Введение в энтомологию для юного лорда

Он сидел на кровати и читал письмо. Слезы против его воли капали на пергамент, и юноша зло вытирал их рукавом. Сегодня ему наконец пришел ответ от отца, который подробно объяснял необходимость его заключения в поместье вместе со старым гувернером. Читая строки, выведенные алыми чернилами, Дэймос невольно слышал в голове строгий, полный скрытого раздражения и разочарования голос старшего лорда. Тот смотрел на него холодными голубыми глазами и многозначительно хмурился каждый раз, когда его сын смел испортить ему настроение. «Его Светлость недоволен твоим поведением, как и я. Как мой наследник, ты обязан быть осмотрительным и строгим в выборе своих связей и привязанностей. Если так и дальше продолжится, то я вынужден буду отлучить тебя от двора» Это предупреждение было вынесено полтора года назад, но он очень хорошо его запомнил. С тех пор многое изменилось, однако главное осталось неизменным – Дэймос ненавидел своего отца и все чаще ему казалось, что чувство это было взаимным. Разорвав письмо на мелкие части, он устало рухнул на кровать. Вчера вечером Жанвель вежливо, но настойчиво попросил его друзей покинуть особняк, и как бы он, лорд Кастанель, не противился этому, какими бы угрозами не бросался в вампира, ему так и не удалось этому помешать. Все его любовники, получив достаточную компенсацию, распрощались с ним, пожелав удачи в дальнейшей жизни, и вот теперь он сидел в своей спальне один, злой и брошенный всеми. От гнева он продырявил ножом отцовский портрет в библиотеке и ударил служанку, которая застала его за этим занятием. Теперь же он был наказан за свое поведение, и ждал, когда его гувернер явится и отопрет дверь. - Он еще пожалеет об этом… - шипел юноша, тоскливо вспоминая свои пропавшие планы. Ему было скучно. Невообразимо, болезненно скучно. Ему хотелось любви, хотелось внимания, чего угодно – лишь бы не этой отравляющей тишины, которая, отчего он и сам не мог понять, заставляла его испытывать странное беспокойство. Без чужих голосов и постоянных объятий ему было неуютно и плохо, совсем как… в детстве. Прошло всего три года – слишком мало, чтобы забыться. Его бросили с самого начала, и продолжали бросать, жестоко раня до самого сердца. Он был зол. Он ненавидел за это весь мир – отца, любовников, слуг, гувернера, всех, кто хоть как-то был с ним связан. Все они были виноваты в его страдании, в том, что он не может засыпать в одиночестве и панически боится тишины… И он желал мести. Самой страшной и жестокой по его мнению. Жанвелю приказали пытать его «воспитанием»? Что ж, он согласится на это. Но в ответ он заставит его влюбиться в него, соблазнит, чтобы затем ударить так больно, так сильно, что тот пожалеет о своем решении. Еще никто не отказывал ему. Никто. Он был великолепен. Юный и цветущий лорд с пронзительно синими, словно море, глазами, с легкостью очаровывал всех – и мужчин, и женщин. Он знал все о любви и ее разновидностях, о всех способах получить удовольствие. В глубине души Дэймос был уверен, что вампир не сможет сопротивляться долго и сдастся, став его послушным рабом, как и все остальные. Поэтому, как только в замке скрипнул ключ и дверь отворилась, он тотчас же скинул с себя сорочку, чтобы вновь остаться без одежды прямо перед гувернером. - Вы не ели, поэтому я принес вам обед, мой лорд. - Очень любезно с твоей стороны, - усмехнулся Дэймос, разглядывая серебряный поднос, - но я не хочу есть. Я не голоден. - Если вы плохо себя чувствуете, я прикажу, чтобы вам приготовили что-нибудь легкое. - Нет. Я же сказал, что я не хочу. - Что ж, тогда я просто оставлю это здесь, - кивнул Жанвель, тихо стуча подносом о край прикроватного столика, - вас что-нибудь беспокоит? - Нет. Почему меня должно что-то беспокоить? Я прекрасно себя чувствую, как видишь… Эй, посмотри на меня! Почему ты не смотришь? Я приказываю тебе! Однако тут же наследник пожалел о своей просьбе. Ярко-алые глаза, словно два буравчика, вперились в него, прожигая насквозь и увы, это был вовсе не огонь страсти. - Прошу вас, оденьтесь, мой