на всю жизнь

если бы Дазая спросили, какая самая грустная и ироничная история с ним происходила, он бы не задумываясь ответил, что это тот день, когда его обратили. Осаму. обратили. его, заядлого суицидника, сделали бессмертным, и смех, и грех, не правда ли? у него и так до этого плохо получалось, раз он, к-ха, остался жив, а сейчас вообще без шансов. нет, справедливости ради, он мог специально пойти к охотникам или за баснословные деньги купить специальное оружие для вампиров, но страдать от пыток желания не возникало, а лишних денег в карманах как-то не завалялось. в общем, грустная вечная жизнь суицидника, однако и в этом оказались свои плюсы. во-первых, бесконечные издевательства над Чуей не могли не радовать, а во вторых, можно не придумывать новые шутки. буквально сто лет, поколение меняется, и можно заново использовать старые заготовки! в общем, скука смертная. с людьми Осаму предпочитал дружбу не водить, а знакомых вампиров оказалось не так много, да и то, не с каждым общение получалось. Куникида-кун, например, использовал данные ему бесконечные годы как полагается зануде — изучал всё, что ему было интересно. поэтому, вести диалоги с ним было не только смертельно (ХА) скучно, но ещё и до безумия нудно. тот пытался постоянно его поучать, что делать и как жить, а Дазай такое терпеть не мог. Чую выдерживать дольше часа было морально тяжело, и как в таком маленьком тельце скопилось так много ненависти? удивительное рядом. были ещё несколько, например Рампо и Йосано, но они уехали в свадебное путешествие на сто лет, и приставать к ним сейчас было даже страшнее, чем смертный приговор. в общем, в какой-то момент Осаму понял, что нужно найти себе постоянное развлечение, желательно смертное, чтоб, если что, можно было подождать немного, и человечек пропадёт сам собой. ну, или организовать. а что, нельзя что ли? по этому принципу было принято решение, что выбирать нужно кого-то достаточно молодого и в меру глуповатого, возможно слегка наивного, чтоб это и вправду было весело. однако, не обделенного умом и харизмой, или хотя бы чтоб было с чем работать. поиски было решено начать с кофейни около какого-то университета. Дазай решил, что если ему кто-то прям бросится в глаза, то пусть это хотя бы с наиболее высокой вероятностью будет студент. университет был гуманитарного направления, не судите строго, математика это чистое издевательство, и он не готов даже дышать рядом с тем, кто от неё без ума. первый день дал целое огромное ничего. все казались скучными и пресными, или же слишком обычными. ещё и кровь оказалась у всех отвратительной на запах, с другой стороны, с таким количеством вечеринок, кофе и недосыпа могло ли быть по-другому? спустя ещё три дня дело не продвинулось, а работники начали на него странно поглядывать, поэтому было принято решение дать шанс ещё на один день, и либо к чёрту всё это, либо менять локацию. и видимо, вампирские Боги (интересно, а они есть? надо уточнить у Куникиды) над ним сжадились, потому что в кафе зашёл мальчишка с самой вкусной кровью, которую ему доводилось чувствовать. в кофейне, какое удачное совпадение, благослови всех, кто к этому причастен, оказался недостаток мест, и вкусный малыш, взяв обед, неловко подошёл именно к нему. — п-простите? можно я присяду, свободных мест нет, а мне хотелось бы немного поесть и позаниматься. отвлекать не буду. Дазай глубоко вздохнул, почти ощущая прекрасную кровь на языке, и обворожительно улыбнулся. — конечно, присаживайтесь. какое направление, если не секрет? очаровательный блондин слегка краснеет и садится, он немного неловкий и нервный, но все ещё привлекательный настолько, что Осаму хочется его выпить до капли. или выебать, тут как пойдёт. — спасибо, я Накаджима Ацуши, кстати, направление история искусств. — Дазай Осаму. я не удивлён, изучаете сам себя? Ацуши краснеет и что-то бурчит себе под нос, доставая ноутбук. он взял себе типичный набор студента: самый дешёвый кофе и сэндвич, и от мысли того, что это сейчас может испортить вкусную кровь, у Осаму завязался узел в животе. но придётся потерпеть, думается вампиру. сначала нужно нормально познакомиться, зацепиться языками, так сказать, и только потом уже можно будет заставлять малыша питаться правильно, особенно без кофе. кофе даёт неприятную горчинку крови; Осаму нравится сладость. Дазай делает глоток чая и улыбается. — знаешь, даже если ты не будешь меня отвлекать, это не значит, что я не буду отвлекать тебя. он