Unrequited

– Добро пожаловать в «Верх блаженства», дамы. Пожалуйста, проходите сюда. Готовность, с которой Джина следует за джентльменом в костюме, почти вызывает беспокойство, как и маниакальная улыбка, которой она одаривает тебя. Сердце грохочет в груди, ты двигаешься вместе с ними все дальше в зал. На первый взгляд заведение казалось почти пустым, но, пройдя дальше, ты видишь сидящих посетителей; мужчины и женщины, склонившиеся над напитками, ведут приглушенный разговор. Есть группы, пары, один или два человека, сидящие в одиночестве, но все они, похоже, испытывают одинаковые приступы напряжения, примостившись на краешках своих мест и бросая выжидательные взгляды на скрытую сцену. Вас сопровождают через зал, петляя между столами и стульями, также стараясь не потревожить других посетителей. Твои же шаги в лучшем случае мягки, а покачивание на каблуках делает тебя еще более нестабильной. Стол, за который вы в конечном итоге садитесь, расположен по центру; вид на сцену не имеет себе равных. Когда вы обе занимаете места в ложе, тебя поражает, что несмотря на то, что вы достаточно близко к другим, чувствуете себя полностью скрытым. Завернутые в пузырь приватности, как будто все, что должно произойти на этой сцене, предназначено исключительно для вас. Рассеянно ты проводишь рукой по черной панели, окружающей стол, и с удивлением обнаруживаешь, что она мягкая на ощупь. – Еще раз ваше слово, мадам? – Джентльмен спрашивает Джину, наклоняясь к ней с осторожностью. – Котенок, – отвечает она, поднося ладони ко рту, чтобы изобразить подобную осмотрительность, но с треском проваливается. С изящным поклоном и понимающим кивком он отступает от стола. – Представление скоро начнется, дамы. Меня зовут Батлер, и я метрдотель «Верха блаженства». Я распоряжусь, чтобы вам немедленно принесли напитки. Для меня большая честь присматривать за вами сегодня вечером”. Щепотка беспокойства пробегает по твоим плечам и шее, ледяное предчувствие, которое ты носила с собой с тех пор, как вы вошли в заведение, тяжелым грузом оседает в животе. Даже когда Батлер уходит с очередным грациозным поклоном и натренированной улыбкой, в твоих мыслях царит неразбериха. – Представление...? – это единственное, что тебе удается выделить. Джина озорно поднимает брови, но ее ликование далеко не заразительно. – И почему они продолжают спрашивать кодовое слово? – ты настаиваешь. – Не уверена, – беспечно пожимает она плечами. – Но у меня есть смутное подозрение, что это как-то связано с тем, кого мы собираемся заполучить. Кого вы собираетесь заполучить? – Джина, что… Твой вопрос на мгновение прерывается сотрудницией клуба, который подходит к вашему столику с коктейлями и винами на подносе. Она элегантно расстилает на поверхности стола две белые салфетки, за ними следуют два нетронутых хрустальных бокала с темной жидкостью. Ты собираешься спросить ее, что она тебе подарила, когда из кармана своего поясного фартука она достает два миниатюрных бинокля, протягивая один тебе, другой Джине. И, кажется, как здесь принято, она уходит с поклоном и улыбкой. Бинокль похож на тот, который ассоциируется у тебя с большими театрами и благородной аристократией; вряд ли это то, что ты ожидаешь найти здесь. Хрупкие, сделанные из золотистого металла с замысловатыми переплетениями на трубках, ты бы без проблем назвала их антикварными. – Я вижу тебя! Джина прижимает свой к глазам и машет тебе через стол. – Для чего они вообще нужны? – ты смеешься, вертя их в руках. – Чтобы видеть вещи издалека? – Ни хрена. Ты полагаешь, что Джина так же, как и ты, пребывает в неведении, меняя крошечный бинокль на наполненный хрустальный бокал. Ты осторожно нюхаешь жидкость, потому что, как бы Джина ни