(Не)правильно

Черт, черт, черт…. Едва Джонси переступил порог дома Патти, он почувствовал - грядёт беда. Он знал, что зря согласился, знал, что зря выпросил приглашение для Бонзо. Джонси слишком поздно понял, что Бонзо нравилась Патти настолько, что никакие их душевные разговоры и попойки не спасут от краха всего того, что Джонси пытался выстроить месяцами… И все из-за девушки! Нужно было прекратить в тот же день, когда случился их первый секс… Но Джонси не смог. Упиваясь ощущением «правильности» своей жизни, он едва задумывался о чувствах других. И теперь, увидев, как Патти энергично проталкивалась к нему, как льнула к нему весь вечер и касалась руками его бёдер под столом украдкой, а затем постоянно в беспокойстве ища взглядом Бонзо и постоянно натыкаясь на него в самом углу, мрачного и рычащего на окружающих, выпивающего уже второй десяток стаканов виски и водки, Джонси понял, что поплатится. Но совсем не ожидал, что поплатится… ТАК. Энергия Бонзо словно сгустилась над ним, примагничивая к полу, не давая вздохнуть. Она Манила, затягивала, и рука Бонзо на его члене пробуждали в Джонси те чувства, которые он всегда прятал далеко-далеко в своей когда-то «правильной» жизни. Животную страсть. Влечение. Вовсе не то желание, что тешило самолюбие, когда он был с Патти, вовсе нет. Оно было разрушающим все на своё пути, сводящим с ума. Заставляло подчиниться немедленно. Реакция Джонси говорила сама за себя, и отпираться было бесполезно. Бонзо тут же ощутил заметное изменение. - Вот же черт! Так все не просто так тебя педиком обзывают, выходит? - язвительно проговорил Бонзо почти в щеку отвернувшегося, пытающегося скрыть стыд профессора, - у тебя встаёт только от моей руки… А что же будет, если поменять ее на… что-то более интересное? О нет. - Джон, не надо… - почти умоляюще прошептал Джонси, но по лицу Бонзо уже расплывалась ухмылка. Бонзо чувствовал, как на самом деле профессор «не хочет» заменить руку на что-то более весомое. Его реакции выдавали его с головой. Бонзо и сам не знал, что он делал. Он едва соображал от количества выпитого, но вид беспомощного, почти стонущего Джонси, прижатого к стенке рукой Бонзо за самое чувствительное место, пробуждал необыкновенные эмоции. Более того, он… возбуждал. На трезвую голову Бонзо ни за что бы на это не пошёл, как бы ему не был ненавистен профессор. Но сейчас какое это все имеет значение, черт возьми? - Уверен, я делаю минеты не хуже, чем твоя потаскушка, - хмыкнул Бонзо, медленно опускаясь на колени и не разрывая зрительного контакта, который заставлял ноги Джонси подкашиваться. На дне чуть помутнённых алкоголем глаз плескалась эта энергия, сейчас вырвавшаяся наружу в полной мере. Энергия, которая заставила Джонси почти стонать от предвкушения. Боги, что же происходит с ним… Он мог оттолкнуть Бонзо, позвать на помощь или просто дать ему по лицу, так как тот был очень пьян. Но Джонси даже не подумал об этом. Он и правда ХОТЕЛ того, что случилось дальше. Без лишних слов Бонзо расстегнул штаны Джонси, опустившись наконец на колени и чуть не уткнувшись ему лбом прямо в стояк, и спустил их вместе с трусами. Минеты Бонзо делал всего два раза, на спор и в таком же пьяном состоянии, стараясь после не вспоминать о произошедшем. Сейчас Бонзо напился настолько, что и не думал о том, что что-то вспомнит на утро. Но он ошибался. Едва взяв член Джонси в рот, Бонзо ощутил, насколько профессор отличался от других. Его реакция была незамедлительной, и первые капли уже стекали Бонзо на язык тёплой солёной струйкой. Под маской невозмутимости пряталась необыкновенная чувствительность. Это даже слегка сбило с толку, но лишь сначала. Бонзо взял глубже, обводя языком ствол и осознавая, что с девушками у Джонси все было в порядке не просто так. Подавляя приступ тошноты, когда Джонси со стоном неосознанно толкнулся вперёд, Бонзо ускорил темп, то поглощая губами член полностью, то вовсе его отпуская, водя лишь кончиком языка по самой головке. Стоны профессора стали даже слишком громкими… Как только губы Бонзо коснулись изнывающей плоти, перед глазами Джонси словно сорвались тысячи фейверков. Бонэм брал настойчиво, без прелюдий, глубоко , и Джонси задыхался от переполняющих эмоций, усиленных алкоголем (он и сам выпил немало). Твою ж мать, как Бонзо удаётся делать это ТАК?! Джонси едва держался, чтобы не кончить в первую же минуту, но держался, продлевая удовольствие. Да, удовольствие! Он получал его от минета с Джоном Бонэмом. И соврал бы, если бы сказал, что кто-то делал его в его жизни лучше. Все прошлые опыты были тут же забыты и вытеснены из памяти потоком этой энергии, этими пухлыми губами, нежно, но требовательно обхватывающими его твёрдую плоть, горячим языком, крепкими руками, сжимающими бедра Джонси и не дававшими ему упасть от захвативших лавины эмоций. Чертов идеальный Бонэм… - Джон, пожалуйста… - почти всхлипнул Джонси. Плевать, если услышат, - пожалуйста, быстрее… Но Бонзо не подчинялся Джонси, ведя собственную игру, то нарочно замедляясь, то ускоряясь. И Джон Пол не выдержал. Он кончил с протяжным, полным томящего наслаждения стоном, его ноги подкосились, и он почти сел на руки Бонзо. Лишь когда соленая, горячая жидкость хлынула в горло, Бонэм наконец осознал, что он натворил. И осознал, что возможно, это была их последняя встреча с профессором. Поднявшись с колен, Бонзо тихо проговорил: - Я не жалею, что сделал это. По крайней мере теперь я знаю, кто ты такой, Джон Пол Джонс. Джонси молчал, все ещё находясь в плену эмоций и пульсирующей вокруг Бонзо энергии. Он машинально надел трусы и штаны обратно, избегая взгляда Бонзо. Бонзо одновременно ничего не ожидал от профессора и ждал очень многого - по крайней мере, признания. Но этого не произошло. Бонзо лишь устало вздохнул, выходя из комнаты и оставляя Джонси в этой Буре от слишком противоречивых мыслей. Думать о Патти было противно. В голове все ещё звучали такие яркие, такие чувственные стоны Джонси, обнажившие его душу. Но осталось ещё и то, что Бонзо запрятал глубоко в закрома сознания - облик Джонси в прозрачной рубашке, с точеными скулами и ямочками, растрёпанной причёской и помутнённым взглядом, стонущий его имя. Остаток ночи Бонзо провёл в любимом кабаке, и образ все так же преследовал его. Он отправился нетвёрдой походкой домой совершенно один, отказав всем девушкам в баре, которые пытались с ним познакомиться, рассчитывая на приятную ночь. Эта ночь изменила его навсегда.

