Притворись моей зефиркой

Через панорамное офисное окно Арсений смотрит на маленькую точку, которая уныло плывет от одного входа бизнес-центра к другому. За белой стеной снегопада ее почти не видно, но понять не сложно: эта безмозглая точка опять идет не туда. — Это третий вход справа, а вам нужен слева, — на грани терпения объясняет Арсений в трубку. Ему очень хочется побиться лбом о стекло, но у него и так морщины, нечего мять кожу лишний раз. — Третий, а не второй. — Понаделали дверей, — ворчит курьер куда-то в сторону. За двадцать минут разговора Арсений уже привык к его кряхтению и бесконечному шмыганию носом, хотя с каждой секундой это раздражает всё сильнее. Точка исчезает под козырьком, и Арсений с облегчением отрубает звонок. У него уже язык отсох объяснять курьеру путь: тот то свернул не туда, то через шлагбаум пройти не может, то ходит-бродит вокруг здания — у селедки и то больше мозгов, даже когда та под шубой, хотя там она вообще без головы. Больше всего на свете Арсений не любит рыбу, непрофессиональных людей и общественные туалеты. Нет, пожалуй, непрофессиональных людей, а уже потом рыбу и общественные туалеты. Стационарный телефон пищит, и Арсений дотягивается до кнопки громкой связи. На самом деле включать ее не стоит, потому что динамик шипит, как агрессивный еж, но иногда Арсению нравится чувствовать себя персонажем фильма: в кино все только так по телефону и разговаривают. — Да? — уточняет он. — Арсений Сергеевич, к вам молодой человек пришел, — шуршит Аня. — Да, я его жду. Пожалуйста, пусти его и проводи хотя бы до лифта, а то он идиот и сам дорогу найти не сможет. Где-то на фоне слышится недовольное «Я, вообще-то, всё слышу» — Арсений закатывает глаза и нажимает на кнопку отключения. Он не видит нужным беспокоиться о чувствах какого-то незнакомого парня, тем более что тот действительно ужасно выполняет свои обязанности. Во времена голодного студенчества Арсений сам подрабатывал курьером, но всегда как-то разбирался с дорогой — а ведь тогда даже мобильного интернета не было. Курьера приходится ждать, даже когда тот в здании. Поездка на лифте до четвертого этажа точно не занимает десять минут, если только лифт не сломался. Арсений уже думает пойти проверить, как дверь в его кабинет открывается нараспашку, а в проеме появляется парень в огромном, мокром и безвкусном пуховике-палатке. И без того яркое впечатление добавляет уродская оранжевая кепка, которая меньше всего вписывается в нынешнюю погоду: на улице минус десять, какие, сука, кепки. — Здрасьте, — здоровается парень так хмуро, будто это Арсений подарил ему топографический кретинизм на день рождения, как какая-то фея-крестная. — Дорогу вы объясняете капец, вас хрен найдешь. Арсений так и замирает у своего стола, удивленно поднимая брови: каков наглец, подумать только. Выглядит наивным дурачком, как типичный русский Иван, даром что Антон, если судить по сообщению с данными курьера, а нахальства как у поп-звезды. — Я плохо объясняю? — едко отзывается Арсений. — Это не я путаю сквер с парком, и это не я не могу понять, что означает «встать лицом к желтому зданию». — А почему нельзя просто сказать: прямо пятьдесят метров, потом налево и до перекрестка, пересечь по диагонали и дойти до ворот? — хмурится курьер, расстегивая свой отвратительный пуховик, подтаявший снег с которого падает прямо на ковролин. — А почему нельзя воспользоваться навигатором? — Потому что у вас тут сеть не ловит, — парень снимает пухлый рюкзак и с абсолютно равнодушным видом стряхивает сугробик с него на пол, — еще и снег идет, не видно ни хера. Арсений окончательно выпадает в осадок, потому что такого сервиса он не видел с девяностых — и то потому что никакими сервисами в те годы не пользовался. Что, в общем-то, неудивительно: в девяносто третьем ему было десять. — Что вы себе позволяете? — ошеломленно спрашивает он тем самым тоном, которым недостает только угрожающе добавить «Я сейчас позвоню в прокуратуру!». — Ну извините, пожалуйста, — отвечает парень так, словно ему ни капельки не жаль. Он расстегивает рюкзак и достает пакет, на весу вытаскивает из него чек и громко зачитывает: — Итак, гель «Лик ит» с ароматом и вкусом малины… — Да тише вы! — шипит на него Арсений, косясь на так и не прикрытую дверь. — Вы в своем уме? Я же на работе! — Я тоже, — недоуменно говорит курьер. — И мне надо проверить заказ. — Уверен, там всё в порядке, — рычит Арсений, быстро подходя к двери и закрывая ее. Вроде бы в коридоре никого не было, но в этом офисе даже у стен есть уши. Хотя Иру сложно назвать стеной — там вполне себе приличная двоечка. Приличная, в отличие от ее хозяйки. — И всё же мы проверим, — не унимается парень и продолжает: — гель «Лик ит» с ароматом и вкусом малины, — заглядывает в пакет, — имеется. Пудра для тела… название длинное, короче, со вкусом соленой карамели — имеется. Пробка с рельефом «Блэк Рэд» на присоске красная — в наличии. А почему называется «Блэк Рэд», когда на упаковке никакого блэк и только рэд? Арсений уже сам рэд — по крайней мере, если верить отражению в зеркальной панели стеллажа. Он по натуре не из стеснительных, но когда незнакомый человек вот так открыто говорит о заказанных тобой анальной пробке и смазке — тут щеки так или иначе начнут гореть. — У вас на сайте написано «Гарантируем полную анонимность», — цедит