Притворись моей зефиркой

Антон опять чешет обгоревший нос, и Арсения это раздражает, в первую очередь потому, что вчера он раз восемь сказал тому намазаться солнцезащитным кремом и даже сунул тюбик ему в руку. Но Антон, конечно же, не сделал этого, и теперь кожа слезает с него кусками, а его нос, помимо того, что обгоревший, красный и распухший, как у алкаша. Хотя и с ним он по-прежнему красавчик, пусть и дурак, который халатно относится к собственному здоровью. Они сидят на берегу, на мокром песке, слабые волны лижут их ступни. Солнце близится к закату и, судя по доносящимся с веранды запахам, скоро все сядут ужинать, но время еще есть. Арсений смотрит на Антона, такого красивого, несмотря на обгоревший нос и царапину на лбу, которую тот получил во время снорклинга, и думает: самое время. Он столько раз откладывал этот разговор, ждал подходящего момента, но идеальный момент всё не наступал — и не наступит. — Антон, — зовет он, и Антон поднимает глаза от телефона — кажется, он играет в какую-то игру про поиск предметов. — А? — Я… — Арсений столько раз мысленно репетировал эту речь, а сейчас все стройные предложения развалились и осыпались в кучу, в которой приходится возиться. — Я тут думал и хотел кое-что предложить… — Я польщен, — улыбается Антон, и Арсений уже знает, что тот скажет дальше, — но в нашей стране всё еще запрещены однополые браки. Арсений любит отсылки, но не в этот момент — и, видимо, лицо его становится таким недовольным, что Антон перестает улыбаться и откладывает телефон прямо на песок рядом с собой. — Подожди, ты серьезно? — Он аж вытягивается весь. — Ты хотел сделать мне предложение? — Нет, — отрезает Арсений: нет, момент всё-таки был не подходящий, а теперь испорчен окончательно. — Всё, проехали. — Нет, подожди, — Антон хватает его за руку, — давай сделаем вид, что я ничего не говорил, — он облизывает губы и выглядит таким взволнованным, словно действительно хочет услышать предложение руки и сердца, — давай всё переиграем. — Ты что, правда хочешь, чтобы я сделал тебе предложение? — Ну… — он мнется, — не знаю, если честно, вообще не думал об этом. Но если ты хочешь… — Не хочу, — спокойно говорит Арсений. — Вернее, я тоже об этом не думал, речь о другом. Но давай потом поговорим, сейчас не… — Нет, стой, — Антон сжимает его руку, — Арс, скажи, там же по-любому было что-то важное, у тебя лицо вот такое, — он пародирует статую с острова Пасхи — Моаи, кажется, — стало. — Правда, Антон, давай поговорим позже, к тому же сейчас всех позовут ужинать, так что… — Так, я использую свое желание, — внезапно выдает он, и успевший отвернуться Арсений удивленно поворачивается к нему назад. — Ты шутишь? Ты год ждал, чтобы использовать его на такой ерунде? Антон мог использовать его несколько месяцев назад, когда Арсений попросил его помочь с переездом Саши. Каким-то образом тот умудрился натаскать в квартиру столько барахла, что при сборе оно заняло восемь огромных мусорных пакетов, и это не считая вещей Маруси, которая так и осталась жить у Арсения. Всё это добро они везли на двух машинах и потом пешком тащили на двенадцатый этаж, потому что лифт не работал, еле управились втроем. Антон мог использовать желание и месяц назад, когда Арсений так забегался, что был вынужден попросить его сходить в парк аттракционов с племянницей вместо себя. Вернее, желание можно было и не использовать, у Антона оставалась возможность просто отказать, но тот не только согласился, но и пришел в полнейший восторг от этой перспективы. Или он мог использовать желание перед этой поездкой, чтобы поехать не в Таиланд с коллегами Арсения, а куда-нибудь вдвоем — они это обсуждали. Но Антон лучший парень на планете и знает, что для Арсения