Сильный, резкий стук в дверь твоей квартиры был бы нежелательным в любой другой вечер.
Действительно, в любой другой вечер ты была бы более чем раздражена таким грубым нарушением твоего распорядка дня, который фактически состоял из знакомства с любой бутылкой вина, которая у тебя случайно завалялась, и запойного просмотра чего-то из рекомендаций Netflix.
Но не сегодня.
Нет, сегодня вечером ты ждешь этого.
Ухмылка, в которой ты расплываешься, беспомощна. Ты встаешь с дивана, осознав срочность, скрывающуюся за стуком, и быстро стаскиваешь трусики с ног, отбрасывая их на диван. Нет смысла обмениваться любезностями.
В конце концов, он здесь только для одного.
И он пришел вовремя.
Ты подходишь к двери, отцепляешь защелку и открываешь ее, внутри тебя бушует головокружительное возбуждение.
– У меня есть тридцать минут.
Минхо все еще одет в свое рабочую униформу; его роскошь просто кричит о том, что его можно трахнуть. И это тоже хорошо. Темно-красная шелковая рубашка восхитительно облегает его грудь и плечи, кожаные брюки подчеркивают его крупные бедра и икры. Образ завершается черным чокером на его шее. Если бы у вас не было так мало времени, ты бы оценила по достоинству его внешний вид, но Минхо не нуждается в заверениях.
Ты мысленно готовишься, когда он входит в твою квартиру, небрежно хлопнув дверью. Вздох срывается с твоих губ, когда ты оказываешься прижата к двери, хотя ты быстро растворяешься в ощущении его рук повсюду; задирающих твою слишком большую рубашку, безумно желающих контакта. Мягкие губы покусывают и посасывают изгиб твоей шеи, ты запускаешь пальцы в его серебристые локоны, выгибаясь навстречу для большего.
Минхо напевает, его исключительное желание трахаться сквозит в том, как он прикасается к тебе, цепляется за тебя, нуждается в тебе.
Он отстраняется всего на мгновение, румянец выступает на его четко очерченных скулах. Блеск плотского желания горит в его кошачьих глазах, когда его губы выжидающе приоткрываются, и он наклоняется. Твоя грудь сжимается, ты быстро прикладываешь предупреждающий палец к его мягким губам.
– Ты знаешь правило, – шепчешь ты, мягко напоминая ему о своем единственном, простом запрете.
Ты готова позволить этому мужчине делать с тобой немыслимые вещи, и уже несколько месяцев вы этим и занимаетесь.
Но поцелуи?
Нет.
Это всегда не обсуждалось. Как сильно бы ты не была способна контролировать чувства своего тела, когда дело касается Минхо, ты знаешь, что не имеешь такого же влияния на свое сердце. Поцелуй – это интимно. Это что-то на любовном. Это признак чего-то большего, чем просто физическое влечение, и если ты позволишь этому случиться с Минхо, то, несомненно, придашь вашему соглашению не менее интимный оттенок.
Ни один из вас не ищет близости. Вы ищете освобождения, и вы нашли его друг в друге.
Так что лучше всего все упростить.
Минхо тихо стонет, без сомнения, раздраженный и немного разочарованный твоим продолжающимся запретом, но ты знаешь, что он может справиться с этим.
– Повернись.
Его требование является альтернативой жалобе, которую ты слышала от него сотни раз, и ты выполняешь их как можно лучше, облокотив руки на дверь и прижавшись лицом к дереву. Ты сдерживаешь стон, когда он с отработанной легкостью раздвигает твои ноги, твои бедра расслабляются, чтобы прогнуться для него. Ты слышишь звук расстегивающейся молнии и нежный звон ослабевающего ремня, и ты буквально трепещешь от предвкушения.
Длинные пальцы обхватывают твою шею, немного сжимая. Он знает, что тебе нравится чувствовать себя немного чертовски беспомощной в его руках.
Его толстый, гладкий член проникает в промежуток между твоими бедрами сзади, задыхаясь ты мяукаешь, когда Минхо продолжает сжимать твою шею. Он дразнит тебя, доводит до состояния влажности, которое ему не нужно ни по какой физической причине, а просто чтобы на самом деле ты была мокрой и рвалась уйти в ту же секунду, как он постучал в твою дверь. Он это знает.
