***
— Диспетчер, это 727L30, заступил на маршрут, — отчитавшись по рации, Гэвин выехал на оживлённую дорогу. Единственный выходной пролетел в секунду: моргнул — и снова будильник поднял на работу. Из кровати Рид выбрался, ещё не проснувшись, и лишь прохладный душ и большая кружка растворимого чёрного кофе помогли взбодриться. Он проспал почти сутки, не сделал ничего полезного по дому, зато отдохнул перед новой долгой сменой. Работал Рид, как всегда, один — Фаулер решил не назначать напарника даже после пополнения штата, а Гэвин не сопротивлялся, слишком привык патрулировать улицы в одиночестве. Изредка, когда появлялось свободное время, с ним на смены заступал лейтенант Андерсон. Он не вмешивался в опросы или задержания, только отчитывал временами за излишнюю грубость и не всегда уместное применение силы и наблюдал. Рид так до конца и не разобрался, не доверяет ему Хэнк или просто приглядывает, но в глубине души надеялся на второе. С обязанностями Гэвин (как считал сам) справлялся неплохо, а как Фёрст перестал мешать во время работы, стало лучше. После того, как две недели назад принял холодильник с мышами в качестве подарка, Ричард успокоился. Затих, временно залёг на дно, но благодаря рассказам лейтенанта Андерсона Гэвин знал, что исчезновение надоедливой мухи лишь временное. «Сегодня у этих двух прилипал последний экзамен, и снова начнут протирать штаны в участке», — думал Гэвин, пока ехал на вызов в Мидтаун на очередную жалобу на шум. — «Почему я, блядь, вообще помню об этом?» Мелкие детали, которые касались близнецов Фёрстов, постепенно откладывались в памяти. Ещё не так давно Рид помнил только возраст братьев и едва ли задумывался над тем, кто из них старше. Сейчас же он знал даже не о них, а о младшем Фёрсте больше, чем хотел: где Ричард Фёрст учится и что ненавидит выбранную отцом специальность; что ему нравится скорость и адреналин, поэтому он увлекается картингом и занимается вандализмом; что любит сладкие напитки и еду, а любимый десерт — шоколадный фондан; и что любимый цвет у них совпадает. — Какого хера я помню всё это бесполезное дерьмо?! — выругался под нос Рид и ударил по рулю, чудом не попав по кнопке клаксона. За время нежеланного навязанного общения нахальный мажорчик проник в голову и насорил в ней десятком-другим ненужных фактов о себе, которые не получалось собрать в мусорную кучу и отправить в утиль. «Блядство!» — Гэвин вышел из машины и плюнул на пыльный асфальт. Поднявшись на третий этаж, офицер Рид свернул в плохо освещённый коридор в поисках нужной двери. Грохот музыки был слышен ещё на подходе, но на громкий стук и крик «полиция» так никто и не открыл. — Бесполезно, офицер, я час терпела, двадцать минут долбилась, но толку ноль, — сказала выглянувшая из соседней двери женщина. — Вы знаете, кто там живёт? — Какой-то парень, Майки или Макс — не помню. Новенький арендатор, как въехал, началось: музыка днём и ночью, попойки, травка. — Не похоже, что сейчас в квартире кто-то есть. — Гэвин прислушался, но рёв солиста и визг электрогитары заглушали другие звуки. — Полиция Детройта, откройте! — повторил Рид и надавил на ручку. Дверь поддалась, открылся обзор на маленькую прихожую и часть гостиной, из которой и доносилась музыка. — Стойте здесь, — бросил Гэвин соседке, достал пистолет, вошёл в квартиру и чертыхнулся, когда увидел на полу худощавого парня лет двадцати пяти, лежащего в луже собственной крови. По пустому взгляду, что был направлен в потолок, стало понятно — человек мёртв. — Диспетчер, это 727L30, — начал офицер Рид, когда выключил оглушающий дед-металл, — вызовите судмедэкспертов и детектива, у меня труп. Через пятнадцать минут приехал детектив Коллинз, и Гэвин передал ему информацию, которую собрал при опросе соседей, и вернулся в патрульную машину. Не успел он завести двигатель, как рация заговорила голосом диспетчера. — 727L30, приём. — Приём, в чём дело? — Вас сняли с патрулирования на ближайшие два часа, вам нужно срочно приехать в участок. — Принято, — выдохнул Гэвин в рацию и отключился. — Что там могло случиться? — Не теряя времени, он выехал в ДПД.***
