enchanted

Я молюсь, чтобы это была самая первая страница, а не та страница, где заканчивается история, в своей голове я буду повторять твое имя, пока я не увижу тебя снова, это слова, которые я сдерживала, поскольку мне нужно было уехать, я была очарована встречей с тобой. *** Робин просыпается. Как обычно, ей требуется пара секунд, чтобы осознать, где, как и кто она. Она пару раз хлопает ресницами, привыкая к слабому свету, проникающему через окно. Одеяло тяжелое, но это не то, что согревает её. Эту работу берет на себя Нэнси, полностью обвивая Робин руками и ногами, крепко прижимая её к себе, даже когда она спит. Ленивая улыбка появляется на губах Робин. Она медленно придвигается, чтобы поцеловать Нэнси в макушку. Несмотря на то, что их дверь заперта, она чувствует запах корицы, доносящийся с кухни, и гоголь-моголя, и чего-то ещё, что так типично для Рождества.. Робин пытается сесть. Резкое движение, кажется, не беспокоит Нэнси, которая просто обнимает Дамбо, мягкую игрушку-слона, и просто засыпает. Но Робин не может, её сердце колотится так громко. Сегодня Рождество. Она весела, как ребенок. — Нэнс, — шепчет она, кладя руку на плечо Нэнси и слегка потряхивая её. — Нэнс, Нэнс, Нэнс, вставай! Нэнси не двигается, и Робин задается вопросом, не слишком ли тихий у неё голос. Она заметила, что с течением месяцев восприятие её голоса меняется, и теперь ей приходится больше полагаться на покалывание в горле, чтобы определить, насколько громко она говорит. Видимо, недостаточно громко. — Эй, Нэнс, милая, проснись, — она переворачивает её и наклоняется, чтобы осыпать её лицо поцелуями. — Я знаю, что ты меня слышишь, Нэнси, — она протягивает букву «и». — Вставай, Рождество наступило. Нэнси точно громко стонет, потому что всё её тело вибрирует. Она хлопает обеими руками по лицу и устало трет его. — Что? — жестами показывает она. Улыбаясь, Робин снова наклоняется и целует её в щеку. — Рождество наступило. — Сейчас семь утра, Робин, какого черта.. — Сегодня Рождество, — повторяет она, непреклонная. — Разве ты не чувствуешь запах печенья? Я уверена, что твоя мама уже на ногах, и Майк тоже. И Холли. Дети всегда встают рано в Рождество. — О, так вот почему ты встала до восхода солнца! — Очень смешно. Вставай, вставай, вставай! — Ребенок. Это не мешает Робин вытаскивать её из постели. Нэнси, хоть и притворяется раздраженной, улыбается. Любяще. Робин сегодня ни о чем не беспокоится, поэтому она просто хватает её за руки и притягивает к себе для поцелуя. Нэнси что-то бормочет себе под нос, но Робин даже не задается вопросом, что она сказала, когда Нэнси обнимает её за талию и снова целует. — Играет рождественская песня, — читает Робин по губам Нэнси. Её глаза становятся огромными. Смутное чувство грусти охватывает её при мысли о том, что она не сможет услышать песню, но Нэнси быстро прикусывает губу, в её глазах появляется опасный блеск. — White Christmas. Ты помнишь, как эта песня звучит? Робин кивает. Это такое горько-сладкое ощущение. Песня четко звучит в её голове. Она помнит слова, мелодию, чувство, которое её сопровождает. Но она этого не слышит. Всё, что у неё есть сейчас, это призрак песни, которую она любила, играющая в её призрачном магнитофоне в её голове. До конца жизни. Нэнси отстраняется из объятий и кладет обе руки на плечи Робин, и заставляет Робин обнять её за талию. Робин замирает. Она чувствует себя глупой тринадцатилетней девочкой, которой она была на школьном балу, танцуя с каким-то рандомным парнем, который по какой-то причине не считал её странной или сумасшедшей. Неподвижная и неловкая, Робин изо всех сил старается не споткнуться, когда Нэнси начинает двигаться. Танец нежный и медленный. Нэнси раскачивается взад-вперед, на её губах сияет улыбка. Она произносит некоторые слова песни, чтобы Робин знала, что сейчас играет. Нэнси делает шаг назад, хватает Робин за руку и кружит её с искренним смехом. Робин, будучи обычной нескоординированной натурой, в конце концов налетает на Нэнси, которая ловит её как раз вовремя с очередным смехом, который эхом отдается у неё в горле. — Я поймала тебя, — жестикулирует она, как только Робин встает на ноги. — Я люблю тебя. — Я люблю тебя, — отвечает Робин, целуя её в макушку, — очень сильно. Прежде чем они спускаются вниз, Робин настаивает, чтобы они переоделись в парные, пушистые