполин-хвощей есть и ветки, которые способны выдержать даже увесистое гнездо местной птицы белобоки, похожей земную сороку. Под корнями исполин-хвощей вырыл нору какой-то зверь. Какой именно, становится понятно очень скоро. Только почуяв гостей, из норы выбирается ощетинившийся барбёс – на вид помесь собаки и барсука, на самом деле – дикий предок собачека. Рыча и щёлкая зубами, он показывает, что не очень-то рад незваным гостям. Но, поняв, что никто не собирается занимать его бесценную нору, зверь успокаивается и уходит обратно. А вот кто гостям только рад, так это бессчётные светлячки. Любопытные насекомые вьются вокруг каждого гостя. Затем насекомые слетаются в единую стаю и устремляются вглубь рощи. Мятежники следуют за ними, а потом покидают рощу, и прилетают на холмистый луг, окружённый скалами. На одной из скал стоит маяк. Рядом с маяком в воздухе висит то ли ещё один крошечный астероид, то ли корабль, привязанный к колышку. Недалеко от колышка стоит и какой-то бак со шлангом, с которым возится бородатый гуманид. – Извозчик, – комментирует Ксандер. – Его кораблик, между прочим, работает на необычном топливе. Источники этого топлива – под вашими сёдлами. И вон там ещё. Тут же с близлежащих скал слетают неосёдланные летюлени и принимаются радостно тыкаться хоботами во всех подряд. Пробиваясь сквозь плотные ряды общительных зверей, команда приближается к скалам и видит летюленью кормушку, до краёв наполненную коричневым комбикормом. Над кормушкой протянута труба, которая ведёт к шаровидному резервуару. И тут-то становится ясно, что за топливо и каким образом дают летюлени. Поедая корм, они время от времени выпускают пузырьки газа. Этот газ, точнее – смесь газов, который позволяет летюленям летать, образуется в их кишечнике. Пузырьки затем попадают в трубу и оттуда – в резервуар. – Вот уж не подумал бы, что и… отсюда можно пользу извлечь, – восхищается Герн, и делает это даже не настолько сдержанно, как обычно. Осёдланные летюлени начинают взволнованно сопеть и гудеть, протягивая хоботы в сторону кормушки. – Пусть тоже немного покормятся, – улыбается Ксандер. – Только держитесь крепче – принцип вы поняли... Покормив летюленей, команда направляется к следующему миру – совсем крохотному, чуть больше корабля извозчика: Шерстяной Комете. Жизнь – во всяком случае, макроскопическая – на ней скудна: это странные жёлтые грибы, похожие на шерсть, и маленькие насекомые – стригуны, которые методично подъедают эту «шерсть». Такой же «шерстью» и другими жёлтыми грибами самой разной формы – от привычных земному глазу ножек со шляпками до причудливых труб и воронок – покрыт другой мир: Гриборост. На одной из грибных труб лежит громадное животное, похожее на черепаху, панцирь которой покрыт странными надутыми пузырями. Короткие лапки, торчащие из-под панциря, жёлтые глаза и деревянистый гребень над пузырями выдают в существе… детёныша наростуна. – Как некоторые из вас, должно быть, заметили, детёныш хоботного наростуна – телепат, – рассказывает Ксандер. – Но настроен он только на мозг взрослого наростуна. Когда тот начинает стареть, детёныш меняется: у него срастаются челюсти и образуется хобот, а газ из пузырей уходит в специальный взлётный мешок под панцирем. Состав газа меняется, он становится легче, и молодой наростун взлетает. Он насаживает тело старого наростуна вместе с его миром себе на спину и постепенно поглощает. Потом наростун возвращается сюда и откладывает единственное яйцо, после чего уже навсегда остаётся парить в пространстве. Из яйца вылупляется детёныш, который питается грибами здесь и наращивает массу. – Ни черта себе! А мы ещё удивлялись жизненному циклу чудовищ-кораблеедов, – смеётся Сэн. – Это я вам ещё про леших не рассказал, – с улыбкой отзывается Ксандер. – Ну, раз уж мы здесь, покажу я вам местные джунгли. В самом деле, в нижней части астероида трубчатые грибы образуют настоящие буйные заросли. Сходство с джунглями усиливают колючие лианы. На концах лиан сидят шаромышки – упитанные летучие мыши с оливковым мехом и чёрными мордочками. В более разреженные грибные заросли, лишённые лиан, гармонично встроена система водонагревателей и труб, которая позволяет местным приматам – белым бизянам – наслаждаться горячими ваннами в чашевидных шляпках грибов. – Выглядят они ленивыми, но как примутся скакать по лианам – даже шаромышкам за ними не угнаться, – смеётся Ксандер. – Переместимся