Но Минхо живет ради этого. Погоня. Острые ощущения. Осознание того, что кто-то так чертовски отчаянно нуждается в нем, что заплатит безумные суммы денег, только чтобы заполучить его, и даже тогда они никогда по-настоящему этого не сделают, потому что Минхо совершенно недосягаем.
Но не для тебя.
Когда-то давно ты проводила часы, задаваясь вопросом, почему он решил трахаться с тобой бесплатно. В этом не было никакого смысла, учитывая его склонность к деньгам и высококлассному образу жизни. Он сказал тебе, что это потому, что с тобой он мог по-настоящему наслаждаться жизнью. Для его клиентов это всегда была просто работа.
В конечном счете, ты приучила себя не слишком много думать об этом. Делать это было дурацкой формой мазохизма, а ты таковой не являешься.
– Ты такая чертовски нуждающаяся, – шипит он тебе на ухо, вызывая у тебя хныканье. Ты выгибаешь спину, прижимаясь к нему, подталкивая, уговаривая, в полном согласии с тем, что да, ты чертовски нуждаешься в нем.
Ты чувствуешь, как входя, член нежно растягивает тебя, напряжение тает в твоих конечностях, когда он оказывается в тебе по основание, замирая на мгновение с прерывистым дыханием у твоего уха. Его хватка на твоем горле сжимается до бесконечности, твои глаза закатываются, когда он одновременно делает ответный толчок, в результате чего твой жалобный стон прерывается из-за нехватки кислорода и слишком сильного удовольствия.
Сквозь стиснутые зубы от него доносятся следующие стоны, он томно трахает тебя, каждое движение усиливается от его настойчивости. Ты прижата вплотную к входной двери, щека касается крашеного дерева, твое дыхание согревает поверхность, когда он трется о нее.
– Черт возьми, да, – самозабвенно восклицаешь ты, Минхо поднимает твою ногу за изгиб колена, позволяя себе лучший, более глубокий угол.
Ритмичные удары его инерции доводят вас двоих до взаимных стонов желания, ты можешь только представить, как, должно быть, выглядит Минхо, и если бы не ограничивающая хватка, которую он сжимает на твоем горле, ты бы рискнула оглянуться через плечо просто ради удовольствия увидеть его.
Твое дыхание начинает гореть на вдохе, твои выдохи содрогаются от наслаждения, когда Минхо продолжает трахать тебя, прижимая к двери с такой небрежностью, что ты задаешься вопросом, сможешь ли ты кончить на этот раз.
– Черт возьми, — слышишь, как он ругается, его хватка ослабевает.
Похоже, что нет.
– Ты близко? – хрипишь ты, сжимаясь вокруг него с мыслью, что это ты приводишь его в это состояние освобождения.
Ты этого не видишь, но Минхо отчаянно кивает, резко вытаскивая из тебя свой скользкий член и беря его в руку.
– На колени, ангел.
Ангел. Это ласкательное прозвище, которое он использовал для тебя в течение многих лет, хотя оно приобрело несколько иной смысл, когда начался секс. Раньше это заставляло тебя закатывать глаза.
Сейчас это поднимает тебе настроение.
Ты быстро подчиняешься, переполняясь восторгом, видя, как его толстый член пульсирует в его ладони. Опускаясь перед ним на колени, ты позволяешь своей челюсти отвиснуть и высовываешь язык, хлопая на него густыми ресницами, играя на извращенности, о которой, как он думает, ты не знаешь. Он заикается при виде тебя, гладит себя и сжимает свой пульсирующий член раз, два, потом еще. Брови плотно сдвинуты, кончики его ушей окрашены в алый цвет, губы искусаны и в синяках, он жестко кончает со стоном, который звучит как твое имя, струи его сливочного оргазма падают на твой ожидающий язык, теплые и соленые. Капли стекают с его широкой, раскрасневшейся головки; ты быстро проводишь по нему испачканным языком, чтобы собрать каждую каплю.
Зрачки Минхо расширяются, его глаза темнеют, пока он наблюдает за тобой с таким выражением, к которому ты не уверена, что когда-нибудь привыкнешь, его широкая грудь вздымается, чтобы перевести дыхание.
