Изгнанный Айну

      Серебристо-синие крылья ледяного плавно и гладко разрезали встречные потоки горячего воздуха, от которого перепонки и сама чешуя, а вслед за ними и нутро дракона ощущали просто дикий дискомфорт. Дышать было гораздо труднее, чем в родном королевстве или хотя бы на ближайших к нему территориях. Ему казалось, будто он при каждом вдохе глотает небольшой уголёк, чей жар обжигающе распространяется по носоглотке, щипая внутреннюю кожицу и прогоняя родной для дракона холодок. Впрочем, к большому счастью ледяного, к данным условиям оказалось не так уж и сложно привыкнуть. Тем более что этому дракону однажды уже посчастливилось оказаться в Песчаном королевстве и пролететь здесь целые километры. Да, дискомфорт оставался, но оный довольно быстро задвигался на задний план. И этому очень хорошо способствовало стремление ледяного дракона поскорее оказаться во дворце королевы Тёрн. При мысли о цели своего визита у него перед глазами помимо обширных пустынных просторов появлялся ещё и образ одной зеленоглазой ночной с серебряными слезинками. Холод спешил, изо всех сил работал крыльями, летел к Песчаному дворцу, практически не жалея своих сил... лишь бы наконец оказаться рядом с ней. Холод сильно нервничал и упрекал себя каждый раз, когда его волнение отображалось на физиономии. Он должен оставаться сильным, держаться ровно и не показывать своих эмоций окружающим, запрятать их глубоко внутри и вести себя как подобает настоящему ледяному — гордо и надменно! Только вот это оказалось очень трудно сделать. И даже тот факт, что рядом с ним летит всего лишь одна-единственная радужная, более того, его подружка, нисколько не успокаивает Холода, которому с каждой минутой полёта было всё сложнее и сложнее держать себя в когтях; беспокойство о Луне только возрастало, всякая мысль о ней, пострадавшей и неизвестно в каком состоянии пребывающей в данное время, словно раскалёнными щипцами вырывали из него все внутренние переживания наружу, заставляя показать их, выплеснуть. Но воспитание ледяного давало о себе знать, и он продолжал держаться стойко и твёрдо, делая только хуже себе... Проклятие, как же ему сейчас нестерпимо всё это! Как же ему всё более и более чуждыми кажутся идеалы его племени, его родителей! Холод уже давно признался себе в том, что любит Луну, несмотря на её принадлежность к племени ночных драконов. Святые луны, ну почему именно ночная?!. На этот вопрос он никак не мог отыскать ответа, разве что один: Луновзора действительно кардинально отличалась от тех жестоких коварных интриганов, способных читать мысли и видеть будущее, что делает их наиболее опасными и ужасными из всех драконов... Однако Луна, имеющая те самые природные, легендарные способности своего королевства, являла собой абсолютную противоположность тем ночным, которых видели в этих драконах ледяные, она даже о своей силе первое время не говорила не из-за корысти, а лишь из-за страха отпугнуть от себя приобретённых друзей и даже самолично предложила им закрыться от её дара при помощи Небесных камней. Пожалуй, один ответ на вопрос причины своей влюблённости в ночную у Холода был... Но этого недостаточно, что и злило. Надо бы сказать, что в те дни, когда ещё свирепствовал Мракокрад, а Холод оказался для родного королевства изгнанником (частично по своей воле, но не без причины), он испытывал острые чувства касательно Луны и некоторое время задавался вопросом: «Правильно ли я поступил, ведь я не хотел убивать брата, но в то же время я охотно покинул Ледяной дворец ещё и потому, что снова хотел оказаться рядом с ней?» Данная внутренняя дилемма грызла его, сжирала и колола сотнями ледяных иголочек, и в конечном счёте он решил для себя, что сделал правильный выбор. Однако новую волну сомнений у Холода вызвал выбор Луны в пользу Вихря, и он, не желая портить счастье ночной красавицы, отдалился от неё, посвятив себя с головой в новую рутину, службе у Когтей Мира под началом Шквала и дальнейшему изучению воришек, что, несомненно, приносило ему удовольствие. Но всё испортили слова Цунами о том, что Луне нездоровится. И вот, бывший принц Холод снова испытывает это горячее чувство, почти не сочетающееся с его природой (хотя, конечно же, ледяные способны на любовь, просто обычно брак у них по расчёту); его снова вырвали из его уютного мирка, и теперь он, потеряв голову от беспокойство за здоровье Луны, мчится к Песчаному дворцу, не жалея себя, и снова все его мысли только о ней... — Фух, Холод, тут невыносимо жарко, — звонко выдохнула следующая за ледяным Кинкажу, уже давненько из-за усталости отставшая от дракона севера. — Я, в отличие от тебя, предпочитаю жить там, где для вас жуткий мороз, так что тебе незачем твердить мне о здешнем климате, — раздражённо бросил в ответ ледяной, скрипя зубами от пробирающего жара пустыни. — Но всё же... фух... может, мы... фух... сделаем небольшую... фух... остановочку? — сквозь тяжёлое дыхание предложила радужная кроха. — Я не собираюсь останавливаться, когда до дворца королевы Тёрн осталось всего ничего! — негодующе ответил ледяной, нервно щёлкнув хвостом с острыми шипами. — Но нам вот именно что осталось совсем чуть-чуть, — устало и едва ли не обречённо простонала радужная. — Заметь, я всю дорогу делала столько же привалов, сколько и ты. Я сильно выдохлась, но ради того, чтобы убедиться, что с Луной всё хорошо, я об этом молчала... — Зато поливала меня бесконечными мелкими вопросами о всякой ерунде, — довольно громко буркнул Холод. — И вовсе не о ерунде... Короче! — Кинкажу из последних сил заработала крыльями и придала себе разгону, чтобы поровняться крылом к крылу с ледяным. — Нам именно что осталось совсем немного, давай сделаем последнюю остановку — тем более что я вижу рядом небольшое озерцо, где можно будет освежиться, — после чего немедленно пройдём наш остаток пути. Холод, я сейчас сгорю!.. Бывший принц недовольно покосился на радужную холодным гневным взглядом, явно желая как следует отругать эту слабачку за нытьё, но вместо этого ворчливо пробормотал какое-то ругательство, отчаянно задышал и наконец ответил: — Ладно, хорошо, но только на десять минут, не более! Утолим жажду, может, освежимся после долгого пребывания на здешнем солнце и всё, сразу же продолжаем путь. Кинкажу в знак благодарности едва не удавила (при своих-то габаритах) Холода насмерть после приземления, обнимая и тиская его за шею, отчего ледяной не сдержался и в конце концов со злобным рыком и с усилием столкнул радужную в зеркальную поверхность воды не очень крупного круглого по форме озера, рядом с которым росли всего две повалившиеся чуть набок пальмы, под тенью чьих листьев серебристо-голубоватый дракон и спрятался, окунувшись на некоторое время головой во влажную среду, после чего ступил туда передними лапами и опустил в воду крылья. — И всё-таки, Холод, я считаю это немного неправильным, — спустя меньше чем минуту вновь подала голос Кинкажу, наполовину вылезая из воды на песчаный берег и с наслаждением проведя мокрой лапой по мордочке. — Я знаю семьи всех