Город вечного дождя

      Следующим утром Генри встал ни свет ни заря, еще до рассвета, чтобы привести себя в порядок и собрать скромные пожитки. Не то, чтобы ему было что упаковывать обратно в чемоданы. Не то, чтобы он сильно их распаковывал… Защелкнув последний замок, остановился, прекратив маячить по несчастному, отчаянно скрипящему полу. Выдохнул, изгоняя нервозность. Волновался так, будто и впрямь стоял на пороге новой жизни…       Но разве это не так? Должность в доме представителя старой аристократии, вероятно, если и не сделает его изгоем среди своих, то закроет перед ним многие двери. И одновременно приподнимет полог тайны, которая окутывает изгнанников, и пусть он никому не сможет ее открыть. Даже Вернону…       В дверях он обернулся, точно прощаясь с жильем, которое так и не стало домом. Повесив на дверь новый замок, двинулся вдоль просыпающейся улицы, помахав соседу, открывающему лавку.       Тот кивнул, наверное, борясь с желанием перекрестить несчастного на дорожку. Город только просыпался, навстречу Генри то и дело попадались редкие прохожие, хмурые, как и весь этот город. И только его сиятельство граф Ибрайтес отправился отдыхать лишь незадолго до прихода нового дворецкого. Впрочем, оно и к лучшему — к его пробуждению Генри успеет познакомиться с домом и своими обязанностями, узнает о правилах и особенностях характера хозяина. Подготовится к встрече с ним в новом качестве.       Вокруг крутилась Никки, рассказывая о предпочтениях хозяина дома так, словно являлась не временной, а постоянной работницей.       — И да, если будешь подавать кофе, то оно должно быть без сливок с двумя ложками коричневого сахара, — заметила она, собирая поднос с завтраком для мальчика. Взяв со льда пузырек с густой алой жидкостью, наполнила ею до половины небольшую стопку, другую половину заполнив лекарством из аптеки Питерсена.       — Впервые вижу, чтобы лекарство подавали с… Это томатный сок? — полюбопытствовал Генри, боясь ошибиться.       В отличие от дяди, маленький Винсент просыпался рано, терзаемый то ли кошмарами, то ли видениями, а потом мог заснуть днем чуть ли не на ходу. Бедный ребенок…       Никки мимолетно улыбнулась, чуть качнув головой:       — Это… другая часть лекарства, — отозвалась она, с секундной заминкой. Вздохнула: — Вообще, хорошо бы показать маленького барона столичным врачам, но он невыездной. Вот, господа пытаются добиться послаблений.       — А граф говорил, что нет такого врача, что мог бы помочь, — печально заметил Генри, искренне сочувствуя мальчику, который не только унаследовал непонятную до конца болезнь, так еще даже не мог покинуть сырое мрачное место. Может, на него так удручающе действовал местный климат? А еще, один знакомый говорил, что путешествия излечивают все болезни.       — Вылечить болезнь нельзя, — подтвердила девушка, вопреки собственным же словам. Добавив в чай немного молока, поставила на поднос блюдечко с еще пышущей жаром булочкой с джемом. — Но можно облегчить состояние мальчика, — добавила тише, будто на кухне, где они находились вдвоем, кто-то мог их услышать: — Госпожа Эва боится, что разум Винсента не выдержит, как не выдержал разум его матери. После родов Женевьева начала терять чувство реальности…       Поддавшись посылу, Генри инстинктивно оглянулся, убеждаясь, что никто не стоит за порогом. Еще граф решит, как Вернон, что он втирается в доверие, дабы разузнать все их секреты… Придержал девушке дверь. Отметив глухой скрип половицы, сделал себе мысленную зарубку, естественно, согласовав решение с хозяином, вызвать мастера, чтобы заменил.       Время на новом месте летело стремительно: столько всего предстояло узнать, вникнуть в суть должностных обязанностей. Не успел Генри оглянуться, как наступил обед. Он слышал, как встал хозяин, но пойти поприветствовать и поинтересоваться, не нужно ли Валентайну чего, не успел — в дверь постучали. Он открыл, увидев на пороге юного господина, иначе не скажешь. С первого взгляда видно — аристократ. Светло-серый костюм сидел идеально по фигуре, явно пошитый на заказ. Сколько было гостю? Лет четырнадцать? Пятнадцать? Портной, должно быть, не страдал от безделья. Мама всегда говорила, что дети растут как-то мгновенно. А матушка визитера явно была озабочена внешним видом ребенка. Нет. В глаза не бросалась вычурная роскошь. Но подчеркивалась стать. Красивое миловидное лицо с правильными чертами не выражало эмоций.       