Город вечного дождя

      Обратный путь прошел в тягостной тишине. Граф смотрел куда-то вдаль, сжимая пальцы в кулаки почти до побеления. Генри же не смел даже слова сказать, побоявшись показаться неуместным. Рука горела, а дождь вновь барабанил по крыше.       Когда они, наконец, добрались до особняка, в котором Генри смел надеяться на обед и некоторое время наедине с самим собой, у дома поджидал чужой экипаж. И весь облик Ибрайтеса немедленно преобразился — ему хорошо был знаком гость.       Однако, как бы ни хотелось графу поскорее оказаться в его обществе, сперва предстояло преодолеть препятствие в лице встретившей их в холле Никки. Девушка доложила, что графиня Бейли прибыла не далее, как полчаса назад. А также, Винсенту стало хуже, и он находится в печальном настроении.       — Тогда почему ты сейчас не с ним, Никки?! — прикрикнул на девушку все еще раздраженный решением совета Валентайн Ибрайтес, скидывая пальто на руки Генри.       — Простите, ваша светлость… — пробормотала та и поспешила скрыться наверху, чтобы не усугублять и без того дурное настроение графа.       Который также поднялся в малую гостиную. Увидев его, юная особа, что дожидалась, меряя шагами комнату, едва не сломала веер, стиснув пальцами тонкие кружевные пластины.       — Валентайн!.. — кинувшись к графу, красавица замерла в полушаге от него, смутившись. — Как все прошло?       Тонкая и звонкая, словно ручеек, с густыми волосами цвета вороньего пера, она была так схожа с усопшей сестрой графа, что Генри внутренне вздрогнул. Вот только вряд ли мертвые могли возвращаться. Даже среди старой аристократии.       — Дедушка едва не устроил публичную порку, — нервно усмехнулся Ибрайтес, перехватив ладонь девушки, так похожей на фарфоровую куклу с огромными глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц. — Увы. Я вынужден передать Винсента Файнсам.       — О, мне так жаль, — вздохнула гостья, мягко, утешая, погладив Ибрайтеса по плечу, прежде чем сжать в затянутых в перчатки пальцах ткань сюртука. — Но согласись, мальчику еще повезло. Виктор Файнс, во всяком случае, порядочный человек.       Вздохнула она о чем-то своем.       Нахмурившись, Валентайн взял изящное личико в ладони, заставив посмотреть себе в глаза.       — Кто-то обидел тебя, Нетта? Александр? Вновь пытается контролировать?       Девушка снова вздохнула:       — А разве бывало иначе? Более того, он пугает меня, — призналась она, опуская взгляд. Ее пальцы, стискивающие веер, побелели. — Он узнал, что мы встречались, и… Сказал, что убьет тебя.       Оставаясь незамеченным, со стойким чувством, что вторгается в чужую личную жизнь, Генри покачал головой: желающих убить Ибрайтеса хватало и без расследований. И он должен знать, что происходит в этом доме, чтобы не повторить судьбу предшественника и, по возможности, не потерять уютное местечко.       — Ну что ты, милая, — чуть улыбнулся граф, нежно поглаживая бледные щечки, в мгновение ока залившиеся нежным румянцем. — Твой брат вряд ли пойдет на такое. Это не более чем гневный запал. Не бойся ничего.       Кинув взгляд на Генри, он распорядился подать обед в малую гостиную и никого не пускать в дом. По крайней мере, не сегодня.       Генри заверил, что все сделает в лучшем виде, но, если честно, не представлял, что будет, если Файнсы явятся за мальчиком именно сегодня. Осада? Распорядившись на кухне об обеде для господ, который сервировала горничная, он отправился к Винсенту. Бедный ребенок…       У дверей спальни он столкнулся с бледной и уставшей Никки.       — О, ты принес обед! Хорошо. Я как раз собиралась идти. Винсент сегодня капризничает… — блекло улыбнулась она дворецкому, а после подняла на него обеспокоенный взгляд: — Как все прошло?       Генри чуть передернул плечами:       — Меня посвятили, — чуть улыбнулся он в ответ и едва сдержал тихий вздох: — Совет принял решение лечить Винсента и передать его Файнсам.       А вот девушка своего облегчения скрывать не стала.       — Ну и хорошо, — выдохнула она, и с этим выдохом ее словно покинули остатки сил. Замоталась совсем. И, наверное, хотела домой…       Генри сжалился над несчастной и сказал, что проследит за Винсентом, а она может идти отдыхать. Благодарно улыбнувшись, девушка коснулась губами его щеки и, залившись отчаянным румянцем, рысью скользнула в комнаты прислуги. Качнув головой, Генри улыбнулся ей вслед, прежде чем, коротко постучав, открыть дверь.       Тихо пройдя в молчаливую комнату, снова застал юного барона за той книгой. Поставив поднос на краешек стола, заметил, что его милости пора подкрепиться.       — А если я не хочу? — вяло поинтересовался мальчик, не отрывая глаз от книги.       — Ваша милость, — мягко обратился к нему Генри, прежде чем протянуть руку, в безмолвной просьбе отдать книгу. — Вы же хотите стать исследователем, путешествовать и делать открытия? — дождавшись кивка, продолжил: — Для такой активной деятельности нужно быть сильным и здоровым юношей. А чтобы им вырасти, следует хорошо питаться.       Сдавшись под натиском аргументов, мальчик со вздохом отдал дворецкому книгу, устраиваясь на стуле так, чтобы было удобно есть. Генри про себя только нахмурился, чтобы отойти к окну и распахнуть створки, впуская глоток свежего воздуха. Граф всегда распоряжался подавать Винсенту трапезу в комнату. Было ли то желание самого Ибрайтеса или же его племянника, оставалось под вопросом, но то, что ребенок почти не покидает пределов комнаты в последние пару дней, искренне беспокоило дворецкого.       — Как вы себя чувствуете сегодня, ваша милость? — поинтересовался Генри, предположив, что дело в… клыках? До сих пор в голове не укладывалось.       Мальчик передернул плечами, ковыряя вилкой в тарелке.       — Хочу спать. И зубы болят… — признался он честно. Зажмурился, будто сдерживая слезы. — Я умру, да? Папа говорит, что с плохими клыками быстро умирают… У мамы тоже были плохие клыки.       — Что вы… — растерялся Генри. Как можно говорить такие вещи ребенку? Каково ему сейчас с такими-то мыслями?.. — У вас все будет в порядке, ваш отец и дядя не допустят, чтобы с вами что-то случилось. Не думайте об этом. Сейчас ваша задача поправиться и стать сильным.       Он подвинул ближе к мальчику сок, робко коснувшись его волос в знак поддержки. Казалось, на голову этого ребенка свалились все беды мира, а он даже не мог им противостоять в силу возраста и сложившихся обстоятельств.       Размышляя об этом, Генри всецело разделял гневную отповедь старого аристократа, пытавшегося вразумить более молодое поколение. Кинув взгляд в окно, на мгновение обреченно прикрыл глаза. К воротам сада подъезжал уже знакомый ему экипаж. Напророчил…       А во дворе все так же скучал кучер приметного экипажа, в котором приехала гостья. Попросив юного барона его простить, дворецкий поспешил на улицу, не забыв, однако, прихватить зонт, ибо лило, как из ведра. И что этим Файнсам дома в такую погоду не сидится?..       Не открывая ворот, вежливо улыбнулся баронессе и ее сыну, не поленившемуся выйти из экипажа:       — Прошу прощения, ваша милость, но я не могу пустить вас внутрь.       Женщина задохнулась от возмущения, казалось, готовая насмерть забить ни в чем не повинного дворецкого веером, но юный Артур не позволил ей разразиться гневной тирадой, остановив мягким жестом.       — Граф Ибрайтес не может игнорировать решение совета, напомните ему об этом, — холодно отчеканил барон, прикладывая немалые усилия к сохранению самообладания.       — Уверяю вас, граф и не думал его игнорировать, — заверил Генри, надеясь, что не покривил душой за господина. — Однако, обстоятельства складываются так, что сегодня это невозможно. Приезжайте завтра. И мальчик соберется без спешки.       — Нужно начинать лечение как можно скорее! — гневно выпалила женщина, до побледневших костяшек сжимая в пальчиках веер. Тихо запричитала: — Он его погубит из-за своего эгоизма… Погубит…       — Матушка, — мягко начал барон, и Генри только и смог подивиться, откуда в подростке нашлось столько выдержки и такта. — Завтра ночью в любом случае возвращается отец. Если Валентайн не проявит благоразумия, разбираться они будут сами. Нам остается только надеяться, что Винсенту не станет хуже в эти часы.       — Я пригляжу за ним, — искренне пообещал Генри, в этой истории неизменно оставаясь исключительно на стороне ребенка. По которому будет скучать, когда Файнсы заберут его к себе. — Будьте спокойны и не изводите себя понапрасну.       