возражала против этого и ни называла студенческие годы кладезем воспоминаний, у тебя нет привычки пить все, что предлагают. Коктейль сладкий, немного острый. Не неприятный и не слишком насыщенный алкоголем, что, по твоему мнению, хорошо. Ты бы предпочла, чтобы сегодня вечером твой разум был при тебе. Сделав маленький глоток, ты тихо мурлычешь от восторга, ощущая неожиданный вкус сухой клубники, покрывающий язык. Он согревает, проскальзывая в горло, оставляет сладкое послевкусие, которое остается на губах. Это не то, что ты когда-либо пила раньше, но ты практически можешь ощутить ошеломляющий ценник; он точно далек от дешевого вкуса обычной магазинной водки. Конечно, лучше, чтобы ты не сильно привыкала к этой роскоши. – Что ты говорил о кодовом слове? – ты подталкиваешь Джину, желая, чтобы она закончила то, что начала, прежде чем тебя прервут. – О, точно, – причмокивает она губами, сделав глоток своего коктейля. – Итак, когда ты бронируешь место, они просят выбрать один из двух их предложений. Стандарт или люкс. Я прочитала заранее, и оказалось, стандарт включает в себя только стол, напитки и представление, которое мы сейчас увидим. Но я буквально нигде в Интернете не смогла найти, что входит в люкс. Итак, я поспрашивал вокруг и услышал, например, от друга друга друга, что это безумие. – ...Безумие? – вторишь ты. – Угу. –Это все? – Это все, что они мне сказали, – она закатывает глаза. – Я не знаю, что, черт возьми, здесь происходит, но вся эта роскошная штука словно окутана тайной. Это так странно. И список ожидания для всего этого составляет буквально шесть месяцев. – Ты забронировала это шесть месяцев назад? – Черт возьми, нет, – издевается она. – Ты знаешь меня, милая. Убийственное любопытство и связи повсюду. Она не ошибается, у нее действительно есть связи повсюду. Упрямая и совершенно лишенная фильтра, Джина – одна из немногих твоих знакомых, которые могут злоупотреблять гостеприимством и при этом каким-то образом выходить сухими из воды. Ты задаешься вопросом, за какие ниточки ей пришлось подергать, чтобы попасть сюда раньше списка ожидания. – В любом случае, я выбрал люкс. Я подумала, что что-то подобное с таким длинным списком ожидания, должно быть, стоит моих усилий, – она делает еще один глоток своего напитка. – Джи, я не думаю, что это так работает, – качаешь ты головой. Она поднимает ухоженную бровь, глядя на тебя, не впечатленная. – Я просто имею в виду, что у гребаной колоноскопии огромные списки ожидания, но как-то я не замечала, чтобы люди боролись за это”. – Неважно, – она останавливает тебя резким взмахом руки. – Ты упускаешь суть. Когда я сделала бронь, они задали мне разные вопросы. – Вопросы? – Уга. И это не такие вопросы, как "на какое время вы хотите забронировать столик" или "сколько человек на вечеринке", понимаешь? Все намного серьезнее. Стандарты Джины достаточно высоки, поэтому ты сомневаешься, что есть о чем беспокоиться. Тем не менее, ты ждешь ее уточнения. Она наклоняется, излишне понижая голос. – Они спросили меня, какова была моя самая глубокая фантазия, – шипит она. – Когда был мой последний личный медицинский осмотр? Предпочитаю ли я, чтобы доминировал партнер или же я… – Ага, и о чем они тебя на самом деле спросили? – перебиваешь ты ее с усмешкой. – Отвали, я говорю правду! – Ты серьезно? – Совершенно, – она подчеркивает это с помощью интенсивного зрительного контакта, непоколебимого. Вау. – Н-Но… Это так... – Верно?! – она почти визжит, довольная тем, что ты, кажется, ей веришь. – Это серьезно не для слабонервных. Они также сказали, что я не обязана отвечать на вопросы о секс игрушках, но чем больше я расскажу, тем лучше будет мой опыт. Более личное. Ты жадно сглатываешь, снова потянувшись