и ужасные рождественские пижамы. Её пижама – бензиново-голубая с огромным пряничным человечком на ней, а у Нэнси – красная, с перекрещенными леденцовыми тростями и гирляндами. Они обе в клетчатых штанах, совпадающих по цвету с их пижамами. — Мы выглядим нелепо, — жалуется Нэнси, — но это мило, мне нравится. Робин сияет. Она хватает Нэнси за руку. — Пойдем, пойдем, пойдем, я хочу увидеть, как ты разворачиваешь подарок, который я тебе подарила!” — Ты подарила мне подарок.. — но Робин хватает её за другую руку и тащит вниз по лестнице, в возбужденном порыве. Внизу просыпаются остальные Уилеры. Карен накрывает стол для завтрака. Робин видит гоголь-моголь, печенье с корицей, пудинг и, к её большому удовольствию, рождественские крекеры. Тэд притаился у стола, ожидая подходящего момента, чтобы сесть за него. Холли задерживается у подарков под елкой, а Майк плетется из своей комнаты после того, как Карен зовет его в тринадцатый раз. — Нэнс, смотри, — Робин указывает на рождественские крекеры, — я так давно их не видела. Завтрак проходит гладко. Робин приходит в неописуемый восторг от печенья и гоголь-моголя Карен, и в итоге она украшает блинчики Холли, как маленьких Санта-Клаусов. Майк фыркает. Она носит бумажную корону, которую находит в крекере, в течение всего завтрака, а затем надевает другую на голову Нэнси. Когда они садятся вокруг елки, наблюдая, как Холли разворачивает свои подарки, Робин незаметно протягивает Нэнси свой. — Он недорогой, — бормочет она, — потому что, эм, я вроде как на мели, но, эм, я подумала, что тебе это может понравиться, так что... — Робин, — прерывает её Нэнси, жестикулируя так, чтобы они были единственными, кто может понять. — Прекрати. Подарок прекрасен. Я люблю его и тебя, — она прижимает фотоальбом к груди, слезы грозят пролиться из её глаз. Робин ухмыляется. Она сделала альбом сама, выбрав бумагу и склеив фотографии, которые охватывают период времени, начиная с того времени, когда они были маленькими детьми, и заканчивая последними несколькими месяцами. Стив, уполномоченный по художественному надзору, был в восторге от этой идеи и предоставил ей столько материала, что Робин не знала, что с ним делать, в то время как Макс просто сидела и комментировала почерк Робин. — Теперь я чувствую себя ужасно, мой не такой значимый.. — Ты издеваешься? — жестикулирует Робин в ответ. — Это самая красивая вещь на свете, думаю, я буду благодарить тебя до следующего Рождества и после него. Серебряное ожерелье сияет на шее Робин, маленький амулет в форме малиновки прохладен и легок под её пальцами. Это крошечная птичка с маленькими взъерошенными крылышками и милейшим маленьким клювом. Робин не переставала улыбаться с тех пор, как Нэнси заперла дверь. Нэнси с озорной улыбкой вытаскивает Робин из кресла, тащит её на кухню и закрывает дверь. — Я просто хотела поблагодарить тебя должным образом, — жестикулирует она, прежде чем встать на цыпочки и поцеловать её. Робин едва успевает понять, покраснеть и перестать функционировать, а Нэнси уже отстраняется, закусывает губу и оглядывается по сторонам в страхе быть пойманной. — Это была настоящая благодарность, — Робин задается вопросом, как это возможно, что она заикается, даже когда жестикулирует. — Но, э, я хотела бы вернуть должок?.. Нэнси смеется и тащит её в свою комнату. *** Во второй половине дня они встречают Стива и Макс на катке в городе. И конечно, это ещё одна вещь, которую Нэнси делает без усилий. Она скользит по льду с грацией человека, который занимается этим всю жизнь, и она не спотыкается, никогда. Даже когда маленькие дети попадаются ей под ноги, толкают друг друга и укатываются. Стиву это вполне удается, а Макс наблюдает за ними со стороны катка, с чашкой горячего шоколада в руках и осуждающим взглядом в глазах. Робин, как и предсказывалось, в полном беспорядке. — Блять, Нэнс, это слишком для меня.. Из-за моей ужасной координации, я.. черт! — она хватается за забор, чтобы удержаться на ногах, и Нэнси просто дотягивается до неё и поднимает её. — Ты привыкнешь, — жестикулирует она.  