Тяжело вздохнув, баронесса Файнс только прикрыла лицо рукой, но уже спустя мгновение взяла себя в руки и бросила дворецкому, пока ее сын забирался обратно в экипаж:       — Надеюсь на вас, мистер Клорс. Я вернусь завтра к обеду. И рассчитываю, что смогу забрать Винсента домой.       Проводив экипаж взглядом, Генри несколько минут еще постоял под дождем, вдыхая одуряющий аромат роз, а затем вернулся в дом, ведь в комнате, совсем один, оставался больной ребенок. Впрочем, тот вряд ли скучал, осилив-таки большую половину порции и уснув с книгой в руках, прижимая анатомический атлас к груди, словно святое писание. Убедившись, что юный барон дышит, Генри взял на себя смелость приготовить ему с собой кое-какие вещи, сочтя их необходимыми.       Вернулся к столу, чтобы собрать остатки трапезы на поднос, вместе со стопкой, на дне которой осталось пара капель неразбавленного сегодня лекарства.       Внутри всколыхнулось любопытство, и Генри заинтересовано покрутил стопку в пальцах. Возможно, он об этом сильно пожалеет, но… Он поднес ее к губам, уже смутно догадываясь, что давали мальчику в качестве лекарства. И все же металлический привкус, разлившийся по небу, молнией пронзил его позвоночник. Не ошибся. Более того, он подозревал, что кровь человеческая.       Голосок из подсознания зашептал, что было бы странно ожидать иного от существ, рожденных с клыками, что, возможно, не все слухи о пропавших без вести, не имеют под собой оснований… Однако Генри упрямо мотнул головой, выкидывая подобные мысли. Пытаясь найти ответы, а может, оправдать старую аристократию, вспомнил, что несколько раз видел повязку на руке Джанин, да и кухарки, подумав тогда на ожог.       И только руки Никки были чисты. Не подходила? Генри чуть нахмурился, подхватив поднос, чтобы направиться на кухню. Нужно будет расспросить обо всем. Раз уж так случилось, он должен понимать, что происходит.       Ему улыбнулась удача, потому что девушка как раз находилась на кухне. Только не одна. Напротив нее, сидящей за столом, стоял мрачный хозяин дома. Кинул на стол явно увесистый кошель, плотно набитый деньгами.       — Это от дедушки. И немного от меня, — сухо бросил он.       — Свои можешь забрать, — фыркнула Никки. — Я достаточно зарабатываю, чтобы не нуждаться в твоих подачках, братец.       Графа, казалось, передернуло, но он лишь поджал губы.       — Не будь дурой, Николь.       С этими словами он повернулся на каблуках и гордо прошествовал мимо дворецкого, оставив кошель на столе. Который пролежал там ровно до тех пор, пока горничная Файнсов не заметила Генри. Точно стыдясь этих денег, она быстро спрятала кошелек в кармашек передника.       — Прости, я не хотел подслушивать… — виновато прошел Генри в помещение, хотя главный вопрос, который его интересовал, отпал сам собой. Поставив поднос на стол, опустился на табурет. — Винсент уснул, и я спустился перекусить.       — Ничего страшного, — попыталась Никки задорно улыбнуться, но вышло не очень, и она поспешила занять себя делом, поставив чайник на огонь. — Есть пирог с мясом. Еще теплый. Будешь?       — Не откажусь, — улыбнулся Генри, смывая налет неловкости, и придвинулся ближе к столу. Легонько поморщился, впервые с момента возвращения почувствовав дискомфорт в области предплечья.       Заметив этот мимический жест, девушка обеспокоенно захлопотала рядом, напрочь забыв об угощении.       — Ох, тебе нанесли печать?! А мазь отдали? Два часа уже прошло? Нужно промыть холодной водой!       А ведь и правда, за всеми этими событиями, он совсем забыл о наставлениях врача…       — Прошло, — прикинул он. Когда в маленькую мисочку полилась вода, Генри послушно закатал рукав. На миг задержав дыхание, развязал повязку, взглянув на заключенную в круг звезду. Покраснение было очень заметно на фоне белой кожи. Оставалось надеяться, что со временем татуировка примет должный ей вид. Холодная вода принесла облегчение, и он тайком выдохнул. — А у тебя есть такая, Никки?       Девушка чуть улыбнулась, качнув головой, и аккуратно омывая чужую руку ледяными пальчиками, смывая остатки мази, чернил и выделений из по сути открытой раны.       — Нет. Великий знает меня и без этого.       Осторожно промокнув печать, она легкими движениями принялась наносить очередную порцию мази, даря успокоение горящей коже. Рисунок выделялся ярко, почти резал глаз и намертво приковывал взгляд, являясь чем-то безумно инородным. Оставалось только надеяться, что Генри сможет свыкнуться с ним. Хотя особого выбора у него не было.       — Значит, теперь он знает и меня? Читает в моей душе? — поинтересовался Генри, стремясь узнать, как можно больше о мире, в который погрузился.       Чтобы понимать, что происходит вокруг, иметь хоть какое-то влияние на происходящие события или людей, с которыми отныне предстояло жить бок о бок. Как только повязка вернулась на свое место, он спрятал ее.       — Он знает всех, — уверенно заявила девушка, споласкивая руки. — Но только обращенные к нему и дети его, займут место рядом с ним, когда отступит Тьма и придет Вторая Эпоха Его. Впрочем, наверное, сказания о чем-то подобном есть и в религии смертных…       Она задумчиво улыбнулась, разливая по чашкам чай и подавая к столу пирог.       — Полагаю, такое есть во всех религиях, — согласился Генри, на миг прислушиваясь к звукам огромного дома, не позовет ли Винсент, что мог проснуться от очередного кошмара в любой момент. — Я иногда думаю, было бы забавно, если бы вдруг оказалось, что бог один. Совсем. Только каждому народу является таким, в какое существо те готовы верить.       Этими соображениям он еще ни с кем не делился, понимая, насколько это может оказаться чревато, но тут, в этом доме, с этими людьми, он чувствовал, что может быть более откровенен и свободен в своих суждениях, чем со своими сородичами.       — Великий многолик, — кивнула девушка, присаживаясь напротив дворецкого. — Древний и мудрый, он сотворил известный нам мир. Каждую частицу в нем и каждую душу. А когда Тьма охватила мир, он пожертвовал собой и возложил на своих детей бремя. Семь ключей, вместе с кровью передающиеся от отца к сыну. Они запирают двери, за которыми таится Тьма.       Генри дал себе несколько минут, чтобы осмыслить услышанное, усиленно уминая кусок пирога. С подобным он еще не сталкивался ни в одной из известных ему религий, источником знаний о которых являлись дядя и старый миссионер, что жил по соседству.       — А что будет, если двери откроются?       — Все живущие и жившие когда-либо окажутся во власти Темнейших. Семерых братьев и сестер Великого, — пожала плечами девушка. — И мир погрузится во Тьму, из которой был когда-то сотворен.       — Звучит невесело, — заметил Генри, запивая чаем последний кусочек пирога. Противореча собственным словам, улыбнулся. — Что ж, остается надеяться, что этого никогда не случится…       — Пока живы все семь хранители ключей, пока ключ передается по заложенному правилу, все будет хорошо, — улыбнулась девушка, принимаясь убирать со стола. А Генри мог поклясться, что видел небольшие клычки.       — У вас такие вещи детям рассказывают? — поинтересовался Генри, вспоминая воскресные проповеди в церкви.       Помнится, когда мать только начала брать его туда с собой, были вещи, которые пугали ребенка. Если же, дети с детства слышат про поглощающую Тьму, темных богов и сохранении родов, стоит ли удивляться, что они видят кошмары?..       Девушка удивленно воззрилась на Генри:       — Разве легенды смертных не пронизаны жестокостью, болью и смирением? Разве нет у них легенд о конце мира? Нас учат тому, что мы — воины, и у нас есть миссия, что мы не должны бояться, но быть готовыми к преодолению. Только и всего.       — Да, есть. Потому и говорю это, — передернул тот плечами. — Я всегда думал, что можно было это подать как-то иначе, чтобы люди действительно верили в заповеди и следовали им не из страха, а с осознанием их правильности. Понимаешь?       Девушка смотрела на него задумчиво и долго, чтобы затем заметить:       — У нас нет концепции ада, нет концепции греховности. В чистом их виде. Когда Тьма проникает в наши души, нас охватывает безумие. Да, мораль смертных оказывает на нас влияние, но… Если говорить о «хорошо» и «плохо» только в рамках нашей веры в Великого, хорошо — это все то, что служит в помощь нашей миссии охранения мира, плохо — все, что может этой миссии повредить.       