Илин Вэй

Сяо Синчэнь прежде отчётливо представлял себе свой будущий дом: что он непременно будет в горах, в сердце собственной школы — школы из мечты, которую они основали бы с Цзычэнем. Она походила бы на обитель Наставницы или, может, немного на Гусу Лань. Но вместо этого он поселился на холмах у границы новых земель Старейшины Илина. Сяо Синчэнь собирался жить там в уединении, но не успел он освоиться, как к нему почему-то к стали приходить те, кто пострадал от тёмных искусств. Врачеватели просили совета или наставления. Сяо Синчэнь попробовал отправлять их к Вэнь Цин, но она отругала его и в ответ на все возражения сунула ему список книг по исцелению духовных сил. Потом они уходили, но некоторые хотели остаться, и рядом с его скромным домом появился ещё один, а потом ещё, и скоро у него была собственная школа, где он учил справляться с тяжёлыми проклятиями и искажением духовных сил. Как оказалось, ему было чему научить. Старая охотничья лачуга стала его домом. Здесь не приходилось чинить постоянно подтекающую крышу, белые одежды не пропитывала бурым грязь, а по углам не нарастала вездесущая плесень. Воздух в нём был сухим и свежим, а кровать стояла добротная, не чинённая старыми гробовыми досками, широкая и удобная. Однако на столе бумаги неизменно были свалены неаккуратной грудой, а травы на полках стояли в разномастных банках (но их всегда было припасено вдосталь — Сяо Синчэнь следил за этим как умел). На заднем дворе висела истыканная дротиками мишень, а под подушкой можно было найти припрятанную на голодный ночной час конфету. — Забрал я оставшееся барахло, нашли, представляешь! Даже не пришлось никому угрожать. Давно меня в башне Карпа не было, а там такие дела творятся! Вокруг твоего приятеля бабы стаей вьются, даже жёнушка Цзинь Гуанъяо в глаза заглядывает. Вот увидишь, он ей ребёнка заделает, а этот и признает, вот потеха будет! Сяо Синчэнь покачал головой. И правда, удивительные дела, и в башне Золотого Карпа, и здесь. Разве мог он представить себе, что долгий путь от Наставницы приведёт его сюда, к этой обители — и жизни с Сюэ Яном. После того, как Сюэ Ян избавил его от кошмаров с Чан Цыанем, Сяо Синчэнь собирался уйти с Погребальных холмов навсегда, куда угодно. Долги отданы, так к чему мучить друг друга? — но Сюэ Ян преградил ему дорогу и усмехнулся: — Даочжан, да ты меня пытался обмануть! Мы договаривались, что это ты меня отведёшь к учителю, а не так, что всю работу сделают за тебя. Это разве считается? Перед глазами снова поплыло. Улыбка Сюэ Яна казалась нарисованной, словно у кукол из города И, нарочитой и яркой. Сяо Синчэнь мог дорисовать напряжение во всём теле и взгляд, в котором не было и намёка на то злое веселье, с которым Сюэ Ян требовал у какого-нибудь несчастного «отдать должок». Он же «свободен», разве нет. Или Сюэ Ян оттолкнул его только от неожиданности, а теперь боялся, что Сяо Синчэнь в самом деле послушается и уйдёт. Он так устал, и слёзы текли по щекам. Он не хотел сегодня ничего решать. Сюэ Ян всегда говорил, что Сяо Синчэнь слишком хорошего мнения о людях. Пусть так. Сегодня он поверит в последний раз, и если снова ошибся, то пусть будет больно — но потом. Они как-то дошли до… до дома Сюэ Яна? Наверное. Сяо Синчэнь снова не спрашивал. Но запах внутри был его — и пыль, и сырость от долгого запустения. Сюэ Ян небрежно провёл очищающими Ланьскими чарами, что-то в них напутал, и в воздух с хлопком поднялась вся скопившаяся грязь. Откашлявшись, Сяо Синчэнь поправил чары и сел на кровать. Сюэ Ян улёгся ему на колени, уткнулся лицом в живот и проворчал: — И где ты достал эти тёмные тряпки? Хочешь, я тебе Ланьские принесу, с Лань Ванцзи не убудет. И почему ты такой тощий? Раньше был покрепче. Сяо Синчэнь не удержал смешок: сам-то не лучше, — но тут Сюэ Ян сунул ему маньтоу. Сяо Синчэнь закрыл глаза и позволил себе поверить. После всего пары укусов в темноте и от близости Сюэ Яна его разморило. Он начал засыпать и плохо запомнил, что было дальше. Кажется, Сюэ Ян раздел его и уложил на кровать, кажется, обнимал всю ночь — Сяо Синчэнь просыпался несколько раз, дотрагивался до руки без перчатки и снова засыпал. Ему снилось что-то, наконец-то светлое и тёплое. Проснулся он первым. Сюэ Ян спал рядом, обхватив его за руку. Сяо Синчэнь мог бы полежать рядом ещё немного, расслабленно, в полудрёме, как частенько