юный лорд, неприлично в это время суток находиться без одежды. Впрочем, как и в любое время. Ваш гардероб удивительно разнообразен, выберите же что-нибудь. - Не хочу. - Тогда мне придется это сделать. - Ладно. Но в таком случае, ты сам меня оденешь. Жанвель был готов к такому развитию событий, особенно после того, что было вчера вечером. Было очень непросто разлучить наследника с его свитой, но годами выработанная настойчивость помогла ему уговорить их покинуть поместье. Однако с самим юным лордом увы, этот вопрос не получилось уладить так быстро, как ему бы хотелось. И теперь он вынужден был терпеть капризы, издевки и явные провокации, каждый раз испытывая при этом крайне неприятное чувство. Вот и теперь, натягивая на Дэймоса нижнюю сорочку, он со строгой холодностью глядел куда-то сквозь своего воспитанника. Тот вдруг дернулся, так, что рука вампира нечаянно коснулась его соска. - Прошу прощения, мой лорд, - сухо извинился Жан, застегивая маленькие пуговицы. - Мне очень понравилось… Я хочу, чтобы ты повторил. - «Случайность – явление единичного характера», - процитировал вампир. – Будьте любезны встать, чтобы я мог надеть на вас брюки. - Нет, - отрезал Дэймос, - не хочу. - Тогда вам будет неудобно. - Я решу, что мне удобно, а что – нет, - фыркнул юноша, ложась на спину и изгибаясь всем телом. Сорочка из тончайшего, почти прозрачного батиста отлично просвечивала все, и даже совершенно не искушенный в плотских делах Жанвель был вынужден признать особый талант наследника демонстрировать себя. Тот явно знал, что красив везде, и совершенно не испытывал никакого стыда, демонстрируя это своему гувернеру. Не желая доставлять юнцу удовольствие своим смущением, вампир резко посуровел и натянул брюки на мягкие ягодицы одним рывком, так, что в то же мгновение ему прилетела раздраженная оплеуха. - Не так резко! Поаккуратнее, а то я прикажу отрезать тебе твои кривые руки! - О, я просто трепещу, - ехидно оскалился Жан, - прошу прощения, Ваше Сиятельство, я так опечален тем фактом, что доставил вам неудобства из-за вашей же прихоти, что теперь буду страдать до тех пор, пока вы не даруете мне свое высочайшее прощение. - Ты еще смеешь издеваться надо мной?! Лицо юного лорда вдруг исказилось нервной, жестокой гримасой, и он, схватив руку гувернера, с силой оттолкнул его от себя. На некоторое время тот оторопел, после чего поспешил принести более искренние извинения. - Мне продолжать одевать вас, мой лорд? - Нет. Я сам. Убирайся вон! И тут же в его сторону полетел серебряный нож с подноса, стоявшего на столике у кровати, однако вампир без труда перехватил его прямо перед своим лицом. - Спускайтесь, когда будете готовы. Я подожду внизу. Дэймос на это ничего не ответил, лишь молча отвел глаза, завязывая манжеты на запястьях. Когда вампир бесшумно выскользнул за дверь, он встал и подошел к окну. Освещенный вызревшим, почти вечерним солнцем роскошный сад цвел и благоухал, наполняя спальню наследника ароматом роз и пионов. Юноша сел на подоконник, ловя в ладони золотой свет, и поморщился, вновь осознавая всю тяжесть своего положения. Его отвергли. И это было просто немыслимо. Непростительно. От него, блистательного лорда Кастанеля посмел отказаться какой-то чопорный плебей, сын чернорабочего с северных рудников, принадлежавших его отцу. Вампир был его собственностью, вещью, которая не имела ни права голоса, ни права отказа. Если он, Дэймос Кастанель, хочет любви – он должен ее получить. Потому что с некоторых пор он не терпел отказов и за любое неуважение к себе готов был сурово наказывать. В конце концов, он все еще был лордом, а это значило, что любая его прихоть, даже самая возмутительная, должна немедленно исполняться. Спустился он при полном параде. Демонстративно не замечая вампира, лорд прошествовал мимо него через весь холл, к зале, выходившей в сад. Жанвель усмехнулся про себя, но вслух ничего не сказал, и последовал за своим воспитанником. Тот уже стоял у одного из розовых кустов, созерцая бутоны. Выражение его лица было странно напряженным, можно даже сказать – злым. - Знаешь, что я ненавижу больше всего? – ядовито прошептал он, когда вампир замер на почтительном расстоянии от него. - И что же, мой лорд? – выразил заинтересованность гувернер. - Неповиновение. - О, какое совпадение! Я тоже! Жан глядел на воспитанника спокойно и устало, в то время как в глазах Дэймоса плескался такой океан противоречивых чувств, что казалось еще немного и он вырвется на свободу, солеными каплями скатываясь по мягким щекам. - Неужели ты правда ничего не понимаешь? Или, быть может, я тебе противен? Ты меня ненавидишь? Тебя отец заставил… Ты ведь не хочешь сейчас здесь быть, не так ли? - Я буду там, где вы, мой лорд, - вздохнул Жанвель, осторожно приближаясь, - и я здесь лишь потому, что это вам необходимо Вы нуждаетесь в том, чтобы кто-то присматривал за вами, хотите вы того – или нет. - Я ни в чем не нуждаюсь! Обходился же я без тебя три года! - Тогда почему вы так отчаянно пытаетесь меня соблазнить, нарушая все рамки приличия и субординации? В конце концов, вы ставите меня в крайне неловкое положение, и я не вижу для этого никаких других причин, кроме той, что вам нужен кто-то, кто будет рядом. Поэтому я здесь. - Ты слишком многое о себе возомнил после того, как отец наделил тебя полномочиями. Впрочем, ни одно из его решений за всю жизнь не было до конца верным, и я даже не могу представить, ЧТО заставило его отдать все мое поместье вампиру! Не иначе как безумие, право слово… И ты и впрямь думал, что я, лорд Кастанель, наследник древнейшего и благороднейшего рода, буду подчиняться тебе? - Нет, но я смею надеяться на ваше благоразумие и милость, - уклончиво ответил Жан. - Милость? – Дэймос подошел к нему вплотную и прижался бедром к паху. – Милости было предостаточно. - Разврат – не является милостью, мой лорд, - прошептал пунцовый вампир, отстраняясь, - вам было бы хорошо об этом помнить. - Я решаю, что является милостью, а что – нет. Юноша оттеснил его к раскидистому дубу, чей широкий узловатый ствол не давал Жану просто так ускользнуть от объятий. Взяв ладонь гувернера в свою, Дэймос накрыл ею свою промежность и ядовито усмехнулся. - Доставь мне удовольствие. Это приказ. - Насколько серьезный? – почти прорычал Жанвель. - Абсолютно серьёзный, - скривился тот, - иначе я доложу отцу о том, что ты воруешь у нас драгоценности и тебе отрубят голову, как вору. Если я захочу тебя убить – я сделаю это. Ты ведь сам учил меня тому, как важно помнить свое место… Я помню свое, а ты? Жанвель не мог поверить в то, что делает. Ему было омерзительно и противно, он совершенно не желал этого человеческого ребенка, однако же страх смерти, подкрепленный настоящей угрозой, оказался сильнее отвращения и стыда. Слова юного лорда были слишком правдивы, чтобы ими пренебрегать. Никто бы даже не поверил ему в том случае, если бы он пытался оправдать себя… Поэтому, смирив свою возродившуюся было гордость, гувернер начал осторожно водить пальцами, нащупывая под слоем ткани горячий твердый член. Запах возбужденного юного тела был упоительно сладким, так, что это сводило с ума. У него почти закончился концентрат, а новый необходимо было заказывать из ближайшего крупного города, до которого был день пути. А Дэймос был совсем рядом, с такой тонкой прозрачной кожей, под которой бьется живительная алая жидкость… Кровь. Начало и конец его жизни. То, чего всегда мало, то, из-за чего он, как и тысячи других вампиров вечно голоден… Это было неправильно. Поддаваться одному соблазну вместо другого и винить себя за все сразу – отвратительное чувство. Дэймос положил голову ему на грудь и улыбался, закатывая глаза. - Может, мне тоже бить тебя линейкой, чтобы ты работал лучше? Жан на это ничего не ответил, побоявшись, что запачкает наследника слюной. Это могло быть истолковано в неверном ключе и приблизило бы расставание его головы с телом намного сильнее, чем гнев юного лорда. - Ммм… Жан… Ты ведь умеешь… - прошептал тот, почти повиснув на нем, - давай, сильнее… Вампиру хотелось кричать и бить наследника одновременно. Мрачный и красный от смущения, он стоял, потупив голову