Выдала она так, будто отвечала профессору в университете, а не полировала стол тряпкой. И что такая девушка забыла в горничных?.. О чем он, собственно, и не постеснялся спросить, раз у них пошла такая откровенная беседа. Ведь Никки умна, красива, напориста, она могла бы многого добиться в любом деле, которое бы ни выбрала для себя.       — Родись я не в Старой Столице и кем-нибудь другим, то возможно, — тихонько засмеялась девушка, присев на край стола, расправляя складочки на униформе. — Я только полукровка. Не могу выйти замуж, не могу получить хорошего положения в обществе, мне не положено ни наследства, ни приданого. Увы.       — Можно уехать далеко отсюда, где никто не знает твоего секрета, и куда старая аристократия не дотянется, — предложил Генри выход из несправедливого положения, в котором оказалась девушка силою рождения. Конечно, как показывала история, полукровкам всегда приходилось несладко, однако с запретом на личное счастье и материнство, он сталкивался впервые. — Это жестоко! Ты способна и годна не только на то, чтобы быть прислугой, — решительно объявил он. — Ты можешь добиться в жизни много большего. Ты можешь встретить свою любовь.       Грустно усмехнувшись, девушка подошла к нему ближе и робко коснулась пальцами его щеки, нежно погладив.       — Ты очень добрый человек, Генри. Но не все так просто. Полукровки становятся основателями новых побочных ветвей. С одной стороны — это гарантия сохранения ключа и родового ремесла, если основная ветвь вдруг прервется. С другой стороны — это конкуренция. За богатство и власть. Такая нелепая грызня за объедки с чужого стола. И даже если я сбегу…       Договорить она не успела, осекшись от детского крика, эхом разлетевшегося по коридорам старого особняка.       — Проклятье!       Заболтались в то время, как должны были… Вскочив, Генри первым поспешил в спальню юного барона. Застав его забившимся в угол постели, постарался привлечь его внимание, не пытаясь касаться, как в первый раз. В глазах мальчика застыл ужас, как если бы он стал свидетелем конца этого мира. Наконец, моргнув, точно через силу, мальчик перевел более осмысленный взгляд на Никки, влетевшую следом за дворецким, и бросился девушке в объятья, ища защиты и утешения.       Обнимая мальчика, та присела на край кровати, поглаживая подопечного по взмокшим волосам.       — Мой хороший… Что вам приснилось, ваша милость? Расскажите мне? Вы же знаете, страхи не любят, когда о них рассказывают… — коснулась губами его лба и нахмурилась, шепнув Генри одними губами: — У него жар…       А мальчик, шмыгая носом, прижался к ней крепче, едва слышно прошептав что-то о монстре с щупальцами, о том, что они тянулись к нему, чтобы утащить во Тьму.       — Я принесу лекарство, — быстро сообразил Генри, что следует делать.       — И отвар.       Он кивнул и поспешил обратно на кухню, чтобы взять один из лежащих на льду пузырьков. Помедлив несколько секунд, мыслями забежав немного в прошлое, к осознанию их содержимого, решительно вылил в бокал. Чуть подогрев на огне отвар, чтобы не простудить горло мальчика и вкус не был столь горьким, поставил все на поднос. Уже поднимаясь по лестнице, столкнулся с графом, что направлялся в детскую, накинув халат. Уже спал? А он и не заметил, когда уехала гостья… Или не уехала?.. Виновато отвел взгляд, хотя вряд ли мог повлиять на рождение кошмара, даже если бы находился в комнате.       — Снова жар и бред? — хмуро поинтересовался граф, сопровождая Генри до комнаты племянника, кажется, ни в коем разе не собираясь обвинять дворецкого. Тем более, он выполнял возложенные на него обязанности. Уточнил: — Задыхался?       — К счастью, нет.       Это пугало Генри сильнее всего, потому как, кроме как облегчить человеку вздох, не знал, что делать в таких случаях. Впрочем, возможно, они просто вовремя разбудили Винсента.       Они вошли в спальню вместе и, немного пришедший в себя, мальчик всхлипнул в последний раз и затих. Взял себя в руки, стараясь быть сильным, как дядя? Почти не капризничая, выпил лекарство, лишь капля которого осталась на носовом платке, которым промокнула его губы Никки.       