бывало в их доме в городе И, или мог вылезти из объятий, не разбудив, как научился ещё тогда. Но нет, лежать без дела не стоило: так в голову могли забраться ненужные мысли. Он выбрался из кровати, но что делать дальше? Он не решился ничего трогать и не хотел уходить, так что принялся просто перебирать вещи. Дело продвигалось медленно: он и не думал, что в погребальном доме скопилось сколько всего! Когда они собирались, он запихивал всё без разбору, а теперь не спешил и раздумывал над каждой мелочью. Сюэ Ян завозился в кровати, уселся рядом, забрал цянькунь и вместо него дал ещё одну маньтоу. Он не сказал ни слова, но Сяо Синчэнь грелся в забытой заботе, улыбнулся и позволил себе расслабиться. Когда он не направлял в глаза ци, то видел хуже — и ладно. По звукам и запахам, по размытым образам он угадывал: вот их записи, из которых Сюэ Ян наверняка стащил себе лишнего на будущее. Вот травы. Вот коренья, которые удалось вырастить и высушить в той сырости. Сюэ Ян вдруг напрягся: — Погоди, вот это что, вся твоя еда? Эти твари забрали с собой все припасы? Они ведь знали, что ты остаёшься. Я им устрою! И с него бы сталось полететь прямиком на новые земли и в самом деле устроить. Сяо Синчэнь поймал Сюэ Яна и прошептал ему первое, что пришло в голову: — Не надо. Это потому что ты мне не покупал овощей. Сам говорил, что меня нельзя пускать на рынок, друг мой. — Ладно-ладно, хоть и врёшь ты все. Опять защищаешь тех, кого не нужно, — пробурчал Сюэ Ян, но позволил обнять себя и не отпускал сам. Он не убрал руку, даже когда Сяо Синчэнь провёл по искалеченной кисти. Сколько он гладил её и грел холодными ночами, чтобы не болела даже во сне, и хотел бы гладить всегда. Первые дни на Погребальных холмах походили на странный сон, навеянный туманом. Тогда не один Сяо Синчэнь едва держался на ногах, Сюэ Яна тоже ослабила долгая болезнь. Он, конечно, злился на свою слабость, скрывал её даже от Вэнь Цин и больше беспокоился о том, что Сяо Синчэнь выбрался в Илин, где попросили о помощи. Они много ели и много спали. Кажется, Сюэ Ян таскал Сяо Синчэню лишние кусочки из запасов Лань Ванцзи — отказываться было нельзя. Они вместе купались в бочке, и Сюэ Ян постоянно щупал рёбра Сяо Синчэню, проверяя, сколько тот набрал за день. Но понемногу Сюэ Ян успокаивался, снова и снова просил рассказать о том, как Сяо Синчэнь жил в городе, о том, как их нашли и о совете кланов. Он жаловался: — Представляешь, Учитель спрашивал, чего я такого наплёл, что к нему толпами из города И ломятся. Теперь людей девать некуда. Сяо Синчэнь снова смеялся — а ему ещё недавно казалось, что он разучился даже улыбаться. — Ему же были нужны люди. — Да, но, оказывается, не столько гробовщиков! Стоило Сяо Синчэню улыбнуться, как Сюэ Ян становился податливым и мягким для него. Он пытался насмешничать, но сам же первым подсаживался ближе. Смотрел исподлобья, когда хотел целоваться. И само собой, когда Сяо Синчэнь перебрался на новые земли в будущую школу, Сюэ Ян поселился с ним. У него постепенно исчезли незаживавщие язвы во рту и на теле, а шрам на животе затянулся. С каждым днём духовные силы сияли всё ярче. Сюэ Ян не мог больше усидеть дома и постоянно мотался то к учителю, то по ещё каким-то делам, то просто повторял трюки, которым выучился во время заточения. Иногда на столе Сяо Синчэня будто сами собой появлялись понравившиеся ему лакомства из Цинхэ. Иногда Сяо Синчэнь летал с ним. Пока он не рисковал даже подниматься над облаками, но чувствовал, что рано или поздно и духовные силы, и зрение восстановятся полностью. Он не торопил себя. Ему хватало чистого неба, вида на холмы и деревни, луны только для них двоих и поцелуев на мече, в полёте — не отставая и не обгоняя друг друга. Этот воздух, эти холмы, любимое дело и Сюэ Ян рядом — понемногу они разгоняли осевший в душе туман города И. — Цзинь Гуанъяо, кстати, поблагодарил за колокольчики, даочжан, не знаешь, чего это он? А у самого рожа такая сложная, то ли лыбу давит, то ли наоборот. Странно это. Ещё папаша у него будто с ума сошёл, баб начал таскать прямо в личные покои, с ним даже сын говорил — без толку. Говорят, добром не кончится. Сюэ Ян почесал шрам, и Сяо Синчэнь покачал головой. Опять Сюэ Ян слишком долго летал и забыл про ритуалы. — Ты хотя бы медитировал? — Конечно. Всё в порядке, даочжан. Вот увидишь, я переварю эту дрянь.