за своим коктейлем. – И если бы я не ответила на вопросы о медицинских осмотрах, они бы сразу вычеркнули меня из списка вообще, конец. У тебя кружится голова, твои ограниченные знания о Верхе блаженства кажутся ничтожными по сравнению с тем, что это на самом деле из себя представляет. Ты понятия не имела, насколько... запутанным все это было. Он никогда не рассказывал тебе ничего из этого в своих кратких анекдотах. – Подожди, – мысль приходит тебе в голову слишком быстро. — Тебе обязательно было отвечать на эти вопросы от моего имени? – Я что, гребаный оракул? – свирепо смотрит она. –Нет, конечно, нет. Я люблю тебя, милая, но я бы в буквальном смысле предпочел обжечь свои щеки горячими ложками, чем распаковывать твои фантазии. Кроме того, я знаю, что тебя регулярно проверяют. В остальном мне просто нужно было дать свои собственные честные ответы и надеяться на лучшее. Ты не уверена, заставляет ли это чувствовать тебя лучше или нет. – Итак, после того как я сделал все это дерьмо, они выдали мне кодовое слово и сказали, чтобы я использовал его, чтобы войти. Они сказали, что каждый раз, когда кто-то из персонала спрашивает меня, я должна ответить. – Это дико. Никогда не слышал ничего подобного, – недоверчиво вздыхаешь ты. – Да, конечно, расскажи мне об этом. – Но как ты думаешь, какое это имеет отношение к тому, что нас ожидает? – спрашиваешь ты, вспоминая ее предыдущее заявление. Она улыбается в своей обычной маниакальной манере, демонстрируя жемчужно-белые зубы, когда проводит наманикюренным пальцем по краю хрустального бокала. – Ну, я имею в виду, это всего лишь теория. Но, как я понимаю, кодовое слово – это подсказка. Во время моего расследования об этом месте я обнаружила, что здесь работают семь танцоров. – И? – И, по-видимому, есть семь кодовых слов, – шепчет она. – Comprendé, mi amigo? Действительно, comprendé. Семь возможных кодовых слов, семь танцоров. Вопросы, на которые Джина должна была ответить, вызывают ощущения, схожие с этим местом. Все это указывает на невероятную истину, которую, как тебе кажется, ты осознаешь слишком поздно; кусочки головоломки складываются воедино. Если это действительно то место, где он работает, ты чувствуешь, что лучше других понимаешь, что на самом деле включает в себя Deluxe. Жар ползет вверх по затылку, ты кипишь на грани того, чтобы чувствовать себя слишком некомфортно, чтобы выносить это, слишком нервничаешь и напрягаешься. – В любом случае, – вздыхает Джина. – Я знаю, я сказал, что это того стоило, но лучше бы так и было на самом деле. По сути, мне пришлось взять гребаный кредит на это. – Что? Джи, зачем тебе… – Прекрати, – обрывает она тебя, прижимая руку к твоему лицу. – Прежде чем ты назовешь меня сумасшедшей или глупой, пожалуйста, просто знай, что я сделал это для тебя. Твои плечи опустились бы в знак поражения, если бы ты не была так напряжена, но по тому, как Джина продолжает, на твоем лице, должно быть, читается неодобрение. – Ты была такой взвинченной в последнее время, милая. Даже немного отстраненная. Тебе нужна разрядка, а я согласна только на самое лучшее для своей девочки. Наши обычные ночные прогулки не сделали бы этого, понимаешь? Так что просто улыбнись, потерпи и не заставляй меня сожалеть о том, что я потратил чертову кучу денег, ладно? Ты могла бы позволить себе разозлиться на нее за то, что она зашла так далеко. Могла бы упрекнуть ее и заставить чувствовать себя виноватой за то, что она сделала что-то настолько безрассудное в финансовом отношении, но ты знаешь Джину слишком хорошо. Все, что ты могла бы ей сказать, было бы как с гуся вода – пустой тратой воздуха. Ибо, когда ее разум настроен решительно, ничто не способно поколебать его. И, по правде