– Боже… Мне это было нужно, – он проводит чистой рукой по волосам, чтобы убрать пряди с глаз, заправляет одежду и застегивает ширинку.
Встав слегка опираясь на стену, ты нахально подмигиваешь ему, проходя мимо и направляясь на кухню. Бумажные полотенца помогают убрать следы спермы с подбородка и губ; ты брызгаешь прохладной водой на неприятный налет, который она оставляет после себя.
– Плохой день? – ты задаешь в ответ вопрос.
– Просто загружен. Сегодня вечером у нас вечеринка из трех человек, а после нее еще две.
– Звучит весело, – размышляешь ты, хотя на самом деле это не так.
Ты наливаешь себе стакан воды, наслаждаясь освежающей прохладой, которая стекает по горлу и смывает остатки Минхо.
– Кстати, мне нравится... – Ты улыбаешься, ущипнув его за свободный материал шелковой рубашки на животе, когда приземляешься рядом с ним на диван.
Он закатывает глаза, на его лице ясно читается презрение.
– Не моя идея, – ворчит он.
– Чан?
Минхо кивает, пристально глядя на себя сверху вниз, неохотно разглаживая шелк под пальцами.
Конечно, ты думаешь про себя, забавляясь.
– Он думает, что это пойдет на пользу клиентам. Поддерживать "джентльменский" имидж, – насмехается он, изображая пальцами кавычки.
– В самом деле? Я больше чувствую романтические флюиды восьмидесятых, чем ухаживания джентльмена.
– О, Боже, – Минхо съеживается от смеха.
– Я шучу, – ты игриво подталкиваешь его локтем. – Я имею в виду, он не совсем неправ. Но тебе действительно идет.
– Не льсти мне, Т/И. Я не вижу, какая в этом разница. Одежда, которую мы носим, ни хрена не значит, клиенты хотят только одного, и они получат это, пока у них есть деньги. Так зачем же прилагать все эти усилия? Как будто мы чертовы пони на выставке.
Ты знаешь, что работа Минхо связана с двумя его самыми большими страстями в жизни: танцами и сексом.
С того дня, как вы познакомились с Минхо, было ясно, что он рожден для танца, что ему суждена жизнь на сцене под светом софитов в мире развлечений. Ты знаешь, что он самый популярный артист в клубе, в котором он работает, и что у него есть список ожидания для тех, кто желает встретиться с ним, который длится месяцами.
Минхо любит острые ощущения. Зрелищность, величие и причудливость всего этого. В этом нет ничего нового. Он также преуспевает в том, чтобы быть объектом вожделения для любого, кто пересекается с ним, и это тоже не новость. Минхо – шлюха, привлекающая внимание, и он открыто признает это. Это одна из причин, почему ты его так обожаешь – он никогда не извинялся за то, кто он есть.
Даже несмотря на твои протесты, когда он только начал работать в этом месте, он продолжал ее выполнять. По правде говоря, именно он убедил тебя, что это его призвание. Что он никогда не хотел заниматься ничем другим и никогда не найдет другой подобной возможности. Сколько рабочих мест в мире сочетают в себе две такие провокационные вещи? Не так уж много, это уж точно.
Так что слышать, как он говорит вот так – подавленно и раздраженно – особенно о своей работе, это нечто совершенно незнакомое.
– Все в порядке? – ты спрашиваешь. – Знаешь, ты можешь поговорить со мной…
Минхо резко поднимает к тебе руку, резко обрывая тебя.
– Нет. Мы этого не делаем, – он качает головой.
Ты же знаешь, что вы не делаете этого. Разговоры запрещены. Но может ли это действительно навредить, если просто…
– Я должен бежать. Позвоню тебе позже?
– Конечно.
Тебе ничего не остается, как смотреть, как он направляется к двери, и не удивляться, когда он даже не оглядывается на тебя. Он просто уходит.
Несмотря на то, что ваше соглашение с Минхо носит строго деловой характер, ты все равно считаешь его другом. Тот самый, которым ты обзавелась в солнечные студенческие дни, когда все казалось намного проще. Когда ты не чувствовала необходимости подвергать сомнению твою заботу о нем, потому что она никуда не делась. Тебя беспокоит, когда он кажется напряженным или переутомленным, а сегодня вечером он был именно таким.