почти неосознанно переходит на «ты», не в силах сдерживать свои инстинкты. но Ацуши странным взглядом смотрит на него, а потом мягко улыбается, закрывая ноутбук. — а чем занимаетесь вы? *** Дазай знает, что вампирская суть работает так, что привлекает каждого, кого ему захочется; почти как в Сумерках, но не так плохо. Ацуши идёт на сближение довольно быстро, обольщенный и наивный, и Осаму… в какой-то момент начинает чувствовать стыд. сначала это кажется удобным и весёлым, будь он смертным, всё не было бы так легко, но потом… Накаджима начинает ему и правда нравиться. Ацуши упорный и трудолюбивый, возможно, немного неуверенный в себе (или много), но открытый и улыбчивый. он старается видеть в людях хорошее, старается поддерживать и улыбаться, ещё у него очаровательная улыбка и сияющие глаза, которые пленяют. Дазай не улавливает момент, когда скука начинает перерастать в что-то грызуще-теплоё. они ходят на различные выставки, Ацуши учится и рассказывает ему всё самое интересное, и Осаму впервые ловит себя на мысли, что обучение это… весело? Накаджима говорит, что ему бы подошло рисовать, и вампир не иронично гуглит уроки по рисованию и начинает учиться, и ему и правда это нравится. они с Ацуши ночами напролёт смотрят разные ролики, обсуждают всё, что только можно, и когда Дазай понимает, что всё зашло слишком далеко, уже слишком поздно. потому что Накаджима мягкий и уютный, он ненавязчивый и тёплый, и Осаму бессовестно пропускает момент, когда оказывается в плену. это пугает и будоражит одновременно; именно в эти моменты начинают закрадываться мысли, а что если признаться, позвать на свидание, что если… — Дазай-сан? он уже слишком долго не моргая смотрит на реку, и в этот раз даже не с желанием утопиться. смаргивая мысли, вампир поворачивается к собеседнику. — ты пойдёшь со мной на свидание? Ацуши так густо краснеет, что у Осаму снова появляются мысли его закусать, но в этот раз он отмахивается от них, не позволяя. раз уж это уже не просто еда или развлечение, значит, нужно быть уважительным. пиздец. и как он умудрился сюда скатиться? на первом свидании он чудовищно нервничает, хотя они гуляли вместе уже сотни раз. Ацуши ласково гладит его костяшки на пальцах и улыбается. — всё в порядке. а ты уверен, что нам по карману этот ресторан? Дазай хихикает. — будучи частным детективом, я могу позволить себе достаточно. просто в этом не было смысла. работать на смертоносное оружие нужно было бы слишком долго, а человеческие вещи его мало интересовали; есть угол, есть кровать, этого достаточно. но теперь… как будто уже и недостаточно. после второго свидания он покупает квартиру, слишком большую для них двоих, но уж лучше больше, чем меньше. они могут сделать комнату для произведений искусств, которые могут коллекционировать, или для библиотеки, или вообще оба сразу, или… после третьего свидания Дазай не сдерживается и предлагает жить вместе, совершенно не зная, что будет, если Ацуши согласится, не испортит ли Осаму всё… собой? может ли он даже допустить мысль жить… как обычный человек? Накаджима соглашается. *** Дазай носом ведёт аккурат рядом с ярёмной веной, жадно вдыхая запах и д е а л ь н о й крови. он сделал всё, чтоб превратить эту кровь в настоящее сокровище: избавил Ацуши от минимальных вредных привычек, заставил есть хорошую еду, меньше нервничать и больше отдыхать; дальше он планировал беречь свое сокровище, лишь крохотными каплями пробуя кровь, так сказать, на зубок. Накаджиме нельзя знать, с кем именно он имеет дело, поэтому случайные укусы Осаму в помощь. Ацуши очаровательно смеётся и жмётся ближе, преданно заглядывая в глаза. — это что, подарок от Бога за все мои предыдущие страдания? Дазай аккуратно целует местечко под подбородком и ядовито хихикает себе под нос. Богом, конечно. малыш, если кем и был послан, то только самим Дьяволом, и радоваться тут особо нечему. знал бы, кем на самом деле является Осаму — сбежал бы уже давно на другой конец континента. и от мысли этой — место, где должно быть сердце, болезненно жмётся, словно там и правда есть этот живой бесполезный кусок мышц. — главной подарок — это ты, Ацуши-кун. мальчишка краснеет и скромно улыбается. — тебе так нравится моя шея? ты от неё не отлипаешь. в нынешнем веке в этом нет ничего такого, Дазай даже выяснил, что с шеей связано много кинков и фетишей, но в голове снова бьётся бессмысленно «знай Накаджима правду, подставлял бы ли он её так преданно и дальше?». вампир слегка