***

Патти нашла Джонси уставившимся невидящим взглядом в стену, сидящим на постели. - Все хорошо? - она уже развязывала полы легкого шёлкового халата, надетого только для виду. - Да… - с трудом ответил Джонси. Через минуту он неожиданно спросил: - Ты станешь моей девушкой? Патти едва поверила тому, что услышала. Наконец осознав только что произнесённое Джонси, она бросилась ему на шею, страстно шепча «да, да!». Это был ее лучший день рождения. Лучший день ее жизни! И худший для Джонси. Хотя… худший ли? - Но мне нужно идти, Патти, прости, - и не дав Патти возразить, он буквально выскочил из комнаты, словно за ним была погоня. Эти губы, руки, взгляд, полный этой безумной энергии… Бонзо подчинил себе Джонси так же, как свою барабанную установку, иногда беспощадно ее ломая, а иногда лишь нежно касаясь. Так вышло и с Джонси. «Джимми, мне нужен Джимми», билась единственная разумная мысль в мозгу среди хаоса эмоций и пережитых ощущений, и Джонси, подхватив своё пальто на ходу, выскочил на улицу, ни с кем не попрощавшись. Впрочем, всем оставшимся не было никакого дела до перипетий в жизни Джонси. Было раннее утро, и город спал. Джонси был единственным прохожим, несясь почти через весь город к своему другу. Лишь бы Джимми был дома. «Лишь бы больше никогда не видеть Бонзо…», буквально кричало его измученное сознание. «Вот бы все снова повторить…», говорил тихий, но уверенный внутренний голос. Разрываясь на две части, Джонси был совершенно уверен - он абсолютно точно и бесповоротно пропал. Его жизнь снова разделилась на «до» и «после». Джон Пол Джонс ликовал, затыкая раз и навсегда и без того меркнувший голос Джона Болдуина.