он. — И? — Курьер поднимает взгляд от пакета и выразительно осматривает кабинет. — Я больше никого тут не вижу, так что всё анонимно. Вы же не думаете, что ваши покупки сами собой собираются? Сборщик на складе тоже в курсе, что вы предпочитаете, — он снова смотрит в чек, — портупею-чокер «Флай Ребелтс». Интересно, почему «флай»? Тут же просто бантик, а не крылышки. — Это всё? — Арсений буквально сгорает со стыда: кажется, у него поднимается температура, и теперь на совещание он придет весь потный. — Нет, там еще браслеты наручные, ключ в комплекте. Кстати, я бы посоветовал с ними быть поосторожнее: цепочка рвется от любого движения. — Я учту, — рявкает Арсений, выхватывая пакет. Быстрым шагом он доходит до своего стола и кидает этот пакет в ящик — не хватало еще, чтобы кто-нибудь зашел и застукал его с секс-игрушками в руках. Хоть полиэтилен плотный и непрозрачный, но та же Ира точно умудрится туда заглянуть. — Сколько я вам должен? — Семь тысяч двести тридцать один рубль, — сверяется парень с чеком. — Оплата наличными или картой? Лучше наличными, а то у меня терминал заедает. Если бы Арсений не был руководителем проектной группы и не имел дело с идиотами примерно по восемь часов в день, он бы уже дал пинка этому Антону — а так просто глубоко вдыхает и выдыхает. Он спокоен и наполнен гармонией с природой, его дух силен, ничто не может его сломить. — У меня карта, — как можно спокойнее сообщает он. — Тогда подождем, — пожимает парень плечами, снова лезет в рюкзак и долго там копается — появляется время рассмотреть его повнимательнее. Фигуру под пуховиком угадать сложно: парень может быть как глистой, так и упитанным мальчиком на откормке у бабушки. Но вот лицо у него на самом деле симпатичное, с живой мимикой и выразительными чертами. При первом взгляде Арсению его внешность показалась простецкой, а теперь внимание так и приковывают большие глаза, длинный ровный нос с родинкой на кончике и пухлые, четко очерченные губы в морозных трещинках… А также второй и третий подбородки — парень от натуги втягивает шею, как черепаха. В принципе, он даже во вкусе Арсения, хотя при долгом воздержании планка медленно и верно снижается, так что это не показатель: последний раз трахался Арсений в прошлом месяце, и то с работой. А вот с человеком в постели (или на любой другой горизонтальной или вертикальной поверхности) он был, кажется, еще в конце мелового периода — примерно тогда же, вместе с динозаврами, и умер секс. Но это никак не связанные друг с другом события, не было так, что динозавров убило отсутствие у него секса. Хотя кто знает. — О! — тем временем восклицает парень и в следующую секунду вытаскивает из рюкзака абсолютно прозрачный пакет с фиолетовым тюбиком внутри. — Я забыл отдать вам подарок! Дарим смазку при покупке от пяти тысяч. Нет, это ни в какие ворота не лезет — даже со смазкой. Арсений уже открывает рот, чтобы предложить курьеру засунуть себе этот тюбик прямо в жопу, тем более что со смазкой дело пойдет как по маслу, но дверь неожиданно открывается. — Приветики! — весело здоровается Гудков, заходя в кабинет и пробегаясь по курьеру любопытным взглядом, а затем останавливаясь на смазке в его руках — и его глаза прямо вспыхивают интересом. — Ого, да у тебя гости. Не знал, что ты такой проказник, Арсений. Иногда — в такие моменты, как сейчас — Арсений буквально ненавидит свою жизнь. Он выдергивает тюбик из чужих рук, пытается запихнуть его в карман и поздно осознает, что никакого кармана в его брюках не предусмотрено — поэтому просто раздраженно кидает его на стол. — Что тебе надо, Саш? — уточняет он сквозь зубы. — Хотел позвать на совещание, но вижу, что у тебя тут занятие поинтереснее, — томно произносит тот и подходит к курьеру, протягивает руку: — Я Александр, а тебя как зовут? — Антон, — представляется парень как ни в чем не бывало и жмет руку, как будто так и надо, сука. — Антон, а не пора ли тебе идти? — намекает Арсений. — А деньги? — поднимает тот брови. — Какие деньги? — нарочито удивленно интересуется Гудков, и у Арсения внутри всё замирает от ужаса: всё стремительно превращается в пиздец. — Ты что, проститут? — Я не проститут, я… — Мой парень, — выдает Арсений первое, что приходит в голову. — Вышел из дома и забыл кошелек и карты, такой дурной, а ведь как раз ехал забирать со стрижки нашу собаку. Правда, Антош? Боже, что он творит, зачем он это сказал. На мгновение он успевает похолодеть, но отступать поздно, так что он буравит этого Антошу взглядом, стараясь дословно выразить «Согласись со мной, сука» и «Я убью тебя, если ты что-нибудь ляпнешь» — честно пытается добавить нотки мольбы, но не получается. Арсений зол на этого парня и его беспардонность, зол на Гудкова и зол на себя — за то, что сказал такую хрень. Ведь мог бы соврать, что это просто друг пришел денег занять! Хотя это не объясняло бы смазку. Но дружба разная бывает, кто он такой, чтобы судить. — Да, дорогой, — наконец соглашается Антон, приподнимая уголок губ в ухмылке. — Как хорошо, что ты работаешь неподалеку, иначе пришлось бы ехать домой. — Вы живете вме-е-есте? — Гудков поднимает брови — но его удивление всё такое же наигранное, а в растянутых гласных так и проскальзывает «Да вы пиздите». — Фантастика, Арсений такой скрытный! Я о тебе даже ничего не слышал. — Потому что личное — не