это важно, поэтому согласился поехать сюда. Арсений за это благодарен и отблагодарить планирует не только на словах, но и мартовской поездкой на Мальдивы — это сюрприз. На самом деле Антон мог использовать желание в любой момент, в течение всего года их отношений, по разным поводам: от быта до секса. Но он почему-то решил использовать его сейчас. — Да, хочу использовать его сейчас, — настаивает тот. — Арс, скажи. Ты же что-то важное хотел сказать… Он заметно напряжен, и Арсений понимает, что его мысль о серьезном разговоре пошла в другую сторону. Еще в первые месяцы стало понятно, что главный страх Антона в отношениях — это быть брошенным, причем иногда этот страх доходит до абсурда вроде нешуточного «Мы же не расстаемся?» во время спора о том, какой йогурт лучше: клубничный, ананасовый или никакой, потому что в них много сахара и мало питательной ценности. — Мы не расстаемся, — успокаивает его Арсений. — И не делаем паузу? — на всякий случай уточняет Антон, хотя и с явным облегчением. — Хотя если ты хотел поговорить об этом, но передумал из-за моего вопроса, то давай вернемся назад. Не переживай, я как-нибудь выдержу этот удар судьбы. Он говорит с иронией, хотя Арсений уже знает, что Антон даже щелбан от судьбы воспринимает болезненно, что уж говорить об ударах. Недавно тот до мяса сгрыз ногти на больших пальцах, потому что переживал перед запуском нового сайта — и это еще сайт удачно запустили. Когда из-за транспортной компании они потеряли целую партию новых дилдо, Антон чуть не поседел, а потом и вовсе слег с простудой. — Мы не делаем никаких пауз, — уверяет Арсений. — У нас всё хорошо. Я как раз об этом и хотел поговорить… — О том, что у нас всё хорошо? — Не совсем об этом, но да. Я просто подумал… — Арсений вздыхает и собирается с мыслями: он знает, что, скорее всего, ответ будет положительным, но не волноваться не может. — Мы встречаемся уже год, и… — Ты что, считаешь с поездки сюда? — Антон поднимает брови. — Конечно, всё ведь с нее началось. А ты с какого момента считаешь? — С нашего первого свидания. — С нормального или с того, где ты на меня пиво пролил? Это свидание было в тот же вечер после «примирения»: Антон встретил Арсения с работы, сил идти в приличное место не было совсем, поэтому они пошли в ближайший бар выпить пива. «Нормальное» же свидание было на следующий день, в приличном ресторане, где Антон два раза уронил вилку и высморкался в полотенце для рук. Арсений до сих пор думает, что последнее было специальным показательным примером, почему им не стоит ходить в такие места. — С того, где я на тебя пиво пролил. С февраля считать тупо, мы же не по-настоящему встречались, а потом два месяца не общались. — Да, но тогда мы впервые поцеловались. Хотя в самый первый раз ты был подвыпивший, так что я считаю первым другой поцелуй, на следующий день… И вообще тогда мы влюбились друг в друга. — Стой, — Антон хмурится, — это когда я был подвыпивший? — Помнишь, в тот вечер, когда ты меня поцеловал? У вас еще с Ирой был разговор про курить по-цыгански. Она предложила с ней покурить, а ты взял и выдохнул дым мне в рот. Но я не про это, а про то, что случилось сразу после. — У меня нет провалов в памяти, я это помню, но я тогда не пил. — Нет? — теперь хмурится уже Арсений. — Ты же пил коктейли. — Так они детские были, просто газировка с какими-то сиропами. Я хотел туда сначала водки бахнуть, а потом подумал: не, мало ли, ляпну еще какую-то хуйню, не хотел перед тобой позориться… Арсений только сейчас, спустя год, понимает, что тот поцелуй на вкус был приторно-сладким, но алкоголя в нем совсем не чувствовалось. Он так зациклился на мысли, что Антон никогда бы не поцеловал его трезвым, что мозг сам достроил логическую