снова наверх. Мятежникам открывается вид на грибной лес, который состоит из плодовых тел гигантских шляпочных грибов. А некоторые из этих плодовых тел оказываются обитаемыми – в них прорублены окна и двери. В одну такую дверь входит забавное существо в фартуке: очертаниями оно напоминает гуманида, но лицо совсем другое. У существа нет носа и ушных раковин – только два чёрных глаза и круглый рот. – Это молодой леший, – объясняет Ксандер. – Интригую я вас, но погодите энциклопедить! Вы всё увидите сами. Поблизости от дома лешего сидит гигантское жёлто-коричневое насекомое, похожее на жуползня-нелетуна, только с четырьмя антеннами и раздельными надкрыльями. Также его отличает густая грива за головой. – Это тоже жуползень: жуползень-светоч. От других насекомых отличается, во-первых, тем, что дышит лёгкими, а не трахеями, а во-вторых, он светится в темноте, – рассказывает Ксандер. – Стаю жуползней-светочей вы обязательно увидите на Празднике. Далее грибной лес внезапно обрывается. Сам астероид на этом месте заканчивается, но один трубкообразный гриб, который растёт в самом низу, вытягивается ещё на десятки коптермирад вперёд. Для нелетающих существ туда проведена канатная дорога, но сейчас все могут добраться до широкой шляпки гриба и без её помощи. Пролетая рядом с канатной дорогой, команда замечает длиннотелую птицу с приподнятым хвостом, слегка похожим на петушиный, и долотовидным клювом. Это долбик-лазачка. По ножкам растущих неподалёку грибов эта птица ползает так же сноровисто, как земной поползень. В шляпке гриба обнаруживается неглубокий водоём, рядом с которым растут похожие на рогоз травы и клеюшники – необычные полупрозрачные грибы с тонкими волосками. Название клеюшники получили из-за того, что их споры заключены в капли липкой жидкости. Этот «клей» капает на любого, кто пройдёт, пролетит или проползёт мимо гриба и заденет при этом чувствительные волоски. Так гриб расселяется. Обычно споры разносит долбик-лазачка, но иногда до того, чтобы доползти до гриба, снисходят и ленивые саламандры-запевуны, которые ведут в водоёме неторопливую жизнь, питаясь редкими долетающими сюда насекомыми. Запевунами саламандр называют неспроста: между собой они общаются приятными мелодичными песнями. Послушав запевунов, мятежники отправляются к следующему миру – Древню, по форме похожему на дерево, вырванное с корнем. Настоящее серое дерево действительно покрывает вытянутый каменный астероид. Из трещин и отверстий в коре вытягиваются аккуратные пучки травы, а местами – и крупные красивые цветы. Гуще всего растительность на «корнях». Есть там и рощица, которая на самом деле состоит из ветвей дерева. На опушке леса стоит палатка, в которой сидит леший, чем-то похожий на самобытского. Отличается он тем, что он не выглядит покрытым древесной корой. – Вот и Леший лес, – объявляет Ксандер. – Всё это – одно лешее дерево. Сейчас осмотрим его ветви. Кого там только нет! Трескучие насекомые цикцикады, птицы-повторюны, похожие на разноцветных попугаев, муравьедоподобный висячий цветопьюн, пёсик-веткогрыз, красноголовый долбик, певчая серая пташка. И ещё из густой листвы выглядывает, хихикая, какое-то забавное существо, лицо которого похоже на физиономию лешего с Грибороста, разве что с веерообразным ушами по бокам головы. И цвет у этого существа зелёный, прямо в тон листвы. – А, вот он! – торжествует Ксандер. – Друзья, перед вами – росток лешего. Лешие – это представители немногочисленного царства ростосинтов, существ, у которых в жизненном цикле чередуются стадии растения и животного. Так вот, этот росток – действительно часть лешего дерева. Сейчас я немного раздвину ветви… не бойся, дружок, никто тебя не обидит… вот, смотрите. Росток лешего и впрямь оказывается частью одной из ветвей. – В основном росток питается с помощью фотосинтеза. Но его ещё могут подкармливать повторюны. О, один рядом уселся… сейчас росток его позовёт. Стоит Ксандеру и его гостям немного удалиться, как росток подаёт голос, неожиданно громкий для столь небольшого существа: – ААА-ХОООЙ! Сине-зелёный повторюн поблизости тут же подлетает к ростку и отдаёт ему часть пищи, которую накопил в объёмистом зобу. – Птенцы повторюнов издают точно такой же крик, – объясняет Ксандер. – К тому же, у повторюнов птенца могут выкармливать не только родители, но и другие члены стаи. Таким образом, росток лешего развивается, со временем