публичное, — отрезает Арсений, наклоняясь и набирая код на нижнем ящике: там он хранит заначку на всякий случай. — Уверен, ты прекрасно меня понимаешь. Твою жену тоже никто не видел — не уверен, что она вообще существует. — О, она существует, — довольно говорит Гудков, — я привезу ее с собой к Паше. Кстати, а ты ведь тоже будешь? — обращается он к Антону, а Арсений копается в сейфе и мимолетно вспоминает хоть какие-нибудь молитвы. Однако он помнит только «Отче наш», а там ничего про «напизди ближнему своему, да чтобы тот не решил, что ты с проститутками грешно совокупляешься». — Не, — беспечно отзывается Антон, — дел много. У Арсения сам собой вырывается тихий облегченный вздох, но после он видит в ящике только пятитысячные купюры — и в горле образуется ком. Жаба душит отдавать три косаря из-за нелепого вранья и беспардонности курьера, но тут ничего не поделаешь. — А чего это ты не едешь? — не успокаивается Гудков. — Поехали с нами, познакомишься со всеми, отдохнешь! Арсений трудоголик и ночует на работе, вы же явно мало времени вместе проводите. Разве не знаете, как оно бывает? Сначала твой парень засыпает в одиночестве, — рассказывает он уже Арсению, — а потом идет засыпать к кому-то другому. — У нас всё чудесно в отношениях, но спасибо за участие, — язвительно бросает Арсений и выпрямляется, держа в руке две пятитысячные купюры. В уме печально подсчитывается, что две тысячи семьсот шестьдесят девять рублей — это плотный обед в кафе, пятьдесят литров бензина или полторы пробки «Блэк Рэд», чтобы им пусто было. Хотя нет, пусто как раз не будет. — Спасибо, дорогой, — улыбается Антон, подходя и принимая деньги — Арсений отпускает их с сожалением, мысленно с ними прощаясь. — Увидимся вечером? — А зачем тогда смазка? — допытывается Гудков с видом любопытного дурачка, однако так и чувствуется: пытается поймать на лжи и вывести на чистую воду. Делать ему нечего, говнюку любопытному. — Разве вы не собирались тут пошалить? — Я просто купил ее недавно и всё из кармана забывал выложить, — тут же находится Антон — а он не промах. Вдвойне не промах, учитывая то, с каким беззаботным лицом он пихает деньги в карман. — А что у вас за собака? — Мальтипу. — Лабрадор, — отвечает Антон одновременно с ним, и Арсений гневно раздувает ноздри: уж мог бы и промолчать. Однако тот быстро реагирует: — Это помесь, толком не разберешься, мы ее в приюте взяли. Гудков на вид — одно сплошное подозрение, ему не хватает только одеться в ростовую куклу вопроса или что-то вроде того. Он не верит ни капли, ни на грамм, ни на сантиметр — ни на какую величину. — И как же зовут вашу собаку? Антон приподнимает брови, как бы говоря «Ну давай, скажи, умник», и Арсений судорожно перебирает в голове миллиард вариантов: ему нужно что-то простое, но с нотками абсурда. Он цепляется взглядом за направление к гастроэнтерологу на своем столе и брякает: — Догтор. — Доктор? — переспрашивает Гудков. — Ты назвал свою собаку Доктором? Она у вас врач? — Нет, она диссертацию защитила, — язвит Арсений. — И она Дог, — он выделяет «Г», — тор, от слова «дог». У Антона такое лицо, словно он вот-вот рассмеется или покрутит пальцем у виска — одно из двух. Арсения это бесит, хотя его бесит весь Антон целиком и полностью: вынудил объяснять ему дорогу, заявился в кабинет весь мокрый, размахивал тут пакетом с секс-игрушками — и стал причиной потери двух тысяч семисот шестидесяти девяти рублей! От подобного Арсений не скоро оправится. — Мне пора идти, — наконец говорит Антон, закидывает рюкзак на плечо и уже шагает по направлению к двери, как его окликает Гудков: — А как же поцелуй, ребята? Вы разве не целуетесь на прощание, как все нормальные пары? Арсений набирает в грудь воздуха, чтобы разразиться хладнокровной тирадой на тему личного пространства, но Антон неожиданно разворачивается, делает к нему шаг — и в следующий момент неожиданно прижимается слюнявыми губами к его щеке, а руку бесцеремонно кладет ему на задницу. Весь воздух выходит из легких, Арсений захлебывается своим недовольством и еле держится, чтобы не залепить этому нахалу киношную пощечину. Вместо этого он просто отстраняется и цедит: — Не здесь же, милый. — Как скажешь, горошек, — подмигивает Антон, по-прежнему сжимая в ладони его ягодицу. — Увидимся вечером. — Какие вы трогательные, — ненатурально восторгается Гудков, а Арсений пытается понять, с какого это хуя он горошек: он не зеленый, не круглый и не вызывает метеоризм. Вместо этого ему бы лучше подумать о том, как ненавязчиво отцепить чужую руку от своей жопы, но ведь та сама рано или поздно отвалится, верно ведь? К сожалению или к счастью, он не успевает сделать ничего для решения этой проблемы, потому что Антон вовремя отходит, натягивает поверх кепки капюшон и идет к выходу, попутно прощаясь с Гудковым. Недавно Арсений размышлял о том, какая же у него скучная жизнь: все дни серые — порой светлее, порой темнее, но в целом одинаковые. И вот судьба подкинула ему приколов, а ведь рабочий день только начался, и впереди еще совещание. Ягодица всё еще хранит тепло чужой ладони — и нет, Арсений ни за что не будет размышлять об этом в контексте покупок в ящике стола. *** К концу совещания они остаются в переговорной узким кругом: вездесущий Гудков, не менее вездесущая Ира, заебанный Дима и деловитый Паша — и, естественно, речь