кивает и снова проводит носом по всей длине очаровательной шеи, мечтая вгрызться в неё клыками. Ацуши смотрит, так преданно и уверенно, Ацуши тепло улыбается и убирает часть волос за ухо, чтоб не мешались, милый прекрасный Ацуши живёт у проклятого Дазая вот уже месяц, буквально заставляя жилище ожить, и даже не понимает, какому чудовищу верит. останешься ли ты со мной, если я сразу правду, Ацу-чан? — мне нравится всё, что связано с тобой. Ацуши хихикает и слегка щекочет Осаму. — не говори таких смущающих вещей, глупышка Дазай, я и так уже очарован тобой. мужчина поднимает взгляд на мальчишку и смотрит, отчаянно и боязливо, и даже запах крови не кажется таким сладким и манящим. я бы выдрал ради тебя клыки, малыш Ацуши, только попроси, лишь бы, лишь бы остался со мной. конечно, у Осаму смелости не хватит сказать правду, поэтому он просто хватает себя за горло и держит, не позволяя сорваться, не позволяя себе быть порождением тьмы и мерзости. если это ради его очаровательного мальчика, он сможет с этим справиться, он просто обязан. мужчина тянется к губам, целует отчаянно и жёстко, они несколько раз сталкиваются зубами, и воздуха не хватает; податливое тело в руках кажется невесомым, и Осаму иррационально страшно, что стоит отвлечься на секунду, и Ацуши исчезнет. или в глазах его будет отвращение и злость. не стоило пытаться найти друзей, не стоило пытаться выползать из своей норы, говорил ему Куникида-кун, не лезь к людям, только хуже будет. но тогда это казалось интересной забавой; найди себе питомца-человечка, и развлекайся как хочешь. сейчас он сам себя видит тем самым домашним животным, и ради ласки хозяина готов хоть умереть, хоть апорт сделать. впрочем, даже это лучше бесмысленного пустого существования. Дазай ухмыляется, отстраняясь. — позволь мне очаровывать тебя снова и снова. Накаджима ласково ведёт ладонями по чужому лицу, поглаживая. он видит тоску, видит страх и отчаяние, но преданно ждёт, когда Осаму сам расскажет причину. хочется сунуть любопытный носик поскорее, всё разузнать и убедить мужчину в том, что нет ничего в этом мире, что могло бы заставить Ацуши его разлюбить, но не сделает ли это только хуже? Накаджима закрывает глаза и трется носом об чужой нос. — ты можешь делать со мной всё, что захочешь. прямое попадание, сказал бы Дазай. почти, ха, насмерть. *** они и правда делают в одной из пустых комнат почти библиотеку, потому что, оказалось, у Накаджимы слишком много литературы, и он не собирается останавливаться. Осаму ласково целует его за ухом. — мне нравится, что тут так много твоих вещей. мне нравится, что я могу быть среди них и думать о тебе. мне нравится, что ты занимаешь пространство, словно это настоящий дом для нас двоих. мне нравится, что ты здесь. в голове Куникида осуждающе качает головой и поправляет очки, глупый Дазай, ну вот как можно было до такого дойти? крошка Чу рядом смеётся так сильно, что даже уши закладывает, так тебе и надо, бинтованный. Осаму несколько раз порывается либо рассказать правду о себе, либо закончить всё это, да, больно, да, уже слишком поздно, но а вдруг поможет? но, как только он смотрит на Ацуши, так сразу слова пропадают. он не может, просто не может. Накаджима лениво лежит на нем и выводит на рубашке какие-то неведомые узоры. — я бы лежал с тобой так вечно. Осаму на грани истерики из-за такой мерзкой иронии. и это мог бы быть идеальный момент, ой, кстати о вечно, а я мог бы устроить, понимаешь тут такая ситуация… нет. просто нет. *** в щенячьей преданности нет ничего, кроме мерзости, раньше думалось Дазаю. быть привязанным — отвратительно, это жалко и слабо, особенно к человеку. люди смертны; привяжись один раз, и после его смерти будешь дальше привязываться только к верёвке, в попытке унять тоску и вой в грудине. но вот он, блять, Накаджима Ацуши. умудрился, посадил на поводок, даже сам не подозревая. Дазай хрипло стонет у него в коленях, целуя бедра сквозь джинсовую ткань, трётся носом, люби меня, не бросай меня, останься со мной, каким бы отвратительным я не был. Ацуши все ещё не знает; Осаму не позволит, чтоб узнал. — малыш, я клянусь, я… Ацуши краснеет, затыкает ему рот ладонью, заставляя замолчать. вампир слизывает запрет с ладоней, почти скулит от отчаяния, закрывает глаза, так страшно увидеть чужой взгляд, что же там? почему он заставил меня замолчать? Накаджима нервно дёргается, кусает губы, ему жарко и стыдно, и Дазай у его ног — самый сильный грех, который только