И, боже, она чудесная. С раскрасневшимся от холода лицом, в её глазах светится вновь обретенное счастье. — В чем дело, Бакли? Нужна помощь, чтобы стоять на коньках? — спрашивает Стив, пролетая мимо. Робин улыбается и показывает ему средний палец. Стив показывает средний палец в ответ, но перестает обращать внимание на то, куда катится, и в конце концов врезается в другую сторону забора. — Боже, вот идиот, — жестами показывает Макс, — он сломает себе ноги, и тебе придется ухаживать за нами обоими. — Давайте молиться, чтобы этого никогда не случилось, — в ужасе парирует Нэнси, — я могу справиться только с одним из вас одновременно. — Очень мило, Уилер. — Отвали, Мэйфилд. — Робин! Она плохо обращается с ребенком-инвалидом! Робин смеется и ерошит рыжие волосы Макс. — Я уверена, что у неё есть причина, солнышко. — Чушь собачья, — ворчит Макс, — ты слишком влюблена, чтобы понять, что она за человек. Ужас. — О да, я такая ужасная. Так неуважительно относиться к человеку, который научил тебя ездить на лошади, Максин. Робин просто улыбается. Довольно скоро из-за тяжелых облаков, которые весь день закрывали солнце, начинает падать снег. На протяжении всего вечера счастье не покидает Робин. Оно бурлит в её груди, накапливаясь и согреваясь с тех пор, как они проснулись утром. Улицы настолько переполнены, что никто не обращает внимания на маленькую группу, состоящую из двух девушек, держащихся за руки, девочку в инвалидной коляске и парня с невероятными волосами, когда они возвращаются домой. Друзья Майка проводят ночь в подвале Уилеров, поэтому дом полон подростков, которые суетятся вокруг. После ужина Нэнси быстро хватает Робин за руку и тащит её наверх. Как только дверь за ними закрывается, Робин оказывается прижатой к ней, а Нэнси целует её, повсюду. — Я люблю тебя, — шепчет она, наклоняя голову, чтобы поцеловать Нэнси в подбородок, — я очень сильно люблю тебя. Очень сильно. И она не слышит, она не видит её губ, но она чувствует, как Нэнси рисует маленькие сердечки на её коже, и это заставляет её краснеть больше, чем что-либо ещё. Робин приподнимает подбородок Нэнси кончиками пальцев, изучает её лицо. Её зрачки расширены, губы слегка приоткрыты. Она выглядит как самая великолепная девушка на Земле. — Робин, — хнычет Нэнси, проводя пальцем по тыльной стороне ладони Робин, рисуя сердечки, всегда, всегда рисуя сердечки, — ты не представляешь, насколько изменилась моя жизнь с тех пор, как ты вернулась в неё. Быть с тобой это.. это лучшее решение, которое я когда-либо принимала. Но это не было.. это даже не было решением. Боюсь, это было неизбежно с самого начала. Робин улыбается. Она наклоняется, чтобы снова поцеловать Нэнси. Однако через мгновение Нэнси вздрагивает и отскакивает назад. Робин, не обращая внимания на всё это, должна поднять глаза, чтобы заметить фейерверк, вылетающий из окна, освещая снежную ночь тысячью разных цветов. Нэнси прислоняется к Робин, и Робин крепко обнимает её, положив подбородок на голову Нэнси. Они продолжают так стоять и смотреть фейерверки. Робин смотрит на Нэнси, и её сердцебиение учащается. Боже, так много всего изменилось с тех пор, когда они были просто детьми. На этот раз она теперь глухая. Её мир затих, и теперь ей приходится полагаться на другие чувства. То, как она воспринимает мир, изменилось. Она выучила совершенно новый язык, на котором она свободно говорит. И теперь у неё есть девушка. То, что она привыкла считать невозможным. Типа.. девушка. Умопомрачительно. И Нэнси всё та же храбрая девушка, в которую она влюбилась, но немного менее бесстрашная. Она преодолевает свой страх перед лошадьми после падения, хотя она всё ещё немного озадачена, когда дело доходит до конкура. Но она добьется своего. Робин знает, что так и будет. Наблюдая за фейерверком, взрывающимся в декабрьском небе, Робин Бакли думает, что она никогда не была счастливее. И конечно, ей ещё со стольким нужно разобраться. С её матерью, например. Но прямо сейчас нет ничего, что могло бы её побеспокоить. Прямо сейчас, даже если «только мышление» звучит как самая странная вещь во всем мире, Робин Бакли не чувствует ничего, кроме чистого счастья. И это был такой долгий путь. Но теперь она вышла из этого состояния. Она достигла пресловутого света в конце пресловутого туннеля, и она никогда не была счастливее. — Я люблю тебя, — шепчет она в макушку Нэнси, прижимая её чуть ближе. Судя по мягкой вибрации, Нэнси, должно быть, что-то пробормотала в ответ. Робин снова кладет подбородок на голову Нэнси и закрывает глаза. Она хочет сказать Нэнси, что любит её снова и снова, сто раз. И она говорит.