опять заходит про надвигающийся корпоратив. Корпоративом это можно назвать условно: повода никакого нет, кроме желания отдохнуть и гостеприимства Паши, который любезно пригласил едва ли не половину верхушки фирмы к себе на виллу. Он делает так ежегодно в начале февраля, и по сути эти пять дней — единственный отпуск Арсения за весь год. На самом деле, не будь это добровольно-принудительным, он бы остался в Москве работать, но слово начальника — негласный закон. — Я в этот раз еду одна, — вздыхает Ира. — Буду как Арсений. Арсений поджимает губы и не отвечает на подколку. В отличие от Иры, которая ни хуя не делает, у него куча работы и нет времени на какие-то там отношения. — А у Арсения, между прочим, появился парень, — беспардонно сообщает Гудков, растягивая улыбку. — Но подозреваю, что это проститутка. Проститут. Жиголо, в общем. — Не проститутка он, — вскидывается Арсений, — но тебя это в любом случае не касается. Дима недоверчиво смотрит на него поверх очков — знает ведь, что при всей своей скрытности уж лучшему другу бы Арсений всяко-разно рассказал об изменениях в своей личной жизни. Однако тот не сдает его, а молча поддерживает легенду, о которой и сам не знает. — У тебя появился парень? — Ира пучит глаза: это делает ее похожей на игрушку-антистресс, которую жмешь — и у нее из всех щелей лезет желе. — Прямо живой парень? Не робот, не подушка с картинкой, не картонная коробка с распечатанным на принтере чьим-то лицом? — Они даже живут вместе, — отвечает за него Гудков. — Кто бы подумал, что Арсения кто-то способен вынести. Мир полон сюрпризов! — Прекратите, — морщится Паша, — как дети малые. Арсений, если хочешь, бери своего парня с собой. Ляся будет рада еще одному гостю. Арсений с трудом представляет радость Ляйсан: на вилле и так будет человек тридцать, если не больше. Начальники и замы всех отделов, «плюс один» у каждого, а у некоторых еще и «плюс дети» — нехилый такой списочек для хозяйки. Хотя она должна была уже привыкнуть: когда муж директор фирмы и акционер концерна, на жену так или иначе ложатся определенные обязательства. Наверное: не то чтобы Арсений представлял, что значит нормальная семейная жизнь. — У него нет времени на поездку, — врет он с, как ему кажется, присущей правде небрежностью. — Он работает. — И кем же он работает? — не унимается Гудков. — Он занимается инвестициями, — отрезает Арсений: у него нет времени придумывать легенду, а инвестиции — это нечто размытое, он сам толком не знает, что это означает. — Кажется, мы собрались обсуждать запуск приложения доставки в Казахстане, а не моего парня? — Одно другому не мешает. — И приложение мы уже обсудили, — поддакивает Гудкову Ира. — К тому же приложение мы запускаем не первый раз, а тебя впервые замуж выдаем. Неужели у него не найдется несколько дней на отпуск? — Нет, не найдется. — Арсений, я не поддерживаю детский сад, но с ребятами согласен: бери своего парня. Ничто так не проверяет отношения, как совместный отпуск. Я после первой поездки с Лясей в Европу понял, что она — лучшая женщина на планете. — Наши отношения не нуждаются в проверке. Он и без проверки знает, что их нет. Уверенность в голосе Арсения железная, но от слова «желе» — под таким давлением всё внутри него сжимается, как яйца на морозе. Ему уже тридцать семь, но он по-прежнему ощущает себя тем заучкой, которого одноклассники дразнят «Нет у тебя девчонки!». А у него ведь и тогда не было, и сейчас нет: ни девчонки, ни мальчишки. И характер у него действительно такой поганый, что никто не выдерживает его дольше пары месяцев, и отношения он строить совершенно не умеет. Всё это обидно, но еще обиднее то, что в него никто даже не верит. — Ладно, — вырывается у него прежде, чем он успевает подумать — зато пожалеть успевает мгновенно. — Я привезу его, и тогда вы все извинитесь за свое ребячество, — добавляет он, окончательно присоединяясь к детскому саду. На лице Димы отражается старческое недоумение, на лице Паши — вселенская усталость оттого, что ему приходится работать с великовозрастными детьми, Гудкова — задумчивость. Что касается Иры, то ее лицо обычно ничего не выражает, кроме бегающих по черепной коробке единорогов. Хотя человек она неплохой: Арсений сам толком не знает, за что не любит ее. Он мысленно называет себя идиотом и прикидывает, реально ли получить зимой укус клеща, чтобы попасть в больницу и с чистой совестью пропустить поездку к Паше. Нет, можно еще найти какого-нибудь простуженного бомжа и поцеловать его взасос в надежде заразиться, но это крайний случай. И еще всегда можно сломать ногу или руку, но это помешает ходить в зал, а Арсению нельзя терять форму — он ради нее столько потел. *** Арсений откидывается на спинку кресла и запрокидывает голову — смотрит в безупречно ровный и настолько же безупречно белый гипсокартонный потолок, прекрасный в своей незамутненной чистоте. Глаза болят от бесконечных переписок, в голове гудит от звонков, всё тело ломит от многочасовой сидячей позы, а в животе урчит: он опять забыл поесть. Каждый день он говорит себе, что сходит в какой-нибудь из ближайших ресторанов или хотя бы спустится в столовую бизнес-центра, на крайний случай возьмет яблоко с общей кухни — и каждый раз вспоминает об обеде где-то ближе к ночи. На улице темнота, щедро разбавленная огнями города: вдалеке подмигивают