(Не)правильно

Джонси проснулся оттого, что что-то настойчиво щекотало его в щеку. — Вставай, именинник! — он разобрал наконец сквозь сон шёпот Бонзо. — Иди к черту, я хочу поспать… — пробормотал Джонси, но обиженный тычок в ребро все же заставил его открыть глаза. Первое, что он увидел — насупленное лицо Джона, а чуть позже… чуть позже он увидел великолепную рубашку с бархатным узором, аккуратно уложенные волосы (Джонси услышал маты Джона на этом моменте) и укор в глазах. — Я все утро старался, а он дрыхнуть хочет! — бушевал Бонзо, и Джонси с улыбкой повернул его лицо к себе, нежно целуя. — Этого достаточно для того, чтобы ты простил мне мою лень? — Я бы предпочёл кое-что ещё, но у нас с тобой много всего впереди! — объявил Бонзо, — а сейчас по плану завтрак и разрыв телефонной трубки от звонков! Джонси быстро надел ту самую рубашку и темные вельветовые штаны и спустился на кухню, где его ожидала превосходная глазунья и…кофе. — Ты же не умеешь… — потрясённо начал Джонси, на что Бонзо довольно хмыкнул: — Ради тебя научился! Пробуй давай, все утро промучался с отмыванием плиты и турки! По лицу Джонси расплылась немного глуповатая улыбка до ушей. Бонзо научился варить ему кофе… Только для него, для Джона Пола. Пожалуй, ни одно утро не начиналось настолько хорошо. Бонзо поставил Чарльза Мингуса, подсаживаясь к Джонси за стол, и тут же был утянут в страстный поцелуй. — Ты знал, что ты самый лучший, Джон? — глаза Джонси сияли, и Бонзо невольно заулыбался. — Конечно, дорогой. Но это только начало дня! Кстати, Роберт уже передал свои поздравления и по этому случаю очень ждёт тебя сегодня на своём концерте в 6 вечера, я тебя отвезу, а сам пока дома кое-что подготовлю, — глаза Бонзо хитро блеснули. — Роберт не обижается, что теперь ты полностью в моей власти? — усмехнулся Джонси, доедая яичницу. — Да не, мы с ним отлично посидели поболтали тогда, он сам ждёт не дождётся своего Пейджа, — отмахнулся Бонзо, отхлебывая кофе и морщась, — господи, как ты пьёшь это дерьмо! Единственной вылазкой Бонзо без Джонси был поход к Роберту в гости, где тот проторчал полдня, рассказывая все в подробностях изнывающему лучшему другу. Джонси отчаянно старался не думать, о чем конкретно говорил Бонзо, но с того дня Роберт больше не появлялся на горизонте. — Джим вернётся послезавтра, когда мы вернёмся на работу, — Джонси поморщился. — Но сейчас не будем об этом вспоминать! — тут же запротестовал Бонзо, — а сейчас мы идём гулять по городу! Собирайся, — и пулей вылетел из кухни собираться, пока телефон разрывали первые телефонные звонки с поздравлениями от Джимми и старых друзей из колледжа (Джонси отчаянно старался не думать, откуда у них взялся телефон Бонзо). Джонси никогда не думал, что день рождения и вправду может стать чем-то необычным. Он никогда особо не праздновал, и обычно проводил этот день дома с семьей как самый обыкновенный день рождественских каникул. Но Бонзо действительно сделал этот день незабываемым — они гуляли почти целый день по любимому парку Джонси, где Джон не преминул встрять в бои снежками со школьниками, откуда им пришлось позорно капитулировать, потому что Джон Пол отказывался играть по-честному с детьми и поддавался им как мог, за что Бонзо забрасывал его снежками вместе с со своими и даже командой противников. После, усталые, мокрые от забившегося везде снега, но до жути довольные и с красными щеками они завалились в одно из любимых кафе Джонси в самом центре Лондона, куда он ходил после студийных сессий подальше от шумных вечеринок, где Бонзо умудрился перепутать время брони и долго препирался с официантами, грозясь «вынести эту шаражку к чертям собачьим». Поев вкуснейшие стейки и выпив немного глинтвейна, они отправились в клуб, где должен был состояться концерт группы Роберта. Усадив Джонси за столик