и медленно удовлетворяя Дэймоса. Тот улыбался и облизывался, прижимаясь к нему всем телом. Вдруг его узкая изящная ладонь скользнула вниз, приподняла полы сюртука и, нащупав под тканью брюк возбужденный член, восторженно его сжала. - А мне уже показалось, что ты болен и совершенно ни на что не способен… - Уберите руку, - процедил вампир. - Не хочу. Тебе ведь тоже нравится, не ври мне… Нет ничего дурного в том, чтобы выполнять приказы своего господина, даже если ты считаешь их неправильными. - Вы шантажируете меня. - В самом деле? – усмехнулся юноша. – Что ж, мне все равно! Раз ты смеешь портить мне настроение и перечить моим желаниям, будь готов терпеть это! Его пальцы сквозь ткань сжали вампирский член так, что Жан задохнулся от головокружительной волны удовольствия, разрядом пробежавшей по телу. Отвращение смешалось с вожделением и ему казалось, что еще немного и его либо вырвет, либо он просто вытворит какую-нибудь непростительную глупость. Убрав руку от бедра воспитанника, он тяжело сглотнул и отвернулся, мокрой от пота спиной прижимаясь к дереву. Переведя дыхание, в следующую секунду Жанвель схватил тонкое запястье лорда и безжалостно выкрутил, четко выговаривая: - Вы не смеете прибегать к столь низким увеселениям с теми, кто поставлен служить вам, и будете наказаны за свое поведение. Вы вольны отправить меня на плаху, мой лорд, но перед этим вам придется усвоить урок о недопустимости такого поведения. Затем он вцепился жилистыми пальцами в ухо Дэймоса и потащил его за собой. Тот закричал от боли, но вампир был непреклонен. Его била крупная дрожь от осознания того, какой позор только что произошел. Это было возмутительно – поддаться шантажу ребенка, хоть и такого умелого, и притом ребенка, который был настолько выше и благороднее него, что это вполне тянуло на преступление. Жан был смущен и раздосадован, но больше всего разгневан на своего нерадивого ученика. После его «игры» члену стало тесно в узких брюках, а голод, невероятно обострившийся за эти несколько минут, просто приносил нестерпимую боль. - ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?! – верещал Дэймос, плача и отпихивая от себя гувернера. - Воспитываю вас. - ПРЕКРАТИ, Я ВСЕ РАССКАЖУ ОТЦУ! Я УБЬЮ ТЕБЯ! ТЕБЕ ОТРУБЯТ ГОЛОВУ, ТЫ, МЕРЗКИЙ ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ… - Довольно! – рявкнул Жан, сверкая красными глазами. – Вы совершили сегодня достаточно ошибок! Не обращая внимания на перепуганную горничную, вампир протащил за собой воспитанника в одну из многочисленных гостиных и захлопнул дверь. Он так резко выпустил Дэймоса из рук, что тот упал, не устояв на ногах, но тотчас же вскочил, готовый защищаться. Однако Жанвель уже сжимал в руках свернутую в трубу газету, угрожающе постукивая по ней пальцами. - Будьте любезны опуститься на колени. - Нет! - Да. Вампир подошел к нему и одним рывком уронил на пол, игнорируя вопли юного лорда. Подняв его руку, он перевернул ее ладонью вверх и, замахнувшись, силой ударил. Дэймос взвыл и попытался было вырваться, но Жан держал его крепче веревок. Наследственность не пропала даром – вся сила ребенка, выросшего в северных шахтах, была теперь в этих бледных жилистых пальцах. Он без труда удерживал юношу на коленях, методично наказывая жесткими ударами. - Ваше поведение непростительно и дурно! Впредь вы более не посмеете совершать столь вопиюще отвратительные поступки! - Пусти меня! – сквозь слезы боли шипел тот, сжав ладонь в кулак. – Не смей ко мне прикасаться! - Вы нарушили собственный же приказ, поэтому я исполняю свою работу! Еще один удар. Дэймос ненавидел своего гувернера в этот момент так сильно, что хотел, чтобы тот умер. Просто так, от одного лишь сильного желания сделать так, чтобы его не было. Но вместе с обидой и раздражением он чувствовал… возбуждение. Жан бил резко и больно, методично обжигая кожу на ладони. В какой-то мере это было даже терпимо. Закусив губу, юноша опустил голову и замолчал, представляя, как в вампира сейчас ударяет молния. Или как он внезапно раздевает его и продолжает так же монотонно и