Юноша окинул Генри изучающим взглядом небесно-голубых глаз и, переложив из правой руки в левую сверток, поправил легким движением темно-каштановую челку. Поинтересовался: дома ли граф Ибрайтес и можно ли войти.       Генри отступил в сторону, позволяя пройти в холл.       — Как я могу доложить графу о вас? — поинтересовался он в ответ.       — Барон Артур Файнс, — холодно отозвался юный аристократ, скидывая свой распахнутый плащ, но лишь для того, чтобы перекинуть через собственную руку.       Предложив гостю присесть на один из диванчиков, Генри отправился искать Валентайна Ибрайтеса, обнаружив того уже в малой гостиной на втором этаже за плотным поздним завтраком и кофе.       — Доброе утро, ваше сиятельство, — улыбнулся Генри. — Прошу прощения, но вас желает видеть барон Артур Файнс, что прикажете ему передать?       Ибрайтес, который пребывал в весьма благодушном настроении, вмиг посмурнел. Казалось, он тут же прикажет отослать юношу домой, но граф сдержался и, откинув корреспонденцию, распорядился:       — Пусть проходит. Все равно не отстанет.       И у Генри не было ни малейшего в том сомнения. Даром, что совсем еще мальчишка, единокровный брат Винсента буквально излучал решительность и настойчивость. Получив позволение, не глядя более на дворецкого, барон Файнс поднялся по лестнице, прекрасно ориентируясь в доме. Или он пришел на запах жареного бекона?       Склонив голову в знак приветствия, юноша прошел в гостиную, чтобы подойти ближе к графу и подать ему ладонь для рукопожатия, слишком уверенно, чтобы не ответить на сей жест.       Недовольство Ибрайтеса немного рассеялось, и он чуть улыбнулся.       — Что-то случилось? — поинтересовался он участливо. — Нужен совет или помощь?       Барон качнул головой.       — Я пришел навестить Винсента. Если он достаточно хорошо себя чувствует для общения, конечно, — добавил он.       Граф, который просто физически не мог успеть побывать у племянника, перевел взгляд на Никки, что, не спрашивая желания гостя, приготовила еще одну чашечку, только добавив в кофе молока. Улыбнувшись Ибрайтесу, отчиталась о состоянии мальчика, который сегодня был на удивление бодр и активен.       — Прекрасно, — юный барон благодарно улыбнулся девушке и сделал глоток кофе. — Сегодня не очень солнечно, я думаю, мы можем с ним немного погулять, — напоровшись на колкий взгляд графа, мягко добавил: — В саду.       А в мальчишке явно таилась мудрость. Несмотря на упрямство, он понимал, когда нужно смягчиться, сделать полшага назад. Матушка всегда говорила, что из таких получаются хорошие дипломаты. Из Генри вот не получилось…       Файнс допил кофе, выдержав необходимый ритуал для соблюдения приличий, и со словами благодарности поднялся из-за стола. Конечно, хоть он и был уже достаточно взрослым, с братом ему значительно интереснее.       — Проводи, Никки, — велел граф, потянувшись за газетой. — Только держитесь подальше от оранжерей. Некоторые растения опасны. Иначе Эва оторвет мне голову, — тише добавил он.       — Как скажете, — чуть склонила голову девушка, чтобы увести за собой молодого барона. И Генри мог поклясться, что как только они скрылись в коридоре, он слышал радостный девичий писк.       Ох уж эта Никки… Чуть улыбнувшись, Генри покачал головой.       — Вы освоились в доме, мистер Клорс? — поинтересовался граф, не отрываясь от газеты.       Вполне закономерный вопрос, свойственный нанимателю, но Генри стало приятно, что Ибрайтес сделал это. Возможно, он склонен был идеализировать людей, однако в этом вопросе ему чудилась забота о прислуге. Он улыбнулся.       — Не поручусь, что запомнил расположение всех комнат. Ваш особняк так огромен… — констатировал он. — В остальном, да. У меня даже есть несколько профессиональных замечаний и идей, если позволите.       — Вот как… — хмыкнул граф, заинтересованно отложив газету. — Оперативно. Слушаю вас.       — Изучая дом, я заметил несколько половиц, которые следовало бы заменить. В саду, из окна, видны несколько засыхающих розовых кустов, которые портят вид. Будь я садовником, удалил бы их и посадил новые. В очаге на кухне, начал крошиться один кирпич, — поведал Генри свои наблюдения.       Граф внимательно слушал и удовлетворенно кивнул.       — Доминик говорил об этом, но, увы, не успел… — заметил граф и сделал последний глоток кофе, осушив чашку. — Пригласите специалистов, я выделю деньги, это не вопрос.       — Будет сделано. Будут ли у графа еще какие-нибудь указания на сегодня? — поинтересовался Генри, пытаясь в уме прикинуть, что успеет сделать еще в дне уходящем, а что стоит отложить на завтра.       — Распорядись, чтобы Джанин подготовила серый костюм, у меня вечером встреча. Прогулка. А сам проследи за Винсентом. Никколь сегодня уйдет на ночь к Файнсам, кажется, они готовятся к званому ужину, — отозвался Ибрайтес, поджав губы, и Генри даже не сразу понял, о какой Никколь идет речь.       Знать, ужин связан с их тяжбой относительно мальчика, подумалось Генри, и он даже взглядом не заострил на этом моменте внимания. Кивнул, давая понять, что принял к сведению все распоряжения и, откланявшись, вышел. Надо было первым делом отдать приказ горничной, а вторым расспросить Никки, пока еще она здесь, относительно ухода за маленьким аристократом: что, когда давать, что делать, если случится приступ…       Ранним вечером проводив господина, а затем и Никки, Генри поднялся к мальчику.       Что поражало Генри в этой комнате — ее размеры. Она была едва ли не в два раза больше хозяйской спальни. Окна от пола до потолка, будь они расположены в каком-то другом доме, в другом городе, несомненно, заливали бы все солнечным светом, позволяя ласковому теплу проникать в самые укромные уголки комнаты. Здесь и сейчас они были занавешены плотными бархатными темно-синими шторами. Слишком большая для столь маленького ребенка кровать также была украшена тяжелым балдахином в тон шторам, разве что он был украшен вышитыми серебряными звездами и улыбчивой луной. Но куда ярче их от любого отблеска света сиял здесь ковер, по мягкости больше схожий с облаком. От его белизны болели глаза. И как Джанин удавалось поддерживать его в таком состоянии?       Впрочем, в комнате вообще царил идеальный порядок. Даже игрушки, что, казалось, расположились на каждой горизонтальной поверхности в спальне, стояли разве что не по линейке. Все казалось каким-то нереально идеальным, таким, как рисуют комнаты в сказках для воспитанных детишек. И только хрупкая мальчишечья фигура, согнувшаяся в три погибели, нарушала этот невозможный порядок.       Устроившись за письменным столом, тот старательно перерисовывал что-то из книги, которая стояла перед ним на подставке. Рядом стоял подсвечник в стеклянной колбе, делая работу мальчика гораздо безопаснее. Увлеченный делом, он и не заметил, что в комнату кто-то зашел.       Тихо, дабы не нарушить его сосредоточенности, вспугнув, Генри издали глянул мальчику через плечо, не сразу разобрав, что страницы книги облюбовала вскрытая кошка. К органам ее и частям тела вели сноски с подробными пояснениями. По спине дворецкого скользнул холодок. Для мальчика семи лет, Винсента интересовали весьма… неожиданные вещи. Окажись в книге что-то более безобидное, он бы, наверное, попробовал завязать беседу, поинтересовавшись чужими увлечениями, но тут язык точно прилип к небу. Генри подался назад, зацепил уголок ковра, и взгляд мальчика пригвоздил его к месту.       Винсент удивленно захлопал длиннющими пушистыми ресницами, широко и светло улыбнулся:       — Простите, я вас не заметил… Я пропустил ужин? Артур принес мне атлас! Папа говорит, что хороший ученый должен разбираться во всем!       С души отлегло. Все же, Вернон и окружающие успели посеять в нем какие-то семена страха.       — Нет. У вас есть еще полчаса, — улыбнулся Генри в ответ, проходя в комнату и прикрывая дверь. Есть время поговорить об увлечениях и узнать юного господина поближе. — А вы хотите стать ученым? Это очень интересное занятие.       — Да, — закивал мальчуган, поворачиваясь к дворецкому полностью, улыбнулся еще шире: — Как папа. Или как Эва…       Вспомнив о мачехе, мальчик растерянно умолк, словно бы так и не определившись, как относится к ней.       — А какое направление вас привлекает сильнее всего? — продолжил любопытствовать Генри, уводя беседу от неприятных воспоминаний. — Я в вашем возрасте немного интересовался происхождением животных. Сосед много рассказывал мне про эволюцию.       — Как здорово! — распахнул глаза мальчишка. — А что он вам рассказывал? Папа говорит, что эволюция людей, отличается от нашей.       Генри уже прикидывал, как подать ребенку интересующую его информацию, но последняя реплика собеседника разметала мысли. Он замер на мгновение, пытаясь осмыслить услышанное.       — Эм… Я слышал, что представители старой аристократии несколько… отличаются от остальных людей, — протянул он, борясь с желание потрепать мальчика по волосам. — Однако, я не думаю, что настолько.       Мальчик, кажется, тоже смутился, словно бы случайно выдал страшную тайну. Растерянно осмотрел комнату, чтобы вновь потянуться за атласом. Перелистнув несколько страниц, нашел изображение взрослой, целой собаки, погладив изображение.       — Скажите, а у вас была собака? Я очень хочу собаку, но Эва не разрешает…       — Из-за болезни? — предположил Генри. — У моей тети была левретка, но она мне никогда не нравилась. Она так пронзительно тявкала по каждому поводу, что я буквально глох. Другое дело большие собаки…       — Левретки странные, — серьезно кивнул мальчик. Задумчиво провел пальцами по изображению еще раз. Поднял на собеседника взгляд. — Мне нравятся сеттеры и ретриверы. Артур говорит, что, возможно, когда я стану взрослым, я смогу завести собаку…       — Правильно, — улыбнулся Генри, подпитывая надежду мальчика на верного четвероногого друга. В конце концов, мечты и надежды, это, пожалуй, единственное, что нельзя отнять у человека. — Ведь тогда вы будете в праве сами распоряжаться собственной жизнью и принимать решения в свою пользу.       — Наверное, это здорово, быть взрослым, — мечтательно вздохнул мальчуган, весело болтая ногами. Стул явно был ему не впору, хотя комната и являлась детской. Ну или казалась таковой. — Я хочу быть как папа или как Валентайн.       Детские рассуждения умиляли и уносили в собственные не столь отдаленные юные годы. Он тоже думал, что взрослая жизнь равна свободе, однако на деле все обстояло не совсем так. Но стоит ли говорить об этом ребенку?       — Будете, — заверил Генри. — Я еще не знаком с вашим отцом, но дядя определенно достойный пример для подражания.       — Папа очень хороший, — уверенно заявил маленький Файнс. — Очень добрый и веселый. И все-все-все мне разрешает… Эва на него часто ругается.       Малыш едва заметно задумчиво погрустнел. Возможно, он разрывался между желаниями жить здесь с дядей и там с отцом.       Про себя Генри тихо вздохнул, в его голове складывалась определенная картина, происходящего вокруг мальчика, и он не был уверен, что баронессу Файнс стоит обвинять во всех смертных грехах. Пусть он и не знал женщину достаточно хорошо, но где-то внутри шевельнулось сочувствие к ее положению. Не знал ее мотивов, но был уверен, что вредить малышу Эванджелина Файнс не собиралась. Иначе бы не искала его по всему городу, когда мальчик сбежал…       За легкой непринужденной беседой о мечтах и увлечениях, которой Генри пытался отвлечь малыша от тяжелых, совсем не детских дум, полчаса пролетели незаметно. И шесть ударов старинных часов в гостиной оповестили обитателей дома о времени ужина.       Когда Валентайн, уже глубокой ночью, вернулся домой, Генри рискнул оставить спящего подопечного на пару минут, чтобы исполнить свои прямые обязанности и встретить хозяина. Принять чуть влажный плащ — на улице моросило.       — Приготовить кофе, ваше сиятельство? Или чего покрепче? — предложил он. Прислушиваясь, не позовет ли мальчик, что обычно успевал проснуться раз пять за ночь.       — Кофе. И что-нибудь покрепче, — чуть улыбнулся граф, проходя в малую гостиную на втором этаже, чтобы обессиленно опуститься в мягкое глубокое кресло. — Как Винсент? Вы напоили его лекарством? Капризничал?       — Винсент славный мальчик, но ему недостает общения со сверстниками. Впрочем, он более чем удачно компенсирует его любовью к наукам, — позволил себе высказать мнение Генри, наливая Ибрайтесу бокал крепкого бренди из его поистине впечатляющих по разнообразию запасов. Граф любил побаловать себя редкими и иноземными напитками. — Разве что немного. Говорит, будто у лекарства ужасный вкус. Но мне удалось его уговорить.       — Удивительно, — хмыкнул Валентайн и, пригубив из бокала, заметил: — Обычно он с трудом идет на контакт, особенно после… смерти Женевьевы.       — Ему просто нужно время, что залечит раны. Позитивные эмоции… — вздохнул Генри, цитируя слова их семейного врача, что навещал мать незадолго после смерти отца. — И, конечно, больше свежего воздуха.       — Если бы время лечило… — едва слышно выдохнул граф, одним глотком осушив бокал и содрогнувшись. — А прогулки. Солнце в последние дни совсем нещадно. Сгорит и перегреется. Будет хуже. Чувствую себя тюремщиком…       — Можно устраивать променад перед сном, — внес предложение Генри. — Я загляну к мальчику? И принесу кофе.       Вот, казалось бы, чужой ребенок, с которым он и знаком-то полдня, а Генри чувствовал, что успел привязаться. Было в мальчике что-то такое. Притягивало. И вот он уже как сущая наседка уговаривал сделать глоточек за папу, потом за дядю… подтыкал одеяло и прислушивался к тихому дыханию.       Мягко коснулся тыльной стороной ладони слишком румяной для маленького барона щечки. Температура. Вздохнув, убрал со лба мальчика влажную прядку, и поспешил к графу, чтобы сообщить о происходящем.       Тихо ругнувшись, граф тут же направился к племяннику, на ходу приказав послать за доктором Балинжером. К счастью, Генри уже знал, что в случае надобности, роль посыльного исполнял сын горничной, и ему не было нужды докучать в такой момент хозяину. Пройдя в конец коридора, откуда к черному ходу вела маленькая узкая лесенка — чтобы не тревожить хозяев ранним утром — он постучал в дверь их спальни. Джанин все поняла с полуслова, знать подобные ситуации в доме случались регулярно — не прошло и трех минут, как мальчишка лет десяти побежал в ночь.       В срочном порядке приведя себя в порядок, Джанин направилась на кухню вслед за Генри.       — Хозяину нужен крепкий кофе, а мальчику лучше заварить травяной чай с мятой и ромашкой, — посетовала она, тенью скользя по дому. Пробормотала едва слышно: — Температура плохой знак. Может, клыки…       Генри нахмурился:       — Никки не говорила, что у мальчика болят зубы.       Джанин бросила на него быстрый взгляд и махнула рукой — слишком занята, чтобы объяснить. А он не стал настаивать, прекрасно понимая, что сейчас всем не до просвещения нового работника.       — Я отнесу, — предложил он, забирая у горничной поднос и поднимаясь наверх.       В комнате мальчика горело несколько свечей. Сам малыш устроился на кровати, вцепившись пальчиками в ладонь дяди, и тот послушно сидел рядом, поглаживая Винсента по взмокшим волосам.       Тихо пройдя в комнату, Генри поставил поднос на письменный стол и отошел на шаг. Хотел было спросить, чем может помочь еще, но язык присох к небу, стоило ему бросить очередной взгляд на господ. Валентайн, осторожно подцепив верхнюю губу племянника, осматривал его клыки. Длинные, совсем не человеческие, хищнические клыки.       Генри поднял руку, как если бы собирался осенить себя крестом, но удержался. Покуда не замеченный, постарался взять себя в руки, смыв с лица смесь удивления и суеверного ужаса. Ведь его предупреждали… Сам Валентайн намекал на множество тайн, которым дворецкому не следовало удивляться.       Так они в самом деле не люди? Во всяком случае, другого вида.       Привыкай. Ты сам подписался на это, войдя в дом Ибрайтесов и заочно согласившись на все, что здесь происходит.       — Кофе, ваше сиятельство, — заставил он разомкнуться собственные губы.       