отращивает ноги, отделяется от дерева и теряет способность к фотосинтезу. Далее леший ведёт разумную жизнь, подобно гуманиду. Потом он стареет и начинает деревенеть. Найдя подходящее место, подальше от его родной ветви, он укореняется и становится настоящим деревом, сливаясь с остальными. Затем дерево даёт несколько ростков, а потом вновь обретает ноги и теряет способность к фотосинтезу, и цикл повторяется. Чем больше проходит таких циклов, тем меньше времени леший проводит в недревесном состоянии, начинает давать только по одному ростку, а к старости деревенеет всё сильнее. После десяти-двенадцати таких циклов лешее дерево, укоренившись в последний раз, умирает и становится прибежищем для термитов-беляков. Сейчас мы навестим их колонию. Никто не остаётся равнодушным. Даже те, кто был на Самобыте раньше и сто раз видел леших на всех стадиях развития, всё равно не могут сдержать вздох восхищения. Ксандер и ведёт гостей к другому концу астероида, дерево на котором испещрено ходами термитов-беляков. Здесь всем приходится отказаться от полёта, чтобы увидеть жизнь их колонии. Эти забавные насекомцы, покрытые белым пушком, живут в симбиозе с танцующими грибами. Танцуют, правда, не сами грибы, а похожие на щупальца спорангиеносцы, которые высовываются из отверстий в подушкообразных плодовых телах. Так они поступают, когда в спорангиях, шаровидных утолщениях на конце «щупалец», созревают споры. «Танцем» грибы привлекают внимание термитов, которые снимают многочисленные шарики-спорангии. Часть из них термиты-беляки используют в пищу, а часть рассаживают в своих древесных лабиринтах. Насекомцы кормят растущие грибы пережёванной мёртвой древесиной. Мицелий же грибов потихоньку производит новые плодовые тела. Кстати, мицелий танцующего гриба обладает некоторыми свойствами нервной ткани животных. Поэтому термиты-беляки используют его как своеобразные провода для управления простейшими механизмами – которые, что интересно, изобрели сами термиты. Сложная структура общества позволила термитам обрести необыкновенный для насекомцев разум. С помощью мицелия в лабиринте поднимаются и опускаются перегородки, подъёмники перемещают спорангии в кладовые, и даже работают небольшие осветительные приборы. – Симбиоз – основа жизни, – заключает Ксандер, с удовольствием ловя на лицах своих гостей умилённое изумление при виде всей этой сложной системы. – Но летим дальше. Там уже и аккумулятор скоро надо будет заряжать. Следующий мир, астероид Жаропых, на обитаемый вовсе не похож. Не слишком ровная форма и высокая температура выдают в этом астероиде недавно отделившийся ошмёток какой-то молодой планеты. Жаропых весь усеян маленькими вулканами. Подозрения вызывают разве что тотемные столбы на холмах. Но на самом деле Жаропых полон жизни. Между вулканами снуют крабовидные подблюдечники с плоскими панцирями. В панцири подблюдечники способны втягивать стебельчатые глаза, ножки и ногочелюсти. Ещё один вид «крабов» – краб-пирамидка – напоминает рака-отшельника, который отыскал себе высокую коническую раковину. Собственно, на поверхности больше никто не живёт. Главное пристанище жизни – горячие недра астероида. Команде снова приходится отказаться от полёта и спуститься под землю. Сначала все попадают в пещеру, которая кажется совершенно пустой. Но в её стенах прогрызены несчётные норки, между которыми резво ползают довольно упитанные многоножки. – В норках живут теплолюбивые бактерии, – рассказывает Ксандер. – Там их такое количество, что на одних этих бактериях и держится весь подземный мир. Они же, к слову сказать, поддерживают и жизнь на поверхности – это их колонии выискивают подблюдечники и крабы-пирамидки. Следующая пещера, в которую сквозь довольно узкий проход умудряются втиснуться даже самые крупные существа, куда просторнее и похожа на целый подземный город, который возвышается над рекой раскалённой лавы. В стенах выдолблены окна и двери жилищ, в которых обитают местные разумные существа – которые, кстати, и возвели тотемы наверху – чумазики. Они похожи на потешных чёрных чёртиков, разве что без хвостов и рогов. На одном из мостов через лавовую реку четыре чумазика, нисколько не опасаясь огненного жара, зачёрпывают лаву ковшами и кладут её в котёл, где что-то варится. Время от времени из жилищ к ним опускают вёдра на верёвках. Туда чумазики кладут варёное месиво. Иногда к вёдрам подлетают местные летучие