Обняв горничную за талию, вцепившись пальчиками почти до побеления, Винсент положил голову ей на грудь. Его била мелкая дрожь. Озноб?       Генри покачал головой и, еще раз проверив чашку чая, чтобы мальчик не обжегся, все же отвлек маленького барона, вложив чашку в его ладони.       — Нужно выпить хотя бы пару глотков, ваша милость. Станет легче…       Он сделал даже больше, поддержав ее за донышко, когда мальчик поднес чашку к дрожащим губам. Будет тяжело уже расстаться с ним, думать, как он там, в доме отца? Оставалось надеяться, что обещанное мачехой лечение поможет, и мальчик скоро окрепнет и сможет выдержать все, что ждет его впереди.       Пока же Винсента ждала еще очень долгая ночь, наполненная переживаниями и поверхностной дремой. Он то и дело просыпался, просто смотря в потолок, пугая Генри. На осторожные прикосновения чуть вздрагивал, выдыхал, что все в порядке, и послушно смыкал веки.       Окончательно перестав мучать себя и окружающих только утром, с первыми лучами рассвета поднимаясь с постели, чтобы подойти к окну и повиснуть на подоконнике, глядя куда-то вдаль.       — Эва сегодня меня заберет, да? — тихо поинтересовался мальчик, подставляя лицо прохладному ветерку.       — Да. Она приедет к обеду, — заверил Генри, смывая с лица сон ладонями. Его новые обязанности вряд ли позволят вздремнуть в течение дня, а значит, и дразнить себя незачем. — Вы этому рады?       Не удержался он, чтобы, в отличие от Совета, поинтересоваться мнением ребенка.       Мальчик долго молчал, то ли так по-взрослому игнорируя неудобный вопрос, то ли размышляя над ответом. Наконец, выдохнул:       — Я скучаю по папе. И по Артуру, — отозвался он, чуть поведя плечиком, то ли продрогнув на утреннем ветру, то ли отгоняя от себя мысли о баронессе Файнс.       Неужели она правда пыталась ему навредить? Или же детская фантазия, и без того яркая, но сейчас помноженная на болезненный бред, рисовала мальчику образ врага?       — Эванджелина Файнс желает вам только добра, — точно отвечая на страхи юного барона, заверил Генри. — Я видел ее беспокойство. Такое нельзя подделать.       Мальчик промолчал, ничего не сказав в ответ. Только чуть задрожал и отошел от окна, присев на край постели. Смотрел себе под ноги, вдруг выдохнув:       — Она меня не любит.       Генри вздохнул украдкой. В таких делах трудно судить кого бы то ни было, ведь каждая из сторон по-своему права. Но как объяснить ребенку вещи, которые даже взрослые вряд ли понимали и могли контролировать полностью?       — Не каждая женщина может полюбить дитя, которое не она выносила, — справедливо заметил он. — Однако, баронесса принимает и беспокоится о вас, а это уже многое значит. Возможно, когда вы станете жить под одной крышей и лучше узнаете друг друга, придет и любовь.       Мальчик тихонько вздохнул, чтобы задумчиво умолкнуть, замерев на пару мгновений, подобно фарфоровой кукле. Такое случалось уже не единожды, что неимоверно пугало Генри, который не знал, как подступиться к мальчику в таком состоянии, чтобы помочь, а не навредить. Но вот юный барон встрепенулся, будто ничего не было, и смущенно заметил, что голоден.       Немудрено, кошмары, должно быть, отнимают много сил. Кроме того, вечером мальчик плохо поел…       — В таком случае, — заявил Генри, доставая из шкафа свежий наряд, — вам стоит привести себя в порядок и спуститься в столовую. Слышал, сегодня на завтрак Никки приготовила вкуснейший омлет.       Мальчик устало вздохнул, но послушно кивнул, вслед за дворецким направляясь в ванную, где его уже дожидалась теплая вода и мягкое махровое полотенце. И пусть обычно барона сопровождала Никки, Генри не собирался рисковать, оставляя маленького аристократа в одиночестве, наедине с глубокой скользкой ванной. В которую и помог ему забраться, про себя тихонько вздохнув: ребенок был слишком миниатюрным и худеньким для своих лет. Возможно, он родился прежде времени, а может, матери нелегко дались роды.       Не спеша, позволив барону немного понежиться в теплой воде, Генри вымыл его. Тщательно вытерев махровым полотенцем, чтобы не простыл, помог одеться и причесать волосы. Однако, стоило убрать расческу, как мальчик тряхнул головой, возвращая зализанную на бок челку назад. Да, в этом возрасте маленькие люди уже имели стойкие привычки и пристрастия.       