цепочку. — Почему ты не сказал? — Так ты не спрашивал. А вообще, возвращаясь к нашим баранам, это всё равно не считово, отношения начинаются с момента, когда кто-то говорит: «Всё, мы встречаемся». — Никто из нас этого не говорил. Получается, что мы до сих пор не встречаемся. Антон пожимает плечами, как бы говоря: справедливо, я с тобой согласен, но всё равно буду считать по-своему. — Точные даты значения не имеют, — миролюбиво соглашается Арсений, хотя он как считал с прошлого февраля, так и будет продолжать считать. — Я говорю о том, что мы встречаемся достаточно долго. Разумеется, в масштабах Вселенной — нет, но в масштабе среднестатистических отношений… — Времени не существует, апельсинка, это всего лишь величина, которую придумали люди для облегчения жизни. — Перебьешь меня еще раз — и я закопаю тебя в песок по шею, а на голову надену ведерко Тео. — Оно не налезет. — Я сделаю так, чтобы налезло, — угрожает Арсений. — Вот поэтому с тобой невозможно серьезно разговаривать: ты постоянно перебиваешь. — Прости, прости, — Антон поднимает руки вверх, — ты же знаешь, это от волнения. Чем дольше ты говоришь, тем больше я накручиваю себе всякой фигни. В этом они похожи. — Хорошо, тогда давай без прелюдий. — Арсений переводит взгляд на пылающее закатное солнце, затем опять на Антона, который улыбается не менее ярко, и бросает: — Переезжай ко мне. — Что? — удивляется Антон, но улыбка его расползается в еще более широкую. — Съехаться? — А почему нет? Я уже два месяца хочу тебе это предложить. У меня большая квартира, Саша съехал, Франциск ко мне привык, с Марусей они поладят. — Последнее было важным аргументом при обдумывании, потому что возвращать кошку Арсений не планирует. В конце концов, она только похудела. — И тебе от меня до работы ближе. Антон ничего не говорит: просто смотрит на него и лыбится как дурак. — Что-нибудь скажешь? — подстегивает его Арсений, хотя уже не переживает: если бы Антон не хотел съезжаться, по нему было бы видно. — Ты два, — тот делает пальцами «галочку», — месяца не мог предложить мне съехаться. — Ой, прекрати, — Арсений закатывает глаза, — это ты чуть ли не со всеми своими партнерами успел пожить, а я последний раз жил с женой. А будешь выебываться — выделю тебе вот такую, — он показывает расстояние в сантиметров пятнадцать, — полку в шкафу. — Ладно, прости, — Антон подается к нему и буднично целует в плечо, — я забыл, что ты у меня отношенческий инвалид. И, кстати, ты еще жил с Гудковым. — Это не было моим решением. Уверен, когда я предложил это ему, то был не в себе. Скорее всего, мне подмешали в утренний кофе наркотики или вкололи что-нибудь в лифте. Антон смеется и снова целует его в плечо, а потом отстраняется и смотрит этим своим счастливым взглядом, который согревает даже холодной зимой. Уже завтра им придется вернуться в эту зиму, но Арсений не боится холода: особенно теперь, когда Антон будет проводить в его квартире не четыре вечера в неделю, а все семь. — Я очень рад, медузка. На самом деле я сам хотел поговорить о том, чтобы жить вместе, но было бы тупо, если бы я сказал: «Слушай, давай я к тебе перееду?». И еще тупее, если бы я позвал тебя к себе в съемную однушку. Да уж, в этой квартире еле помещаются диван и собачья лежанка. Арсений не согласен жить в квартире, в которой даже ванны нет — только душевая кабина. А спать на раскладном диване — это вообще пытка, не говоря уже о том, чтобы заниматься на нем сексом. Нет, спасибо, у него поясница не из Фикс Прайса. — Твоя квартира меньше моего шкафа для секс-игрушек. — Здесь проблема не в квартире. Арсений показывает ему средний палец. Не так уж много у него игрушек, к тому же половиной он не пользуется, а выбрасывать жалко. Вибратор — не та вещь, которую можно продать на Авито или пожертвовать приюту. Антон смеется и утыкается лбом ему в плечо, но почти сразу поднимает голову — улыбка смягчается. — Знаешь, я тут перед поездкой думал… — начинает он. — Ух ты. — Заткнись, — легко парирует Антон. — Так вот, я, когда рюкзак перед поездкой собирал, вспоминал, как было в прошлом году… Блин, так странно, что всего год прошел. Такое ощущение, что это было в прошлой жизни… Ладно, неважно, — он отмахивается, — я о другом. В общем, я вспоминал и вдруг подумал, что этого всего могло бы не быть. То есть это же просто стечение обстоятельств, что мы познакомились, поехали сюда, влюбились, сошлись… — Как и всё в нашей жизни? — недоумевает Арсений: понятное дело, это стечение обстоятельств, Антон не открыл Америку — даже Киров не открыл. — Да, но… Представь, что в тот день была бы нормальная погода и твой заказ доставила бы транспортная компания, какой-нибудь другой курьер, с которым бы ты не ругался по телефону и который доставил бы тебе заказ без выебонов. Или что Гудков не пошел к тебе, чтобы позвать… Не помню, куда он там тебя звал, но вот он не пришел. Или пришел позже, сделал паузу на кофе, например, или на посрать… — рассуждает Антон, и Арсения этот поток мысли так умиляет, что он даже не вставляет ремарку о том, что в офисе Саша по-большому не ходит. — Или ты не решился бы мне звонить, или потерял мой номер, или я бы отказался встретиться. Или перед твоим приходом не хлопнул бы полтора литра пива, поэтому послал бы тебя на хрен. — Или после поездки я бы так и не решился с тобой поговорить, — не сдерживается Арсений, потому что он до сих пор ставит этот поступок в один ряд с двенадцатью подвигами Геракла. И вообще, укротить критского быка — это ерунда, вот укротить собственные страхи и комплексы — действительно сложная задача. — Или так, — кивает Антон. — И всё — «нас» бы не было. И эта мысль меня так… — он нервно зачесывает челку — волосы так отросли, что кудряшки копной падают обратно на лоб, — напугала, что ли, что меня аж в холодный пот бросило… — Так уж в холодный пот? — поддразнивает Арсений. — Да, Арс, — серьезно отвечает Антон. — Я как представлю, что этого всего, — он взмахивает рукой, — могло не быть, мне физически хуево становится. — Если бы не было этого, было бы что-нибудь другое. И это моя бы жизнь без тебя была полным дерьмом, потому что я бы точно нашел себе какого-нибудь мудака и страдал бы оттого, какой я несчастный, и так год за годом… А ты бы наверняка нашел себе кого-то хорошего, был бы счастлив. Так что не думаю, что ты многое бы потерял. — Может быть, я бы и нашел кого-то, даже любил бы его или ее, но этот кто-то не был бы тобой. — Антон, елозя задницей по песку, поворачивается к нему всем телом. — И если бы я не знал, что значит быть с тобой, то и не переживал бы об этом, но я же знаю. — С кем-то другим ты бы мог быть еще счастливее и думать точно так же, ты же не знаешь. — Заткнись, а то я тебя покусаю. — Я серьезно: если рассматривать концепт мультивселенной, то… Он не успевает договорить, потому что Антон наклоняется и в самом деле кусает его за плечо, причем так больно, что Арсений отдергивается с громким «ай». — Дурак, что ли? — спрашивает он, потирая плечо. — Больно, между прочим. — Теперь ты станешь оборотнем, как в той игре, и мы каждый месяц после полнолуния будем отскребать со стен ошметки друг друга. Арсений фыркает, представляя себе выходной за такой генеральной уборкой. Сначала он отказывался играть с Антоном в компьютерные игры, потому что считал это пустой тратой времени, а потом как-то незаметно втянулся. В «вечера игр» они даже сексом не занимаются — настолько увлекаются сюжетами. — Я к тому, — продолжает