и приветственно махнув готовящемуся на сцене Планту, Бонзо с загадочной улыбкой удалился «домой готовиться», оставив заинтригованного Джонси одного. — Не торопись особо и возьми себе такси, — сказал он на прощание, перед тем как исчезнуть в толпе прибывших зрителей. Улыбаясь своим мыслям, Джонси приготовился слушать концерт. Концерт был великолепен, и Джонси даже смог выловить Роберта после выступления и сказать свои впечатления. — Роберт, это было прекрасно! — Джонси ободряюще улыбался смутившемуся вмиг Планту. — Я очень рад, профессор… — пробормотал он в ответ, краснея. Кстати, у Джимми день рождения 9 января, — подмигнув, с улыбкой проговорил Джонси, оставляя опешившего Роберта наедине со своими мыслями. Ему не терпелось попасть обратно домой к Бонзо! Кажется, Джон идеально все рассчитал — Джонси добирался до его дома почти 2 часа, прокляв погоду, нерасторопных водителей и местоположение клуба. Уставший, но все ещё ужасно заинтригованный, Джонси тихо вошёл в дом и замер на пороге, поражённый увиденным — по всей гостиной были развешены гирлянды, елка весело мигала огоньками в углу, а с кухни нёсся запах чего-то до боли знакомого… Скинув пальто, он направился прямиком к столу. Запах воскрешал так много детских воспоминаний… — Твой любимый пирог с курицей, — раздался голос Бонзо за его спиной, — по рецепту твоей мамы. Она тебе звонила кстати. Джонси обернулся, находя взгляд его тёмных глаз. Самых любимых глаз. Он так много хотел сказать, но слова не шли. Лицо Бонзо просияло — он все понял и так, заглянув в васильковые глаза напротив. — Откуда мама знает номер? — тупо спросил Джонси, помолчав минуту и не сводя глаз с Бонзо. Джон внезапно замялся. — Ну… это я ей его сказал, когда мы с тобой ездили к твоим родителям праздновать Рождество потом. Это она мне сказала про пирог, и ещё много про что… — он окончательно стушевался, наблюдая как глаза Джонси расширялись, — и я решил приготовить и все это придумал, и твой последний подарок опаздывает, черт… — Бонзо тараторил, краснея ещё сильнее, и побежал доставать пирог из духовки. А Джонси так и стоял посреди кухни, все ещё оглушенный происходящим вокруг. Бонзо сделал для него все это, звонил его маме, все продумал и исполнил… Никто никогда даже не задумывался о таком. Джонси признался себе, что он сам едва ли мог сделать для кого-то подобное. Его чувство внезапно обрело конкретные очертания. Джонси знал, что именно он должен сейчас сказать. — Джон? — тихо позвал он. — Мм? — Бонзо все ещё увлечённо нарезал пирог, но следующая фраза Джонси заставила забыть о нем, как и обо всем остальном. — Я люблю тебя. Их взгляды встретились. В глазах Джона — океан невысказанных чувств, но сейчас он смог выразить ничтожно малую часть: — Я тебя тоже. Всего минуту они смотрели друг другу в глаза, ища отражение того самого чувства, которое теплилось очень-очень давно и сейчас вырвалось наружу, затопляя все вокруг, но им казалось, что прошла вечность. — Попробуешь пирог? — наконец, неловко откашлявшись, прервал молчание Бонзо, отводя глаза. Он засуетился над пирогом так, словно это было важнейшее дело его жизни. — Боже мой, Джон, конечно буду! — воскликнул Джонси, словно очнувшись от сна. В один миг он оказался возле Бонзо, обнимая его и целуя его лицо, — спасибо. — Ну ты погоди благодарить, а то сейчас блевать мне тут начнёшь, — смущенно возразил Бонзо, но по его лицу расползался предательский румянец от удовольствия. Они наконец сели за стол, и Бонзо не смог удержаться и поставил сборник хитов Элвиса, который Джонси полюбил за время, проведённое в доме Бонзо. — Ты же не против? — с надеждой спросил Бонзо. — Нет, — Джону казалось, что улыбкой Джонси сегодня можно было осветить весь хмурый зимний Лондон, — между прочим, пирог восхитителен! Как было у моей мамы… В васильковых глазах