Ибрайтес чуть кивнул, поблагодарив. Погладил мальчонку по горящей щеке и вновь обратил свой взор на дворецкого, поинтересовавшись, насколько горяч чай.       — Я не хочу… — тут же захныкал Винсент, изворачиваясь ужом, но Валентайн одним движением усадил его, прерывая метания.       — Пару глоточков, — мягко улыбнулся граф, поднося чашку к его искусанным губам. — Не больше. Обещаю.       И мальчик послушно сделал глоток, морщась от боли. Не иначе, даже если клыки были заложены в процессе эволюции, этим существам приходилось к ним привыкать, учиться, как учатся ходить и говорить дети.       Генри стоял и слушал наставления Валентайна, что длину клыков надо контролировать, а значит, Винсент не должен бояться, чтобы держать себя в руках. И остатки смятения ушли, уступив место любопытству. Видимо, и в нем, где-то глубоко, обитал исследователь.       Стук дверного молоточка разорвал оцепенение. Сморгнув наваждение, Генри попятился из комнаты, чтобы поспешить вниз, впустив в дом незнакомого ему прежде мужчину.       — Доктор Балинжер, — представился молодой мужчина, не старше тридцати, с пронзительными глазами цвета безмятежного неба. Высокий и статный, он производил именно то впечатление, какое и должен производить доктор. Впечатление человека уверенного, серьезного, на которого можно положиться.       Проходя в холл, чтобы сбросить мокрое пальто на руки Генри — непогода на улице разыгралась. Поинтересовался, в комнате ли мальчик, и тут же направляясь вверх по лестнице, кинув мимолетный изучающий взгляд на нового слугу графа.       Судя по всему, его ответа никто не ждал, но Генри все же подтвердил предположение доктора, спросив, не желает ли тот чая или кофе. Их семейный доктор второе не признавал, не уставая говорить о вреде заморского напитка, и даже утверждал, что иноверцы его завезли специально, чтобы навредить, пошатнув здоровье народа.       — Позже, — только и бросил доктор. Перешагнув порог комнаты, светло улыбнулся маленькому пациенту. Поставив ридикюль на стул, выудил из него по виду стоматологические инструменты. Повернувшись, осторожно подступился к замершему в ужасе малышу. — Ну что ты, солнце… Я только посмотрю, обещаю…       В ответ мальчик отчаянно замотал головой и вдруг болезненно заскулил, видимо, слишком сильно стиснув зубы.       Уже успев немного узнать мальчика, Генри взял на себя смелость поучаствовать в разыгравшейся перед ним сценке, которая, учитывая упрямство Винсента, могла и затянуться.       — Ваше сиятельство, — обратился он к графу, краем глаза следя за реакцией мальчика. — А когда у вас начали резаться клыки, вы тоже боялись укусить доктора?       В первое мгновение граф удивленно воззрился на дворецкого, в то время как доктор Балинжер едва успел подавить смешок, а затем улыбнулся, поцеловав племянника в макушку и поглаживая его напряженные плечики.       — Нет. Я совсем-совсем не боялся. Я был сознательным и смелым ребенком, совсем как Винсент. Правда же?       Было невооруженным глазом видно, как идет в мальчике борьба со страхом, как он хочет быть похожим на дядю, но приборы по-прежнему пугали его. Наконец, он решился, кивнув, и сполз ближе к краю постели, позволяя доктору коснуться себя. Открыв рот, одновременно закрыл глаза и зажмурился.       — Сразу видно семейное сходство, — улыбнулся Генри.       Граф усмехнулся, позволив племяннику откинуться ему на грудь, чтобы доктору было удобнее проводить осмотр. И если с правым клычком все прошло хорошо, то осмотр левого заставил Балинжера хмуриться, потемнев лицом. На вопросительный взгляд Ибрайтеса доктор качнул головой, как бы намекая, что все объяснит позже, малышу же объявил, что все хорошо. И нужно лишь пополоскать рот пару дней лекарством.       Успокоил. Похвала дяди, не скрывающего, как гордится Винсентом, довершила дело. Сияя, несмотря на жар и боль, мальчик позволил уложить себя в постель и даже послушно закрыл глаза. Хозяин дома вышел в коридор следом за гостем, и голоса их, пониженные до шепота, стали совершенно неразборчивы. Мальчик держал его за руку, и Генри разрывался между желанием остаться с ним и желанием послушать, что скажет врач.       — Ваша милость, я могу оставить вас на минуту? — наконец не выдержал он. — Думаю, доктор уходит, и я должен его проводить. А потом, я прочитаю вам сказку.       Тихонько вздохнув, мальчик кивнул, послушно отпуская ладонь дворецкого и обессиленно закрывая глаза. Возможно, сказка и не понадобится…       Выскользнув в коридор, Генри едва слышно прикрыл за собой дверь, чтобы направиться в малую гостиную, вот только в этот момент тишину дома вновь разорвал стук дверного молоточка.       Кто это в такое время? На этот раз хозяин никого не ждал, и Генри открыл дверь очень осторожно, хотя убийцы вряд ли бы известили о своем прибытии. Едва успел посторониться, пропуская буквально влетевшую внутрь Эванджелину Файнс.       — Они в малой гостиной, — бросил он уже в спину, предполагая, что дама желает видеть хозяина, и поспешил следом. Нет, определенно, в этом доме скучно не будет. Вот только уже дико хотелось спать.       Впрочем, гостью мало интересовало, что там говорит дворецкий. Она фурией влетела в гостиную, отчего мужчины замолкли на полуслове. Ибрайтес удивленно посмотрел на баронессу, а после мрачно зыркнул на доктора, который сделал вид, что он здесь вообще ни при чем.       — Что с Винсентом? — мрачно поинтересовалась Эванджелина Файнс, сбавляя шаг, чтобы как положено статно пройти к одному из кресел и опуститься в него.       — Ничего такого, что требовало бы бежать через весь город под ледяным дождем, — мрачно хмыкнул Валентайн, кивнув на ее влажные локоны.       — Проблема с левым клычком. Идет неправильно, — вклинился доктор, глотнув кофе. — Проще бы, конечно, удалить. Правда, могут возникнуть осложнения, не фатальные, конечно, но мальчик и так слабенький. А оставить — намучаетесь.       Обрисовал он ситуацию, предлагая родственникам решить судьбу маленького барона, который, ничего не подозревая, спал в нескольких комнатах дальше по коридору.       — Удаляем.       — Оставляем.       Почти одновременно выдали граф и баронесса, чтобы тут же схлестнуться взглядами.       — Тебе хочется его помучить? — мрачно и криво усмехнулся граф, сделав глоток кофе.       — А тебе хочется оставить мальчика калекой?! — тут же взвилась женщина, сжимая пальчики в кулачки. Кинула гневный взгляд на доктора. — С каких пор иммунодефицит считается не фатальным осложнением, Энтони?!       Тот поднял руки, устраняясь из семейных разборок, которые лишь набирали обороты. Какое-то время Генри слушал, пытаясь вникать, а потом, покачав головой, вышел, чтобы вернуться к мальчику, сдержав, пускай и с запозданием, обещание. Как и ожидалось, Винсент уснул, но сон был беспокойным. Кажется, он даже что-то шептал неразборчиво, словно на другом языке, и Генри коснулся его лба, желая успокоить чужие метания.       Вот только, вздрогнув, будто от удара, мальчик подпрыгнул на постели с криком, как если бы его убивали. Забившись в угол огромной кровати, он огромными глазами смотрел на Генри, не узнавая. От этого становилось жутко, а может, от ощущения, что чернота его расширенных зрачков затягивает.       В коридоре послышались торопливые шаги, и Генри отступил от постели юного барона.       — Я ничего ему не сделал, — заверил он Ибрайтеса, первым влетевшего в комнату.       Тот замялся на мгновение, будто решая, хочет ли он убить нерадивого слугу или все-таки оставить в живых, и этой заминки хватило баронессе Файнс, чтобы влететь в спальню. Пройдя к постели, прижать к себе бьющегося в истерике мальчишку, поглаживая по волосам, уговаривая, что все хорошо, что все произошедшее только сон…       — Эва… — прорыдал тот, задыхаясь. — Эва, мне страшно…       Винсента колотило, то ли от озноба, то ли от страха, и он отчаянно прижимался к женщине, которая в скором времени должна была заменить ему мать. Шептал о чудовищах, что поджидают во тьме, о вещах, которых нет в реальности, но он их видит. Рискнув снова приблизиться к мальчику, Генри накинул на хрупкие плечики плед.       Благодарно кивнув, баронесса плотнее укутала пасынка, что вцепился в нее мертвой хваткой. Поцеловала в макушку, продолжая утешать. Она выглядела расстроенной и растерянной. Кинула взгляд на графа, что полностью зеркалил ее состояние.