окнами жилые дома, внизу длинными мазками сияют фары машин на оживленной дороге. Арсений запоздало осознает, что не включил свет: днем лучей солнца, падающих через окно, ему достаточно, а сейчас кабинет погружен во мрак, не считая оранжевого света настольной лампы. Зимой всегда сложно определить время, потому что темнеет еще до наступления вечера, но Арсений делает ставку на восемь — затем косит взгляд на уголок монитора и видит, что уже почти десять. Для него это обычное время ухода с работы — после в планах перекус, тренировка в спортзале, ужин и просмотр какого-нибудь сериала дома. Кажется, на Нетфликсе вышел «В ее глазах». Хорошо бы бессонница сегодня не мучила и позволила поспать хотя бы пять часов — о большем Арсений не мечтает. Он думает, что если будут силы, то перед сном можно опробовать новую секс-игрушку — и вспоминает о дневном разговоре с коллегами. Как можно было повестись на такую детскую уловку, его же буквально взяли на «слабо», тридцать семь лет — ума нет. По-хорошему бы найти у себя в штанах то, что называется яйцами, и признаться во всем: так и сяк, мол, ребята, нет у меня никакого парня, это просто пранк вышел из-под контроля, или как там говорят. Но Арсений же себя знает: он лучше навернет ложкой ведро рыбного паштета, чем расскажет правду. Варианта два: либо действительно найти подходящее оправдание для пропуска поездки, чтобы потом все говорили «Слился!», либо упрашивать этого Антона поехать с ним. Еще есть вариант пробраться в офис к «Людям в черном», украсть ручку для стирания памяти, использовать ее на коллегах и жить спокойно, но это маловероятно. Всё-таки «Люди в черном» — это тайная организация, ее не так-то легко найти. Арсений вздыхает и, найдя номер Антона в журнале звонков, нажимает на вызов. — Как же вы заебали, — раздается в трубке практически сразу — Арсений так опешивает, что даже не открывает рот. — Даже не начинай, сука, вот даже не начинай. Какая ты мразь, вот как тебе не стыдно? Хорошо тебе живется? Когда целый день всяких старушек наебываешь, нормально спится? Дрочится на ночь заебись? Ублюдок, сука, ебучий, ой, блядь, уебан. Пошел на хуй, сын собачий. Звонок отрубается, а Арсений так и сидит с трубкой у уха, пытаясь переварить услышанное. Спустя энное количество времени он понимает две вещи: первое — его приняли за телефонного мошенника, второе — у Антона определенно нестандартный способ борьбы с ними. Хотя если каждый день срывать вот так злость, то можно оградить близких людей от пассивной агрессии — отличный вариант. Арсений обязательно использует его, когда у него появятся близкие, которых нужно ограждать от пассивной агрессии. Он хмыкает и звонит Антону снова. — Это сын собачий, — спокойно произносит он раньше, чем Антон успевает снова его послать. Кажется, того это вводит в ступор, потому что он молча пыхтит в трубку. — Но все называют меня Арсений. Если помните, вы сегодня доставляли мне заказ на Пресненскую. — Бля, — недоуменно брякает Антон, а потом вдруг негромко смеется — и у него оказывается до того приятный смех, что Арсений сам невольно улыбается. — Извините, я вас принял за этих, за «службу безопасности Сбербанка». — Я так и понял. Не могу не оценить ваш впечатляющий лексикон. — Воронежский говор, — усмехается Антон. — А чего вы… А, я же вам сдачу должен был перевести. Сорян, забыл: хотел сразу, но пока выбирался из этой вашей башни, просто охуел, а потом по заказу позвонили — и из головы выпало. Арсений совсем забыл об упущенных деньгах, хотя такого с ним не бывает. В прошлом месяце ему в ресторане посчитали лишний кофе, а он заметил это только вечером, когда проверял чеки за день — и негодовал примерно неделю. — Оставьте себе, — бросает Арсений, скрепя сердце. — Я не поэтому звоню. Вы же не думаете, что я такой жмот? — Вообще-то думаю. Когда вы отдавали мне деньги, у вас было такое лицо, как будто я забираю у вас первенца. Арсений возмущен, несмотря на то, что это правда. — Ничего подобного. — У кота моей бывшей была такая же морда, когда я забирал из лотка его какашки, — откровенно глумится Антон. — Так зачем вы позвонили? Что-то не так с заказом? Мы же вроде проверили всё, а если брак, то это надо в магазин звонить, у нас там номер внизу сайта есть. — С заказом всё в порядке. То есть, — исправляется Арсений, — если не в порядке, то я не знаю, я еще не проверял. Я звоню, потому что у меня есть для вас предложение. — Я польщен, но в нашей стране запрещены однополые браки. Непонятно, на что рассчитывал Арсений перед звонком, когда и дураку ясно: если этот парень довел его до ручки еще днем, то и вечером ничего не изменится. Очевидно, Арсений не дотягивает даже до уровня дурака, он где-то между извлеченным мозгом, плавающим в формалине, и цесаркой. — Не такое предложение, — цедит он сквозь зубы. — Давайте я сразу вас расстрою: меня это не интересует, я не педик. А даже если бы был, вы для меня староваты, без обид. Арсений всей душой жаждет, чтобы ему сейчас позвонил телефонный мошенник — можно было бы переключить на вторую линию, наорать на него, а уже после вернуться к Антону. — Я не собирался звать вас на свидание, — Арсений переходит на шипение, — вы меня совершенно не привлекаете. Это скорее деловое предложение. — Деловое? — переспрашивает Антон недоверчиво. — Если что, я курьер в сексшопе, а не наркокурьер. Перевозить