Город вечного дождя

      Последующие дни прошли в напряжении. И Генри не знал, что беспокоило его больше: отсутствие стабильного заработка или перспектива все же оказаться в тюрьме. Тяжело вздохнув, покачал головой и, подхватив паллет с куриными тушками, занес его в торговый зал мясной лавки. Вернону временно требовался помощник, пока постоянный работник был на больничном.       Увидев его, хозяин лавки, занятый с постоянными клиентами, махнул рукой, подзывая к себе:       — Генри, снеси заказ Хатчерсону, — попросил он, протягивая сверток. — Наверное, совсем ему худо…       Генри кивнул. Старый, с больными ногами скорняк всегда приходил в один и тот же день и время, хоть часы проверяй, а сегодня опаздывал аж на час. Вытерев руки о передник, взял кусок постной свинины.       — От имения Ибрайтесов налево, — напутствовал Вернон.       Покидая лавку, Генри качнул головой. Ну прямо никуда от этих Ибрайтесов, что ни спросишь… Добравшись до самого популярного в городе ориентира, он принципиально перешел на другую сторону улицы. Чтобы столкнуться с последним представителем этого рода, который, наоборот, ничего не замечая вокруг, собирался пересечь проезжую часть, направляясь к дому. Генри делал вид, что также не видит аристократа, на ходу изучающего какие-то бумаги. Краем глаза заметил, как тронулся с места экипаж, что до того спокойно стоял на углу. Плотно задернутые темные шторки на окнах, неприметные рыжие лошадки. Будто ждал…       — Валентайн! — крикнул Генри. Бросился вперед, хватая того за локоть и дергая на себя.       Ненормальный экипаж промчался в паре дюймов от них и, распугав немногочисленных прохожих, стремительно скрылся из вида.       Судорожно переведя дыхание, молодой граф благодарно кивнул, не сводя взгляда от удаляющегося экипажа. Осторожно оттолкнувшись от чужой груди, вставая ровно, оправил одежду, лишь после посмотрев на спасителя.       — Спасибо, мистер Клорс. Вы, как всегда, подозрительно вовремя.       — Всего лишь стечение обстоятельств, — передернул Генри плечами, показывая сверток, который чудом не уронил. Бросил взгляд в переулок, куда держал путь, но не смог вот так просто уйти, оставив спасенного. — Вы в порядке? У вас был такой отрешенный вид…       — А?.. — переспросил граф, словно вновь выпав из реальности, затем, сморгнув это состояние, покачал головой. — Все хорошо, не беспокойтесь. Просто задумался. Как ваши дела? Хейлер не вызывал вас на допрос?       Могли быть и лучше. Если бы не убили нотариуса…       Впрочем, Ибрайтес был не виноват в его бедах, даже если бедолагу Глоусли убили из-за бумаг графа. В конце концов, такая у нотариусов работа — знать множество секретов, принадлежащих клиентам. А чужие тайны временами опаснее ядовитой змеи. Так что Генри как можно небрежнее улыбнулся:       — Спасибо, потихоньку. Вот, временно пристроился в лавке соседа… Нет, к счастью, не вызывал.       Его аж передернуло при воспоминании о том двухчасовом аде.       Граф понимающе кивнул и, уточнив, куда направляется Генри, отправился следом — им оказалось в одну сторону. Задумчиво улыбнулся.       — Никки говорила, что у вас проблемы с работой. Честно говоря, она болтает о вас без умолку. Я уже, право слово, пожалел, что разрешил ей на время переселиться в мой дом, чтобы присматривать за Винсентом.       Генри был настолько удивлен, что даже не сразу нашелся, что ответить. Он никогда не пользовался популярностью у женского пола, даже несмотря на свою привлекательную внешность. Что же могла найти в нем такая девушка, как Никки?..       — Вот как. Неожиданно, — он застенчиво улыбнулся, прежде чем спуститься с небес на землю и вернуться к проблемам насущным. — Увы, пока в этом городе нет мест, где могли бы пригодиться мои скромные таланты. Занимаюсь домом…       — Это требует денег, — заметил Валентайн, задумчиво посмотрев на знакомца. — Почему вы отказались от тех, что дала Эванджелина?       — А вы привыкли, что всех можно купить? — тихо возмутился Генри, поджав губы.       — Нет, — качнул головой граф, горько усмехнувшись. — Я привык, что все продаются.       — Знать, не слишком вам везло в жизни… — вздохнул Генри, оттаивая и снова подстраиваясь под шаг аристократа. Приметив впереди нужный дом, вдруг вернулся к событию их встречи, чтобы сказать о главном, о котором невольно напомнили слова Валентайна. — Тот экипаж… Мне показалось, он поджидал вас.       — Не удивлюсь, — честно признал Ибрайтес, и вдруг тихо рассмеялся. — Когда ведешь частные расследования, вообще не стоит удивляться тому, что тебя хотят убить все, что свои, что чужие. И у всех найдутся на то веские и несомненно уважительные причины.       Генри даже неожиданно остановился, когда в голове все встало на свои места. Это признание многое объясняло, делая Валентайна Ибрайтеса чуть менее… монстром. От того, что когда-то думал об этом человеке так, стало неловко и как-то неуютно, что ли.       — Опасное вы себе хобби выбрали… — позволил он себе заметить, не понимая, зачем аристократ так рискует, ведь ему не надо зарабатывать деньги. Однако вслух ничего подобного не сказал.       — Это не хобби, а скорее призвание, — заметил граф. — В конце концов, найти место в жизни не просто, а если нашел, то не стоит от него отступать. Даже если место это непростое и опасное.       Генри задумчиво кивнул, все сильнее проникаясь к аристократу симпатией. Может, тот и был бешеным или немного сумасшедшим, но говорил вещи, о которых не каждый задумывался, показывая себя с лучшей стороны.       — Может, я отдам мясо и немного провожу вас? — предложил он.       — Как пожелаете, — кивнул граф, проводив Генри до места назначения, и оперся на трость, чтобы дождаться знакомца.       И действительно дождался.       Впрочем, Генри справился не более чем за минуту, вручив скорняку заказ и пожелав скорейшего выздоровления. Присоединившись к графу, что возобновил путь к ему одному ведомой цели, поинтересовался здоровьем племянника Валентайна. И искренне огорчился, услышав о ряде повторных приступов.       — Простите, если лезу не в свое дело… Что вы имели в виду, сказав, что дело в крови? У меня в столице остался один знакомый гематолог. Возможно, я мог бы связаться с ним.       — Если бы хоть один врач мог нам помочь… — печально улыбнулся Валентайн Ибрайтес, и бросил взгляд на Генри. В его невозможных глазах цвета чистой морской волны, которая бывает разве что на акварельных открытках, плясали черти. — А вы не так просты, как кажется… Что привело вас в Старую Столицу?       Генри помолчал. Что-то ему подсказывало, что далеко не все россказни Вернона, да и другие слухи, которыми полнился город, выдумка и навет. Как и в любых слухах, существовало зерно, которое обрастало все сильнее небылицами.       — Дела наследства, — передернул он плечами, меняя болезненную для аристократа тему. — Мой дядя оставил мне дом на Аптекарской улице… и долги. Истинный представитель нашего семейства…       — Вот как… — задумчиво кивнул граф. Улыбнувшись, предложил: — Быть может, чая? Или что-то покрепче? Ведь от прошлого моего предложения вы успешно ускользнули…       В этот момент перед ним, точно из-под земли, возник незнакомец, похожий на торговца. Проходя мимо, не останавливаясь, вручил Ибрайтесу какие-то бумаги и так же неожиданно исчез, вероятно, нырнув в проход между двумя домами. Тот спрятал «посылку» и направился в обратный путь, так, будто и не было никакой встречи.       — Ну… если только недолго, — сказал Генри, оглядываясь, ловя себя на мысли, что ищет незнакомца взглядом. — Я же на работе, вроде как.       — Сделайте вид, что у вас обед, — беззаботно усмехнулся граф, и Генри едва удержался от того, чтобы не возвести глаза к уже привычно мрачным небесам, которые вновь начинали проливать свои слезы. Ох уж эти аристократы…       Кивнул, сдаваясь. Отчасти, во искупления упомянутого недоразумения, отчасти, следуя собственному желанию поближе узнать представителя загадочной ссыльной аристократии. Да и мокнуть совсем не хотелось. Следуя за графом через сад, Генри получил возможность рассмотреть оный как следует, убедившись, что растут здесь исключительно розы, исключительно белые. Может, их любила сестра Валентайна?       