говоря, она была права. Тебе действительно нужен был выход, который не был завернут в красный шелк и сопровождался бо́льшим количеством багажа, чем вы были готовы. Может быть, это было именно то, что было нужно. – Хорошо, – соглашаешься ты. – Но я верну тебе половину стоимости. Никаких споров. Джина показывает тебе язык, сопровождая это поцелуем в твою сторону. Она приглашает кого-то из персонала клуба выпить еще, и ты думаешь, что, возможно, не так уж плохо распустить волосы. Возможно, ты даже не увидишь его сегодня вечером. Может быть, он не работает. Может быть, ты просто выдаешь желаемое за действительное. – Дамы и господа, вечернее представление вот-вот начнется. Пожалуйста, займите места, возьмите свои напитки и наслаждайтесь шоу. Быстрое объявление Батлера окутывает зал занавесом тишины, возбужденный шепот сменяется, когда он спускается со сцены, теперь освещенной и готовый ко всему, что должно произойти. Джина придвигается ближе к тебе, ее рука обвивается вокруг твоей, крепко сжимая.

***

Свет в комнате начинает тускнеть, прожекторы на потолке резко вращаются, освещая главную сцену, разгоняя тени в затемненных углах. Со сменой декора происходит мгновенное вливание в атмосферу; сильное напряжение и статичное ожидание. Как будто каждый присутствующий человек находится в состоянии боевой готовности. И ты не исключение. Основной аромат ванили, который играл в твоих чувствах весь вечер, становится сильнее, насыщеннее. На мгновение ты задаешься вопросом, не является ли это тактикой, уловкой клуба, чтобы сделать обстановку еще более интимной, напоить своих посетителей феромонами или чем-то подобным. Ты вряд ли удивишься. Плотные занавесы, скрывающие сцену, вздрагивают и распахиваются, тяжелый бархат красиво шелестит, открывая блестящий фон. И он. Минхо, во всем своем красном шелковом и кожаном великолепии, в том самом наряде, в котором он трахал тебя всего несколько дней назад. Его стальные седые волосы падают на проницательные глаза, они украшены черной подводкой и дымчатыми тенями. Он идет впереди и в центре, поднимаясь по одной из разветвляющихся дорожек к самому центральному подиуму, каждый шаг излучает контроль и уверенность. В комнате воцаряется тишина; он привлекает их внимание, их взгляды. Их сердца. Он подходит к креслу на подиуме, и у тебя перехватывает дыхание, когда он откидывает голову назад, чтобы погреться под лучом яркого белого света, позволяя впервые ясно рассмотреть его совершенное, угловатое лицо. Минхо всегда был силой природы, это не подлежит сомнению. И все же, наблюдая за ним вот так, ты с трудом можешь поверить, что он тот же самый человек, которого, как ты утверждаешь, знаешь. Полуприкрытые глаза обшаривают темноту толпы, он закусывает нижнюю губу и делает вид, что наслаждается безраздельным вниманием, томлением в комнате. И все же, помимо очевидного, чем дольше ты смотришь на него, тем больше кажется, что в нем скрыто что-то другое. На автопилоте ты тянешься к маленькому биноклю на столе, берешься за ручку и подносишь его к глазам. Легкий толчок удовлетворения от Джины на мгновение заслоняет твой взгляд, пока он не сосредотачивается на лице Минхо, буквально облизывая взглядом его черты. И твое сердце бесстыдно колотится. Его глаза резкого, пронзительного кристально-голубого цвета – результат работы контактных линз. Блядь. Ты неловко ерзаешь, внутри тебя разливается тепло желания. Минхо был с тобой так много раз, самыми разными способами, без ведома каждого восхищенного посетителя в комнате. Но прямо сейчас ты хочешь его больше, чем когда-либо. Минхо грациозно опускается в кресло, перекидывает ногу через крепкий подлокотник и откидывается в нем, беспечный, ленивый. Его наслаждение сквозит в каждом