Каракатица

      — Руки держи!       — Не дёргайся! Тихо ты!       От навалившейся сверху тяжести не то что дёргаться, дышать было невозможно. Я возмущённо замычала, и в бок быстро и умело ткнули чем-то твёрдым и плоским. Подбили коленки, ещё сильнее вжимая в стену, и наконец сковали руки за спиной. Как только щёлкнул наручник, от меня отвалились, дёргая следом.       Дезориентированная, с помутневшим от удара головой зрением, пошатнулась, но упасть не дали, остервенело утаскивая куда-то по узкому и полутёмному коридору. Следом шустро и тяжело топал кто-то высокий, то и дело закрывавший макушкой лампы-плафоны. Я крепко зажмурилась и резко распахнула глаза, но чёткости зрения это не вернуло — человек сзади так и остался размытым бело-голубым пятном с редкими тёмными вкраплениями.       Затем мне пригнули голову и затолкали в дверь, предупредив:       — Ступеньки.       Я всё равно споткнулась, но захват за спиной был достаточно крепким, чтобы помочь выровнять ход и начать торопливый спуск по ещё более узкому коридору.       Стало как-то в разы холодней, а света поубавилось.       Пролёт был крутым, но лишь немногим длиннее стандартного подъездного. Выбрались мы в такое же мрачное, как и коридоры до этого, но явно более просторное помещение. В нос ударили запахи сырости и намокшей древесины.       Стоило попытаться оглядеться, получила болючий тычок по голени, а затем конвоир подтолкнул к толстым стальным прутьям. До меня тут же дошло, что это камера, так что ироничного смешка не сдержала. А кто-то, учась в академии, мечтал быть следователем, и вот — приплыли.       — Заткнись.       Вновь дёрнули и прижали ещё крепче.       — Открывай, — бросил конвоир молчаливому спутнику. Тот зазвенел связкой ключей, после чего раздались лязг замка и скрежет открываемой двери. — Вперёд. Без фокусов, — меня подтолкнули к проходу, сняли наручники, грубо втолкнули в камеру и захлопнули дверь.       Замок щёлкнул дважды, и лишь после этого я обернулась, щурясь в попытках разглядеть конвоиров.       Зрение всё ещё подводило, но было уже гораздо лучше. В горле стоял неприятный ком, а сердце заходилось в аритмии. Я нервно усмехнулась, подняла руки на уровень лица, демонстрируя пустые ладони.       — Ребята, я не…       — Молчать! Сиди тихо и жди.       Затем оба развернулись и быстро покинули поле зрения. Раздался быстрый топот, а после — хлопок двери.       Глаза слезились, где-то за ними разгорался очаг боли, но главное, что зрение пришло в норму. Выждав ещё пару мгновений и размяв ноющие запястья, решительно подошла к решётке, разглядывая. Прутья были не только вертикальные, но и горизонтальные. Настоящая клетка. Я взялась за вертикальные полосы, сжала и пару раз дёрнула. Впустую.       Тогда я обратила внимание на дверь, внимательно изучая петли и замок сперва на глаз, а затем и на ощупь. Вряд ли в тюрьме будут хреновые запорные механизмы и разболтанные шурупы, но поковыряться руки так и чесались. Тем более вокруг не наблюдалось ни камер, ни даже охранника. Лишь деревянные панели со всех сторон, да всё те же плафоны, но только уже на стенах.       Я потянулась рукой к рюкзаку, но тут же выругалась. Сумку срезали сразу, как только принялись меня вязать. А там много чего полезного внутри, многое сгодилось бы.       И куда нелёгкая занесла? Не похожи схватившие меня парни ни на полицейских, ни на тероборону. Что это вообще за подвал такой?       Привстав на носочки, попыталась просунуть лицо в одну из ячеек, благо туда поместиться могла и вся голова. Тут же, как по заказу, пол подо мною накренился, а инерция потащила в сторону крена. Черканув подбородком по металлу, зашипела от боли, суетливо хватаясь за прутья. Только обнаружилась точка опоры, как потянуло обратно, а затем и вовсе назад, припечатав к стене. Следом, дребезжа, прикатилось деревянное ведро, ударив по оголённым и замёрзшим пальцам ног. Сандалии прекрасны, но не в такие моменты.       