Дверь открыла Никки. Как раз вовремя, для того, чтобы спасти мужчин от разыгравшейся непогоды.       — Ваше сиятельство, — склонила она голову, впуская хозяина дома, а после светло улыбнулась гостю: — Генри! Рада видеть вас!       Хотела было добавить что-то еще, а может, спросить, но вниз по лестнице слетел маленький вихрь, чтобы повиснуть на графе.       — Валентайн!       — Привет, бандит! — широко улыбнулся мужчина, подхватывая на руки свою миниатюрную копию.       На семь лет мальчик совсем не выглядел, Генри не дал бы ему больше шести. Да и вообще скорее напоминал изящную фарфоровую куклу с невероятно бледной кожей и глазищами все того же необычайного цвета морской волны в обрамлении темных пушистых ресниц.       — Прямо ангелочек, — улыбнулся Генри, бросив взгляд на Никки.       Девушка с готовностью кивнула, соглашаясь. С умилением смотря на аристократа, играющего с племянником, придвинулась ближе к гостю, шепнув, что соскучилась.       Генри искренне надеялся, что на его лице не отобразилась крайняя степень изумления. Ну вот что за неразумное дитя?.. Казалось, Никки очаровывалась слишком легко и, возможно, путала очарованность с влюбленностью. Но, видимо, поняв, что сорвалось с ее губ, девушка отчаянно покраснела и накрыла свои горящие щечки-яблочки ладонями.       — Вы только не подумайте! Вы просто хороший человек… Мне хотелось бы дружить с вами.       — Я не думаю, — заверил Генри, чуть выдохнув. Все было как-то слишком быстро и внезапно. Не только с Никки, должен был признаться он сам себе. — Тяжело с ним?       Казалось, счастливый в объятьях дяди, который души в нем не чаял, мальчик и сейчас отличался от остальных детей. Матушка Генри говорила о таких «не от мира сего». Особенно, его выдавали глаза, в глубине которых затаились страх и тьма, в которую те глядели по ночам.       Девушка передернула плечами:       — Как и с любым ребенком, впрочем, с его старшим братом всегда было проще. Но юному Артуру уже четырнадцать. Он взрослый разумный юноша. А Винсент… — добавила она тише, следуя за господином. — Он почти не спит и плохо ест. Конечно, он капризен.       — При таких снах — не мудрено… — вспомнил Генри, как впервые попал в этот дом. Неужели, малышу ничем нельзя помочь?..       Они прошли в гостиную и, усадив племянника на диванчик, граф отошел к камину, подвести отставшие на несколько минут часы, сверившись с брегетами. Таких Генри еще не видел ни у кого: каркас их оплело морское чудовище, а на крышке, переплетенная с розами, красовалась буква «i». Только с трудом отведя от вещицы взгляд, Генри осмотрелся. Гостиная, оформленная в бордовых тонах, тем не менее не казалась мрачной, каким предстал перед Генри кабинет хозяина. Несомненно, дело было в том числе и в распахнутых окнах, но… Имело место и нечто другое. Неуловимое. Мягкое. Речь не только о тяжелых шторах, бархатной обивке мебели, длинноворсном ковре и книгах на полках. Все это имелось и там. Но разница была слишком сильна. Кабинет представлял собой место скорби, насквозь пропитанный табаком и алкоголем. В гостиной же гулял легкий сквознячок, донося из сада аромат белых роз.       Валентайн Ибрайтес жестом предложил гостю сесть и распорядился о чае. Подмигнув ему, Никки удалилась, и Генри, почувствовав себя свободнее, огляделся.       — Находясь у вас, я просто испытываю эстетическое наслаждение, — признание само слетело с губ.       — Вот как… — улыбнулся граф, опустившись рядом с племянником, и тот сразу заключил его в свои по-детски крепкие объятия. — Что ж, я рад. Думаю, Никки говорила вам, что в этот дом требуется дворецкий? Не могла не сказать, она чрезвычайная болтушка…       Словно год прошел с тех пор. Он прибыл в Старую Столицу всего две недели назад, но с тех пор столько всего произошло, столько изменилось… Сейчас даже было смешно вспомнить, как сильно он напугался от рассказов Вернона. Хороший он человек, но суеверный, просто страшное дело. И посплетничать любит.       — Да, было такое, — согласился он. — Но после всего мне было неловко предложить свою кандидатуру.       — Обстоятельства нашего знакомства и впрямь… своеобразны, — усмехнулся граф, с явным сожалением выпуская непоседливого племянника из своих объятий и позволяя тому отправиться по своим делам. — Однако, я абсолютно уверен в вашей невиновности. Будь вы виновны или наняты Эванджелиной, вы бы уже нашли способ покинуть город. Хейлеру, право слово, нет до смерти Глоусли никакого дела. Куда больше его беспокоит, что убийство как-то связано со мной.       — А что его сильнее беспокоит, политический аспект или религиозный? — полюбопытствовал Генри, пока имел возможность говорить с Ибрайтесом на равных. Если он станет дворецким, все наверняка изменится.       И это не могло не огорчать Генри. Однако без работы он еще сильнее увязнет в долгах и, чего доброго, окажется в долговой яме.       Граф удивленно распахнул глаза, воззрившись на собеседника, будто увидел не то диковинную зверюшку, не то истину в последней инстанции. Усмехнулся, взяв себя в руки:       — Какая интересная точка зрения. Я-то думал, за пределами Старой Столицы само существование старой аристократии уже табуированная тема.       — Так и есть, — заверил собеседник, украдкой вздохнув по шумной, солнечной столице. — Однако вы же знаете человеческую натуру… То там, то тут всплывают какие-то слухи. Шепоток, который проносится и затихает в отдалении прежде, чем кто-то спохватится.       Никки принесла чай, молча поставив на стол серебряный поднос, и быстро удалилась, то ли не желая мешать мужчинам в разговоре, то ли опасаясь буйного нрава молодого графа. Отчего-то Генри был уверен, что порой здесь доставалось и прислуге. Впрочем, разве такую девушку, как Никки, можно запугать? Качнув головой, Генри проводил ее взглядом и улыбнулся вернувшемуся малышу, увлеченно жующему сэндвич.       — Интересное сравнение… Эва бы оценила, — хмыкнул граф, задумчиво улыбнувшись. От воспоминания о баронессе он посмурнел, но все же встрепенулся, с интересом взглянув на собеседника: — И что говорят в столице?       Генри вздохнул, задумчиво помешивая серебряной же ложечкой чай, размешивая кусочек сахара. Он не любил передавать чужие сплетни, часто убеждаясь, что в них мало правды. С другой стороны, ссыльные аристократы, наверное, были совсем отрезаны от важных для себя новостей.       — Разное. Например, что вы пытались отравить короля, желая вернуть утерянную власть, кровавую тиранию, от которой страна до сих пор не оправилась. Что вы наверняка нарушаете наложенные на старую аристократию запреты, и вас надо выслать из страны совсем…       Чем больше он говорил, тем шире становилась улыбка графа, наполненная мрачным весельем. И Генри на мгновение даже показалось, что клыки у него чуть длиннее, чем нужно, но наваждение спало спустя один взмах ресниц. Тем более, слушал граф с несомненным интересом, поглаживая по волосам племянника, забравшегося на диван.       — Вот как… Любопытно, — хмыкнул граф, сделав глоток чая.       — Но принц… — начал было непоседливый малыш, но, напоровшись на отчего-то суровый взгляд графа, осекся и притих, извинившись.       — А что вы сами думаете обо всем этом? — как ни в чем ни бывало продолжил диалог Валентайн Ибрайтес, вновь обратив внимание на собеседника.       — Я? — переспросил Генри, все еще под впечатлением скоротечного видения. Прежде его мнение не интересовало никого, и он даже немного растерялся. — Старую аристократию ведь тоже свергла, нынешняя власть, так почему бы вам не попытаться все вернуть? Вас ведь не просто сослали, лишив свободы передвижений по стране и возможностей, открытых другим, но и нарушили запретами образ жизни, который вы вели веками. Стоит ли удивляться, если некоторые традиции тайком соблюдаются по сей день? — заметил он, соединив информацию, которой владел прежде, и ту, что получил, приехав сюда. Картина получалась более ясной, чем прежде. — И есть ли в этом что-то предосудительное? Думаю, если вы не вредите другим людям, вы вольны верить в любых богов и проводить свои ритуалы. Но вообще я далек от политики и могу чего-то не понимать…       — Далеки? — насмешливо хмыкнул граф, пододвигая изящным жестом тарелочку с пирожными ближе к собеседнику, предлагая угоститься. — А мне кажется, у вас весьма четкая политическая, если не позиция, то взгляды, которыми явно не стоит делиться в столице.       — Это верно, — смущенно согласился с последним Генри, прикусив язык — что-то он разболтался… Взял угощение, чтобы занять рот чем-то более полезным. Он уже очень давно не ел ничего подобного. — Впрочем, я вряд ли туда вернусь, так что…       — Хотите сжечь мосты? — поинтересовался Валентайн, подавая не самое сладкое из пирожных племяннику, словно пытаясь сгладить вынужденную строгость в отношении мальчика. — Впрочем, дело ваше. Я могу предложить вам работу, возможно, даже новую жизнь, но есть определенные условия. Вы ведь понимаете?       Генри задумался на минуту над вопросом аристократа, вспоминая свой столичный быт. Качнул печально головой:       — Меня там ничто не держит. Кроме могил… — объяснил-таки он свое решение, которое далось довольно легко. — Так что, если жизнь здесь наладится, я останусь в Старой Столице. А я могу полюбопытствовать, что за условия?       Все же, предложение было довольно заманчиво для человека в его положении.       — Конечно, — улыбнулся граф, сделав глоток чая. — Они просты: храните наши секреты, не рассказывайте никому о том, что происходит в этом доме. И ничему не удивляйтесь.       Генри кивнул, доедая пирожное, размышляя над предложением.       — Что-то мне подсказывает, что, если скажу «да», то уже точно никуда не уеду, — заметил он, впрочем, уже сделав выбор. — Вы меня никуда не отпустите с теми секретами, которые я успею узнать. Более того, я уже кое-что знаю…       Он подмигнул мальчику, прежде чем озвучить свое согласие. По-любому это будет интереснее, чем его прежняя работа в библиотеке.       Довольно кивнув, Валентайн даже немного расслабился, но спина его по-прежнему была по-аристократически прямой.       — Прекрасно. Вы можете приступить с завтрашнего дня, мистер Клорс. Я предпочитаю, чтобы персонал проживал в доме. О моих привычках и правилах этого дома вам расскажет Джанин, горничная. Могу отдельно заметить только то, что я веду преимущественно ночной образ жизни, литрами пью кофе и не терплю, когда в моем кабинете кто-то прибирается.       Они еще обсудили оплату, а потом дружно поднялись. Разговор был окончен, и Генри откланялся, пожелав его сиятельству доброго дня. Пора. Вернон его, наверное, уже обыскался…       Как он ему скажет, что устроился в дом «кровавого монстра»?.. Он даже качнул головой, выходя за кованые ворота особняка, который скоро станет ему домом. Хорошо, если разговаривать с ним не перестанет… Что было бы весьма печально, учитывая, что у Генри в городе было не так много знакомых.       Город в целом был недружелюбен. Сам по себе. Что уж говорить о его несчастных жителях? В условиях нескончаемого дождя жить действительно нелегко. Под постоянным давлением: вечно серого неба и местных властей, страшных мифов и сказок. Фактически без возможности покинуть это треклятое место…       Генри передернул плечами, в надежде скинуть мерзопакостное чувство, и быстро зашагал прочь по узким затопленным улочкам. Дождь, благо, уже закончился, но ливневые системы не справлялись и с тем, что пролилось с небес за время их чаепития. Ботинки немедленно промокли насквозь и теперь противно хлюпали. И как местный люд не вымер весь от простуды и гриппа? Сам Генри держался из последних сил.       — Вернон… — влетел он в лавку, не зная, как оправдаться за долгую отлучку.       Тот поднял на него мрачный тяжелый взгляд и грохнул топорик, вонзив его в пенек для разделки туш.       — Пойдем, поговорим, — буркнул он, направляясь в подсобку. За неимением в лавке посетителей.       Ну, этого следовало ожидать. Идти с Ибрайтесом на глазах у всех… Тяжко вздохнув, морально готовясь к непростому разговору, Генри поплелся следом. В подсобке, больше схожей с огромной бочкой, как и положено, было холодно. Генри зябко обхватил плечи руками. Точно заболеет. А завтра первый рабочий день…       — Вернон, не сердись, — попытался решить он хотя бы одну из проблем.       — Не сердиться? — фыркнул сосед, явно недовольный происходящим. — Ты по городу с Ибрайтесом разгуливаешь, на чай к изгнаннику заходишь… Я же предупреждал, что это может быть опасно! Да и люди коситься будут… Аристократешек этих в городе не любят. Их приближенных тоже.       — И ты будешь? Не любить, — тихо спросил Генри, понимая всю бессмысленность оправданий. Тем более, что соседа ждала еще более ужасная весть. — Они совсем не такие, Вернон. Вот если бы ты хоть раз поговорил с графом…       Вернон горько усмехнулся:       — Быстро тебе голову заморочили… Плохо это закончится, помяни мое слово. Вон мать Никки как влюбилась в старого графа, так и поминай как звали. А девка до сих пор у них в прислугах мается.       — А, по-моему, она вполне себе счастлива, — заметил Генри, передернув плечами. — Никто ее не съел до сих пор.       Он покачал головой, какие все же люди суеверные существа, склонны верить небылицам, вместо того, чтобы хоть попытаться сделать самостоятельные выводы. Он и сам был таким же, а ведь всего и надо было, позволить «монстрам» показать человеческое лицо.       Мясник скривил губы, явно не желая отступать. Буркнул что-то про незрелость. То ли Никки, то ли самого Генри. Вдруг посмурнел сильнее, крепко задумавшись:       — Погоди. Зачем ты к нему вообще ходил? Ты что, к Ибрайтесу нанялся?       — Нанялся, — не стал тянуть с признанием Генри. Все равно ведь узнает… Посмотрел соседу прямо в лицо, не считая, что ему есть, чего стыдиться. — Он сам предложил.       — А ты и побежал со всех ног! И по каким канавам потом твой труп искать? Ах нет, там и трупа не будет! — гневно фыркнул мясник, ставший негласным ментором Генри в Старой Столице. Да оно и понятно. Клорс не сомневался, что у мужчины большое доброе сердце. Только вот характер…       Генри улыбнулся, качая головой:       — Почему ты сразу думаешь о худшем? Вот лично твой знакомый хоть один пострадал от представителей старой аристократии? Влюбленные барышни не в счет, — пытаясь как-то сбросить напряжение момента, он толкнул ближайшую тушу, и та закачалась, отвлекая на себя часть внимания. — А то, что вера у них другая, так это мы им свою насаждаем, не наоборот.       Вернон как-то странно кривовато усмехнулся, опустившись на одну из коробок, вытирая о фартук руки, которые и так были чистыми.       — Больно много ты знаешь о них. Уж не засланный ли часом?       — Что? — переспросил Генри, даже не сразу понимая, что собеседник имеет в виду, оскорбленный подобным предположением. Метнулся было к выходу, но остался. — Я просто проанализировал то, что мне известно о них, — возмущенно заметил он.       Устало вздохнув, опустился на ближайший ящик.       — Ну нравится мне этот человек…       — Да не человек он, — так же устало повторил Вернон. — В том-то и дело.       Генри махнул рукой:       — Да какая разница?..       — Разница в том, что души у него нет. А значит, и верить ему нельзя, — твердо заявил Вернон. — И черт знает, что эти еретики с чужими душами делают.       Мужчина в сердцах сплюнул, заставив Генри обессиленно вздохнуть: вот как в нем все это умещается? Хотя отчасти он понимал, что упрямство соседа по большей части продиктовано беспокойством за него.       — Я свою душу никому не отдам, — хмыкнул Генри, чтобы мягче добавить: — Обещаю.       Вернон обреченно прикрыл глаза, вздохнув. Не иначе решил, что Генри заколдовали. С проклятых иноверцев ведь станется…       ― Навещать-то будешь? ― спросил он, впрочем, без особой надежды.       ― Спрашиваешь… ― улыбнулся Генри, всеми силами показывая, что беспокоиться не о чем. ― Ты столько для меня сделал. Я этого не забуду.       Наверху прозвенели колокольчики, и сосед медленно, будто нехотя поднялся. Хлопнул Генри по плечу, то ли в завершение разговора, то ли как напоминание обоим, что это будет завтра, а пока он ― помощник мясника, и рабочий день продолжался.       