было столько благодарности, и сердце Бонзо сладко сжалось, разгоняя по венам тепло, исходящее от Джонси. — Я помню, как этот пирог всегда у меня крали в школе, а после и в колледже голодные одноклассники и одногруппники, — со смешком вспоминал Джонси, доедая уже второй кусок, а Бонзо просто слушал, подперев подбородок рукой и не сводя глаз с принявшего особое выражение лица Джона Пола, которое появляется только тогда, когда он вспоминает своё детство, — его обожали все, а я вечно недоедал и был худой как палка. Бонзо хмыкнул, окидывая Джона Пола недвусмысленным взглядом. — Но видимо после ты отъел все потерянное, — добавил он. — Потом мама мне его готовила каждый день, и я съедал по половине в день точно! — засмеявшись, подтвердил Джонси, отпивая немного джина из бокала, — прекрасный джин! Какая марка? — Твоя любимая, — улыбнулся Бонзо, ловя на себе взгляд, полный благодарности с толикой удивления. — Джон, я правда, не знаю, что скзаать… — выдохнул Джонси. — Ничего не говори, — Бонзо мягко накрыл его ладонь, лежащую на столе, — просто пойдём потанцуем? Сейчас будет твоя любимая с этой стороны. И вправду, заиграла «Love me». Джонси обожал эту песню за блюзовый ритм и вокал Элвиса, который здесь ему неожиданно понравился. Бонзо подал Джонси руку, и тот без промедления вложил свою ладонь в широкую и горячую ладонь Джона. Они отошли в середину гостиной, и Бонзо нежно привлёк к себе Джонси, опуская ладони с его талии на ягодицы, заставляя Джонси двигаться в одном ритме с ним, хоть Джон Пол прекрасно чувствовал музыку и чувствовал Бонзо. Они двигались, как на Рождество, не делая никаких сложных или нелепых движений, просто покачиваясь в такт песне, растворяясь в ощущениях близости друг друга, млея в руках друг друга. Слова был не нужны. Гораздо больше говорили нежные, почти невесомые прикосновения, взгляды, украдкой брошенные из-под опущенных ресниц, яркий румянец на щеках у обоих. Джонси потерялся в пространстве и времени, слушая мерное дыхание Бонзо у своего уха и переливчатый, бархатный вокал Элвиса: I would beg and steal Just to feel your heart Beatin' close to mine Они оба чувствовали, что сейчас произойдёт что-то, что изменит их, то, что они так долго ждали, но не решались сделать. Вернее то, на что не решался Джонси. И сейчас, прижавшись к груди Джона, слыша биение его сердца, вспоминая каждую мелочь этого дня и всех предыдущих, проведённых рядом с ним, Джонси понял, что он готов. — Джон? — тихо позвал он, когда песня закончилась. Бонзо тут же остановился, выпуская Джонси из объятий и заглядывая в его глаза с потаённой тревогой. Джонси успел услышать, как участился его пульс. — Да? — его голос стал неимоверно тихим. — Я хочу тебе довериться, — начал Джонси, взяв Бонзо за руку и переплетая их пальцы, — полностью. Я люблю тебя, а любовь невозможна без доверия. — Да… — последовал приглушённый ответ. Бонзо едва мог поверить, что это происходит прямо сейчас. Джонси полностью ему доверяет… Он хочет этого. — И поэтому сегодня и навсегда я весь твой. Полностью, — твёрдо закончил Джонси, смотря Бонзо в глаза, и в этих васильковых глазах Джон не увидел ни капли сомнения. Он увидел лишь море любви, того тепла, которое струилось по его венам, стоило Джонси вновь взглянуть на него так. Глупый вопрос «ты не боишься?», задавившийся миллионы раз, на который Бонзо получал всегда разные неоднозначные ответы, сейчас просто растворился. — Это значит… — начал он, пытаясь осознать происходящее до конца и поверить в то, о чем он так долго мечтал и к чему они так долго шли вместе. — Да, — Джонси улыбнулся и, не дав Бонзо закончить, потянулся к его губам, напоследок шепнув: — Возьми меня. Здесь. Сейчас. Джона не нужно было просить дважды, точно не в том, что касалось секса. Он мечтал об этом так долго, почти каждую ночь