жгуче бить по ягодицам, а затем опускается глубже, чтобы… Отчего-то, параллельно с дикой ненавистью к этому существу, в нем вдруг просыпалась странная одержимость. Это дикое, суровое и холодное выражение лица было невероятно возбуждающим и Дэймос даже не отдавал себе отчета в том, почему он чувствует именно это при взгляде на своего гувернера. Быть может, он доводил его специально, чтобы добиться этого наказания, которое теперь было таким… приятно унизительным. Слишком грязно, слишком неправильно, слишком горячо – до такой степени, что он начал тихо постанывать и ерзать на коленях. Вторая рука невольно потянулась к паху и он принялся поглаживать свой член, представляя, что очередной удар свернутой бумаги приходится на копчик. - Ваша одержимость любовными утехами меня поражает, - только и процедил вампир, останавливаясь. - Ах… - выдохнул разгоряченный Дэймос, - разве ты не хочешь продолжать меня наказывать? - Чтобы доставить вам извращенное удовольствие? Нет, я предпочту оставить вас в одиночестве. С этими словами вампир покинул гостиную, стараясь не смотреть в бесстыжие глаза своего воспитанника. Тот же лишь фыркнул, и, расстегнув пуговицы на брюках, принялся доставлять себе удовольствие. Он думал об Анри. И о Эве. И еще о других, тех, с кем он развлекался в последнее время. Ему очень не хватало их – поцелуев, шуток, вина, спонтанных соитий, совместных ванн и того, что он мог приказывать им сколько угодно. У Анри был великолепный член, и Дэймос каждый раз не выдерживал, стоило только ему заскучать. Анри был его любимцем и фаворитом последних двух месяцев, светловолосый крепкий красавчик, который играл с ним и так искусно доставлял удовольствие, что юноша иной раз не давал спать ему несколько ночей кряду. Но теперь его не было рядом. Ни Анри, никого другого из его блистательной столичной свиты. Мерзкий клыкастый сухарь разогнал их всех и это было больше, чем унижением. Дэймос все еще злился за это, и представлял, как сам ставит Жана на колени и заставляет его старательно облизывать свой член. Он уже видел, как запускает руку в жесткие бордовые волосы, как заставляет того глотать глубже, как блестят в полумраке спальни влажные от слюны клыки, и как тот наконец сдается, признавая его превосходство. Юноша тяжело выдохнул. Все его пальцы были мокрыми, впрочем, как и брюки. Испарина выступила на лбу, приклеивая к коже черные вьющиеся волоски и делая его еще больше похожим на ребенка. Чтобы унять возбуждение, вампир сел за перекладывание бумаг. Он нарочито много внимания уделял мельчайшим деталям и даже проговаривал их вслух, пытаясь занять разгоряченный рассудок. Но даже глядя на свои любимые энтомологические справочники и сотни конспектов, он никак не мог отвлечься от этого дикого, неуемного голода. Кровь била в висок, мешая сосредоточиться, тело отзывалось болезненным напряжением. Он хотел крови. Живой, теплой, настоящей… Не разведенного в чае спрессованного порошкового концентрата, а чистой жидкости, только что вытекшей из порванной вены. Хотелось укусить мальчишку. Сначала проучить, затем укусить, чтобы тот больше не смел так близко к нему приближаться. Но за одну эту мысль его уже могли убить – какой позор, посметь посягнуть на святую благородную кровь! Лучше было даже об этом и не думать, поэтому он вернулся к работе, злой и нервный. Однако на протяжении всего вечера произошедшее никак не желало уходить из головы. За ужином он не разговаривал с Дэймосом и даже не смотрел на него, не желая развивать конфликт. Юноша тоже молчал и, казалось, как будто понимал всю тяжесть своего проступка. Уже ночью, когда невыносимая жара наконец спала, Жан в своих покоях смог раздеться и лечь в прохладную постель. Его тошнило, и, несмотря на то, что он недавно поел, вампир все равно чувствовал голод. Никакая человеческая еда не могла заглушить его, ни одно, даже самое искусно приготовленное блюдо не могло сравниться с теплой человеческой кровью. И вместе с тем такие мысли были настолько неправильными и постыдными, что ему хотелось просто вычеркнуть прошедший день из памяти.