мыши – изящные чёрные люциферки. Чумазикам приходится отгонять люциферок горячими ковшами и ложками. Но люциферки воспринимают это скорее как интересную игру в догонялки и пугаются лишь притворно. – Местные жители совершенно не боятся огня, – тихим голосом комментирует Ксандер. – А ты? – прорезается Эффелина. – Проглотоны очень боятся пламени! – Опять за своё, – шипит Тецклай. – Огня я и правда опасаюсь, – признаётся Ксандер. – Есть такое, не могу скрыть. Но это не означает, что я… Эффелина собирается выдать новую тираду в адрес «кошмарного хищника», но охотники на чудовищ быстро реагируют и привычным движением захватывают челюсти элегантины. – Спасибо, друзья, – выдыхает Ксандер, и вся команда поднимается на поверхность к уже заждавшимся летюленям. Другой мир, на который прилетает команда, отличается от всех остальных внушительными размерами. Это густо покрытый всевозможной зеленью холмистый астероид, в центре которого находится высокая гора с башней на вершине. Рядом с горой – озеро, окружённое мангровыми зарослями. Называют этот живописный мир Холмолесьем. Населяют его разнообразные мелкие насекомые, птицы, среди которых уже знакомые ухухи и долбики, барабу, похожие на земных марабу не только названием, но и внешностью, а также щебетушки – весёлые голубые ласточки. В траве прыгают маленькие мышевидные зверюшки – свистуньи, а по стволам деревьев ползают туда-сюда бронемыши – этакая помесь мыши и броненосца. – Есть тут зверёк и покрупнее, – улыбается Ксандер, подводя гостей к пещере в основании горы. Эвол издаёт несколько горловых щелчков, и из пещеры медленно, шумно пыхтя, показывается исполинский мордочёс – по общему телосложению вылитый муравьед, но небольшие уши зверя напоминают по форме собачьи, а густой белый мех – медвежий. Поведением же мордочёс напоминает шлангоноса: он такой же любопытный и общительный. Очень скоро вся команда оказывается затыканной звериным носом и облизанной с ног до головы. – Ничего, слизевики нас почистят, – уверяет всех Ксандер. В ближайшем лесу гостей действительно встречают слизевики, странные разноцветные комки протоплазмы, которых трудно заподозрить в наличии разума. Однако слизевики Холмолесья слишком вежливы и обходительны для неразумных форм жизни: прежде чем приняться за чистку гостей, они знакомятся с каждым, аккуратно ощупывая его, а затем «представляются» сами, меняя форму своих плазмодиев и побуждая гостей потрогать их. – Вся их культура построена на осязании и хеморецепции, – объясняет изумлённой команде хозяин Самобыта. – Поскольку они не могут ни видеть, ни слышать, они общаются химически и тактильно. – Да тут на каждом шагу разумные существа! – восклицает Витс. – Почему их здесь так много? Странная мысль меня посетила… может, всё дело в том, что эти миры маленькие? – Размер мира действительно влияет на развитие разума, – поясняет Ксандер. – Ограниченность ресурсов вынуждает обитателей таких крохотных миров тщательно просчитывать каждый шаг и каждое действие. Поэтому даже неразумные существа здесь в среднем умнее, чем их «родственники» с больших планет. Но самый главный фактор – это сложность социальных взаимодействий. Вот для этого особенно много места и не нужно. Конечно, на самом деле всё сложнее. В истории наблюдений за Самобытом у меня описаны все связи. Если интересно, могу дать почитать. – Пожалуй, для этого мне ещё нужно подтянуть уровень естественнонаучного образования. – Подтянешь, никуда не денешься, – усмехается Стив. Пообщавшись со слизевиками, все покидают землю Холмолесья. Совсем немного отдалившись от зелёного астероида, команда видит ещё два значительно меньших по размеру камня, которые вращаются вокруг него. Один из них имеет форму серпа, а другой – это тот самый Лазуритовый Валун, который Ксандер и Найя пока не сумели заселить устойчивой жизнью. – На Серпе живут только несколько видов белой плесени, – комментирует эвол. – А Лазуритовый Валун мы попробуем оживить в ближайшее время. Итак, мы облетели всю систему. Как вам? Восторг и благодарность мятежников столь велики, что даже не всегда влезают в оформленные слова и предложения. Настроение у всех поднимается до таких высот, до которых не поднималось уже давно из-за череды неудач в борьбе с Двумперией. – Я очень рад, что вам понравилось, – откликается Ксандер. – Что ж, пора лететь на Самобыт. Всё уже готово к зарядке аккумулятора! Вас ждёт чудесный праздник, обещаю.