Мельком взглянув на себя в зеркало, мальчик проследовал в столовую, чтобы замереть на пороге, явно не рассчитывая увидеть там дядю в компании очаровательной прелестницы. Но уже спустя мгновение, сорвался с места, чтобы с радостным восклицанием обнять девушку:       — Нетта!       Растерявшись, застуканная в чужом доме в такую рань, гостья тем не менее крепко обняла мальчика, пожелав доброго утра. Усадив подле себя, подвинула ближе тарелку, что поставила на стол Никки.       Мальчик заметно оживился, рассказывая юной аристократке о своих открытиях, что сделал, читая книгу, кажется, даже позабыв про завтрак, но та не давала ему спуску, то и дело напоминая про еду.       Генри, поприветствовав господ, занялся рутинными обязанностями, сменяя блюда, подавая приборы и подливая кофе графу, столь напряженному, что, казалось, у того закаменели все мышцы.       Переживал по поводу отъезда племянника, или беспокоился, что тот ненароком взболтнет кому-нибудь о гостье? Дворецкий окинул аристократку взглядом: барышня хоть и была весьма юной, но в то же время, выглядела достаточно взрослой… И почему Ибрайтес не женится на ней? Может, оттого ее брат и противится их связи, понимая, что для Валентайна то не более, чем очередная интрижка? Словом, тут пахло очередной тайной и скандалом, которые окружали графа.       После трапезы, гостья засобиралась домой, чтобы успеть до приезда Файнсов. Да и брат мог вернуться в любую минуту. Накидывая ей на плечи изящное пальто, Генри хмурился, пытаясь разобраться в отношениях людей, о которых ничего толком не знал. Да и слова красавицы, к которым Ибрайтес отнесся столь легкомысленно невнимательно, не выходили из головы.       — Берегите его, прошу, — едва слышно прошептала девушка, так, будто прощалась навсегда, и юной нимфой упорхнула в привычную уже непогоду, оставив дворецкого в смятении.       Гнетущее предчувствие чего-то дурного накапливалось в нем по капле до самого обеда. И когда по дому пронесся стук дверного молотка, терпение оказалось переполнено. Занятый до того на кухне, Генри раздраженно швырнул тряпку в раковину, давая себе минуту, чтобы собраться.       В принципе, к приезду гостей все было готово. Как Генри и обещал, чтобы ехать, мальчику достаточно было закрыть книгу, которую он продолжал читать даже сейчас. Целеустремленный ребенок. Если выживет, непременно добьется в жизни, чего бы ни захотел. В рамках отведенного старой аристократии мира, разумеется. Генри качнул сам себе головой. Иногда, людям удавалось добиться невозможного, так зачем он загоняет юного барона в рамки?..       В нетерпении, гости постучали снова, и новоиспеченный дворецкий скинул с себя непозволительные слугам эмоции и поспешил в холл, чтобы исполнить предписанные ему обязанности.       Уже через минуту, он распахнул дверь и на мгновение позволил себе удивленный взгляд. Вместе с баронессой Файнс перед ним предстал статный мужчина лет тридцати пяти. Окинув взглядом почтительно склонившего голову дворецкого, тот прошел в холл, втянув за собой женщину, и холодно бросил:       — Передайте Валентайну, что прибыл барон Виктор Файнс с супругой.       — Граф с племянником сейчас спустятся. Но я доложу о вас, — кивнул Генри, пока не определившись, как допустимо себя вести с новым персонажем запутанной истории. Повернулся, начиная восхождение по лестнице к жилым комнатам, но не успел преодолеть и половины, как Ибрайтес вышел навстречу, крепко держа Винсента за руку. — Барон Виктор Файнс с супругой, ваша светлость, — объявил Генри.       — Я понял, — мрачно выдохнул граф и хотел было добавить что-то еще, но осекся. Маленький барон, едва заслышав об отце, забыл о всех правилах приличия и рванул вниз по лестнице, грозясь свернуть шею, чтобы уже через мгновение оказаться в объятиях барона, шагнувшего навстречу.       — Папа!       И эти крепкие, искренние объятья не могли лгать — барон тоже любил сына.       