Зашипев, присела, и тут же рухнула, когда пол под ногами буквально подпрыгнул. Ведро врезалось в плечо, обдав запахами мочи и кала. Класс. Хорошо хоть сухое.       Окружающий мир вновь сделал кульбит, а после размеренно стало качать то вправо, то влево, тягая от одного угла к другому. Ведро, будто преследуя, каталось туда-сюда, периодически нанося новые увечья. Я же скрутилась в комок, прикрыв голову, и даже иногда умудрялась выставить ноги, чтобы затормозить.       Мир вокруг гремел, звенел и скрипел. Изредка раздавались человеческие крики и топот ног. В памяти пронеслись редкие путешествия с дедом на заводском катере из далёкого детства, и до меня, наконец, дошло.       Это шторм. А значит, я на корабле. Но как я могла угодить на борт судна, если просто спускалась по пристани городского пляжа, намереваясь посидеть у воды вдали не только от толпы, но и редких катеров, что стояли на приколе с конца февраля?       Что, чёрт раздери, опять в моей жизни пошло не так?       Будто издеваясь, качкой вбило в решётчатую дверь, и я не сдержалась:       — Да чтоб вы там сдохли все! Кривожопые!       — Это точно, — отозвался кто-то через стенку слева. Голос был мужской, грубоватый и хриплый. — Даже газету вовремя не принесут.       С грохотом грома раздался пугающе-знакомый грудной смех.

***

      Вице-адмирал Цуру была сама собранность и опрятность. Белый плащ с золотыми эполетами, выглаженная белая рубаха, синий галстук, того же цвета штаны с забавным рисунком-кружком, начищенные до блеска ботинки с острым носом. Седые волосы зачёсаны и собраны на затылке в хвост, на голове — очки с затемнёнными стёклами. Усевшись напротив камеры на раскладном стульчике, женщина сосредоточенно перебирала содержимое моего рюкзака, умостив тот на колени. До этого она, правда, совсем по-детски умилялась значком-корги на переднем кармане и ромашками-брелоками, закреплёнными на змейках основных отсеков сумки, но обыск проводила основательно. Я же, в свою очередь, стояла в шаге от решётки, стараясь осознать происходящее и хоть как-то уложить имеющиеся факты в раскалывающейся от боли башке.       Женщина тем временем извлекла на свет мобильный, задев боковую клавишу, и изумлённо вскинула брови. Старческие морщинки на сухом круглом лице растянулись, дав понять, сколь красива Цуру была в более молодые годы. Я прикрыла глаза ладонями, досчитала до десяти, резко выдохнула и вновь взглянула на женщину. Никуда та не делась, лишь склонилась ближе к дисплею, загадочно улыбаясь.       — Симпатичный молодой человек, — я нервно хохотнула, вспомнив, что на заставке у меня сейчас Санеми Шинадзугава в сером костюме-двойке, штаны которого весьма удачно облегали задницу персонажа. Цуру оторвала взгляд от экрана и поинтересовалась: — Что это за аппарат? Слишком непривычный для фоторамки.       Вот что ей сказать?       Святые яйца. Я в беде.       Тем временам Цуру вновь задела кнопку и погасила экран. Нахмурившись, она покрутила аппарат, изучая ещё две клавиши сбоку, но нажимать пока не решалась. Зато перевернув телефон, в прорези силиконового чехла тут же обнаружила камеры, которые хоть и отличались от местных технологий, но всё же были узнаваемы.       — Это фотоаппарат с функцией галереи и видеозаписи.       — Удобная вещь для шпионажа.       — Но я не шпион.       — Это мы ещё должны выяснить.       Повозившись с кнопками, Цуру вновь добилась включения экрана и, недолго думая, ткнула в него пальцем. Затем повела вправо-влево, постучала сперва аккуратно, а затем довольно ощутимо. Экран погас. Новые попытки его оживить ничего не дали. В душу закрались подозрения — нечто подобное я уже переживала с предыдущим аппаратом, который умудрилась утопить в тазе с порошком.       — Вы его в воду не роняли?       Женщина кинула острый взгляд в сторону — стоявший у входа боец пискнул и вытянулся по струнке.       — Виноват, вице-адмирал! Шторм, сами понимаете… Да сумка даже почти не намокла! — в конце бедняга сорвался на визг.       Цуру лишь тяжело вздохнула, проворчав:       — Разбаловал вас Сенгоку.       От этих слов я вновь зажмурилась, мысленно матерясь. Ещё и Будда мне на голову. Давайте уже и Гарпа в придачу, чтобы я тут совсем ёбу дала.       Или я уже?       Переступив с ноги на ногу, попыталась сосредоточиться на чём-то более обыденном.       Вот, допустим, я. Задубевшая в сыром холодном трюме в своих сандалиях, джинсовых бриджах до колен и белой футболке с чёрными рукавами и цепеллином Led Zeppelin. Руки-ноги целы, пусть и в синяках да царапинах, башка болит, подбородок саднит. Вроде все лишние килограммы тоже при мне, как и боль в так и не вылеченном зубе. Всё реально, даже щупать себя не надо.       Вот мир вокруг. Ощутимый, объёмный, даже немного подванивающий.       Отступив от решётки ещё на шаг, принялась осторожно обходить камеру по кругу. Приложила руку к стене, ощущая все неровности на лакированных досках. Качка была умеренной, но всё равно вынуждала немного проседать в коленях, двигаясь с ней в такт.       — Почему бы тебе не присесть, девочка? Разговор явно будет долгим, — предложила Цуру.       Я выдохнула лёгкое облачко пара и отрицательно покачала головой.       — Лучше постою. Не хотелось бы потом кровью мочиться.       За стенкой опять заржали, а Цуру вдруг спохватилась, бросив помрачневшему после выговора бойцу:       — Принеси тёплое одеяло, парень.       — И мою газету!       — И чаю, пожалуйста, — дополнила заказ вице-адмирал.       Дозорный — теперь уже можно было смело называть вещи своими именами — умчался вверх по лестнице, а на смену ему спустился напарник, в котором признала скрутившего меня конвоира. У парня оказалась рассажена губа, и если память не изменяет, то прилетело ему затылком, как только на меня, полностью дезориентированную на новой местности, накинулись сразу двое. Да уж, побрыкаться я всегда была горазда.       Пока нам несли нужные вещи, Цуру добралась до внутреннего кармана с документами, который, судя по всему, тоже намок. Корочка удостоверения работника суда разбухла и разъехалась в тонких старческих пальцах, и даже из моего угла было видно, что печать с чернилами потекли. Обложка паспорта — с милыми рыжими собаками и надписью: «Всё что тебе нужно — это корги», — намокание пережила стойко, но вот сам документ, судя по хмурому выражению лица Цуру, нет. Женщина осторожно перелистывала склеившиеся и разбухшие листы, силясь что-то прочесть, но по итогу паспорт просто развалился у неё руках.       Хорошо хоть заграничный остался у матери в тревожном чемоданчике. Но если каким-то образом всё творящееся вокруг не является бредовым сновидением, и я смогу выбраться из этого дерьма живой и невредимой, придётся переживать служебное расследование из-за угробленной корочки и долго сражаться за возможность восстановить паспорт-книжечку, а не получать пластик.       И почему меня это тревожило больше, чем заключение в трюме военного корабля в компании с одним из самых опасных пиратов данного мира?       Профессиональная деформация, не иначе.       Только с пострадавшими удостоверениями личности было покончено, вернулся первый караульный. Дымящуюся чашку на блюдце для вице-адмирала водрузили на выделенную специально под это бочку, на край умостили пухлую газету, мне же протянули колючее коричневое одеяло, которое едва протиснулось меж прутьев.       Цуру отложила уже почти до конца изученный рюкзак, и сделала небольшой глоток, довольно щурясь, я же тем временем постелила одеяло, разулась и уселась по-турецки, растирая, а затем и кутая ноги в ткань.       — Что же, давай для начала познакомимся. Ты знаешь, кто я?       — Вице-адмирал Цуру, — ответила ей, перейдя к растиранию плеч. — К вам не раз уже обращались.       — Хорошо. А сама не хочешь назваться?       