своих друзей достаточно хорошо, чтобы представить их родителей и братьев с сёстрами словно вживую, но о твоей семье мне известно очень мало... Я уже сколько прошу тебя о ней рассказать поподробнее, чуть больше, чем то, что они просто бяки — то есть большинство из них, — а ты всё молчишь и молчишь, как будто я своего вопроса вообще не озв... — Потому что тебе не следует больше знать о моей семье, — фыркнул Холод, смотря на радужную с ещё большим раздражением. — А у меня нет никакого желания говорить о ней больше, тем более о своих родителях. — Неужели они настолько ужасные?.. — Да, представь себе, настолько. В мире полно драконов, которые не жаждут загребсти под себя все земли, но при этом являют собой отвратительные личности, с которым общаться — сплошная головная боль, я уж молчу про таких неженок, как ты, прости мне мою грубость, — неохотно проговорил Холод, отвернувшись. — А поскольку они ещё и являются твоими родичами, то и лишний раз упоминать их любому на моём месте не захочется. Так что перестань донимать меня повторяющимися из раза в раз вопросами о моих близких. Я тебе не Вихрь, чтобы говорить о не самых лучших родственниках, не испытывая при этом желания откусить себе язык. Кинкажу немного замялась и уже, к величайшему, пускай и не полному облегчению Холода, перестала жизнерадостно лыбиться, видимо почувствовав себя немного виноватой за то, что мучает ледяного друга вопросами на весьма неприятные темы. — Ну, — неуверенно начала кроха подбирать слова, — может, хотя бы скажешь, какие тебе сказки читали в детстве? Если вообще читали... Луна говорила, что ей мама читала про трёх друзей — ночного, небесного и морского, которых зовут... — Меня не волнует, как их зовут. В тех сказках, что мне читали, все ночные были злом воплоти, которое несёт угрозу всем великолепным устоям ледяных и вообще представляет собой смертельную опасность, так что тут нет ничего занимательного, — отрезал Холод, подняв крылья из воды, после чего наклонился к ней, чтобы утолить жажду, поразившую его ещё при перелёта границ Песчаного королевства. Кинкажу же, видя настрой своего друга-ледяного, замялась ещё сильнее, чувствуя себя несколько некомфортно, особенно при мысли о том, что из-за неё Холод стал ещё более нервным, чем во время первых часов полёта до дворца королевы Тёрн. Слегка оттряхнувшись от воды, радужная, уже с заметной неуверенностью и осторожностью глядя на холодного во многих смыслах приятеля, приблизилась к нему, села рядом и пробежалась быстрым взглядом по окружению: от простирающихся далеко во все стороны песков и бесконечного голубого неба до нечёткого отражения Холода в воде и самого ледяного. Холод же продолжал невозмутимо пить дальше, игнорируя пристальное внимание Кинкажу, впервые с особой тщательностью решившей подбирать слова для разговора. Радужная как-то грустно выдохнула. — Ладно... э-э... Тогда, может, поговорим о нас, о всех нас... Ну, то есть типа о нас, группе вторых драконят судьбы... — ледяной дракон неожиданно резко поднял голову, морщась, и радужная тут же стушевалась, отступив на шаг. — Ладно-ладно, необязательно обо всех, — нервно хихикнула она, решив пока не упоминать Луну и Вихря. — ...м-м-м... Может, тогда поговорим хотя бы о Карапаксе?.. Или Беде?.. — Не имею желания, — глухо отозвался бывший ледяной принц, зайдя в воду всеми четырьмя лапами. Прохладная водица приятно холодила его чешую и кожу под ней после длительного нахождения под слишком горячими для дракона севера лучами солнца. Ощущения были довольно приятными, о чём дракон, разумеется, не скажет сейчас вслух. Холод на миг даже вообразил, что от него сейчас во все стороны разойдётся густой пар. — Я прекрасно знаю, кто они, как выглядят и как ведут себя, так что мне нет нужды говорить о них. — Какой ты... Угрюмый, скучный зануда, — обвинительно изрекла Кинкажу, также зайдя в воду, где было находиться гораздо лучше, чем на раскалённом песке. — Неужели долгое молчание может быть тебе милее дружеской беседы?! — Представь себе, но да, — почти не поворачиваясь к драконице, ответил Холод. — И тебе даже не хочется сказать то, что сейчас вертится у меня на языке?.. — Боюсь вообразить, что это. — ...«Повезло, что те стражники-грубияны, охраняющие границу Песчаного царства, нас пропустили, но что же будет, когда мы двое явимся во дворец?» — продолжила, не унимаясь, Кинкажу. — Странно, что ты вообще задумалась о таких мелочах, — чуть съязвил Холод. — Но спешу тебя успокоить: я уже бывал во дворце песчаных, и многие меня там знают, потому и пропустят, когда узнают, что мы явились к Вихрю. — А! Ну тогда хорошо, — широко улыбнулась радужная. — Тогда у нас точно выйдет навестить Луну... — уже через пару секунд Кинкажу вдруг перестала улыбаться и, потупив взор, с заметной неохотой сказала: — Надеюсь, с ней всё хорошо, и её нед-дуг несерьёзен. С ней ведь не случилось чего-то серьёзного? Она как-то пострадала из-за бури?.. — Наиболее вероятно, большего я и сам не знаю, так что... хватит уже! — Холод недобро сверкнул глазами. — Перестань пытаться сделать неприятные для меня темы приятными и прекрати говорить о чём-либо, что связано со мной, будь другом. Луны это тоже касается — пока я рядом, не упоминай её, потому что, как ты заметила, меня тоже волнует её состояние, но я предпочитаю молчать. Кинкажу, испустив вздох грусти, повесила нос, ненадолго уставившись на своё отражение, проглядывающееся даже несмотря на относительную чистоту воды в озере. Холод же мысленно возрадовался установившейся на некоторое время тишине. Он устремил свой взгляд в ту сторону, где находился Песчаный дворец, где находился его друг Вихрь, а также и сама Луновзора. Ледяной невольно представил её прошлую, в его голове появились образы прошедшего, когда они только начали лучше друг друга понимать. Холод вообразил себе её, улыбающуюся, счастливую, живую и бодрую, когда её зелёные с лёгким оттенком серебра глаза светились радостью, а белоснежные зубы буквально блестели, делая улыбку ночной ещё более привлекательной и ещё более успокаивающей почти все внутренние тревоги. На физиономии Холода невольно растянулась еле заметная улыбка... И та практически моментально испарилась, когда вслед за хорошими воспоминаниями в его голову пришли не самые приятные. И вот он снова видит своих родителей, их недовольные... Да что уж там! Непросто недовольные, а буквально сквозившие презрением выражения на мордах. Неслыханное событие: чтобы порядочный ледяной влюбился в ненавистную ночную... Холод слегка поморщился, избавляя себя от терзающих голову предрассудков и в очередной раз отдавая предпочтение своему сердцу. А оное вновь привело ледяного дракона к тому, что тот всячески пытался скрыть. Его жилы пронзили волны страха, сковывающие кожу и чешую неестественным морозом, как будто поразившим саму душу. А в следующую секунду Холод вновь подумал о том странном чувстве, пришедшем после окончания бури. И он понял, что страх за Луну непосредственно связан с этим самым чувством, что этот озноб, заставивший даже обитателя ледяных пустошей