— Сука. Я должен был догадаться. Гэвин вошёл в допросную и опустился на чуть скрипнувший ножками стул. На папку с очередным протоколом задержания он не обратил внимания — смысла не было, ведь заканчивать оформление Рид не собирался. Зато не отводил взгляд от Ричарда, который сидел на противоположной стороне стола с подозрительно довольной рожей. — Я тоже рад вас видеть, офицер Рид, — сказал мягким, вкрадчивым голосом и улыбнулся легонько, совсем чуть-чуть, чтобы обозначились ямки на бледных щеках, а в уголках глаз собрались тонкие лучики мимических морщинок. «Не только дерзить умеет, падла, обаяшкой решил прикинуться. Фальшивый насквозь», — Гэвин только собрался озвучить мысль вслух, как Ричард заговорил снова. — Я соскучился, — серьёзность, с которой он сказал это, обескураживала, — а вы? — следом наивный взгляд исподлобья и грустный излом бровей. «Всё подделка», — Гэвин не верил в искренность пацана. Не хотел верить и злился, злился, злился. Перед глазами расцвела картинка, в которой вставал со стула, хватал мажорчика за толстовку, чтобы хорошенько встряхнуть, и… Гэвин медленно вдохнул, досчитал до десяти и с присвистом выдохнул. — Нет, — наконец нашёл в себе силы ответить. — Вы врёте, — со спокойной уверенностью в ответ. — Нет. — Вы же приехали ко мне. — Я приехал не к тебе, а в участок. Причин вызова мне не объяснили, — у Рида возникло неловкое ощущение, что он пытается оправдаться. — Ясно, — кажется, пацан немного погрустнел, — а если бы знали? — Хватит, Фёрст! — Видит бог, Гэвин пытался контролировать эмоции, чтобы держать себя в руках. Честно пытался. — Чего ты добиваешься? К чему твои вечные разговоры, подарки и прочие тупые выкрутасы? — Вы мне нравитесь, очевидно же, — ответил без тени сомнения. — Бред. К дьяволу всё, Гэвин не думал вестись. — Будь я девушкой, вы бы тоже мне не поверили? — Ричард переменился в лице, стал серьёзнее, увереннее и, кажется, злее. — Считаете, что не можете понравиться другому мужчине? — Да какой из тебя мужчина, сестрёнка? Так, несерьёзный пиздюк. — О, так дело в возрасте? Думаете, что в девятнадцать я могу только трахаться направо и налево, а чувства на хрен?! — подскочив, Фёрст почти кричал. — О каких чувствах ты мне заливаешь, если больше половины наших «разговоров», — сарказм ядом пропитал голос, — ты сводишь к порнушным фантазиям? — Значит, в этом проблема. — Сев обратно на стул, Ричард расслабленно опустил плечи. — Что же плохого в моём желании сблизиться с человеком, который мне нравится, представлять, как я бы касался, как делал бы приятно? Разве вы никогда не чувствовали подобного? Тряхнув головой, словно сбрасывал оцепенение, Гэвин отвернулся к стене и столкнулся с собственным растерянным отражением в зеркале Гезелла. На щеках трёхдневная щетина, под глазами тёмные провалы от усталости, между бровей, словно приклеенная, держалась складка — последние недели Рид хмурился чаще обычного. Форма помята и местами неаккуратно топорщится, ведь нужно было попросить размер побольше ещё месяц назад. «Да кому я вообще такой понравлюсь? Чмо заёбанное», — отвернулся от зеркала, но так и не посмотрел в глаза Фёрста. Не было сил продолжать с ним бодаться, но признаться было равносильно поражению. — Хочу объясниться, офицер Рид, — прервал затянувшуюся паузу Ричард, — когда я вас увидел впервые, подумал, что хуй во рту пойдёт вам больше полицейской формы. Мой хуй, естественно. Воспоминание о первом задержании Ричарда Фёрста и то, как он повернулся во время досмотра, вызвало у Гэвина нервную дрожь. Тошнило от одной мысли, от малейшего допущения снова оказаться на коленях перед зазнавшимся мажором. — Я много раз представлял, как беру вас здесь, — пацан обвёл взглядом помещение, — в машине или нагибаю возле очередного граффити, которое рисовал для вас. Думал, что стоит нам перепихнуться разок-другой, то мысли о вас пройдут, что я забуду о вашем существовании так же быстро, как забываю о других любовниках. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Чтобы вы поняли, что я не издеваюсь, не играю и не шучу. Я ошибался, думая, что просто хочу заняться сексом с привлекательным партнёром, влечение к вам не просто симпатия, я в вас вл… — Замолчи! — грубо оборвал Гэвин. Короткий смешок с привкусом горечи захотелось забыть сразу же, как он прозвучал. — Вы требуете от меня правду, офицер Рид, при этом не готовы её слышать. Раз вам проще думать, что я вру о чувствах, тогда слушайте дальше мои фантазии, — голос Ричарда зазвучал ниже и тише, упал почти к шёпоту. — Прямо сейчас я думаю о том, как сильно хочу поцеловать вас, офицер Рид. Комок чего-то неопознанного встал поперёк горла, не позволяя Гэвину выдавить из себя хоть слово протеста. — Я столько времени представлял наш поцелуй, что могу сорваться, как только почувствую ваши сухие губы. Офицер Рид, вы для меня как самый дорогой, редкий и вкусный десерт в мире, сидите в метре, соблазняете одним своим существованием, но не даёте прикоснуться к себе. Будто экспонат в музее, которым можно любоваться, но нельзя трогать. А я очень, — Фёрст впился потемневшим взглядом, — очень хочу вас трогать. Чужой расширенный зрачок, перекрывший голубую радужку, заполнил собой все пространство допросной, утопил в темноте весь мир — не в пугающей темноте, а тёплой и уютной, обволакивающей, как горячая вода в ванне после тяжёлого рабочего дня, как мягкое одеяло в постели. И голос звучал в этой темноте, вёл за собой, как проводник. — Я бы пробовал вкус ваших губ долго, очень долго, чтобы они опухли, болели, и чтобы вы навсегда запомнили, что я могу быть не только страстным, но и нежным, осторожным. Вы ведь никогда не целовались с мужчиной, а я бы не стал давить, касался бы невесомо, чтобы вы привыкли к разнице и зуду на коже из-за щетины. Прикусив верхнюю губу, Гэвин попытался прогнать фантомную щекотку. — Вы бы дышали тяжело, вместе с воздухом наполняя лёгкие моим запахом, а я выцеловывал бы вашу челюсть, шею и ключицы. Касался бы не только губами, но и кончиками пальцев, пробовал бы языком ваш пот и желание. — Ричард не просто перегнулся через стол, он почти лёг на него. — Вы были бы возбуждены, офицер Рид. Я бы вжимался в вас бёдрами, тёрся бы, чтобы вы ощущали моё возбуждение, а я — ваше. По шее и груди потекли мурашки, словно невидимые руки провели вниз, чуть царапая ногтями. — Я бы мог довести вас до оргазма прямо через одежду, без рук и проникновения, вы бы кончили себе в трусы, а потом остаток дня ходили бы с высыхающим напоминанием о том, что всё произошло в реальности. — Дыхание Ричарда сбилось, отрывисто падало с губ. — Или я мог бы встать перед вами на колени и взять глубоко, позволил бы трахать свой рот в вашем любимом ритме. Как вы любите, офицер, медленно и неторопливо, чтобы партнёр смаковал ваш член понемногу, или быстро и яростно, чтобы показать свою власть? Ответьте мне, и я продолжу. – Нет, — просипел Гэвин. — Достаточно. Уходи, — не просьба, а мольба, и Ричард это заметил. Он победил. Не в войне, но в этой битве точно. Победил и знал это, когда поднялся со стула, приблизился и замер на расстоянии десятка сантиметров. Напряжённое тело окаменело, как при сонном параличе, а Ричард Фёрст для паникующего мозга стал пугающим образом того существа, что выступало из темноты и давило на грудь, пока ты боролся за возвращение контроля. Гэвин боялся, натурально боялся, что сейчас Фёрст приблизится ещё на шаг, что склонится к лицу и начнёт воплощать в реальность свои слова. Что коснётся губами губ или линии скул, что проведёт языком по потной шее. Но больше всего Гэвин боялся, что не сможет его оттолкнуть. — Спасибо, что выслушали, офицер Рид. До скорой встречи. Ричард Фёрст ушёл, но его незримое присутствие пряным ароматом одеколона осталось висеть в воздухе. И Гэвин Рид скорее бы удавился, чем признался в том, что монолог Ричарда смог пробиться через стену отрицания. Гэвин всё-таки ему поверил.