***

— У тебя глаза, как у А-Цин! — вот первое, что сказал Цзычэнь при встрече. Сяо Синчэнь от неожиданности засмеялся и спросил:. — Кто такая А-Цин? Цзычэнь отвёл взгляд. — Моя, наверное, воспитанница? Я повстречал её, когда выбирал места для башен. Она притворялась слепой и воровала кошельки, у меня тоже пыталась. Я стараюсь как-то ей заниматься, но не представляю, что делать с ней дальше, честно говоря. Мне кажется, она бы нашла общий язык с Сюэ Яном. Сяо Синчэнь опасался, что они с Цзычэнем станут чужими друг другу, но вот оно, настоящее родство душ: они заговорили, будто и не было тяжёлой и долгой разлуки — Прости меня, Синчэнь. — Тебе не за что извиняться. Я так рад тебя видеть. Пойдём, покажу тебе здесь всё — думаю, тебе понравится. Как у него получилось, Сяо Синчэнь до сих пор не понял сам. Он осуществил их мечту и основал школу, пусть не такую, как фантазировалось. Сяо Синчэнь с гордостью показал светлую комнату для занятий с небольшой библиотекой и дом, где жили первые ученики — их стало уже пятеро! Вместе они поднялись наверх, где вдали от шума была площадка для медитаций. Сяо Синчэнь рассказывал о своём пути, о всех тяготах и радостях, которые пережил. — А ты как, Цзычэнь? — Знаешь, мы правильно держались подальше от дворцов. Нас бы тогда перемололи в пыль и даже не подавились. Очень сложно, Синчэнь. И мерзко. Каждое слово может ударить по тебе, по тем, кто тебе важен. Столько там грязи и подлости! — Но ты тогда нашёл Цзинь Гуанъяо? — Да, и едва не погубил тебя. Столько раз хотелось всё бросить и вернуться в Байсюэ! После я с ним сработался. Он не лучший человек, у него очень много скверных и грязных тайн. Я не буду его оправдывать, но даже у него могут быть благие намерения и даже ему пригодился человек, который просто хочет делать с ним общее дело. Сяо Синчэнь вспомнил, как на том совете кланов случайно поймал взгляд Цзинь Гуанъяо и даже с нынешним зрением заметил его облегчение, когда в зал ворвался Не Минцзюэ. Сколько интриг, сколько многослойного коварства стояло за простым «хочу помогать строить смотровые башни»! Цзинь Гуанъяо не хотел огорчать Цзычэня — неужели лишь поэтому их оставили в покое? — Ты здесь задержишься? — Нет. Мне ещё лететь в Хэйлунгоу. — Тут Цзычэнь отвёл взгляд. — Но теперь ничто не мешает нам видеться почаще. Сяо Синчэнь кивнул и не стал расспрашивать. Его не касается, что за дела у Цзычэня там, в горах, где будто ничего и не было кроме обители, в которой привечали сирых и неизлечимо больных детей. И не его дело разбираться в том, что правда, а что нет в сплетнях и пересудах: о пропавшем вдруг ребёнке Цзинь Гуаншаня, о Цинь Су — и что там говорил Сюэ Ян про взгляды? Даже говорили, что Цзинь Гуанъяо предлагал своему помощнику возлечь на ложе втроём и помочь Цинь Су зачать. Сюэ Ян с особым наслаждением таскал самые безумные сплетни, и никакие уговоры не могли заставить его перестать. На закате они с Цзычэнем поднялись на самый высокий холм — как тогда, в ночь перед расставанием. Теперь Сюэ Ян легко мог бы присоединиться к ним — и наверняка так и сделает, если решит, что Сяо Синчэнь с другом слишком засиделись. Цзычэнь тоже вспомнил о том разговоре и горько усмехнулся: — Я тогда предупреждал тебя насчёт Сюэ Яна, а в итоге сам пошёл за человеком, который ничем не лучше. И ни тебе, ни мне их не переделать — Да, знаю, но Сюэ Ян старается. — Цзинь Гуанъяо тоже. Они помолчали, снова понимая друг друга без слов. Та их мечта была такой светлой, такой наивной! — Если бы не Сюэ Ян, мы бы тогда не разошлись, и как знать, что бы вышло. — Если бы не он, не было бы ни этой твоей школы, ни смотровых башен. Мы тогда хотели сделать мир лучше. — И может, у нас получается.