испытать себя как в ловушке дискомфорта, исходит от чего-то неведомого... От чего-то чужого для этого мира... — Холод, приятель, может... ты... ты тогда расскажешь мне, как у тебя идут дела в работе на Когти Мира? У тебя же точно есть то, чем ты не против поделиться с сокрыльщиком, — снова подала голос Кинкажу, неловко, но вполне радостно улыбаясь, с надеждой смотря в холодные глаза принца, очевидно, прося его хоть о чём-то с ней поговорить. «Чтоб мне подавиться тюленьими потрохами! У тебя, радужная, рот может держаться закрытым хотя бы на протяжении пяти минут?!» — с лютым негодованием про себя воскликнул Холод, с трудом сдерживая себя, дабы не попытаться даже на некоторое время утопить Кинкажу. — Там особо о многом не выйдет рассказать, — неохотно ответил ледяной дракон, всё же взяв под контроль свои эмоции. — Ну пожалуйста, Холод, — взмолилась радужная, встав перед мордой приятеля и всмотревшись в его очи своими большими глазами. — Я ни за что не поверю, чтобы у такой организации была аж настолько скучная жизнь. Расскажи мне, что нового у тебя было, может, ты научил воришек говорить или собрал уже у себя их целую коллекцию?.. — Не совсем так, — фыркнул Холод, на секунду посмотрев с отчаянием куда-то в пустоту, а после, сделав обречённый вдох и выдох, наконец кивнул. — Ладно, так уж и быть, расскажу обо всём помаленьку. Кинкажу устроилась поудобнее, счастливо помахивая длинным хвостом и сжимая в пальцах под водой образовавшийся из песка комок. — Но, как я уже говорил, там мало о чём таком можно рассказать, — начал Холод. — Круглосуточное наблюдение, патрулирование, переговоры с некоторыми королевами — это практически на постоянной основе. — А есть что-нибудь, что не входит в повседневную рутину? — прервала ледяного дракона Кинкажу, нетерпеливо поёрзав на месте. — Если не будешь перебивать меня после каждого предложения, узнаешь об этом более подробно в скорейшем времени, — недовольно и с расстановкой произнёс в ответ Холод. — Так вот, все эти повседневные дела для нас стали нормой; тем более, раз теперь организация Когтей Мира признаётся законной большинством королевских особ, то нам было разрешено следить за порядком, и это стало легально. Впрочем, меня эта частичная монотонность даже устраивает — всякие громкие происшествия и прочие передряги уже как-то надоели мне и не вызывают ничего, кроме головной боли. Ледяной принц Холод сделал небольшую паузу, а вскоре продолжил повествование о своей новой жизни, а на его морде впервые появилась хоть и лёгкая, но всё же увлечённость сложившимся разговором. — А если говорить о том, что не входит в мою повседневную жизнь в качестве члена Когтей Мира, то здесь я могу выделить такие моменты: во-первых, под началом Шквала мы начали строительство города под названием Приют на территории Небесного королевства. Королева Рубин одобрила наш, так сказать, проект. Приют, как и Мечта с Гнездом Скорпионов, будет открыт для драконов любого из племён, для каждого, кто захочет обрести место, которое сможет назвать домом и где он будет жить в мире и спокойствии... По крайней мере, так гласит наша задумка. В Приюте любой найдёт себе место и будет своим. В Пиррии ещё осталось предостаточно тех, кто нуждается в помощи после войны за Песчаное Наследие, но кому пока не смогли помочь в его родном королевстве. Кроме того, королева же не может следить за каждым своим подданным, даже с толпой помощников, и кто-то из её племени так и не смог оправиться после войны, не смог вернуться к прежней жизни, не смог найти себе места среди родных краёв. Конечно, к подобным условиям жизни в окружении множества иноплеменников будет также довольно трудно привыкнуть... Холод слегка поморщился, раздумывая о том, сколько их командиру придётся учитывать мелочей, да и не только ему, но и остальным драконам из Когтей Мира, для того, чтобы их проект получил право на полноценное существование. Разумеется, уже есть целых два подобных города, где уживаются драконы различных племён, однако ни в одном из них не было предусмотрено места для воришек. — ...но мы убеждены, что у нас довольно большие шансы на успех. Ведь кроме академии Яшмовой горы в Пиррии будут существовать ещё несколько мест, где драконы разных племён смогут ужиться... Ледяной сделал ещё одну небольшую паузу, а потом продолжил, с большей охотой, чем в самом начале: — Но особенность Приюта ещё и в том, что там будут жить ещё и воришки. — Ого! — с восхищением подала комментарий радужная. — Так значит ты всё-таки добился того, чего хотел! Теперь воришки офицале... офиц... Короче, тебе удалось доказать их разумность, и теперь в этом убеждены целые Когти Мира! — Не всё настолько радужно, как тебе кажется, маленькая радужная, — безобидно съязвил Холод и прежде, чем Кинкажу успела возмутиться из-за явного намёка на общий менталитет её племени, ледяной дракон поспешил продолжить: — Но в какой-то степени ты всё-таки попала в точку. Шквал и большинство других членов Когтей Мира согласились с моим выводом, когда я предоставил им некоторые доказательства, и они даже собираются принять решение переименовать воришек в разумников (или же в способных к мышлению млекопитающих, но, согласись, это слишком заумно и не то что сложно для понимания, а всего-навсего язык сломать может)... но многие до сих пор относятся к этому скептически. — Но это же всё равно огромный прогересс... Ой, извини, прогресс. Это огромный прогресс! — счастливо заулыбалась Кинкажу, да так, словно в эту секунду узнала о том, что Ореола стала королевой всея Пиррии. — Благодарю за сочувствие, — сухо отозвался Холод, но всё же потрудился хоть немного улыбнуться. — А как ты доказал, что воришки... то есть теперь уже разумники обладают схожим с драконьим разумом? — Ну, во-первых, — вполне охотно проговорил ледяной, — я сперва добился того, чтобы хотя бы один воришка... — Разумник, — внезапно поправила Кинкажу, продолжая улыбаться. — Что? — от такой наглости Холод даже не сразу понял, что радужная улыбака его перебила для того, чтобы исправить маленькую оплошность ледяного (ведь теперь эти прямоходящие зверьки не просто нахалы, которых тянет на драгоценности драконов, а разумные существа со своими мотивами и характерами). — Они же у нас теперь не просто воришки, а умные воришки. Воровать может любой дракон, а вот среди зверьков точно не каждый умён настолько, насколько и мы, — пояснила Кинкажу, увидев непонимание на физиономии Холода. Холод же мысленно выругался в сторону радужной, а следом вновь заговорил: — Короче, я сперва поймал одного вори... разумника и посадил его в клетку, которую снабдил всеми удобствами для жизни: мех, на котором можно спать, миска с едой, миска с водой, маленькие качели, как я из назвал, и колесо для бега. К сожалению, у Головастика реакция была схожей с Бандитской — он только и делал, что пытался выбраться на волю и боялся любого моего вздоха в его направлении. Я решил не кипятить себе голову и подыскать более нормального во... разумника, хотя в данном случае его скорее можно назвать глупышом. Головастику