представляя, как они наконец поменяются ролями, и Джонси окажется снизу, и Бонзо будет делать все, чтобы ему было так хорошо, как никогда и ни с кем до него. Он опередил Джонси в поцелуе, завладевая его губами, проводя языком по его зубам и проникая в рот. Бонзо достаточно изучил Джона Пола в постели и знал, какая прелюдия будет лучшей. Он не должен облажаться, только не сегодня, когда Джонси признался в любви и полностью доверился ему Его губы медленно скользнули на шею Джонси, чуть прикусывая нежную бледную кожу под самым подбородком, и Джон тут же уловил тихий стон удовольствия, сорвавшийся с его губ. Да, он все делает правильно. И только такое «правильно» Бонзо был готов признать. Его пальцы скользнули на шею Джонси, мягко пробегаясь по ней и опускаясь на грудь, к первым пуговицам на рубашке. Джонси обожает, когда Джон раздевает его, лаская шею и покусывая мочку. Бонзо делал все неспешно, наслаждаясь каждой секундой. Джонси бездействовал, отдавшись полностью, лишь тихо реагируя на ласки Джона. Он не тянулся к его одежде, предоставив Бонзо сделать все самому, пристроив руки на его торсе и иногда сжимая бархатистую ткань от накатывающего волнами возбуждения. Когда Бонзо дошёл до середины рубашки, обнажив грудь Джонси, он опустился губами чуть ниже, целуя левую ключицу, все так же покусывая нежную кожу до красных отметин. Джонси не любил, когда они слишком выделялись, а ещё очень любил, когда Бонзо нежно зализывал их, если прикусил слишком сильно. Джон провёл языком по нескольким самым ярким следам, и стоны Джонси стали громче и нетерпеливее. — Где ты хочешь? — хрипло спросил Бонзо, ненадолго отрываясь от ключиц Джонси и поднимая на него взгляд. — Мне все равно, — последовал еще более хриплый ответ, а васильковые глаза потемнели от затопившего радужку зрачка. Бонзо улыбнулся. — Доверие значит никакой ревности? — спросил он, вновь возвращаясь к ключицам Джонси и расстёгивая рубашку до конца. — Да, — почти простонал Джонси, прикрывая глаза, когда горячие ладони Бонзо нашли нашли его соски, чуть потирая их. Рубашка Джона Пола серебристым шлейфом опустилась на пол. Бонзо мягко отталкивал Джонси в сторону того самого злополучного дивана в гостиной. У него был абсолютно разный секс здесь — плохой, хороший, страстный, грубый, нежный. Бонэм всегда вёл, мало задумываясь о партнершах, рассуждая так, что если девчонки оказались здесь под ним, им априори не может быть плохо. Поэтому Бонзо не запомнил ни одну. С Джонси все было иначе. Бонзо знал, что вёл сейчас, и Джон Пол полностью ему отдался, но в то же время Джон был под властью его желаний. Никогда в жизни он так не хотел, чтобы все вышло не очень. Бонзо стремился к идеалу для идеального партнёра. Оставляя дорожку влажных поцелуев на груди Джонси, Бонзо медленно водил раскрытыми ладонями по его спине, поддерживая млеющего и стонущего в его руках Джона Пола. Его глаза были прикрыты, а с полуоткрытых точёных губ срывались самые сладкие стоны, которые Джон только мог услышать. Им всегда было мало тех ласок, которые Джонси позволял ему, и после тот тихо удалялся в ванную, чтобы дать своему телу так сильно желаемую разрядку. Бонзо знал, что Джонси не любил грубости в постели. Страсть — да, но не грубость. Он любил, когда Джон укладывал его на кровать, нависая сверху и проводя пальцами по его щекам и ямочкам. Бонзо проделал это и сейчас. Очень осторожно, сдерживая порывы уложить быстро и без всяких прелюдий взять такого податливого Джонси, он, подхватив Джона Пола под поясницу, уложил его на диван, нависая над его лицом и щекоча волосами щеки. Проводя пальцами по точёным скулам, Бонзо вспомнил, как тайком мечтал об этом, вытирая пот с тогда изможденного, но такого же прекрасного лица. Единственное, что осталось неизменным — его улыбка, и сейчас по лицу Джонси блуждала улыбка