(Не)правильно

Так незаметно протекали дни болезни, начавшейся для Джонси так тяжело и больно, Однако теперь он едва ли мог жаловаться - все повернулось так неожиданно и внезапно, что мысли переполняли его все ещё утомленный болезнью мозг ежесекундно, но Джонси не давал им волю - они обязательно однажды все обсудят вместе с Бонзо, и надумывать что-то самому просто не имеет смысла, потому что прошлое у них было одно на двоих, и Джонси так надеялся, что будущее - тоже. Джимми неизменно звонил каждый день, угрожая сорвать тур и приехать выдворить Бонэма самостоятельно, на что тот в ответ угрожающе тряс кухонным ножом над телефонным проводом, и Джонси всегда забавлялся во время их с Пейджем разговоров, которые укорачивались день ото дня. - Только береги себя, ладно? - всегда увещевал в трубку Джимми. - Ладно ладно, - всегда примирительно соглашался Джонси, улыбаясь мрачному виду Бонзо и не без смущения отмечая, как у того в ответ сразу расцветала необычно тёплая улыбка. Как-то само собой Бонзо перевёз необходимые вещи к Джонси («тебе все ещё нужно готовить и следить, чтобы температуру мерил!») и неизменно засыпал на его кровати возле («а кто будет испарину стирать?»), и Джонси почти забыл свои страхи. Прошлое покрывалось дымкой забвения, и Бонзо вёл себя настолько осторожно, что Джонси очень часто с улыбкой останавливал его поток извинений по какому-нибудь пустяку. Неделя летела незаметно, и Джонси с каждым днём становилось лучше под неусыпным надзором Бонзо и его нежной заботой. Месяц назад он бы фыркал при виде такой заботы, но сейчас… сейчас это было практически смыслом его жизни. - Почему ты не идёшь домой или просто куда-то отдохнуть? Мне же легче, - однажды со своей мягкой улыбкой с ямочками, спросил Джонси. - Когда я нуждался в ком-то, мне помогали. Теперь пришла моя очередь, - просто ответил Бонзо, впрочем не сказав главного: он до жути не хотел оставаться один. А если совсем точно, один без Джонси, и иногда это даже пугало. Для них обоих все было в новинку - легко общаться, шутить, смеяться, заботиться друг о друге, но им обоим до безумия нравилось проводить время вместе, даже просто молча слушать музыку. Бонзо не заметил, как полностью перешёл с Джонси на «ты» и теперь касался его лица и рук чаще, чем ему полагалось. Джонси не заметил, как эти касания и забавные высказывания Бонзо стали такими же нужными, как воздух. И они оба испытывали странную неловкость, как только рука Бонзо задерживалась на ладони Джонси, когда тот укрывал его одеялом или пледом на диване. Джонси думал, что старые раны не дают покоя, но после того, как случайно проснулся ночью и ощутил пальцы Бонзо на своих щеках, нежно водящих по ним, и едва сдержал улыбку, а не гримасу страха, понял, что это вовсе не страх. «Что это черт возьми за хрень?», в который раз думал Бонзо, украдкой подсматривая за дремлющим на диване Джонси. «Что же это за ощущение? Неужели…смущение?», размышлял Джонси, разглядывая немного напряжение лицо Бонзо из-под опущенных ресниц и едва сдерживая улыбку. Однако их хрупкую идиллию немного нарушило одно обстоятельство - Роберт. Он пришел в среду вечером, и как назло Джонси был в душе, и открыл ничего не подозревающий Бонзо. Увидев на пороге Роберта с открытым ртом и взглядом, полным почти презрения, Бонзо грубовато спросил: - Чего надо? - - Ты?! - наконец вскричал Роберт, - какого хера ты делаешь в квартире профессора Джонси?! - Я здесь живу и помогаю ему лечиться, дорогой Роберт, - процедил Бонзо. Он испытывал чувство вины перед другом ща тот инцидент, однако Пейдж ни на йоту больше не стал ему симпатичен и дополнительно раздражал звонками и пустыми угрозами. И теперь, выходит, настроил-таки Роберта против него… - А вот что здесь делаешь ты… - его глаза опасно