может существовать. блондин в Бога не верил; но если существует Ад, то им будут глаза мужчины напротив. и знаете что? он совсем не против. — не нужно, Осаму. клятва это навсегда, а навсегда слишком долго. Ацуши будто з н а е т. но мужчина давно принял эти чувства в сердце, давно смирился, что попался в сети, и теперь не осталось ничего, кроме навязчивой мысли показать, привязать и больше никогда не отпускать. жадность обвила грудную клетку; вампир клыками царапает чужие запястья, не до крови, и просто дышит. так жарко, так душно, неужели чувства они всегда такие? неужели… он заслужил подобное? — тогда сцелуй эту клятву с моих губ, Ацуши-кун. так, чтоб я вообще не мог говорить. поцелуй меня, поцелуй меня, поцелуйменяумоляю. и Накаджима подчиняется, Осаму почти стонет от того, как это хорошо, как это жарко и близко, скулит от желания быть полностью открытым и быть понятым, но страх все ещё сидит в голове, не давая глупой сердечной мышцей шалить. вампир снова прижимается к чужим бедрам и тяжело дышит. — я так много хочу тебе сказать, я хочу чтоб ты знал всё, моё прошлое, моё настоящее, я хочу, чтоб ты любил меня всего, без этих глупых тайн и страхов, Ацу-чан, я так хочу… Ацуши снова его целует, чуть печальнее, возможно, чем до, но так же прекрасно. — в тебе нет ничего отвратительного. в тебе нет ничего, что могло бы меня оттолкнуть, и я дам тебе время это почувствовать и понять. я подожду, когда ты перестанешь бояться. и Дазай, не сдерживаясь, начинает плакать. *** Чуя объявляется с утра пораньше в выходной. — эй, мерзость бинтованная, ты где пропал, умудрился умере… рыжий замирает в проходе на кухню, наблюдая за тем, как Ацуши готовит завтрак. блондин приветливо машет ему рукой и улыбается. — доброе утро, Накахара-сан, не знал, что вы дружите с Осаму. Дазай, честно говоря, вообще ничего сказать не может. он почти паникующе смотрит, как два мира сталкиваются, да и не просто сталкиваются, так они ещё и связаны между собой. какого хуя? Чуя злобно смотрит на Осаму. — ты мне ребёнка решил испортить или что? — всё по честному согласию, и я о нём забочусь! Накахара прыскает. — ты ещё скажи, что кровь его не пил. Дазай так сильно вздрагивает, что даже Чуя теряет весь весёлый настрой. он смотрит на парочку, понимает, что сделал и так же неожиданно сваливает, от греха подальше. вампир боится поднимать взгляд. так… Ацуши знал? как давно? или он знал про Чую, но не знал, что Осаму такой же? мысли разрывают голову, но всё это успокаивается, стоит блондину подойти ближе и погладить его по волосам. — не переживай, я… знал. с самого начала, в общем-то. Дазай резко вскидывает голову вверх. — ещё тогда, в кафе? Ацуши мягко смеётся, опуская руки на чужое лицо и поглаживая щёки. — да, поэтому я сел именно к тебе. Накахара-сан рассказывал про тебя, в деталях, и когда я увидел, я знал, что это ты. это мог быть только ты. я не хотел говорить тебе, что знаю, потому что это не моя тайна, и я не имел права в неё вмешиваться, хотя было чертовски тяжело смотреть, как ты боишься. Осаму закрывает глаза и тяжело дышит, словно за ним гнались. — тебе… не страшно? не мерзко? блондин садится к нему на колени и жмется теснее. — я уже говорил, в тебе нет ничего, что могло бы меня оттолкнуть. мужчина наконец позволяет себе расслабиться, чувствуя, как дышать становится легче. утыкается носом в изящную ключицу, наслаждается запахом, ощущая, что теперь это почти законно. почти правильно. малыш на коленях хихикает. — ты можешь попить, Дазай. всегда можешь. этот момент ощущается так сладко, так интимно, Осаму лижет предплечье, продлевая момент наслаждения. Ацуши тихо стонет, цепляется за чужие плечи, и его ведёт ровно так же, как и самого вампира. Дазай тихо рычит. — дальше пути не будет, Ацуши. я укушу тебя, и ты останешься со мной на всю жизнь. когда ты будешь готов, я обращу тебя, и у тебя не будет шансов сбежать. подумай, хочешь ли ты. скажи нет, потому что я не хочу заставлять тебя страдать, судорожно думается вампиру. скажи да, потому что я люблю тебя. Накаджима вздыхает. — я знал, на что иду в нашу самую первую встречу. кусай, Осаму, я и так весь твой. и Дазай кусает, поскуливая от того, как ему вкусно и от того, как тепло стало в груди. Ацуши шипит, но быстро успокаивается, пока мужчина зализывает рану, стараясь причинить как можно меньше боли. он так чертовски пьян; не выдерживая, Осаму целует его словно в последний раз. ладно, это была хорошая затея, найти себе человека.