наслаждения, и ямочки темнели на его щеках как никогда сильно. Нежность затопила, казалось, всего Бонзо без остатка, и он снова завладел его губами, целуя жадно, глубоко, водя языком по пухлой нижней губе, чуть оттягивая ее. Его руки блуждали по всему телу Джонси, очерчивая давно изученные изгибы как в первый раз. Вернувшись губами на шею, Джон опустил руку на застёжку штанов Джонси, и тот тут же подался вперёд, толкаясь в неё. — Ну и стояк у тебя… — брякнул Бонзо, стон Джонси сорвался в тихий смех. — А ты думал, я просто для вида схожу с ума от твоих прикосновений? Ох… — выдохнул он, сорвавшись на стон, когда Бонзо расстегнул пуговицу и ширинку, обхватывая напряжённый член сквозь ткань трусов. — В моем доме мог бы их и не носить, — хриплым голосом заметил Бонзо, водя ладонью по стволу и чувствуя, как ткань стремительно намокала, — не вздумай кончать, пока я тебя не раздену! — Сделаю, когда захочу, — парировал Джонси, тяжело дыша и нетерпеливо постанывая, когда Бонзо ненадолго убирал ладонь. — Ах так… — Бонзо полностью убрал руку под возмущённый возглас Джонси и быстро расстегнул и скинул свою рубашку, — тогда я больше не буду тянуть резину! — Ты и так трахаешь меня рукой, куда дальше-то… — с улыбкой заметил Джонси, вновь заходясь в громком стоне, когда ладонь Бонзо сильнее сжала член, массируя его сквозь злосчастную ткань. И при этом Джон Пол умудрялся острить! Возбуждение Бонзо достигло пика, и способность здраво мыслить отключилась, отошла на второй план. Никогда он настолько сильно не хотел человека и в то же время никогда так сильно не хотел сделать что-то не так. Джонси любил полностью снимать одежду, чтобы чувствовать все острее, но сейчас Бонзо каким-то шестым чувством улавливал, что сегодня будет исключение. Джонси изгибался навстречу, толкаясь все сильнее, ткань трусов была мокрой насквозь, как и ладонь Бонзо, сжимающая член то сильнее, то слабее. Джонси почти закричал, когда Джон переместился полностью на чувствительную головку, потирая ее сквозь шершавую мокрую ткань — Джон Пол никогда не думал, что одежда может добавить столько острых ощущений. Джон вовсе не хотел делать минет. Он старательно отгонял все воспоминания тех дней, запрятывая их далеко-далеко, чтобы никогда больше не вспоминать, не знать, не чувствовать… — Ты можешь сделать это, — словно читая его мысли, севшим от возбуждения голосом проговорил Джонси, — если хочешь. — Тебе и так, кажется, весьма неплохо, — глупо хихикнул Бонзо, пряча смущение, — мне снять их? — Нет, боги, мне так хорошо… — простонал Джонси, — ты… ты прекрасен… я на пределе. Бонзо покраснел, не прекращая движения на члене Джонси, чуть ускоряя темп. Хватило всего пары движений для того, чтобы Джонси с протяжным стоном кончил. — А сейчас лучше уже снять… — с этими словами Бонзо аккуратно потянул трусы вниз, находя взглядом все ещё темные, блестящие васильковые глаза. Его взгляд пробирал до сладкой дрожи — в нем смешивалось предвкушение и возбуждение, страсть и та самая нежность, затапливающая Бонзо… Не сводя с Джонси глаз, Бонзо быстро освободил себя от остатков одежды, аккуратно раздвигая его ноги и устраиваясь между ними. Его губы коснулись колена, поднимаясь выше по внутренней стороне бедра. Бонзо чувствовал, как Джонси размякал, полностью отдаваясь ощущениям, и даже его стоны стихли. Ведя ладонью по второму бедру, Джон покусывал нежную кожу, подходя к паху, и отстранился, ведя дальше только ладони. Джонси выгнулся навстречу, сжимая в пальцах края покрывала и снова прикрыв глаза. Хотелось чувствовать. Чувствовать каждую секунду, каждое прикосновение пальцев Бонзо, которые подбирались все ближе ко входу. Джонси, обхватив ногами Бонзо за его торс, привлёк его ближе, нетерпеливо толкаясь навстречу. До безумия, до боли хотелось чувствовать Бонзо в себе, быть наконец