сузились, - Пейдж подослал? А чего сам не заходит, не помогает своему другу? - Даже если так, что с того? - парировал Роберт, - и вообще, ты мне никто, чтобы я перед тобой отчитывался. Я хочу увидеть профессора. Бонзо замер, сжав руки в кулаки. Никто значит… Молча он отошел вглубь коридора, и, развернувшись на каблуках, понёсся на кухню. Механически заваривая чай себе и Джонси и выкурив без малого 3 сигареты, Бонзо все ещё слышал последнюю фразу Роберта. «Ты мне никто». Вот так легко можно перечеркнуть годы дружбы одним неверным поступком. Хотя может, он это и вправду заслужил?.. Однако точно не за Пейджа! Боль и обида грызли его, и Бонзо просидел на кухне добрый час с остывшим чаем в руках, уставившись в стену и не поднимаясь, чтобы включить радио. Никто, значит… - Эй, все хорошо? - тихо спросил голос Джонси, и Бонзо наконец перевёл взгляд со стены на только вошедшего профессора, который снова надел рубашку. Ни дня без них не может, хоть и красив в них как черт! - Почему ты не сказал мне?.. - неожиданно глухо спросил Бонзо, - не сказал, что Роберт придёт? - Я…Я не хотел причинять тебе боль и хотел встретить и отправить домой сам, но… - Джонси вздохнул, опускаясь на диванчик рядом с Бонэмом. Бонзо изумлённо изучал его лицо, которое находилось в опасной близости. - Ты…ты так беспокоишься обо мне, хоть и не должен, - Бонзо опустил глаза. Разве он такое заслужил? Максимум - отношение Роберта. Однако Джонси считал иначе. Внезапно его руки нерешительно обвились вокруг шеи Бонзо. У Бонэма перехватило дыхание. Джонси едва слышно прошептал: - Роберт одумается, вот увидишь. Просто он не видел того Джона Бонэма, которого вижу я. - И какого ты видишь? - так же тихо спросил Бонзо, не смея шевелиться. - Ребёнка, игрушку которого нельзя починить, но который починил ее, - последовал тихий ответ. Руки Джонси обвились ещё крепче. Руки Бонзо легли на талию Джонси. И все-таки как хорошо, что Роберт зашёл. В первую секунду Джонси очень хотел убежать. Во вторую он понял, как это глупо, после всего, что происходило за последние дни между ними. В третью он осознал, что ни а одних объятиях он не чувствовал себя так…собой. Не чувствовал, будто он дома, и его защитят. Руки Бонзо были тяжелые, но очень тёплые, их тепло пробивалось сквозь ткань тонкой рубашки, и Джонси почти не шевелился, замерев с руками на такой же тёплой и сильной шее Бонзо. Он был таким…родным. Таким его. Джонси знал, что Бонэм никогда не причинит ему вреда - теперь знал точно, едва его руки осторожно коснулись торса. Страхи исчезали один за другим, не успевая расползтись по венам. Бонзо едва мог сказать, сколько они простояли так, молча, слушая сердца друг друга и прислушиваясь к мыслям. Наконец он неловко отстранился, украдкой смахивая набежавшие слёзы - он стал чертовски сентиментальный у Джонси в квартире! - Если честно, я очень хочу есть, - внезапно проговорил Джонси, почти виновато улыбаясь, и Бонзо нервно прыснул, тут же направляясь в сторону холодильника и довольно отвечая: - Аппетит - верный признак выздоровления! Сейчас сварганю тебе супец. Джонси предпочёл снова остаться на кухне, наблюдая за возней Бонзо и забавляясь, когда он ругался особенно колоритно на плиту или тупой нож. Бонзо как всегда включил радио, и на этот раз им попались Битлз в очередной раз с нашумевшей на радио Hello Goodbye, и Бонзо пародировал вокал Маккартни, чуть не упустив бульон. Улыбаясь Бонзо в очередной раз, Джонси отчаянно пытался запихать куда глубже тот трепет, когда Бонзо обнял его, тот трепет, который он испытывал при других обстоятельствах и другой близости… «Нет, этого просто не может быть», повторял про себя Джонси, разглядывая лицо Бонэма, «просто он очень изменился, и мне это по душе. И больше ничего». Ничего?