же я открыл клетку и решил позволить ему уйти самостоятельно (и заодно попросил других членов Когтей Мира скрыться от глаз Головастика). Но, что меня немного удивило, этот... разумник не вышел из клетки и уставился на меня. Просто уставился. Сидит на мехах и смотрит на меня своими глазками. Я решил его не торопить и подождать, пока он сам хоть что-нибудь сделает. А он вышел и, чего я и ожидал, бросился наутёк. А вот чего я не ожидал, так это того, что он вернётся! Глаза Холода чутка заблестели, как только его повествование дошло до данного промежутка, и даже беспокойство за Луну перестала так тяжело давить на его сердце. Конечно, он всё ещё не мог перестать параллельно с рассказом думать об этой ночной, но ему хотя бы немного стало легче. — Головастик вернулся спустя всего две минуты, когда я уже было собирался уйти, взяв с собой его клетку. Он подошёл чуть ближе и, клянусь лунами, воззрился на меня с непониманием. То есть непросто как глупый зверёк, а как существо, которое пытается осмыслить что-то, что не входило в привычную для него картину мира. Я отчётливо видел на его мордашке удивление. Чтобы убедиться в правильности моих догадок, я с осторожностью поставил перед ним клетку и указал когтем зайти в неё. А он... Он не выполнил этого, но зато он отрицательно помотал головой. Он помотал головой! И это точно было знаком того, что он не хочет туда идти! — Вау! Какая он прелесть! — умилилась Кинкажу. — Я решил вести себя более аккуратно и убрал клетку. Мы какое-то время смотрели друг на друга, и вскоре я решил рискнуть ещё раз. Я, вопреки гордости истинного ледяного, опустил перед ним крыло и несколько раз указал головой и лапой себе на спину. И — о чудо! — он выполнил моё желание и сразу ухватился за мои шипы, используя их в качестве опоры. При этом он, кажется, сам был в не меньшем изумлении, чем я (у него глаза круглые, как каждая луна, а маленькая пасть по-глупому раскрыта, прям как некоторые особо впечатлительные драконята). Он даже проигнорировал холод, исходящий от каждого ледяного. И раз уж мне так повезло после стольких попыток, я решил использовать её со всем усердием. Я поднялся в воздух и летел аккуратно, следя, чтобы Головастик не упал с меня. В лапы он отказывался спускаться, и я решил не разрушать его доверие к себе. Когда я доставил его в хижину, достаточно тёплую для разумника, он наконец стал вести себя лучше и наконец-то принял от меня еду. Правда, он сначала поджарил её, выбив из камней на пучок соломы искры и разведя огонь, а потом уже и поел, — впервые за всё это время Холод издал хоть какой-то смешок, перестав бесконечно хмуриться, словно из него всю радость выкачали. — С этого дня мои наблюдения и эксперименты стали более удачными. Когда я нашёл ещё несколько разумников и притащил их в хижину к Головастику, то те уже гораздо быстрее привыкли ко мне. Зуб даю, что перед этим они сначала по-настоящему спорили с Головастиком. Моя теория о разумности этих существ подтвердилась, но я решил закрепить её основательнее, проведя пару экспериментов уже на глазах Шквала и других членов Когтей Мира. Для этого я установил в одной из пещер под светом солнца, проходящим через брешь в потолке, самодельный лабиринт из сложенных ровных камней. На его создание у меня ушло несколько недель, но результат того стоил: когда я поставил разумников в центр лабиринта, те, чтобы выбраться, сразу же полезли наверх, помогая друг другу; и пока одни указывали путь оставшимся внизу, остальные следовали за ними к выходу. Они выбрались. Я почти сразу после этого немного перестроил пути лабиринта и снова посадил разумников в его центре, а вместе с тем дал им небольшой мешок белого порошка. Они им воспользовались правильно: разумники, как только я помешал им выбраться наверх, сразу же пошли все в по одному пути, посыпая дорожку за собой порошком, и при этом они, когда упирались в тупик и возвращались обратно, явно никак не путались, видя перед скрещивающиеся белые линии. Холод вдруг прекратил говорить, а улыбка неожиданно сошла с его морды, уступая место тяжёлой задумчивости, когда его мысли вновь устремились к пострадавшей Луновзоре. Чем скорее он убедится, что с ней всё в порядке, или же в противном случае поймёт, что с ней случилось, тем лучше. — В общем, у меня всё получилось. Пожалуй, этого хватит. Думаю, мы и так уже слишком задержались. Я слишком заговорился. Полетели, Кинкажу, и не отставай. Ледяной принц, не дожидаясь ответа от радужной, поспешно и стремительно взмыл в небо. Кинкажу же, досадливо вздохнув, но тут же вспомнив о Луне, поспешила за Холодом.

***

И вот, наконец на их пути возвысился Песчаный дворец, блестящий в лучах небесного светила и стоящий перед ними настоящей горой, в сравнение с бесконечными, окружающими крепость барханами и дюнами. К тому времени, как Холод и Кинкажу достигли пункта назначения и оказались очень близки к своей истинной цели, уже потихоньку стал приближаться вечер. Покрасневшее солнце плавно спускалось к линии горизонта, а заполняющие высь облака походили на тёмные рваные полы огромный мантии, сквозь которые просачивались золотистые лучи света. Холод, видя перед собой тот самый ставший несколько дней назад заветным дворец, уже был готов вздохнуть с облегчением, ведь его путь пройден, осталось только пройти внутрь через стражу, и одновременно с тем в сердце ледяного нарастали тревога, волнение и едва контролируемый страх, который с трудом удавалось согнать с физиономии. Вот он, так близко, нужно потратить ещё максимум пару минут, и Холод окажется рядом с Вихрем и Луной и узнает о состоянии последней. Ещё совсем чуть-чуть, и ледяной окажется рядом с ночной. Он так стремился к этому... Но оказавшись в считанных ярдах от этого, Холод резко осознал: он ни за что не готов принять наихудший исход из всех возможных, совершенно не готов. Оставалось только надеяться с уже большей силой, что с Луновзорой всё в порядке, что она в самом противном случае просто неважно себя чувствует, но уже вполне может стоять на лапах. По-другому и не может быть... Совершив особенно сильный и оттого излишне громкий хлопок крыльями, Холод не слишком изящно приземлился на каменные ступени, ведущие к главному входу во дворец, а следом за ним опустилась и Кинкажу, к этому времени уже значительно растерявшая былой позитивный настрой из-за также охватившего её беспокойства. Ледяной с каким-то особенным презрением посмотрел на россыпи песчинок на поверхности каждой ступени, расположившиеся даже у входа во дворец и противно прилипающие к чешуе (видимо, после окончания бури здесь ещё не весь песок убрали), и в конце концов двинулся по направлении стоящих впереди трёх стражников, двое из которых шли навстречу ледяному и радужной, а третий, самый крупный, продолжал стоять у дверей. — Стоять! — приказал идущий по левое крыло от напарника страж, направив остриё покоящегося в его лапе копья на двух нежданных гостей. Холод, желая избежать конфликта, решил подчиниться, дабы мирно добиться разрешения войти внутрь замка. К счастью, второй охранник