Born to fight

В Формуле-1 много негласных правил – не прописанных ни в одной бумажке, но кроваво-красными буквами с детства въевшихся в подсознание каждого гонщика. Не врезайся в своего напарника. Не критикуй команду на публике. Убирай руки с руля, когда летишь в стену. Оксана сколько себя помнит ненавидела навязанные установки. Ей всегда нравилось принимать решения, а не подчиняться, и она не лишала себя удовольствия играть по своим правилам, если могла себе это позволить. Эта самоуверенность помогла Оксане стать одной из самых юных гонщиц Формулы-1 в истории, но однажды должна была сыграть с ней злую шутку – точно как предсказывала Ева. Причём британка явно сказала бы, что сегодня типичной Оксаной она была даже дважды: сперва решила, что поздно тормозить в связке поворотов О Руж-Радийон – это блестящая идея, а потом была уверенна, что сможет удержать машину на трассе, до последнего вцепившись в руль и напрочь игнорируя жизненно важное правило.   Эти повороты не прощают ошибок, и каждый человек на автодроме Спа-Франкоршам об этом знает. Это место забирало жизни и рушило карьеры даже в современной, напичканной системами безопасности Формуле-1. Поэтому когда серебристый болид летит в стену, кажется, что все три сотни тысяч зрителей одновременно задерживают дыхание. Столкновение со стеной здесь – мелочь. Это же Королевские гонки со своими карбоновыми кокпитами и ремнями безопасности от истребителей. Непоправимое может произойти, если твою разбитую после встречи с отбойником машину выбрасывает обратно на трассу, где остальные девятнадцать соперников мчатся вперёд без шанса избежать катастрофы.   Стрелки часов замирают, все взгляды прикованы к экранам. Еве кажется, что болид летит в этот чёртов отбойник уже вечность, а потом ещё столько же обратно. Ей хочется отвернуться или закрыть глаза, и чтобы через секунду кто-то громко сказал, что всё хорошо. Но она не может ни дышать, ни моргать, ни тем более двигаться. Кто-то нервно сжимает её плечо, когда после удара о стену машина врезается в другую, а в ту – третья, но сама брюнетка пока способна только поднести дрожащую руку к лицу. Она пытается сфокусировать взгляд на ярком шлеме, чтобы понять, двигается ли он, но картинка перед глазами расплывается. Камеры в эфире переключаются на крупный план, показывая ни черта не умиротворяющую бельгийскую природу. Плохой знак. Так положено при серьёзных авариях, и некоторые из них заканчиваются плачевно.   В наполненном людьми помещении повисает тревожная тишина, отсчитывая долгие секунды. Все сосредоточены на гоночном инженере, который выкрутил громкость радио с Оксаной на максимум. Сжимающая плечо рука, оказывается, принадлежит Тото, который, не отрывая взгляда от экрана, крепко прижимает Еву к себе. В такие моменты в паддоке нет соперников, нет болельщиков разных гонщиков и команд, нет сотрудников «Мерседес», «Феррари» или «Ред Булл». Все хотят только одного – чтобы те трое пилотов в разлетевшихся на куски машинах сказали одну короткую фразу: «Я в порядке».   Гараж «Серебряных стрел» в унисон с облегчением выдыхает, и после коротких радостных возгласов мир для них резко становится прежним. Все как ни в чём не бывало продолжают заниматься своей работой, как будто секунду назад не гадали, спасла ли почти уничтоженная машина хрупкую жизнь внутри или это очередной чёрный день в истории больших гонок. Все кроме Евы, которая за эти тридцать секунд прокрутила в голове столько ужасных сценариев, что всё ещё не может дышать ровно, вцепившись в руку Тото так сильно, что у его жены могут возникнуть вопросы к следам от ногтей на запястье. Он по-отцовски крепко обнимает Еву, но мир вокруг не спешит становиться нормальным. Она всё ещё не может совладать с чувством времени, когда перед глазами снова оказывается один из десятков экранов с бесконечно повторяющимся замедленным повтором аварии с разных ракурсов. Ева – гонщица, поэтому первое, на что она обращает внимание, – вцепившиеся в руль руки и неестественно вывернутое запястье в момент удара. Она молча чертыхается, но тут же ругает себя за эти мысли. Минуту назад они не знали, жива ли Оксана вообще, всё остальное на этом фоне – мелочи. Девушка выбирается из кокпита и вполне твёрдой походкой направляется к медицинской машине, настойчиво отмахиваясь от помощи маршалов. Брюнетка улыбается – с ней точно всё в порядке.   Ева не вспомнит, как добралась до медицинского центра на другой стороне паддока, но ждать ещё полчаса было невыносимо. Поластри нужно было срочно сказать Оксане всё что она о ней думает и задушить её – если не по-настоящему, то хотя бы в объятиях.   — Ты идиотка, — почти шипит Ева в плечо, обнимая девушку так сильно, что той наверняка стало больно – ещё больнее. Интересно, а если не отпускать её больше никогда, Оксана всё равно найдёт способ в очередной раз оказаться на грани смертельной опасности?   — Прости, я не специально вырезалась в стену, честно, — девушка говорит очевидные вещи, чтобы Ева улыбнулась и стукнула её в плечо, и всё стало на круги своя. Она ненавидит быть жертвой, а ещё больше, как оказалось, ненавидит заставлять близких людей бояться за неё. Гораздо проще шутить и храбриться. Только Еву это не устраивает – ей всё ещё не до шуток. Она до сих пор не может отделаться от жуткой мысли, что могла больше никогда не увидеть Оксану.   Остаток дня проходит в мучительно тянущейся послегоночной суматохе. В Формуле-1 есть ещё одно правило – если после гонки тебя не увезли в больницу, будь добр предстать перед жаждущими ярких цитат журналистами. Поэтому, получив одобрение от медиков, Оксана отправляется раздавать интервью, и с каждой минутой это всё больше становится похоже на извращённую пытку. Ева про себя радуется, что у неё больше нет никаких обязательств перед СМИ и ей не нужно разными словами отвечать на сотни одинаковых вопросов, когда больше всего на свете хочется спрятаться в самом дальнем уголке мира и больше никогда и ни с кем не разговаривать. Вместо этого она находит себя утонувшей в кресле Тото, наблюдая, как сотрудники разбирают моторхоум по кусочкам, чтобы погрузить всё в самолёт и завтра утром отправиться в новую страну. Это успокаивает, но не помогает избавиться от застывшей перед глазами картинки разбитой машины – особенно с учётом того, что покорёженная груда металла находится прямо за её спиной.   Вечером жизнь начинает казаться совсем уж сюрреалистичной. Они смотрят дурацкий фильм, молча устроившись на диване в отеле. В такие моменты со стороны может даже показаться, что они нормальные люди: что одна из них сегодня не рисковала погибнуть в аварии на скорости 290 километров в час, а другая в этот момент не начала молиться богу, в которого не верит. Всё меняют детали: фильм на голландском, которого никто из них не понимает, а смотрят они его, чтобы подольше помолчать. Ева понимает, что не сможет удержаться от колкой обидной правды в адрес поступка, который по её мнению может занять неплохое место в рейтинге наиглупейших. Оксана просто старается не думать, хотя выходит из ряда вон плохо. Она тянется за стоящим на стеклянном столике стаканом и морщится от снова пронзившей руку боли, запивая лезущие в голову мысли ромом. Еве тревожная деталь бросается в глаза сразу, и ей совсем не нравится пазл, предательски ровно складывающийся в голове.   — Пожалуйста, скажи мне, что врачи об этом знают, — Поластри всё ещё немного злится, поэтому ничего не хочет и не может поделать со своим строгим тоном.   Оксана на себя совсем не похожа. Вся природная игривость и привычная дерзость испарились, оставляя человека внутри обнажённым и беззащитным. Даже адреналин в крови растворился, больше не защищая её от эмоций и ощущений. Она очень испугалась. Кажется, впервые. Точно сильнее, чем когда-либо. Все прошлые аварии злили её, больно били по самооценке, но никогда не пугали. Сейчас, каждый раз закрывая глаза, она видит последний кадр перед ударом и до сих пор чувствует боль, которая сейчас отчётливо концентрируется в чуть отёкшем запястье.   — Оксана, ты гонщица Формулы-1! За тобой стоит команда из тысячи людей, — Ева не дожидается ответа, по привычке делает вывод сама, начиная злиться ещё больше. — Тебе больше нельзя вести себя как ребёнок, понимаешь?   В любой другой день француженка ответила бы дерзкой колкостью, перевела всё в шутку и, возможно, увлекла бы Еву в долгий поцелуй, от которого та бы не смогла отказаться. Но сейчас ей действительно не по себе, а серьёзность Евы делает всё только хуже. Она не верит в судьбу и предчувствия, но мысли в голове будят зародившуюся ещё днём тревогу. Что? Это правда может закончиться плохо? Поластри не нужно много времени, чтобы заметить это, поэтому укор в её глазах исчезает так же быстро, как появился. На смену ему приходит непоколебимая уверенность – её фирменная – хотя сейчас в ней нет ничего искреннего.   Стены больниц, люди в белых халатах, металлическое звяканье медицинских инструментов, въедающийся в кожу запах лекарств – всё это вызывает у Оксаны мурашки. Самое яркое воспоминание её детства запечатлено именно в такой локации – когда её привезли на скорой в больницу вместе с телами родителей, а палата с обшарпанными стенами надолго стала новым домом. Она до сих пор помнит безликих людей вокруг, полные жалости глаза всех, кто пытался с ней общаться, и одну женщину средних лет, которая была то ли врачом, то ли медсестрой. Она всегда улыбалась, приносила сладости, к которым Оксана не притрагивалась, и читала сказки, которые раздражали маленькую-большую девочку своими счастливыми концами.   