В принципе, даже если она что-то умудрилась прочесть в документах, скрывать было нечего.       — Александра. Можно Саша, Саня, Лекс, даже Сандра. Как угодно.       Сосед за стенкой вновь подал голос:       — Или как захочу?       — «Как захочу» — для дружка промеж ног. А список могу повторить, если попросите.       Цуру изумлённо вскинула брови, зато товарищ пират довольно заржал.       — Оставь её здесь, Цуру. Хоть не так скучно будет плыть.       — Даже если её прислали тебя убить?       Я аж закашлялась от таких выводов. Она меня видела? Я два года в спортзале не была, а в спарринге стояла последний раз лет пять назад. Сегодняшнее позорище, завершившееся моим заключением, не в счёт.       Да и если бы сама Вселенная хотела убить моими руками бывшего царя и шичибукая, то катапультировать надо было ему на голову, а не куда-то на лестницу между двумя палубами.       — Кайдо, конечно, на меня зол, но на подобные оскорбления даже он не способен.       Мы с вице-адмиралом обменялись одинаково изумлёнными взглядами. Мол, ты это тоже слышишь? Пиратская солидарность у них, вы посмотрите.       И, эй, а меня значит оскорблять можно?       — Я обычный клерк, — решила прервать затянувшееся молчание. — И понятия не имею, как сюда попала.       — А эта игрушка?       Цуру покрутила дохлым телефоном перед решёткой, но я лишь плечами пожала.       — Разработка от другого клерка, но уже необычного. Он ещё и всякие летательные аппараты собирает, — дополнила образ, вспомнив сотрудника, который вместо копошения с документами мог полдня в своём кабинете дроны из говна и палок собирать. — И это подарок. Был.       — И на такой талант никто не бросил взгляд?       — Да мы в такой глуши живём…       Цуру мне не поверила, прожигая сердитым взглядом. Она ведь просто делала свою работу, и делала её честно, проявляя ко мне максимально доступное в сложившейся ситуации сочувствие. Я же просто хотела выкрутиться, чётко осознавая, что правда в данной ситуации звучала бы ещё менее вразумительно, чем выданная минутою ранее полу-ложь.       — Ладно. Раз ты так хочешь, — судя по тону, она была разочарована. На секунду даже стало совестно. — Пока посиди здесь. Как выйдем из полосы штормов, переведу тебя на свой корабль.       В бабский коллектив. Ура. А можно мне сразу за борт?       После этого Цуру застегнула рюкзак, нежно провела пальцем по значку, вновь умильно улыбнувшись, и разместила сумку у ног. Отпив чай, она деловито развернула газету и принялась зачитывать новости.       На меня посыпался ворох информации о творящемся в мире хаосе: одни королевства сгорали в огне восстаний, иные заключали мировые соглашения, неспособные поддержать машину войны из-за срыва поставок оружия, кто-то сдавался Дозору, опасаясь за свою шкуру, кто-то, хапанув духу безумия и свободы, вышел в море, оставив за собой сгоревший дотла родной городишко. А за голову Мугивары и членов его команды объявили новые, огромнейшие награды. Трафальгар Ло тоже отличился.       Я всё ещё надеялась, что сплю или брежу. Мир Эры Пиратов хорош со стороны, чтобы помечтать и повеселиться, пригож для того, кому терять, кроме собственной шкуры, нечего и возвращаться некуда. Мне же здесь не место. То, что я не сдохла с первым глотком местного воздуха, было вообще из разряда чудес.       Этот мир не жалел даже своих детей, вряд ли он проявит снисхождение к незваному гостю.       Будто в подтверждение моих мыслей, раздался до тошноты знакомый грохот. Сжав челюсти, стойко перенесла ещё два последующих, прекрасно осознавая, что прятаться некуда. А затем в нас попали — судно вильнуло и накренилось, стена поменялась местом с полом, свет замигал, но всё не гас, кто-то вдалеке орал и бегал как оголтелый.       Цуру, стойко игнорируя крен и качку, допила чай, вручила приборы вжавшемуся в стену караульному, а после ловко, словно девчонка, выбежала прочь, провожаемая довольным смехом Донкихота Дофламинго.