Антон, — что я люблю тебя. Он произносит это так, словно не говорит «я люблю тебя» каждый день, это — не будничное «люблю тебя» перед работой, после секса или в сообщениях, это — особенное «я люблю тебя». «Я благодарен миру за то, что ты есть, и уже не представляю свою жизнь без тебя, ты самый лучший, и я хочу сделать тебя счастливым». — Я тоже тебя люблю, — просто говорит Арсений, надеясь, что Антон всё прочтет между букв. — Знаю, — улыбается тот, — но я иногда думаю, достаточно ли я… Понимаешь, вишенка, я с тобой очень, очень счастлив, и мне бы хотелось, чтобы ты чувствовал то же самое… — Так, так даже не начинай, — тормозит его Арсений — иногда в такие моменты он хочет заткнуть Антону рот, желательно поцелуем, еще лучше — сесть ему на лицо, но это помогает только в половине случаев. — Антон, выбрось из головы эту мысль. Ты не просто «достаточно», ты для меня «слишком»: слишком умный, слишком красивый, слишком интересный, слишком смешной. Я ни разу не думал: «Жаль, что Антон не такой-то». Перестань считать, что я ночами фантазирую о каком-то мистере Грее, это не так. — Ну, наручники тебе нравятся. Здесь и правда совпадает. — Только это. Но никакого секса в туалетах. — А там и не было секса в туалетах. В ванной было, причем это был их второй раз вроде. Там такое, типа, «Я не занимаюсь любовью, я жестко трахаюсь, а, ой, ты девственница? Тогда сегодня я занимаюсь любовью, а уже завтра жестко потрахаюсь». — Подожди, — Арсений поднимает бровь: спустя год отношений Антон всё еще умеет удивлять, — ты что, смотрел? — Хуже: я читал. Но не потому что мне правда нравилось, а для работы. Эти книги же бестселлер, куча женщин после прочтения писали, что они помогли раскрыть им свою сексуальность. Так что я читал, чтобы сделать выводы. — И какие выводы сделал? — Что это пиздец и миру нужно больше хорошей книжной порнухи. — Напиши сам. — Что? — Антон смеется. — Ага, точно, сменю профиль работы. — Я серьезно, Антон. Ты часто мне пишешь всякие истории, которые с тобой случаются, это же почти рассказы. Напиши книгу, у тебя получится. — Арс, да ты чего, книга — это же не сообщение в Телеге о том, как на меня голубь насрал. Я это не умею, и вообще, там много всяких нюансов, корюшка. — Корюшка — это вообще не ласкательное, это просто рыба. — Но звучит мило, а у меня заканчивается фантазия. Знаешь, как сложно каждый день выдумывать эти прозвища? — Не прибедняйся, у тебя отличная фантазия — можно целую книгу написать. И не одну. — Арс, да блин, — смешно фырчит Антон, — никто не будет это читать. — Я буду. Арсений правда будет, даже если Антон напишет фантасмагорический пиздец в стиле «он вошел в нее, они занялись страстным сексом, а через пять минут он скончался». Возможно, в процессе чтения Арсений ослепнет вследствие вставленного в глаза миксера, но он всё равно прочтет. — Ладно, Арс, — посмеивается Антон, — я подумаю об этом. Будешь каждый вечер засыпать под стук клавиатуры… Арсений постепенно осознаёт, что два месяца нервотрепки окончены: они действительно съезжаются. Впереди их ждет перевоз вещей, а потом — совместные завтраки бутербродами, «я дома» по возвращении, вечера за играми и просмотрами глупых фильмов, а еще ночи, наполненные неспешным нежным сексом. Ладно, может быть, не прямо наполненные и не таким уж неспешным, но минут на двадцать их точно хватает. С веранды им кричат, что пора ужинать, совсем как детям, которые гуляют во дворе. Антон, не отставая, по-детски складывает руки рупором и кричит: «Мы съезжаемся!» — раздаются нестройные хлопки и поздравительное улюлюканье. Арсений смотрит на линию горизонта, из-за севшего солнца похожую на световую ленту, и думает о том, что его жизнь, конечно, не фильм — она гораздо, гораздо лучше.