с ним единым целым, отдаться, довериться, купаться в его нежности. — Тише, Джонси, не спеши, иначе тебе будет больно… — донёсся словно издалека грудной голос Бонзо. Сейчас его голос казался Джонси особенно прекрасным. — Пожалуйста, скажи, если будет больно, — попросил Бонзо, осторожно вводя первый палец внутрь, и Джонси вскрикнул от неожиданности и вспышки боли, тут же напрягшись. — Расслабься… — шёпот почти обжег его ухо, и боль исчезла, — я попробую снова… Джонси доверился, глубоко вдохнув и полностью расслабив мышцы, и палец внутри него почти не ощущался. Бонзо начал аккуратно двигать им внутри, нащупывая простату, и Джонси нетерпеливо застонал, насаживаясь глубже. — Джон, ещё… — попросил он, выгибаясь сильнее, желая ощутить Бонзо внутри острее, чётче. Джон мягко ввёл второй палец, и Джонси вновь вскрикнул. Боль была уже не такая сильная, и больше приятная. Он чувствовал, как Бонзо двигал пальцами внутри, растягивая его, и насаживался глубже, желая, чтобы Бонзо коснулся наконец того сплетения нервов. Но пальцы исчезли, и тело Джонси сжалось в сладком предвкушении, он буквально пылал от вожделения чувствовать Джона внутри. Бонзо проник аккуратно, унимая бешено колотящееся сердце. Джонси был очень узким и горячим внутри, и о этого сносило крышу. Он неосознанно толкнулся глубже, слыша громкие вскрики Джонси, и вовсе не от боли. Его движение было рваным, Джонси толкался навстречу, периодически вскрикивая: — О Джон, черт… Джон, ещё! Бонзо никогда не сходил с ума от того, как его называли во время секса, но вскрики Джонси заставляли его буквально плавиться изнутри, и темп ускорился. Он знал, что не протянет долго, видя лежащего под ним и выкрикивающего его имя Джонси. Его отливающие рыжим волосы разметались по подушке, несколько прядей прилипли к влажному от пота лбу. Ресницы трепетали, глаза были полуприкрыты, и грудь часто и рвано вздымалась от стонов, вздохов и криков. Тонкие пальцы сжимали края покрывала, судорожно перебирая ткань. Бонзо склонился к его лицу, слыша, как его стоны примешиваются к вскрикам Джонси, покрывая его беспорядочными поцелуями, обхватывая руками его руки и до боли сжимая их. Джонси схватился за них, крича громче прежнего, и Бонзо толкался его глубже, наконец нащупывая тот комок нервов. Перед глазами Джонси словно взорвали миллиарды фейверков, и он протяжно, громко застонал, до хруста костей сжав ладони Бонзо. Джон почувствовал, что кончает, не продержавшись и десяти минут. — Я… я сейчас кончу, — прохрипел он куда-то в грудь Джонси. — Сделай. это. в меня… — рвано выдохнул тот в ответ, и в этот момент Джон кончил, обессиленно валясь на влажную грудь Джона Пола. Джонси механически поглаживал копну тёмных волос Бонзо на своей груди, пытаясь унять колотящееся сердце и привести скачущие мысли в хоть какой-то порядок. По телу разливалась приятная слабость от пережитого оргазма вместе с чувством собственной победы над своими страхами — Джонси чувствовал себя как никогда спокойно. Ничто больше не тревожило его, и прошлое осталось в прошлом окончательно, не оставляя даже намёка на тяжелые воспоминания. Он доверяет Бонзо, он любит его, любит так, как никого и никогда до этого. А Джон любит его, и любовь ощущалась в каждом прикосновении, в каждом движении, затуманенным взгляде, слове, в каждом его вздохе, щекочущем грудь Джонси. Ладони Бонзо, все ещё горячие, очерчивали изгибы тела Джонси с особым трепетом, пока Джон восстанавливал сбитое дыхание. — Наверное это ужасно тупой вопрос, но… — наконец заговорил Бонзо, немного откашлявшись, — тебе понравилось? Я не мог не спросить, потому что… — Джон замялся, приподнимаясь на руках и нависая над улыбающимся Джонси. — Джон, я… я не знаю, как выразить все то, что я сейчас испытываю, — заговорил Джонси, и в его взгляде плескалось столько любви, что