Ты выражаешь свое раздражение глубоким вздохом, проводишь руками по волосам, откидываешься на спинку дивана и съеживаешься от хруста суставов.
Некоторое время назад ты смирилась с тем, что дела Минхо – это не твое дело. Что несмотря на то, что в его жизни секса больше, чем может выдержать обычный человек, в конце концов он всегда придет к тебе, потому что по какой-то причине он все еще считает, что ты единственная, кто способен доставить ему настоящее удовлетворение.
Ты единственная, кто способен по-настоящему удовлетворить его свирепый аппетит.
Итак, независимо от твоих забот или тревог, ты напоминаешь себе, что просто должна верить в то, что Минхо знает, что делает, как он всегда настаивал.
Ты будешь рядом с ним, когда он будет нуждаться в тебе – это единственный способ, по которому ты знаешь, как вести себя в такие дни.
***
Ты не из тех, кто хвастается, но, черт возьми, ты хорошо приготовилась к ночи.
Ты позволяешь себе почувствовать теплое покалывание самодовольного удовлетворения, когда смотришь на себя в зеркало, довольная своими усилиями и еще более довольная результатами.
Разглаживая черное платье на теле, ты поправляешь несколько выбившихся прядей волос, подкручивая их до тех пор, пока они не будут выглядеть так, как будто ты их вообще не подкручивала. Выбранная тобой темно-малиновая помада подчеркивает твои надутые губы, придавая им дополнительную ширину, о существовании которой ты даже не подозревала.
Писк мобильника привлекает твое внимание, а имя абонента вызывает у тебя улыбку, когда ты отвечаете на звонок.
– Привет, Джи, как дела?
– Привет, малышка! Ты готова к сегодняшнему вечеру?
Она уже звучит так взволнованно, и это правильно. Джина ждала этой ночи неделями, разглагольствуя и бредя о том, что это будет лучшее, что у тебя когда-либо было.
– Я та-а-ак готова, – смеешься ты.
– Ты надела то платье?
– Чертовски верно, я надела то платье.
Джина свистит сквозь зубы, посылая помехи в телефон.
– Ты понимаешь, что уровень того, насколько ты горяча, причиняет мне физическую боль, верно? – жалуется она. – В любом случае, я просто позвонила, чтобы сказать тебе, что я в пути, примерно в пятнадцати минутах езды. Ты можешь вызвать такси от твоего дома?
– Мы не на тебе?
– Черт возьми, нет, я не за рулем. Как я должен буду приютить всю ту водку, если я за рулем? Я просто оставлю свою машину у тебя и заберу ее утром или позже.
– Отличный план, – пожимаешь ты плечами.
– Итак, такси?
– Верно. Я сейчас закажу.
– Супер. Надеюсь, на тебе хорошие трусики, сегодняшний вечер будет сумасшедшим! – кричит она.
Разговор заканчивается относительным смехом и парой преувеличенных поцелуев, ты быстро вызываешь такси и собираешься с силами.
Волнение бурлит у тебя в животе, легкое беспокойство при мысли о неизвестном возбуждает твои нервы, становится немного труднее дышать. Тебе это нужно, ты знаешь, что нужно. Джина – это настоящий сумбур, но она ничто, если не верна своему слову.
Когда она говорит, что ты хорошо проведешь время, она имеет в виду именно это, а не что-то еще.
Ты просто надеешься, что это будет не слишком.
***
– Итак, куда, ты сказала, мы направляемся?
Ты спрашиваешь Джину на последнем издыхании, благодаря глотку, который ты сделала из ее фляжки с водкой. Она забирает ее у тебя, пряча в свой кремовый клатч.
– Я не говорила, – она качает головой. – Это сюрприз. Но тебе понравится это место, поверь мне. Это самый популярный клуб в городе, о нем ходят дикие слухи.
Послевкусие водки щиплет горло, хотя и оставляет после себя приятное тепло, когда ты смотришь в окно такси на темноту города, плывущую мимо в оттенках красного, зеленого и белого. Ты в центре города, это, по крайней мере, можно разглядеть сквозь мелькающие уличные фонари. Неофициально люди называют эту часть города районом красных фонарей, известным своими захудалыми клубами и вечерними работниками. Хотя это было несколько лет назад; ты не уверена, что его репутация все еще так запятнана.