выглядел менее агрессивно, да и вид у него был поумнее, хотя обоим можно дать по двенадцать лет. — Стоим, — прохладным тоном отозвался Холод, почувствовав в то же мгновение, как Кинкажу, с опаской глядя на стражу, прижалась к его ледяному боку. — Назовите свои имена, а также цель своего визита во дворец Её Величества, — потребовал не очень дружелюбно настроенный песчаный, опасно, но аккуратно покачивая жалом на конце своего пока опущенного хвоста. — Если вы здесь для того, чтобы встретиться с королевой Тёрн, то, боюсь, вы прибыли немного не вовремя. Её Величество отправилась на важную встречу, вернётся через пару дней, — заранее предупредил до этого молчавший второй стражник и жестом свободной передней лапы попросил напарника убрать пока оружие от гостей. — Я — принц Холод, а эту радужную зовут Кинкажу, — при этих словах, как заметил ледяной, страж с умной физиономией слегка насупился, о чём-то задумавшись. — Прежде, чем я назову цель своего визита в Песчаный дворец, позвольте задать вам встречный вопрос: вы знаете песчаного, имя которому Вихрь? — Разумеется, ледяной! — с намёком на улыбку ответил тот страж, что до этого наставил на Холода копьё. Второй же стражник слегка прищурился. — Одного из самых близких к королеве Вольных когтей в стенах этой крепости знают абсолютно все, у кого есть глаза и уши! — Так вот, Вихрь знает меня. Я прибыл сюда, чтобы навестить его. Он сейчас здесь? — в голосе Холода начало сквозить нетерпение. — Ах да, точно, я его узнал! — вдруг с каким-то непонятным торжеством сказал щурившийся до этого песчаный, указав на ледяного пальцем, который украшал обломанный коготь. — Это тот самый дракон, с которым Вихрь совместно приумножал количество волшебных серёжек, защищающих от чар Мракокрада. Общались они достаточно хорошо, хотя до этого мне на какое-то время показалось, что ледяной хочет убить его. Но это всего лишь была магия врага. При упоминании того инцидента, когда бывший принц, околдованный ночным дракомантом, атаковал и едва не убил Вихря, пока тот пытался нацепить на друга спасительную серьгу, Холод слегка, почти незаметно поёжился, впрочем, быстро вернув самообладание. — Что ж, в таком случае, раз он хороший знакомый Вихря, он может идти дальше, — подытожил стоящий справа страж, отступив в сторону. — Тем более что Вихрь как раз находится здесь. Довольный тем, что всё прошло очень даже гладко, Холод позволил себе ненадолго расслабиться. Кивнув песчаным стражникам, ледяной принц уже было направился вверх по ступеням, но его неожиданно остановил вопрос из уст всё того же излишне строго охранника цвета белого песка, как и его напарник: — Так, а кто эта радужная? Я, кажется, ни о каких Кинкажу не слыхивал... — Она со мной, — отрезал Холод, практически с вызовом посмотрев в глаза уже надоевшего ему стражника, мешающего уже наконец дойти до Луны. — Кинкажу также хорошая знакомая Вихря, как вы выразились. — Да, кстати, Вихрь, если мне не изменяет память, о ней тоже упоминал, — неуверенно глядя на драконицу чересчур яркого окраса, дал комментарий второй стражник. — Да-да-да! Мы с Вихрем очень, очень хорошие знакомые, мы оба имеем право его увидеть! — закивала головой радужная, окрашиваясь в жёлтый вместе с голубоватым. — Что ж ты молчал, ведь ледяной представил её нам вместе с собой? — недовольно проговорил первый стражник, переведя взгляд с Кинкажу на напарника. — Вы двое, можете идти. Холод в очередной раз качнул головой на прощание двум стражам и пошёл далее. Кинкажу засеменила за ним. На встречу двум гостям в Песчаном дворце вышел третий стражник, более внушительной комплекции, заметно, но не сильно крупнее ледяного принца, золотисто-песочного цвета и с практически полностью чёрным хвостом. Глядя на него, Холод на пару долей секунд позволил себе мысленно улыбнуться и проговорить почти неслышимо: «Что ж, хотя бы в выборе охраны королевских чертог эти песчаные точно знают толк». — Я слышал, вам двоим нужен Вихрь, — глухо промолвил третий стражник. — Да, верно, — ответил Холод, вдруг почувствовав, как он почти перестал дышать, вновь подумав о Луновзоре. — А ещё нам бы хотелось знать, не находится ли здесь вместе с ним одна ночная драконица, с серебристыми слезинками под зелёными глазами, и если она здесь, то в каком состоянии?.. — Ах вот оно что, — как-то хитро усмехнулся страж, смотря в самые глаза Холода, и тот внезапно ощутил себя неловко, однако виду не подал. — Значит, интересует ночная. Да, она здесь, вместе с Вихрем. Она жива и относительно здорова, однако ей пока не рекомендуется вылетать. — Почему? — почти в унисон спросили ледяной и радужная. — Я не вдавался в подробности, — уже более бесстрастно ответил песчаный, открыв двери в просторный и богато украшенный вестибюль. Взгляд стражника устремился к двум о чём-то разговаривающим друг с другом песчаным, один из которых был самцом, а другая — самкой. — Мираж вас отведёт наверх, к Вихрю и этой вашей ночной, там всё и узнаете. После этих слов страж подозвал к себе одного из переговаривающихся песчаных, того самого Миража. Тот, посмотрев в их сторону, попрощался с драконицей, с коей вёл беседу, и поспешно приблизился к Холоду, Кинкажу и крупному песчаному, почтительно поклонившись последнему. Данный дракон по габаритам был сопоставим с Вихрем, а также имел чистый жёлтый окрас чешуи, которую испещряли множества светло-коричневых точек, напоминающих «веснушки». — Мираж, отведи наших гостей в комнату Вихря, они его бывшие сокрыльники из академии Яшмовой горы. Желают навестить его и его подружку-ночную, — распорядился крупногабаритный песчаный, покидая зал и возвращаясь на свой пост. — Что ж, хорошо, следуйте за мной, — обратился, подняв голову, Мираж к гостям и, повернувшись кругом, направился к одному из дверных проёмов. Холод с Кинкажу последовали за ним. Проскользнув между двух каменных колонн и взобравшись по трём широким ступеням чуть выше, Мираж повёл двух гостей из вестибюля в округлую небольшую комнату, окружённую стенами из белого камня. Напротив входа в сие комнату, через который прошли Мираж, Холод и Кинкажу, находился ещё один проход. За ним виднелся ещё один зал, но поменьше, с наполовину закрытыми створками окнами. К порогу противоположного от входа, через который прошли драконы, дверного проёма почти вплотную примыкали очередные каменные ступени, образующие идущую вдоль стены круговую лестницу. Мираж подошёл к ней и встал передними лапами на первую ступень, а потом вопросительно воззрился на ледяного и радужную. — Если за время полёта вы не сильно устали и у вас достаточно сил, то мы можем просто полететь наверх, не преодолевая этот путь пешком. Кинкажу, кажется, собиралась сказать, что им не обязательно торопиться, ведь с Луной, по-сути, всё хорошо, однако Холод опередил её, выглядя непоколебимо и решительно. — Преодолеем этот путь при помощи крыльев. Веди! Мираж кивнул и расправил крылья. Следом за ним и Холод. Кинкажу мучительно промычала, но предпочла не жаловаться, также раскрыв крылья. Трое драконов поднялись на самый верх круговой лестницы и