Кистью написано "Я тебя люблю"

День близился к своему завершению. Огненные солнечные лучи освещали комнату. Служанка уже минут с семь приготовила ужин на двоих, но попытки оторвать хозяйку от дел было равносильно тому, чтобы лечь под поезд. Однажды она осмелилась позвать Денисьеву отвлечься от полотна и приступить к обеду, но закончилась безобидная забота только раздраженным повышенным тоном. Одному только Руневскому было дозволено отнимать девушку у масляных красок и то не всегда. В первый раз проявленной дерзости кисть нанесла удар по щеке мерзавца, мало того, Надя ещё прикрикнула! Более глубокой психологической травмы его превосходительство не получал, разве что только почти в прошлой жизни, на войне с Наполеоном. Сейчас он лишь любовался из-за угла, наблюдая, как тонкая рука наносит мазок за мазком, точно добавляя глубину изображению. —Саша, так только собаки высматривают добычу, зная, что их ждёт тапок. —Не отрывая взгляда от холста, наконец произнесла девушка. —Но всё равно покорно ждут и надеятся на жалость судьбы. — закончил за неё Руневский и наконец вошёл в лазурную комнату, обставленную вазами, которые, кажется, тоже иногда служили своей хозяйке полотном. Они были писаны в одном стиле, в том же, что и картины, висевшие в спальне. В начале их отношений вампир всячески пытался угодить Денисьевой дорогими подарками, подчеркивающими красоту и характер девушки, но все эти подарки меркли. Она никогда не гналась за тем, что доступно лишь глазу. Не думала о чужом мнении, сбегая в сотый раз через окно или выпрыгивая от настырного ухажера из кареты. То, по началу, пугало Руневского, но он пришёл к выводу, что лёжа в больничной койке, которая за периоды побегов стала совсем родной Надежде, она никуда не сбежит. Её пылающая душа была красивой и искренней, очаровывающей с каждой выходкой всё сильнее. Он прошёл в комнату ближе к холсту, а на нём был написан он сам. Обомлевший от неожиданности и наполняющего сердце счастья, Александр глубоко вдохнул аромат масляных красок, к его груди припала девушка. На портрете красовался мужчина, обласканный солнечными лучами по всем изгибам худощавого тела. Надя ценила художественность своего мужчины всякий раз, когда они оставались наедине. Раньше Руневский сам себе признаться стыдился, как его смущали комплименты своей дамы, но сейчас... Когда позади его обнажённых плеч колыхались волны, а глаза переливались изумрудом, губы через картину выдыхали счастье... И лазурный... Кажется, что любимый цвет таился в душе Денисьевой, а в нём тонул он. Её единственный возлюбленный. Она никогда не рисовала своих мужчин, никто просто не был достоин, никто не понимал её, не хотел. А Александр понимал. После всех отказов на приглашения на балы, что в высшем свете посчитали бы зазнайством и хамством с её стороны, понимал. Любая девушка отдала бы свою душу Дьяволу за один вальс с Руневским, но любая и не нужна. После всех ночей проведённых рядом с больничной койкой, всех нежных касаний, источающие шёпот сквозь сомкнутые губы. Она одной картиной сказала то, что никогда не произносила вслух. я тебя люблю