– Мы идем в стриптиз-клуб? – ты делаешь ставки, полагая, что Джина поправит тебя, если ты ошибешься.
И она это делает.
– О, нет, милая. Это место намного круче, – смеется она, поднося фляжку к накрашенным губам.
Ты признаешься, что заинтригована. Не то, чтобы ты была против стриптиза или чего-то в этом роде, но да, твои надежды были немного выше, чем заурядное детское масло для тела и металлические стринги. Может быть, Джина вот-вот раскроет секрет.
Такси медленно ползет к обочине рядом со входом в темный переулок. Ошеломленная, когда Джина распахивает дверь и вылезает из машины, ты следуешь ее примеру, благодаришь водителя и вручаешь ему деньги за проезд. Твое платье требует, чтобы его поправили, когда ты выходишь, каблуки на ногах не обеспечивают устойчивости, поскольку ты опасно покачиваешься на них.
Оглядываясь вокруг на улицу и переулок, ты испытываешь чувство чего-то знакомого. Закрытый магазин грампластинок в нескольких ярдах дальше по улице, ирландский бар рядом с ним, освещенный неоново-зеленым светом и гремящий изнутри гитарной музыкой. Пекарня и кафе соседствуют на другом конце улицы; оба закрыты в этот час, но их вывески выполнены в форме хлебных батонов и кофейных чашек соответственно.
Ты уверена, что никогда здесь не была, но все равно знаешь, что кофе в кафе с вывеской «Bread loaf» потрясающий, и что ирландский бар, который открыт круглосуточно, не ценит пьяных ирландских импрессионистов.
Кто-нибудь рассказывал тебе о них раньше?
– Пошли, давай! – Визг Джины возвращает тебя к реальности, она берет тебя под руку, принимая на себя инициативу.
Вы вдвоем топаете по мощеной булыжником аллее в темноту, которая быстро рассеивается тусклым флуоресцентным уличным фонарем, прячущимся среди ряда мусорных контейнеров. Прохладный ночной воздух лижет ваши плечи, вызывая у вас дрожь, хотя это приятно компенсируется ощущением водки в ваших венах.
Несколько шагов спустя, и по указанию пальца Джины ты видишь тихо гудящую неоновую вывеску над большой металлической дверью, освещенную глубоким оттенком зловещего малинового.
Там написано: «Верх блаженства».
Дерьмо.
Ты действительно знаешь это место.
– Э-э, Джи? Ты уверена, что это то самое место? – спрашиваешь ты, и узел в твоем животе затягивается.
– Я уверена на все 100, 150 процентов! – сияет она, ускоряя оставшуюся часть пути.
Твой разум лихорадочно работает, ты задаешься вопросом, есть ли сейчас какое-нибудь оправдание, которое ты можешь придумать, чтобы она поверила.
Я плохо себя чувствую.
Моя собака только что умерла.
Я думаю, у меня сердечный приступ.
– Разве мы больше никуда не можем пойти? – вместо всплывших в голове ты останавливаешься на этом варианте.
Джина просто смотрит на тебя, неодобрительно надувая губы.
– Пожалуйста, не говори мне, что ты струсила из-за этого.
– Я… Я просто думаю...
– Нет! – обрывает она тебя, отказываясь слушать тебя еще секунду. – Нам больше некуда пойти, все остальные клубы в городе закрыты. На самом деле, я думаю, что все они сгорели прошлой ночью в результате череды трагических, но ужасно удобных для плана Джины несчастных случаев.
Твой желудок сжимается, и волнение, должно быть, написано на твоем лице. Джина редко пропускает уловку, когда дело касается тебя.
– Доверься мне, – смягчается она. – Как только мы окажемся там, ты не захочешь уходить. Это просто нервы.
Ты и половины не знаешь, Джи.
С нежной улыбкой и кивком она поворачивается к металлической двери и дважды стучит. Сотрясение гофрированного металла эхом раздается в пространстве, в центре открывается небольшое окошко. Пара глаз скользит по Джине, затем по тебе, прежде чем грубый голос с другой стороны произносит: «Пароль».
Джина буквально подпрыгивает от возбуждения, едва сдерживаясь.