вышли в небольшую комнатку с мутно зеркальным полом и открытым балконом, с которого представлялось возможным подробно разглядеть внутренний королевский двор Песчаного дворца. Холод на несколько секунд застыл напротив этого балкона, наблюдая открывающийся вид. Но он не любовался просторами пустыни — его в этот миг снова захватили воспоминания. Принц мыслями вернулся к себе в родную комнату, откуда ему, как одному из обитателей Ледяного дворца, открывался вид во внутренний двор, где проходили церемонии распределения рангов, а неподалёку возвышалось, словно настоящее, дерево изо льда, обвешанное светящимися плодами, растущими на нём. Холод вспомнил свой бывший дом, и на него навеяло тоской. Он очень скучал по родному дворцу, но при этом понимал, что ему будет лучше с Луной или хотя бы с Когтями Мира. Оторвавшись от созерцания вида с балкона, ледяной направился дальше за терпеливо ожидающим принца Миражом. Теперь трое драконов оказались в длинном, узком коридоре, полном закрытых чёрных дверей. Путь освещали висящие слева и справа факелы, закреплённые в держателях. Стены же украшали фрески с изображением песчаных драконов, по-видимому бывших королев и королей. Холод невольно отвлёкся на них, всего на миг, чтобы шёпотом проговорить: «В Ледяном дворце подобное искусство явно более уместно и красиво смотрится». Дойдя практически до конца коридора, Мираж свернул влево и, дождавшись, когда двое гостей подойдут к нему почти вплотную, открыл дверь, потянув её на себя за крупное золотое кольцо в центре. — Вихрь! К тебе тут прибыли двое визитёров. Холод заглянул внутрь комнаты, осматривая её. Ничего особо примечательного в ней не было: стены, пол и потолок состоят из всё того же тёмно-белого камня, что и основная часть помещений, через которые успел пройти ледяной, следуя за Миражом; под их лапами при переходе через порог комнаты покоился чёрный ковёр, а на стенах всё также висели обычные факелы, освещая скромную (для принца) обитель песчаного. В дальнем углу расположился стол из тёмного дерева, полный возлежавших на нём свитков. Вдоль левой от гостей стены находилась лежанка в виде белой ткани. На ней лежала Луновзора, а Вихрь же стоял рядом, снимая со лба ночной мокрую серую тряпку, окуная её в стоящий рядом тёмный сосуд с водой и затем снова кладя её на голову драконихе. — Мираж, будь ты ужален и проклят, ну я же попросил тебя зайти попозже, даже если тебе не одному ко мне надо, если только ты не явился вместе с Тё...! — воскликнул Вихрь, но, обернувшись ко входу и узрев всех пришельцев, сразу смолк. Вид у песчаного стал растерянный и несколько обескураженный, что, на самом деле, не могло внутренне развеселить ледяного, а когда принц собственными глазами убедился в том, что Луна и правда чувствует себя значительно лучше, чем он полагал, то ему и вовсе захотелось рассмеяться. Но, конечно же, он сдержал себя, да и к тому же Луновзора всё равно выглядела хуже, чем обычно, так что для беспокойства ещё остался. А на морде Вихря тем временем образовалась лёгкая улыбка, хотя удивлённое выражение ещё не сошло с его физиономии. — Вихрь! Привет, друг! — воцарившуюся на несколько секунд тишину нарушила своим резким возгласом Кинкажу, набросившаяся на песчаного с объятиями. — Я так рада, я так рада, что с вами ничего не случилось во время бури! Привет, Луна, я так соскучилась! Радужная обняла и ночную. Та, видимо, в этих объятиях чувствовала себя очень некомфортно, но всё же улыбнуться она сумела. А Холод же испытал дикое желание как следует стукнуть эту бестолковую разноцветную драконицу по башке за столь резкие действия. — Кинкажу, поосторожнее с пациентами! — Вихрь отгородил Луну от радужной крылом, при том умудрившись сохранить доброжелательный и даже весёлый вид, к немалому раздражению Холода, который всё-таки предпочёл бы удар по голове. — Я тоже рад тебя видеть. И Луна рада. Просто ваш визит такой внезапный, сама понимаешь... — О! Так мы сделали вам приятный сюрприз! — засияла Кинкажу, всё-таки найдя в себе достаточно силы воли, чтобы просто сесть на месте. — Я как-то сразу не подумала, что наше с Холодом появление будет таким эффектным!.. — Я, пожалуй, оставлю вас, — вмешался в разговор ставший в коридоре Мираж, закрывая дверь в комнату. — Если что от меня понадобится — я нахожусь неподалёку. Когда дверь с приглушённым стуком закрылась, а Вихрь с Кинкажу временно замолчали, Холод словно вновь обрёл способность нормально двигаться и направился к трём своим бывшим сокрыльщикам, ощущая себя несколько неуютно, будто он весь день пролежал на каменной плите, подогреваемой снизу огнём. Сначала ледяной принц подошёл к Вихрю. — Ну привет, мистер Учащийся-правильно-улыбаться, — кивнул песчаный, уже откровенно ухмыляясь. — Мы вас не ждали, но очень рады, что вы прибыли. Как прошёл путь? — Могло быть и хуже, слава лунам, полёт выдался относительно спокойным, — прохладно ответил Холод, также кивнув, а следом сконцентрировавшись на Луновзоре. — Привет, Холод, — улыбнулась ему драконица, поправляя влажную ткань у себя на лбу. Ледяной же молча подошёл к ней и, не сумев сдержать своё волнение полностью, мягко положил переднюю правую лапу ночной в свои лапы. Дракону казалось, будто именно это ему и нужно было — хотя бы просто физически ощутить мягкую чешую Луны в своих пальцах, чтобы просто убедиться, понять наверняка, что это та самая ночная чтица мыслей, что с ней действительно всё по большей части хорошо... И при этих мыслях Холод испытал чувство досады, ведь Небесный камень сейчас был не при нём, и Луна абсолютно точно слышит его мечущиеся мысли... Если, конечно, вместо них она по-прежнему не ощущает в голове ледяного лишь завывание ветра, что принесло бы ему сильное облегчение. К счастью, Луна вроде никак не выразила своего отношения к его думам, а на прикосновение отреагировала достаточно спокойно, лишь немного потупив взгляд. Собравшись наконец со своими мыслями, Холод спросил: — С тобой всё в порядке? Что случилось? — Ты как раз правильно поступил, что прикоснулся к ней, — внезапно произнёс Вихрь, встав ближе к ледяному и ночной. — У неё с наступлением бури поднялся сильный жар. И пускай сейчас он уже гораздо слабее, чем раньше, всё равно, раз уж ты изнутри прям сквозишь сплошным холодом — как бы иронично не звучало, — то твои прикосновения к Луне сделают только лучше. — Поднялся сильный жар? — переспросил слегка ошарашенный принц, последовав инструкции друга и накрыв ночную своим левым крылом. Луновзора с непривычным блаженством закрыла глаза, ощутив на себе спасительную прохладу. — Но чем он вызван? Я полагал, что Луна пострадала из-за бури, когда Цунами, пообщавшись с Ореолой через приснилл, сообщила, что ей нездоровится. — У Луны в ночь наступления этой бури появились видения, и она изрекла новое пророчество, чьё озвучивание почему-то принесло ей массу трудностей, — хмуро сказал Вихрь. Луновзора же, к удивлению Холода, вдруг с лёгким испугом распахнула глаза. Драконица посмотрела на песчаного с какой-то мольбой в очах. — Вихрь, а может, не нужно пока о нём