наркоту в жопе я не буду ни за какие коврижки. Несколько секунд Арсений наслаждается фантазией, как самолично запихивает Антону в жопу наполненный кокаином пакет размером с голову бизона. После паузы он страдальчески вздыхает от бремени бытия, что легло на его плечи по вине его же тупости, и предлагает: — Не такое предложение. На самом деле по телефону это не очень удобно объяснять, вы не хотите где-нибудь встретиться? — М-м-м, — мычит Антон, словно напряженно размышляет — за его мычанием слышатся шум трассы и, кажется, чьи-то голоса, — ну давайте. Я сейчас около бара «Косой Маркс», это на Таганской, могу туда зайти и вас там подождать. Учитывая поздний час, Арсений не имел в виду сегодня, но по большому счету ему всё равно. Он может пойти в зал и часом позже, к тому же в баре наверняка есть какая-то еда. — Да, хорошо, я подъеду минут через двадцать. — Окей, жду, — и Антон кладет трубку, не дождавшись ответного прощания. Арсений подписывает Антона как «Сын собачий», несмотря на то, что тот так назвал его самого, и заходит в приложение вызова такси. Обычно для подобных случаев он всегда заранее продумывает речь, учитывающую все возможные варианты ответов собеседника — и поэтому сейчас он начинает активно подбирать слова, в глубине души понимая, что это ему не поможет. *** На первом этаже бара Антона нет, поэтому Арсений спускается в подвал. Хоть бар и находится в центре, выглядит он как нечто околомкадное: потертый пол, обшарпанные деревянные стойки и стулья, кирпичные стены — сложно понять, то ли это лофт, то ли просто давно не было ремонта. Людей, несмотря на будний день и даже не пятницу, много — внизу шумно, мужские полупьяные споры раздаются со всех сторон. Арсений идет вдоль столов, стараясь не привлекать внимание: в пальто и дорогом костюме он не вписывается в обстановку. Однако у местных ребят он не вызывает интереса, и те либо общаются друг с другом, либо смотрят футбол — на дальней стене растянуто полотно проектора. Антон обнаруживается за предпоследней стойкой — он тоже смотрит матч, напряженно покусывая губу, а перед ним стоят две огромные кружки пива: полупустая и полная. Он уже не в своем дурацком пуховике, но по-прежнему в своей уродской кепке, хотя головные уборы в помещении — дурной тон. С другой стороны, вряд ли в подобном месте могут цениться хорошие манеры. — Добрый вечер, — здоровается Арсений третий раз за день, подойдя к нему. Антон вздрагивает, будто только замечает его, и кивает в знак приветствия, а потом двигает полную кружку пива — в ней литр, не меньше — в его сторону так, что содержимое чуть не переливается через край. — Я взял тебе пива, — оповещает он без какой-либо выраженной эмоции. — Светлое нефильтрованное пойдет? Арсений не собирался пить, тем более на голодный желудок, тем более что ему еще идти в зал, но благородный жест оценивает по достоинству. Резкий переход на «ты» он тоже оценивает: не придется самому пытаться наладить контакт. — Спасибо, — благодарит он и, сняв пальто, вертит головой в поисках вешалки — Антон беспардонно выхватывает пальто из рук и кладет на стул рядом с собой. Арсений проглатывает слова о том, что его пальто нужно вешать на плечики, а не бросать, как кучу навоза. — Хочешь что-то из закусок? — уточняет Антон. — Крылья, гренки, картошку? Тут вроде и нормальная еда есть, типа, бургеры, салаты. Принести меню? При упоминании еды живот тоскливо урчит, но за общим шумом этого не слышно. Несколько мгновений Арсений выбирает между невежливым «есть во время важной беседы» и возможным голодным обмороком и после отвечает: — Нет, спасибо. Ты часто бываешь в этом баре? — Ага, — Антон приподнимает свою кружку — жилы на его руке красиво вырисовываются от напряжения, — тут же есть литровые кружки. Да уж, это определенно важный элемент. Арсений садится за стойку напротив Антона, специально загораживая собой проектор, не без труда поднимает кружку и делает глоток. Холодное пиво колкими пузырьками ощущается на языке, и Арсений только сейчас понимает, что именно этого ему и не хватало. Обычно холодное пиво он пьет летом, в жару, а зимой предпочитает что-то чистое и крепкое. Для всего в его жизни есть конкретное время и конкретное место. — Давай сразу к делу, — спокойно, но твердо говорит Антон, однако его глаза блестят любопытством, как у ребенка, которому обещали сюрприз. — Что за предложение? — Ты сегодня сильно подставил меня, когда соврал коллеге, что ты мой парень. — Но это ты соврал, что я твой парень, — возмущается Антон. — И что значит подставил? — Он поднимает брови и становится похожим на персонажа из японских мультиков — глаза такие же огромные. — Я же спас твою задницу, когда подыграл! Чтобы этот, как его там, Саша не решил, что ты покупаешь себе дилдаки. — Нет ничего позорного в том, чтобы покупать себе секс-игрушки, — ощетинивается Арсений и тут же пугливо оглядывается — но никто не заметил, все смотрят матч. — И почему ты вообще решил, что для моих коллег лучше считать меня геем, чем любителем дилдо? Антон окидывает его таким взглядом, будто Арсений сказал несусветную глупость. — Да по тебе за километр видно, что ты гей, — произносит он тем самым тоном, который используется для озвучивания очевидных вещей. — Твои коллеги же не слепые. И, повторяю, ты сам сказал, что я твой парень. Этот веселый хрен, кстати, вообще