– Котенок! – хлопает она в ладоши. – Пароль – котенок!
Глаза моргают и исчезают, окошко захлопывается. Проходит мгновение, прежде чем скрежещущий звук сдвигающегося металла заставляет вас вздрогнуть, и большая дверь открывается. Джина хватает тебя за запястье, явно не желая давать тебе еще один шанс передумать.
– Вниз по лестнице. Затем поверните направо, – инструктирует мужчина в костюме, когда вы проходите мимо него.
Ты чувствуешь, что идешь к виселице, когда вы спускаетесь по тускло освещенной лестнице в зал, ковер под вашими ногами заглушает стук каблуков. Глухой хлопок закрывающейся за вами металлической двери никак не успокаивает твои нервы, и ты полагаешь, что уже слишком поздно поджимать хвост и убегать.
– Ты это слышала? – Джина фонтанирует, не обращая внимания на твое бедственное положение. – Это место использует гребаные кодовые слова.
– В смысле? – ты нервно потакаешь ей.
– Они дают его тебе, когда ты бронируешь, и говорят, чтобы ты использовал его у двери. Я вроде как думала, что это чушь собачья, когда бронировала места, типа, просто чтобы тебя раскрутить или что-то в этом роде, но, черт возьми, они явно настроены серьезно. Это так волнующе!
Ты не уверена, что это то слово, которое ты бы использовала.
Приближаясь к концу лестницы, Джина ведет тебя к правому повороту в соответствии с инструкциями, только для того, чтобы вы вошли в тяжелый красный бархатный занавес. Слабое ощущение басов от электронной танцевальной музыки отдает пульсацией, заставляя твое сердце биться в таком же неустойчивом ритме.
Джина поворачивается к тебе, ее глаза полны возбуждения, когда она отпускает твое запястье, чтобы отодвинуть занавеску обеими руками.
И вы вступаете в другой мир.
Верх блаженства – это, несомненно, клуб, с этим фактом не поспоришь. Вы просто никогда в жизни не видели ничего подобного.
Атмосфера сразу напоминает джентльменский клуб сороковых годов, она опьяняет. Красные бархатные стулья спрятаны под черными мраморными столами, которые расставлены асимметрично. Вокруг них установлены мягкие на вид черные панели, обеспечивающие посетителям уединение. Вдоль задней стены расположен элегантный бар из стали и стекла, в котором с гордостью представлены коллекции различных марочных ликеров, выдержанных вин и иностранного виски. Комната освещена тонкими разноцветными точечными светильниками на потолке, которые излучают оттенки розового, фиолетового и нежно-голубого, а большие и яркие лампы освещают, в частности, самую интригующую вещь в комнате.
Ты насчитываешь восемь подиумов, каждый из которых ответвляется от главной сцены, которая в настоящее время скрыта от посторонних глаз большим количеством красных занавесок. Подиумы достаточно широки, чтобы вместить, возможно, одного человека, и ясно, что их назначение различно, поскольку на некоторых из них установлены длинные прочные металлические стойки, которые тянутся от пола до потолка, в то время как на других просто стоит одно плюшевое кресло, задрапированное темно-малиновыми покрывалами.
Ты чувствуешь, как горло пересыхает от страха и неуверенности, приправленных чем-то похожим на возбуждение, но, конечно же, этого не может быть. Резкий запах алкоголя щиплет тебя за нос, а также что-то еще, что несет в себе оттенки нежной ванили. Это дико запутанное, но пьянящее сочетание, которое только усиливает присущую заведению эротическую атмосферу. Кожу покалывает, и ты даже не понимаешь почему, хотя тебе кажется, что ты достаточно хорошо понимаешь причину популярности этого места.
И все же, независимо от успокаивающих намерений, ты не можешь избавиться от ощущения, что кто-то будет непостижимо зол на тебя за то, что ты здесь.
– Джина, я действительно думаю, что мы должны...
В этот момент к вам подходит пожилой джентльмен в элегантном черном смокинге, грациозно кланяясь в знак приветствия.
Слишком поздно уходить сейчас.
Ты это знаешь.
– Добро пожаловать в Верх блаженства, дамы, – объявляет он. – Пожалуйста, пройдите прямо сюда.