гово... — обратилась Луна к дракону пустыни, но не успела она закончить предложение, как вдруг её шея вытянулась в струнку, а зрачки стали настолько узкими, что их оказалось очень сложно разглядеть в белках глаз. От неожиданности Холод и Кинкажу отпрянули чуть назад, а Вихрь сделал виноватый вид, однако вместе с тем он моментально навострил уши. Луновзора же, будто лишившись всяких эмоций, промолвила ледяным, будто чужим голосом, в котором каким-то чудом сохранились нотки прежнего голоса ночной скромняги: — В прошлом тьмы носитель, Ныне же вероятный мира властитель, Кузнец, слуга, король, интриган, Трижды падший, спаситель миру дан. Он невероятно велик, Он же невероятно низок. Его Всевидящее Око Чёрным холодом обжигает, За всем сущим зорко Коварный властелин наблюдает. Душа существа истерзана, Но по-прежнему сильна, И лишь ближайшему своему Суть её глуби будет ясна. Из цепей Моргота освобождён, На новый пьедестал жизни взойдёт он. Из яйца вылупился, Крылья обрёл, Чешуёй обзавёлся, Смерть превзошёл. Крепчайшим сном спящим покоя не будет, И сущее прежний мир забудет, Всё зло воссияет, Жуткое прошлое о себе уже напоминает. А терзаемые болью приблизят конец: Чужой среди своих и пленник любви, Предубеждённые, всеми проклятая и сломленнная внутри; Решающее звено — носители колец. Былые распри более неважны, Драконы, сильные духом, свету нужны. Спасение отыщите в сердцах Либо же обратитесь в прах! В следующую секунду мордочка Луновзоры приняла привычное выражение. Ночная устало схватилась за голову одной лапой, а при помощи другой вернула себе на лоб спавшую во время озвучивания пророчества мокрую тряпку. Физиономия Вихря не изображала на себе какого-то особенного шока или удивления, скорее уж привычную в сложных ситуациях задумчивость. Оно неудивительно, ведь песчаный боец на службе королевы Тёрн, если ледяной правильно оценил его слова, уже успел прослушать это пророчество. Кинкажу в данный момент не находилась в поле зрения принца, поэтому он не мог сказать, что она думает по этому поводу, однако сам Холод прибывал в смятении и не знал, как воспринимать только что услышанное. Он ещё до конца не понял, о ком гласит это пророчество, зато ему вполне хватило одного раза его услышать, чтобы понять одну главную вещь: всё очень плохо! Каждая строка произнесённого пророчества содержала в себе что-то тёмное, лишающее надежды на спокойную жизнь в дальнейшем. Сплошной мрак. Холод готов был взвыть от всей тяжести, что он только что испытал, услышав стихотворное предсказание Луны. Готов был разразиться гневной тирадой. Мало ему было несколько дней подряд мучиться мыслью, что Луновзора могла пострадать в следствие сильной непогоды, так теперь ещё он узнал, что, оказывается, беспокоиться нужно за всю Пиррию. Холод даже не удивится, если выяснится, что именно этот новый злодей и создал эту бурю... Только тогда ледяной не мог понять логики этого предположительного колдуна: зачем устраивать такой хаос на всём континенте лишь на одну ночь?.. — Прости меня, Луна, виноват, — неловко улыбнулся тем временем Вихрь, а затем повернулся к Холоду, и его морда стала менее радостной. — М-да, и так уже третий раз... — Не понял... — нахмурился Холод. — Ну, Луна уже четвёртый раз произносит это пророчество, — пояснил Вихрь, нежно кладя свою правую лапу поверх правой лапы Луновзоры. Ночная попыталась выдавить из себя улыбку, но вышло как-то вяло. — И если первый раз был, так сказать, особенным, то последующие три раза, включая этот, произошли вопреки желанию Луны. Она не хотела из произносить, но в тот момент, когда я упоминал её видения будущего, у неё случался неконтролируемый... м-м... транс, грубо говоря. Странно то, что я достаточно часто за эти дни упоминал пророчество, однако с уст Луны оно порой повторно срывалось лишь вот эти три раза. Не знаю, может, это связано не с моими упоминаниями пророчества вслух, и оно повторялось само по себе, но ТАК удачно: именно тогда, когда я о нём начинал говорить!.. — Это странно, — промолвил всё ещё ошарашенный Холод. — Мало того, что пророчество теперь произносится Луной помимо её воли (хоть и в прошлый раз, когда она предсказывала возвращение Мракокрада, интонация её слишком сильно менялась, но это всё-таки другое), так оно ещё и нанесло ей ущерб! Это ведь из-за пророчества у Луны поднялся жар, и она стала чувствовать себя плохо?! — Да, похоже на то, — кивнул озадаченный Вихрь. — Когда началась буря, мы, будучи в полёте, повернули в сторону дворца королевы Тёрн, чтобы переждать непогоду. В то же время Луна вдруг потеряла возможность лететь и вообще как будто лишилась сознания. Когда я дотащил её до дворца и занёс внутрь, Луна внезапно начала произносить пророчество... Вернее, его отрывки, так ещё и в хаотичном порядке. Уже наутро, когда буря стихла, а Тёрн покинула дворец, Луна наконец произнесла пророчество, после чего наконец пришла в себя, но всё ещё продолжала чувствовать себя плохо. Говорит, словно её собственный внутренний огонь пожирает её изнутри. К счастью, со временем ей стало гораздо лучше, и сейчас она уже почти идёт на поправку, но меня до сих пор распирает от непонимания: почему Луна вдруг перестала контролировать свои «пророческие речи» и почему вообще это пророчество так на неё повлияло? Это же противоестественно! — Порой мои видения приходят сами по себе, — подала голос Луновзора, обращая на себя всё внимание присутствующих. — Иногда они становятся настолько отчётливыми и яркими, что в такие моменты текст пророчества непроизвольно всплывает в моей памяти, и оно само срывается с моих уст. Просто, видимо, твои упоминания Вихрь только сильнее усиливали эффект. Другого объяснения у меня нет. А что касается недуга... Я как будто в реальности чувствовала тот самый жар, когда он появлялся в моих видениях... Но я не думала, что этот жар стал действительным... Холод, чувствуя себя обязанным хоть немного облегчить состояние любимой драконицы, да и, тем более, Вихрь сам открыто произнёс, что ледяному стоит прикоснуться к ночной, чтобы ослабить её болезненный жар, поэтому принц без всяких опасений позволил себе укрыть дракониху крылом. Луна в ту же секунду блаженно опустила веки и явно расслабилась. И Холод ощутил у себя на сердце небывалое удовлетворение. — Немного неверная формулировка, — с видом знатока неожиданно сказал Вихрь. — Видения на то и видения, от слова «видеть», так что жар в любом случае не очень туда вписывается... — Слышишь, умник! — едва не огрызнулся Холод, испытав уже знакомое раздражение, сравнимое с тем, которое вызывала в нём эти несколько дней Кинкажу. — Нам сейчас не до твоих формальностей. Думаю, ты и так понял, что она имела ввиду. — Разумеется. Просто к слову пришлось, — пожал плечами песчаный, а затем в один миг посерьёзнел, вспомнив одну упущенную деталь. — Луна, я ещё хотел спросить тебя: этот жар... если он был из твоего видения, то, значит, у него должен был быть какой-то источник? Я ведь прав? Луновзора слабо, но отчётливо качнула головой в ответ, говоря таким образом «да». — Ты видела ещё