не удивился. Арсения злит сама ситуация, но «веселый хрен» в отношении Гудкова немного спасает положение. — И всё же не просил тебя «спасать мою задницу», — как можно спокойнее произносит Арсений, стараясь свести разговор в миролюбивое русло. У Антона дергается уголок губ. — Из-за этого я влип в неприятную историю. — Какую? Твой настоящий парень устроил тебе скандал? — Антон недоверчиво прищуривается: то ли пытается понять, чувствовать ли ему вину, то ли просто не верит в существование парня. — Нет у меня никого, — объясняет Арсений, снова срываясь в раздражение. — Именно в этом и проблема. Коллеги теперь думают, что есть, и хотят, чтобы мой парень — то есть ты в их представлении — поехал со мной на корпоратив. — И? — Антон поднимает теперь уже одну бровь — до чего же активная мимика, не уследишь. — Скажи, что я не могу или не хочу. Что мы расстались, в конце концов. Придумай какую-нибудь историю, типа я изменил тебе с парикмахером нашей собаки, такой вот я урод. — Они поймут, что всё это ложь. — И че? Они же тебе прямо об этом не скажут. — Он выставляет указательный палец, мол, еще не закончил монолог, и делает сразу несколько глотков пива, потом продолжает: — Люди постоянно друг другу врут. И понимают, что друг другу врут, но делают вид, что нет. Когда девушка спрашивает парня «Дорогой, я не толстая в этом платье?», думаешь, она верит, когда он говорит «Нет, милая, ты не толстая»? Он врет ей в лицо, и она это знает, это просто видимость правды. Всех всё устраивает. — Но я не хочу, чтобы они поняли, что это ложь. — Почему? Тебе не похуй, что они там думают? Арсению очень хочется, чтобы было похуй, но проблема в том, что ему не похуй. В детстве было не похуй, и он болезненно реагировал на каждое «лох» в свою сторону, и сейчас ничего не изменилось. Видимо, Антон считывает всё по его лицу, потому что закатывает глаза. — Слушай, Арсений… Арсений же? — Арсений кивает. — Если я буду притворяться твоим парнем, станет еще хуже. Я хуевый актер, расколюсь на первом же вопросе. Сегодня это было по приколу, и я шпарил от балды, но больше так не смогу. И это как-то слишком серьезно. — Об этом надо было думать до того, как ты мне подыграл, — кривится Арсений, хотя на самом деле он благодарен Антону за то притворство. Да, всё выкатилось на неудачную тропинку, но лучше так, чем ежедневные напоминания от Гудкова в духе «как там поживает твоя коллекция резиновых друзей». — Найди другого парня. Скажи, что это твой любовник, с которым ты трахался всё это время, а со мной давно прошла любовь, завяли помидоры, член не стоит. Он снова хлебает свое пиво, и Арсений следует его примеру — отпивает долго, как воду. Обычно он цедит виски на донышке стакана по полчаса, и пить вот так, словно хочется поскорее надраться, довольно забавно. Может, это кажется ему забавным, потому что он постепенно начинает пьянеть, но пока вроде рано. — Этот корпоратив будет в Таиланде, — использует он главный, как ему кажется, козырь и снова видит эти поднятые в удивлении брови Антона. — И я оплачу тебе билет на самолет, — добивает он вторым козырем. Когда Арсений ехал в такси, он был полон намерения как-нибудь сподвигнуть Антона самостоятельно оплатить себе перелет — но теперь становится ясно, что на такие условия тот не согласится. Его бы хоть как-нибудь уговорить. — В Таиланде? — охуевше переспрашивает Антон. — Ты гонишь? Ты кем, блядь, работаешь? — Я менеджер проектов по разработке приложений, — на автомате представляется Арсений и отмахивается: — Но это неважно. Мы едем на виллу директора, там будет не очень много людей. Всего лишь тридцать человек — пустяки. В конце концов, что это такое по сравнению со стадионом «Лужники»? А с населением Китая? Капля в море, песчинка в пустыне. — Ты серьезно? Ты собираешься увезти меня в Таиланд? Ты вообще нормальный? Это, между прочим, немного обидно. — Я — нормальный, а ты — нет, если отказываешься. Я же сказал, что оплачу перелет, жить будем на вилле — на вилле! Не в бунгало. Не под пальмовым листом. А на вилле. Там сейчас сезон, солнце, море теплое. Целых пять дней, ты вдумайся, это же целый отпуск. По мнению Арсения, эти аргументы нельзя разбить даже молотом Тора, но почему-то Антон продолжает смотреть на него, как на дебила. Его взгляд, правда, то и дело стремится скользнуть Арсению за плечо, на проектор. — Арсений, прости меня великодушно, но ты ебнулся, если думаешь, что я поеду с тобой в Таиланд. Более того, ты ебнулся, если хочешь взять с собой в Таиланд парня, которого знаешь один день. Которого вообще не знаешь. Он, снова выставив вперед указательный палец, допивает пиво и громко стукает дном кружки о столешницу — ему не хватает только звучно рыгнуть, но он этого, к счастью, не делает. Арсений смотрит на него в упор, вкладывая в свой взгляд максимальное количество осуждения, на которое способен. — Пойду еще возьму, — сообщает Антон, слезая со стула и тут же отправляясь за новой порцией — Арсений обиженно пускает пузыри в свою кружку. В его фантазиях Антон, который вряд ли может позволить себе отпуск даже в Сочи, с радостью соглашается на любой предложенный Арсением вариант — так на людей действует запах халявы. Но пока дело не сдвигается с мертвой точки, так что придется прибегнуть к крайнему варианту: деньгам. Каждый раз, когда Арсению предстоит тратить деньги, особенно