Генри украдкой вздохнул, понимая, что в семье отца мальчику определенно должно быть лучше. Не в обиду графу. Просто жизнь Валентайна Ибрайтеса еще не устроена и очень опасна, а у Файнсов мальчик будет под присмотром, ему будет с кем пообщаться и поиграть, будет необходимое лечение…       Подхватив сына на руки и обняв крепко-крепко, барон Файнс поднял на Ибрайтеса серьезный холодный взгляд.       — Нам нужно поговорить, Валентайн.       Поджав губы и потемнев взглядом, граф тем не менее кивнул и бросил дворецкому:       — Генри, пусть Никки выйдет с Винсентом в сад. И подай чай в малую гостиную.       Ответа никто не ждал, ждали действий, и Генри поспешил выполнить приказание. Как и Никки, что как раз вышла в холл. Взяв ладошку мальчика в свою, увлекла в залитый не жгучими рассеянными лучами солнца сад. На пороге Винсент задержался, оглянувшись, чтобы помахать Генри рукой, прощаясь.       Когда тот внес в малую гостиную поднос, разговор был в самом разгаре, начиная переходить на повышенные тона.       Барон и граф ругались так, будто собирались перегрызть друг другу глотки. Учитывая клыки, это было нетрудно… Граф буквально горел от гнева, бросался обвинениями, а барон терпел, проявляя такую выдержку, которой Генри мог только позавидовать. Терпел до тех пор, пока Валентайн не обронил гадость в сторону баронессы. Тут ее супруг не выдержал и отхлестнул оппоненту пощечину.       В комнате повисла звенящая тишина. Казалось, пощечина выбила из легких Ибрайтеса воздух. Файнс выглядел растерянным, будто и сам от себя не ожидал подобного. Генри только обреченно прикрыл глаза. Зная характер графа… Дело могло закончиться дуэлью. Но тут баронесса подскочила на ноги, вклиниваясь меж двух мужчин.       — Прекратите немедленно! Мы не враги друг другу! И должны двигаться к цели вместе!       Мудрые слова, которые звучали уже неоднократно, но обе стороны не слышали или не хотели ничего слышать. Ведь упрямо стоять на своем не в пример проще…       Генри напрягся и приготовился разнимать господ, если те окончательно потеряют связь с реальностью. Но вот барон Файнс отступил под тяжелым взглядом супруги.        — Валентайн, — мягко обратилась к его оппоненту баронесса, держа ладонь на груди Ибрайтеса, едва ощутимо поглаживая. — Будь благоразумен. Я понимаю. Тебе больно, но… Все мы хотим для Винсента только лучшего.       Она говорила мягко, проникновенно, как умела, подобно любой мудрой женщине, отпуская свойственную ей твердость и хладнокровность.       — Не я начал этот спор.       Ибрайтес также сделал шаг назад, то ли отступаясь, то ли избавляясь от чужих прикосновений. Бросил взгляд в окно, очевидно, наблюдая за племянником, чей смех стал слышен, когда смолкли крики. Ему было нелегко это сделать, однако Генри верил, тот все прекрасно понимает.       Баронесса обессиленно вздохнула, но тут в себя пришел ее супруг, до этого молчавший.       — Нет и не было никакого спора, Валентайн. Мы все решили еще после того, как… — он запнулся, но все же закончил, — Женевьева оказалась в клинике. Винсент жил с нами, и всех это устраивало. Неужели ты правда веришь, что… Эва могла попытаться убить его?       Голос барона стал глуше, он смотрел на графа со смесью искреннего непонимания и сочувствия.       Вероятно, Ибрайтес был близок с Файнсами до всего происходящего, иначе Генри не видел других причин, почему те все же пытаются договориться с ним, несмотря ни на что.       — Я не знаю, — обессиленно покачал он головой, вымотанный непростой для всех, эмоционально тяжелой ситуацией. С тихим вздохом опустился в кресло, спрятав лицо в ладонях. — Я уже ничего не знаю…       — Генри, — тихо обратилась к дворецкому баронесса, отойдя к окну. — Принесите виски и лед, пожалуйста.       Просить дважды не пришлось. Догадываясь, что одним бокалом тут не обойтись, Генри прихватил початую бутылку и кубики льда. Приготовив напиток прямо в комнате, явно заинтересовав хозяина знакомыми бульками, отдал бокал все же баронессе, предоставляя той шанс окончательно разбить лед недоверия и обид, что встал между ними.       В итоге, Файнсы уехали только к позднему вечеру, и ребенок даже успел поужинать в доме дяди. Однако, все же уехали. Проводив экипаж взглядом, граф покачал головой и, прихватив с собой еще бутылку виски, заперся в кабинете, заливая душевные раны алкоголем.