движении, в каждой прикушенной усмешке, которую он бросает в темноту. Его левая рука медленно поднимается, он еще раз осматривает толпу, с бинокль ты наблюдаешь, как его голубые глаза скользят по затененным фигурам. Твой пульс грохочет у тебя в ушах, но это дает повод совсем остановиться. Он смотрит прямо на тебя. Его глаза сужаются, брови сходятся вместе, челюсть отвисает, как будто он не уверен в том, что видел, но достаточно уверен, чтобы не одобрить. Ты в слепой панике бросаешь бинокль обратно на стол, молясь всем доступным божествам, чтобы темнота в самом заведении была достаточно сильной, чтобы скрыть тебя. Адреналин захлестывает, неуместное возбуждение момента проявляется при мысли о его гневе на это присутствие. Он всегда был против того, чтобы смешивать бизнес с удовольствием, хотя, по общему признанию, «Верх блаженства» проводит слишком тонкую грань. Тем не менее, Минхо продолжает, как будто ничего и не произошло, и быстрым щелчком пальцев комната погружается в полную темноту. Знойные зачатки басовой партии начинают проникать в комнату, каждый глухой удар обостряет твои чувства, заставляет сердце учащенно биться. Один за другим загораются прожекторы, освещая отдельные подиумы. Минхо же остается скрытым в темноте. Движение привлекает внимание с задней части сцены, когда появляются шесть мужчин, каждый из которых одет в различные версии того, что ты можешь описать только как снаряжение госпожи. Некоторые носят ограничительные чокеры; у других на шее цепи. Рельефный пресс и подтянутые мышцы видны повсюду, куда бы ты ни посмотрела, единственная скромность их форм, которую предлагают гладкие шелковые рубашки, шифоновая драпировка, кожаные брюки и обрезки. Черт возьми. Воздух буквально гудит от напряжения предвкушения, все взгляды прикованы к мужчинам, когда они расходятся по разветвляющимся дорожкам к своим подиумам, каждый из них пользуется возможностью прогуляться. Мужчина на крайнем левом подиуме – явно более мускулистый из шестерых – ухмыляется толпе, направляясь к своему креслу. Его кожаная укороченная куртка обнажает загорелую кожу под ней и точеный пресс. Он излучает ауру устрашения; проницательные темные глаза, полуночно-черная стрижка с аккуратно вырезанным разрезом через бровь. Рядом с ним человек, на которого при обычных обстоятельствах ты, вероятно, не обратила бы внимания. Его лицо выдает его молодость, как и ослепительная мальчишеская улыбка, которая делает его худощавое телосложение еще более удивительным. С толстым колье на шее и обтягивающей кожей на ногах ты не можешь избавиться от ощущения, что в нем есть совершенно неожиданная сторона. Справа от него – самый высокий среди них. Шелковистые черные локоны падают на его прикрытые глаза, он идет со всей элегантностью крадущегося ягуара. С его шеи свисает тяжелая цепь, он крутит ее вокруг тонких пальцев, дергая за толстые металлические кольца и покусывая гораздо меньшее кольцо в нижней губе. Когда он приближается к шесту на своем пьедестале почета, он небрежно обхватывает его рукой, следуя инерции одним грациозным взмахом, прежде чем опереться на него. Просто наблюдение за ним вызывает зависть. Рядом с ним, в центре их всех, находится Минхо, все еще скрытый от посторонних глаз. С другой стороны, Минхо – другой мужчина; и снова ты поражаешься исходящему от него ощущению молодости. Пресс, напрягающийся под прозрачной шифоновой рубашкой, почти гипнотизирует, заставляя желать большего. Что-то в блеске его глаз говорит тебе, что он тоже гораздо больше, чем кажется, возбужден, но в то же время может быть несколько зависимым. Совсем как щенок, который может укусить вас в шутку. Мужчина рядом с ним практически без рубашки, если не считать толстого черного