Переступая порог роскошного медицинского центра, Оксана насильно откидывает от себя тоскливые мысли. Ничего в этом заведении не похоже на то страшное здание, которое могло бы стать идеальной локацией для фильма ужасов, а не местом, где больные люди должны становиться здоровыми. Здесь много пространства и света, стильная мебель, нет никаких белых халатов, а вместо больничного запаха витает ненавязчивый аромат мускуса и свежести. Оксана мельком обращает внимание на то, что с Евой здороваются несколько людей, с одной девушкой в медицинской форме они коротко обнимаются. Не удивительно, учитывая то, что эта клиника стала Меккой лучших спортсменов со всего мира именно после спасения карьеры чемпионки мира в её третий сезон с «Мерседес». Заботливо приобняв Оксану за плечи, Поластри со знанием направляется на второй этаж мимо ресепшена, только улыбнувшись миловидной брюнетке за стойкой. На втором этаже их встречает Мэган, а точнее Доктор Мэган Грант, которая до этого момента была для Оксаны просто «Мэгги – лучший спортивный врач в мире» – так её представила Ева, когда они встретились на какой-то спонсорской вечеринке в Англии. Она сразу понравилась девушке, потому что излучала уверенность в себе и выглядела просто сногсшибательно в своём бордовом костюме, с высоким хвостом и тёмной помадой. Да, Оксану всегда привлекали женщины чуть старше. Сейчас Мэгги выглядит скорее как Доктор Грант: в медицинской форме – хотя такой же бордовой – и с неброским натуральным макияжем, не скрывающим морщинки вокруг глаз. Ева явно рада видеть подругу, с широкой улыбкой отвечая на её объятия. С вечными разъездами по миру Поластри прискорбно редко оказывается в Лондоне, поэтому встречи с друзьями – редкий праздник. Хотя в этот раз повод не слишком радостный.   — Тебе не надоело встречаться исключительно в медицинских целях? — подкалывает Еву доктор Грант, выскальзывая из её объятий и здороваясь за руку с блондинкой.   — Скажи спасибо Оксане. Если бы не она, мы бы встретились только после финальной гонки.   Оксана с улыбкой закатывает глаза. Хотя с момента аварии не прошло и суток, то ужасное воскресенье осталось в прошлом. К счастью, у гонщиков есть полезная способность быстро выбрасывать всё из головы – иначе можно свихнуться. Сегодня она гораздо больше похожа на себя, поэтому во время короткого рейса до Лондона отчаянно пыталась убедить Еву, что ей не нужен врач, да и вообще рука у неё уже почти не болит. Совсем об обратном говорили гримасы боли на лице, когда она на секунду забывала осторожничать и делала любое резкое движение.   В кабинете УЗИ флёр дорого медицинского центра развеялся – несмотря на роскошную отделку, современную технику и абстрактные картины на стенах, здесь пахнет больницей, поэтому тщательно скрываемая тревога всё же медленно подбирается ближе. Оксана по-прежнему ненавидит больницы. Сосредоточенное лицо Мэган, разглядывающее на экране непонятную картинку, не выражает никаких эмоций. Она уже несколько минут водит датчиком по ещё больше распухшему запястью девушки, немного раздражая своей непроницаемостью.   — Когда следующая гонка? — спрашивает Мэган, как будто ей просто интересно, а не чтобы вынести вердикт, который скорее всего никому из присутствующих не понравится.   — В конце следующей недели, — отвечает Оксана настороженно, вцепившись взглядом в сведённые брови женщины.   Доктор Грант бумажным полотенцем стирает остатки холодного геля с руки блондинки, выключает компьютер и наконец-то переводит взгляд на Еву и Оксану. Обе прожигают её взглядом и немного ненавидят за эту совершенно ненужную паузу.   — Ничего страшного не произошло, — как и полагается врачам, начинает Мэган с хорошего, — связка повреждена, но этот надрыв заживёт сам, если ты дашь своему организму хотя бы месяц на восстановление, — на незаданный вопрос «А если нет?» женщина отвечает сразу же, — иначе это закончится плохо.   Месяц. Оксану будто бы окатывает ледяной водой. Месяц – это две гонки. Две гонки – это потенциальные 52 очка. 52 очка – это пропасть в чемпионате. Математика простая, что не делает её менее страшной. Поэтому Оксана поступает так, как привыкла делать в любой ситуации – берёт всё в свои руки: — Это исключено. Я не буду сидеть на диване и смотреть, как мои соперники выигрывают гонки.   — Это твоя жизнь, — Мэган не удивлена протесту, игнорируя уверенный тон и знакомый дерзкий вызов в глазах, за которым скрывается целая палитра эмоций: страх и отчаяние, неудачно сочетающиеся с упрямой уверенностью в своей правоте и застилающими здравый смысл амбициями. Оксана ведёт себя как любой спортсмен, но сейчас в каждом её взгляде Мэган узнаёт… Еву. — Я не могу тебе ничего запретить или приказать, но если ты сядешь за руль через две недели, эта гонка может стать для тебя последней в сезоне.