большую сумму, у него сосет под ложечкой — и сейчас ему тоже плохо прямо физически. Антон возвращается с новой кружкой пива, такой же огромной, размером с его голову — при желании ей наверняка можно эту голову пробить, но такой вариант Арсений не рассматривает. Он против рукоприкладства, кроме случаев, когда руки прикладываются с нежностью и к определенным местам. — Я заплачу тебе, — выдыхает он, когда Антон подходит и, шмякнув новую кружку рядом с пустой старой, усаживается за стойку. — Да не нужны мне твои деньги, — отмахивается тот, но сразу после выражение его лица меняется — над ним будто загорается идейная лампочка, и он поворачивается к Арсению уже с деловитым видом: — Сколько? — Тридцать тысяч. — Мне надо сто двадцать. Если бы Арсений в этот момент пил пиво, он бы театрально выплюнул его тонкой струйкой прямо Антону в лицо. — Ты охренел? — выплевывает он слова вместо пива. — Сколько, по-твоему, я зарабатываю? — Да брось, я же видел твой кабинет, зарабатываешь ты точно нормально. И у таких, как ты, по-любому есть всякие накопления, сбережения, подушка на черный день. Антон прав: у Арсения действительно приличная сумма на счету и еще более приличная лежит на вкладе под проценты, однако сто двадцать тысяч — это не за гречкой сходить. Столько бьет даже по его карману, а уж как бьет по сердцу — словами не описать. — Пятьдесят, — примирительно предлагает он. — Я не торгуюсь. — Антон поднимает кружку обеими руками и делает несколько глотков. — Мне нужно сто двадцать тысяч. За столько я готов притворяться хоть твоим парнем, хоть твоим мужем, могу даже собакой, если надо. — Зачем тебе именно сто двадцать тысяч? — в голосе Арсения уже всплывают красочные картинки, как Антон до сексшопа работал наркокурьером, а затем проебал порошка именно на эту сумму — и теперь он обязан выплатить долг, либо ему грозит отрезание руки. Поэтому он и не хочет возвращаться в страшный кровожадный бизнес. — Затем, — лаконично отвечает Антон. — У нас товар, у вас купец. — За такие деньги я могу проститутку нанять, вообще-то. А ведь так и есть. В пересчете на часы работы это получится очень дешевая проститутка, но кто не согласится подзаработать и одновременно с этим отдохнуть за чужой счет? И это при условии, что даже ебаться не нужно! — Так найми, — пожимает Антон плечами. — Заодно и потрахаешься. — У меня и так всё хорошо с сексом, — ворчит Арсений, хотя «всё хорошо» у него скорее с отсутствием секса, чем с самим сексом. К его нежным местам давно никто не прикладывал руки. — Это перебор, я на такую сумму не согласен. — Ну ладно, покеда тогда, — и он отклоняется в сторону, переключая всё свое внимание на полотно проектора. Это не блеф. Если Арсений встанет и, пафосно кинув «Как хочешь», пойдет вон из бара, Антон не побежит догонять его. Скорее всего, Антон даже внимания не обратит на его уход, а просто продолжит смотреть матч и попивать пивко. — Ладно, — сдается Арсений. — Сто двадцать тысяч, но это последнее слово, никаких потом повышений тарифа! И за эту сумму ты гарантируешь хорошую работу, чтобы никто не догадался, что мы никакая не пара. — Я постараюсь, — меланхолично говорит Антон, не отрываясь от экрана. — Через сколько этот твой корпоратив? Мне еще надо загранник сделать, получается. — У тебя что, загранпаспорта нет? Делай срочно, нам вылетать через неделю! И еще я сказал, что ты занимаешься инвестициями, почитай про это что-нибудь. — Занимаюсь чем? — Антон переводит на него удивленный взгляд. — Зачем ты это сказал? Я ничего не знаю об инвестициях. Куда я хотя бы инвестирую? — Не знаю, в секс-игрушки, ты же должен в этом разбираться. Сфера прибыльная, индустрия секса в принципе никогда не проседает. Согласно статистике, размер мирового рынка секс-игрушек сейчас больше тридцати миллиардов долларов. — И половину этой суммы вложил лично ты? — ухмыляется Антон, на что Арсений молча показывает ему средний палец, хотя щеки всё равно начинает предательски печь — к счастью, в полумраке бара этого никто не увидит. — Хорошо, в этом я шарю. Но мне нужна полная информация о тебе — всё то, что должен знать твой парень. День рождения, где ты учился, любимый цвет, любимый торт, чего ты боишься. Антон не промах — сразу приступил к делу, соображает быстро. — Хорошо, мне нужно то же самое о тебе. Можешь приврать кое-где, но чем больше правды, тем лучше. Если много врать, по-любому где-нибудь запутаешься и спалишься. — Я составлю тебе досье, — фыркает Антон. — С кем мы оставим Догтора? — Кого? — Догтора, Арсений! Ты что, забыл о нашей любимой собаке? — Антон так возмущен, словно у них и правда есть общая собака, о которой Арсений умудрился забыть. — Ты отвратительный собачий отец. Он тебя и так не видит, ты же постоянно работаешь, а ведь когда мы брали его из приюта… — Стой-стоп, — посмеивается Арсений, — ты слишком рано вжился в роль, но я оценил твой энтузиазм. — Этот энтузиазм стоит сто двадцать тысяч рублей, — напоминает Антон, без ножа разрезая и так уже покалеченное сердечко Арсения. — Пей пиво, а то оно выдохнется и станет похожим на ссанину. Арсений на автомате послушно прикладывается к кружке и только после понимает, что должен был возмутиться и поворчать «Не указывай мне» — обычно он так и делает. Что ж, пожалуй, зал на сегодня откладывается, а из еды что-нибудь заказать действительно надо.