В зале их дожидалась Алиса, младшая дочь Вернона. Пухленькая, в мать, но не лишенная простой женской красоты, с русыми вьющимися волосами, она походила на куколку, которые были популярны нынче в столице. Приодеть только… Уткнувшись носом в листок бумаги, она упорно игнорировала Эда — местного молодого рыбака. Тот крутился вокруг девушки, словно голубь вокруг голубки. Хвост распушил…       — Ты подумала? Может, все-таки погуляем сегодня?       Отец Алисы был бы не против, уже присматривая девушке достойного жениха, вот только не по душе ей пришелся пропахший рыбой зануда. Неужели не видит? Да и не пара он серьезной барышне, какой росла Алиса. Ей бы скорее подошел человек деловой, грамоте обученный, целеустремленный, вроде фармацевта из аптеки Питерсена. Однако в чужие семейные дела Генри не вмешивался, да и Алиса вполне могла за себя постоять — не только кавалера отшить, но и отцу слово супротив сказать.       — Не пойду я с тобой, — фыркнула девушка, отмахнувшись от ухажера, словно от мухи назойливой. А когда парень продолжил уговоры, не выдержала: — Занята я, ясно! Я лучше с Генри пойду, чем с тобой!       У Генри чуть свиная туша из рук не выпала. Он бросил быстрый взгляд на топор Вернона, которым тот его зарубит, к гадалке не ходить, если он предпримет хоть поползновение в сторону его дочерей. Особенно, после того, как связался с лишенными души иноверцами…       — Ну что встал? Тащи давай, — поторопил Вернон, украдкой вздохнув.       Это же надо… Алиса, конечно, учудила. Да и Никки. Может, у девиц в Старой Столице были иные нравы? Нет, Генри, конечно, слышал, что женщины старой аристократии крайне своенравны и свободолюбивы, но девушки вроде изгнанницами не являлись… Ну или мать Никки что-то скрывала, да только разве аристократы могли бы девушку своей крови в прислугах держать? За мальчишку Ибрайтеса вон как борются…       А интересный все же город, наверное, не скучно им тут — все время что-то происходит. И на душе вдруг стало хорошо и спокойно, как у человека, который все сделал правильно. Закинув тушу на разделочный стол, Генри подошел к витрине, посмотрев в окно. На улице снова начинался дождь. Вот только погода… Но к этому, пожалуй, можно привыкнуть.       — Вернон, зимой у вас много снега выпадает?       — А что такое? Кости на погоду ломит? — усмехнулся мясник, наконец выпроводив упрямую дочь. — Говорят, этот город построили забытые боги, для своих светобоязливых выродков. Несмотря на горы, снег, знаешь, такой красивый, пушистый, он тут редкий гость. Слишком много солнца при нем. Здесь почти всегда слякоть…       — Не люблю лопатой махать, — тихо засмеялся Генри. — Только почему же забытые, если старая аристократия продолжает им поклоняться? Думаю, они до сих пор существуют. И богам, наверное, не особенно нравится, как обращаются с их детьми. Не боишься, что однажды они решат спуститься на землю?       — Не богохульничай, — мрачно зыркнул на него Вернон, убирая стойку продавца. — Темные времена давно минули. Забытые не вернутся. Всевышний не допустит. А тебе лучше не болтать, а то донесут до Первосвященника, и познакомишься с дыбой и костром. Изгнанников не жалко, а вот твоя душа Всевышнему принадлежит, не отворачивайся от него.       В одном Вернон был прав, такие мысли лучше держать при себе, тем более что они все равно не найдут ни понимания, ни тем более одобрения… Вздохнув, Генри снова посмотрел на струи дождя, хлещущие из чернильных туч, довольно внезапно набежавших на город, и подумал, что чужие боги все же есть.       — А ты тут родился или нелегкая занесла?       — Я-то родился, а вот родителей моих занесло. Матушка в отца влюбилась, вот и бежали от деда моего сломя голову. В такие проклятые места и он бы не полез. Мать говорила, жестокий был и честолюбивый, не мог замараться приездом сюда. О дочери забыл. Наверное, сделал вид, что померла. А о моем существовании, может, даже и не знал, — поделился мясник своей историей, раскладывая продукцию, готовясь к послеобеденному наплыву покупателей.       — Вот оно как… — протянул Генри. Воистину, пути Всевышнего неисповедимы. Странные. Разные. А все ж таки приводят туда, куда должно, хочет человек того или нет.