Бонзо смущенно отвёл глаза, покрываясь румянцем кажется, с ног до головы, — даже банального «люблю» здесь будет ничтожно мало… Просто для меня это был больше, чем просто секс, понимаешь? — Да… — тихо выдохнул Бонзо, утыкаясь носом в щеку Джонси и нежно водя им по ней, — я так люблю тебя, что кажется просто с катушек слечу. — Никогда раньше не занимался ни с кем любовью, и знаешь, мне чертовски понравилось, — с улыбкой ответил Джонси, и нос Бонзо провалился в одну из его ямочек. Он немного отстранился, вопросительно заглядывая ему в глаза: — Никогда не делил это на две разные вещи. — Но согласись, то, что было сегодня, — не просто секс, — мягко возразил Джонси, кладя ладонь на щеку Бонзо и мягко поглаживая ее. Бонзо тут же повернулся и начал нежно целовать каждый палец, приговаривая: — С тобой никогда не было просто секса. — Потому что это любовь, Джон, и я чувствовал… Ничто не сравнится с этим, — мечтательно прошептал Джонси, отдаваясь ощущениям губ Бонзо на своей ладони, — потому что ты самый прекрасный, самый лучший мужчина в мире. — Нет, есть кое-кто получше, и у него сегодня день рождения! — с улыбкой возразил Бонзо, переходя губами с ладони на плечо и дальше к шее, — правда твой подарок приедет завтра, ты же не обидишься? — Джон Генри Бонэм, на что я, черт возьми, должен обижаться?! — почти в негодовании воскликнул Джонси, — ты сейчас любил меня так, как никто, признался в своих чувствах, и заваливаешь меня подарками! Это просто безумие, — хоть Джонси и был в возмущении, на его лице скользила счастливая улыбка, и Бонзо хотелось просто заткнуть его рот поцелуем и целовать, пока не кончится воздух, причём на всей планете. Они улеглись тут же, на диване, практически друг на друге, и Джонси устроился на широкой груди Бонзо, пробегаясь по ней пальцами. Джон заставил его одеться, потому что тот начал сильно дрожать, и совсем не от возбуждения, и Бонзо почувствовал, какие холодные у Джонси ступни. — Обалдел? Быстро под одеяло и надеть футболку! — строго скомандовал Бонзо, подбирая валяющийся на соседнем кресле халат и топая в другую комнату за своей футболкой, одну из многих разбросанных по всему дому, что порядком надоедало Джонси, который любил порядок. Бонзо вернулся с чем-то светлым в руках, и это оказалась его самая любимая футболка со странными узорами на ней. Джонси натянул ее на себя, наслаждаясь запахами дома и самого Бонзо, которые, казалось, и так проникли в каждую клеточку его кожи, и Джон с улыбкой отметил: — Очень идёт к твоим рыжим волосам. Никогда не думал, что они настолько рыжие у тебя, — он вернулся в объятия Джонси с пачкой мальборо и закуривая одну сигарету и притягивая Джону Полу. — Мы же живем с тобой две недели, спим и занимаемся сексом в одной постели, а ты как в первый раз меня увидел, — усмехнулся Джонси. Его забавляло некоторое невнимание Бонзо к мелким деталям, потому что тот зачастую забывал даже то, что находилось в его доме. — Когда ты сверху, все видится иначе, — хмыкнул Бонзо, добавляя совершенно серьезно: — Так ты ещё более красивый. Джонси зарделся, снова затянувшись и выпуская колечко дыма. Докурив и бросив окурки в пепельницу, они устроились на диване под двумя пледами (Бонзо мужественно выносил это испытание теплом), и Джонси медленно засыпал на мерно вздымающейся груди Джона под стук его сердца, в котором было столько любви, что хватило бы на половину Лондона. Бонзо неспешно перебирал рыжеватые пряди, любуясь их бронзовым в полутемной гостиной оттенком, думая о том, что ни у одной девушки он не видел настолько красивых от природы волос. Джонси был прекрасен от и до, и Джону казалось, что он вот-вот и растает от приятной тяжести его тела на своей груди и соприкосновения с его мягкой кожей. В эту ночь они спали как никогда крепко, и даже храп Бонзо никого не разбудил.