кого-нибудь, кроме теней? — продолжил вопрос Вихрь. — Теней? — вскинул брови Холод. — То есть мои опасения оказались верны, и во всём опять виноваты ночные? — Они не были похожи на ночных, — возразила Луна, а её взгляд поплыл куда-то в сторону угла комнаты, как будто она там кого-то могла увидеть. — По крайней мере, не на тех, что я могла видеть ранее. Те драконы, которых я узрела в видении, как будто были окружены... поглощены тенью, но движения их оставались свободными, тьма не сковывала их. А жар... Луна внезапно прекратила говорить и опустила глаза, не зная, как ей охарактеризовать высокую чёрную фигуру, окутанную огнём, которая всякий раз меня черты, становясь то драконом, то кем-то стоящим прямо, лишь на задних ногах. И при этом непонятно, это был истинный облик того нечто или перед взором ночной предстали лишь тёмные доспехи, внутри которых и скрывался тот, кто пришёл к ней в видениях сразу, ещё до формирования пророчества. — Да, кстати, Холод, пока Луна думает, позволь мне вставить своё слово, — проговорил Вихрь, не спуская при том глаз с прорицательницы. — Касательно ночных... Эти строки сошли первыми с уст Луны, пока само пророчество ещё не было произнесено: «Былые распри более неважны». По-моему, нам, а в особенности тебе, стоит обратить на эти слова особое внимание. Да и твоему королевству тоже, а также той части племени ночных, что всё ещё заражена идеей господства. Вы ведь у нас главные драчуны... — К твоему сведению, мы, ледяные, никогда не наносили удар первыми, — почти что взвился Холод... ...однако возможный спор снова нарушила Луновзора, чьи глаза вновь опустели, а выражение мордочки стало холодным. Но, что удивительно, на этот раз ночная драконица произнесла не пророчество, а нечто другое... — Сражаться бессмысленно! В чертогах призраков нельзя укрыться! Победы вам не видать! И нет такого света, который бы рассеял тьму сердец! Я БУДУ ВЛАСТВОВАТЬ НАД ВСЕЙ ЗЕМНОЙ ЖИЗНЬЮ! И никто в эти мгновения не предполагал, что Луна непроизвольно повторила слова, сказанные таинственным существом в очередном видении ночной. Никто не предполагал, что Луна видит перед собой тёмный зал, наполненный размытыми силуэтами драконов разных племён с одной стороны и стоящих напротив теневых врагов. Они тоже были драконами, но их тела полностью скрывали серебристые доспехи с выгравированными на них таинственными символами, состоящими из угловатых, острых линий. Поверх крыльев этих драконов закрывала чёрная, темнее самой ночи, мантия с капюшоном. И вместо драконьих морд в этих капюшонах зияла лишь пустота, ещё более чёрная, чем мантии. Но страшнее сие драконов было то нечто, что говорило о тщетности борьбы с ним: багровое, окружённое пламенем око с тонким вертикальным зрачком, словно открывающим дверь в ничто. А голос его был пугающим, гораздо страшнее, чем громовые раскаты Мракокрада, он был холоднее, чем дыхание любого ледяного, острее любых когтей и, казалось, был более ядовитым, чем яд радужных и песчаных вместе взятых... Луновзора задрожала всем телом, словно только что оказалась в самом сердце Ледяного королевства. Холод испугался и даже убрал крыло... И это помогло, хотя он сделал данное движение почти неосознанно. Луна немного перестала дрожать, опустила голову на ткань лежанки и, вымотанная видениями, быстро уснула, даже не успев заметить этого. — Слишком неправильно, — без особых эмоций произнёс Вихрь. — Что это за видения такие? И что за жуть Луна только что сказала... Хотя правильнее будет спросить, кто этот злодей, что явно имеет замах побольше, чем сам Мракокрад... — И года не прошло, а Пиррии вновь грозит опасность, — тяжело вздохнул Холод, сжав пальцы на переносице. — А что такое... или кто такой Моргот? — вдруг спросила стоящая возле стола Кинкажу, незаметно подобравшаяся к нему и что-то записавшая в одном из свитков. Когда радужная вернулась к своим друзьям, в её лапе помимо свитка находилась пишущая палочка, а на пергаменте, как оказалось, было записано пророчество. — Без понятия, — Вихрь заглянул в свиток в лапке Кинкажу, чтобы ещё раз просмотреть почти заученное наизусть пророчество — вдруг песчаный упустил какую-то важную деталь. Холод встал по левое плечо радужной и также заглянул в свиток. Его глаза стремительно пробежались по тексту, а морда с каждой новой строкой становилась всё более и более хмурой. — ...«Либо же обратитесь в прах!» — проговорила Кинкажу. — Прям буквально? Прям в чистый прах? — Нам явно стоит не на это обращать внимание, — фыркнул ледяной принц, закатив глаза. — Если я правильно понял текст этого пророчества, — промолвил Холод далее, выхватив свиток из лап возмутившейся радужной, — то наш новый враг, очевидно, снова ночной, раз он «тьмы носитель» и вообще, как я сообразил, явный повелитель теней. Ещё один ночной дракомант. Коварный властелин. Если под властелином подразумевается кто-то королевских кровей, то круг подозреваемых значительно сужается. А ещё он мужского пола... В таком случае нам будет чуть легче обнаружить его. Другой вопрос: а сможем ли мы его одолеть, если он также сделает себя бессмертным и неуязвимым, как Мракокрад, но не будет иметь слабости в виде оставшегося кусочка свитка с заключённой в него силой того же самого дракоманта? — А по-моему, всё не так очевидно с тем, что касается его обнаружения, — задумчиво сказал Вихрь, почесав когтем подбородок. — Меня очень сильно смущает, что он тьмы носитель лишь в прошлом. К тому же, в пророчестве сказано, что он «из яйца вылупился, крылья обрёл, чешуёй обзавёлся, смерть превзошёл»... Такое чувство, будто этот... это существо ранее не было драконом, а потом оно погибло и стало драконом, а смерть превзошло потому, что возродилось после гибели. Знаю, звучит как полный бред, тем более, кто может обладать магической силой, сравнимой с той, что есть у дракомантов... но иного объяснения я не могу придумать. А если учесть, что он «в прошлом тьмы носитель, ныне же вероятный мира властитель», то он вовсе может быть кем угодно... Даже несмотря на то, что Луна видела тени, Холод! Тень отбрасывает каждый из нас, да и вообще она не сказала, что эти тени — тот самый враг. — А ещё странно, что его называют то властителем мира, то спасителем, — насупилась Кинкажу, вернув себе свиток. — Да и что вообще такое Моргот?! Или КТО это, раз этот наш новый плохиш вырвался из его цепей?.. — Загадка за загадкой, — вздохнул Вихрь. — И одна версия противоречит другой... — Кроме той, где это... существо может «переродиться» ночным, — поправил друга Холод. — Да уж... Думаю, Луна уже скоро отойдёт от этих видений, и ей, по крайней мере, просто удастся вернуться к прежней жизни. Пока что мы можем лишь гадать, кто этот таинственный аж трижды падший властелин со всевидящим оком. До тех пор, пока Луна не вернётся в строй, — Вихрь позволил себе чуть посмеяться. — А после нам надо будет показать это пророчество всем королевам и Драконам Судьбы. К тому же, нам явно стоит опасаться не только этого властелина. Тут ещё что-то сказано про тех, кто приблизит конец... явно в плохом смысле.