пояса, обмотанного вокруг его грудных мышц, поверх сосков. Пара пушистых черных манжет на его предплечьях, придающих образу почти неуместную мягкость, но это каким-то образом работает. Его потрясающая загорелая кожа блестит и переливается слоем блесток под ярким светом прожекторов, он игриво дергает за бретельку на груди, дразня обнажение, теребит свой пресс и облизывает губы розового оттенка. На нем пара отвратительных золотых брюк; они кажутся слишком тесными, чтобы быть удобными, но он старается крутиться на месте, чтобы показать толпе свою тугую задницу. Он из тех, кто явно знает, что хорошо выглядит. А на самом правом конце, с важным видом направляясь к своему шесту, стоит последний из шестерки. Его обесцвеченные волосы зачесаны назад с одной стороны, открывая множество пирсингов в ушах, которые тянутся от мочки до раковины. Он почти свирепо смотрит на толпу. В то время как другие кажутся несколько игривыми по своей натуре, ты не чувствуешь, что о нем можно сказать то же самое. Он идеально подтянут, несмотря на свое худощавое телосложение, позволяя дразнящим взглядам увидеть его тело, когда он проводит рукой от талии к шее, приподнимая на ходу шифоновую рубашку. Слегка дернувшись и не совсем уверенная, что ты не в лихорадочном сне, ты случайно бросаешь взгляд на Джину. Это заставляет тебя чувствовать себя немного лучше, потому что ясно, что у нее дела идут не лучше, чем у тебя. Ее челюсть отвисает, глаза дикие, когда она мечется между всеми семью мужчинами, которые устраиваются в разных позах. Резкий щелчок пальцев Минхо внезапно освещает его еще раз, и, как будто восприимчивые к нему одному, шестеро мужчин вокруг него вытягиваются по стойке смирно. Музыка, которая до сих пор была основным фоновым шумом, усиливается, басовая линия играет в более быстром ритме, более тяжелом ритме, увлекая за собой ваше учащенно бьющееся сердце. Минхо встает со своего места, лениво, небрежно. Он проводит рукой по волосам, другой расстегивает верхнюю пуговицу своей красной шелковой рубашки. Ткань распахивается, обнажая карамельную кожу под ней, и еще больше, когда он нажимает следующую пуговицу, затем следующую. Твои глаза прикованы к мускулистому телу, которое ты так хорошо знаешь, желание бурлит внутри. И все же ты помнишь, что это не для тебя, что ты не единственный человек в этой комнате, и приступ раздражения пронзает затуманенное сознание. Ты почти что не хочешь, чтобы он продолжал. Он расстегивает четыре пуговицы, с привычной легкостью протягивая руку за спину. Он берется за темно-малиновую шелковую простыню, накинутую на кресло, сжимая края. Когда музыка стихает, ритм неумолимо разносится по всему пространству, он разворачивает простыню перед собой. Он создает потрясающую рябь малинового, фиолетового и белого цветов на ткани, улавливая и отражая свет прожекторов наверху. Инстинкт требует, чтобы ты шарахнулась от него, откинувшись на спинку стула от существа настолько блестящего, что оно может ослепить. Кажется, что время в мире замедляется, звуки и зрелища стираются с периферии, когда ты с благоговением наблюдаешь за ним. Простыня опускается на пол сцены, открывая обнаженную верхнюю часть тела Минхо. Тело, к которому ты прикасалась, целовала, цеплялась и которого жаждала в моменты наедине. Его гладкие ключицы, его длинная, крупная шея. Его красиво изогнутые грудные мышцы и покатые широкие плечи. Его подтянутые бицепсы и жилистые предплечья, пресс, как ты знаешь, являются результатом тяжелой работы и целеустремленности. Желание пробегает по твоему позвоночнику злой дрожью, ты погружаешься в туннельное видение, которое только подпитывает безудержное желание внутри тебя. Ты наблюдаешь за работой мастера. И он знает, что ты здесь.