Хьюго или Новое происшествие в Проклятой Галерее.

*** В полузабытьи я сидел, уставившись в стену и наблюдал образы, услужливо предлагаемые мне для рисунка. Образ мужчины, сидящего за столом, сосредоточенно что-то чертящего на листе бумаги. И маленькой девочки с роем светлых волос, безмолвно стоящей у него за спиной. Девчушка выглядывала из-за его плеча, чтобы рассмотреть рисунок. Смотрела она с нескрываемым восхищением, полная радости и обожания. А лёгкие штрихи на бумаге перед мужчиной напоминали силуэт ребёнка. Вот добавилась линия для волос, для платьица. Конечно, он рисовал портрет девочки. А этой самой девочкой была Мэри. Я видел эта картину уже прорисованной до мельчайших деталей, но... Мне не хотелось её рисовать. Она не была моей. Видимо, что-то внутри меня взбунтовалось, подкрепленное едва заметным проблеском свободы, и теперь не хотело уступать. Образ висел перед моими глазами, пока не сменился другим. Девочка Мэри вдохновенно играла теперь двумя куклами. Куклой-девочкой и куклой-мальчиком. Причём, как уже можно было догадаться, кукла-девочка была одета в белую рубашечку и красную юбочку, а кукла-мальчик в потрепанный синеватый плащ. Я снова никак не отреагировал. Это изображение провисело также достаточно долго. После неё на стене внезапно вырисовалась другая картина. На ней была грустная Мэри, уткнувшаяся в угол и сосредоточенно вертящая в своих руках ножницы. Эта картина провисела в воздухе совсем недолго, как немой вопрос. Потом исчезла. На этом сегодняшний поток картин кончился. — Если ты хочешь со мной поговорить, — сказал я в пустоту, — то просто сделай это. После чего ещё немного посидел, полюбовался на свое последнее творение, мечтательно наслаждаясь каждой линией, каждой капелькой света, а, главное, самими героями своего маленького "этюда". Заряжаясь их спокойствием. Светом, теплом и чистотой духа, которую они изучали. Потом посмотрел на свой "оберег" в виде погребенного в розах. На его бледное лицо. После чего забрался на кровать и решил таки позволить себе заснуть. *** Во сне я почему-то увидел свое собственное детство. Родителей, оставлявших меня часами сидеть одного. Свое одиночество, которое я разбавлял, изрисовывая все, что попадалось под руку. — Хьюго, ты, верно, хочешь быть художником? — умилялась мать. Я только кивал, а в голове уже обдумывал следующую картинку. На самом деле корень моих художеств действительно лежал в этих воспоминаниях, но... Не совсем здесь. Да, мне нравилось рисовать. Но не поэтому я хотел стать художником. Способ выражения своих чувств через рисунок и погружения себя в любого рода общение с бумагой становился для моего одинокого маленького существа спасительной нишей в основном из тех соображений, что полностью лишал меня потребности выражать эти эмоции перед кем бы то ни было другим. Я молча передавал их бумаге. Молча брал от неё. И, вуаля, мне никто не был нужен. Я был уверен, что став художником, никогда не буду больше страдать от одиночества, на долгие часы которого меня обрекали с самого детства. Впрочем, мою философию, можно было заметить и раньше. Я ни от кого не скрывал свое полностью отсутствующее влечение к роду людскому. Во сне маленький я снова сидел за столом, рисовал свои детские картинки, когда... — Хьюго, ты же хотел стать художником. Почему ты отказался рисовать? Вначале я не понял, что это за голос и откуда он раздаётся вообще. Он шёл отовсюду и ниоткуда. А, скорее всего, звучал просто внутри моей головы. — Хьюго... Ведь это твоя мечта... Почему? — Я хочу рисовать свои картины. Которые вижу сам. Молчание. — Хьюго, но ведь ты и видел их сам. — Нет. Те образы были посланы мне кем-то другим. Возможно, тобой? Молчание. — Но ведь... — Кто ты? — я оторвался от бумаги и сосредоточенно всматривался в пустоту вокруг. — Ты Мэри? Тишина. — Почему ты не хочешь говорить напрямую? Я столько раз уже видел тебя... Мы почти родные люди. Молчание. Потом осторожный голос. — Я не вполне понимаю, что значит родные люди... — Ты сирота? — У меня был "отец"... Но он никогда не понимал меня. Я помолчал. Подпер голову рукой. — Я стал рисовать, чтобы как можно меньше общаться с людьми. — Мой отец, он тоже рисовал... — Твой отец Гуэртена? Тогда понятно, почему он тебя рисовал. — Не совсем. — лёгкий нервный смешок. — Он только в каком-то смысле мне "отец". — Что это значит? Молчание. После паузы она продолжила: — Мне всегда было интересно, как люди живут в семье. В хорошей семье, где родители любят своего ребёнка. — Мои только частично любили меня. Большую часть времени я был им лишней проблемой. Пауза. — Мой "отец" любил меня. Больше всего на свете любил. Но никогда не понимал. Вряд ли ты это поймёшь... Я пожал плечами. — Гиперопека? Она посмеялась. — Возможно, но не только. Он дал бы мне весь мир, если бы мог. Но он не мог... Слушай, Хьюго. Не переставай рисовать мои картины, пожалуйста. Мне это очень важно... Я с таким трудом тебя нашла... — Тогда почему в ответ на твои картины я получаю лающих синих гоблинов? Они чуть не убили меня. — Они не гоблины! — в голосе гнев и отчаяние, которые сразу были насильно приведены в норму. — Они забытые игрушки, выброшенные хозяевами. Я подбираю все забытое и потерянное... Они страдали, поэтому они такие. — Я не вполне понимаю, о чем ты говоришь. Ты живёшь в каком-то другом мире? Кто ты? — Я Мэри. — Но кто ты? Молчание. После паузы: — Хьюго, пожалуйста, не переставай рисовать то, что я прошу... Это намного важнее, чем ты можешь себе представить... — Почему? — Я не могу тебе объяснить... — чьи-то руки внезапно обняли меня за плечи. Кто-то стоял за моей спиной. Кто-то не вполне материальный. — Но, пожалуйста-пожалуйста... Я так тебя люблю... Кроме тебя никто не может мне помочь. На этом наш небольшой разговор подошёл к концу, и сон закончился. *** Кто такая эта девочка Мэри? На утро я решил основательно прочесать интернет на предмет биографии Гуэртены. Но в том, что я нашёл, не было никакой информации о ребенке. Судя по всему, Гуэртена был довольно популярен у женщин, но они приносили ему одни несчастья. Именно похотливым дамам была посвящена линейка "вампирских" его картин: "Женщина в красном", "Женщина в синем", "Женщина в зелёном" и остальные такие же "женщины". Он нарисовал "Мэри" незадолго до своего исчезновения. Нигде ничего не сказано про реальный прообраз "Мэри", и был ли он вообще. Исчезновение. Я и раньше слышал, что Гуэртена плохо закончил, но "Эй, Мэри, что там случилось с твоим отцом?". Лишённый этим утром "своих" образов, я немного порисовал предложенные вчера Мэри картины. Просто потому что сидеть без дела было бы куда невыносимее. Я нарисовал её, стоящей за спиной "отца", рисующего очередное свое творение. Особенного восхищения картина у меня не вызвала, скорее стала причиной новой волны душевной усталости. Оторвав кусочек листа из своего вечного блокнота, я написал на нем: "Мэри, что случилось с твоим отцом?", не особенно надеясь на ответ. Посидел, рассматривая новую свою картину, которая все меньше вызывала эмоций. После чего ушёл прогуляться к прошлому своему месту на набережной.