Безответный возраст

      Это было невыносимо. Эта жизнь была невыносимой.        Дима перестал плакать. Полвторого ночи, а он все еще лежал на крыше, уже не чувствуя холода в онемевших руках и ногах. Слезы, как и силы, закончились. И он просто смотрел на изредка вибрирующий телефон перед лицом.       Один звонок от отца. Семь от мамы. СМС-ка от нее же «Дима, ты же замерзнешь, вернись домой!». Знала бы ты, мама, где сын провел все это время, то не стала бы звонить. Дала бы завершить начатое, чтобы сохранить разваливающуюся семью.        И вдруг, ясным солнцем в непроглядной тьме, звонок от того, кому он не смог не ответить. Контакт «Сахаров» и фотография, сделанная исподтишка на одном из занятий. Он был такой красивый на ней. Задумчивый и сосредоточенный он заполнял журнал, и Дима не удержался и сфоткал его, для того чтобы отправить фотку подруге.        Запоздало он все же ответил на звонок.        — Дим, ты где? — немного сонно спросил он, но уже ужасно настороженно.        — Все нормально, я у друга, — соврал подросток и даже не всхлипнул. Ему просто хотелось замерзнуть на этой крыше, и чтобы больше никто не беспокоился. Чтобы никого больше не будили по ночам звонками о его воровстве и побегах из дому.        — Я слышу ветер, — ответил психолог.        — Я курю на балконе.        Дима хотел, чтобы он сказал «хорошо, береги себя», бросил трубку и лег дальше спать. Может утром он и расстроился бы, что не уберег ученика, но никто не стал бы грустить по нему слишком долго. Даже Сахаров.        — Твоя мама сказала мне, что ты ушел на улицу раздетым, — терпеливо продолжил психолог. — Скажи мне, где ты? Я заберу тебя, переночуешь у меня опять. Давай?        Еще и настучала ему. Сказала бы по чьей вине он оказался на улице без куртки и обуви!        — Не надо, я почти дома, на самом деле... Я вернусь... Домой, — на этих словах Дима все же всхлипнул, но удержался от того, чтобы разреветься.        — Хорошо. Я тебя понял.        Это было последнее что ответил Сахаров и сбросил звонок. Обиделся? Тем лучше. Школьник уронил телефон со своего уха и обреченно уткнулся лбом в рубероид. Все, вот и кончились малейшие причины держаться за этот мир. Теперь можно было со спокойной душой тихо умереть от холода.        Жалеть ему и правда уже было не о чем. Семья не расстроилась бы, если бы его не стало. Да они сами хотели от него избавиться! Собирались отправить его в Суворовское училище, это равно убийству. Бескровному уничтожению тех крупиц, что от него остались.        Блэки нашел нового хозяина. Лучшего хозяина, чем он был ему. Классного и доброго парня, который ради него заставил свою любимую маму зашивать штаны чужого ребенка.        Осталось только написать подруге... Может, она уже не спит? У них должно было быть около семи утра.        «Хей, привет» — Дима отправил коротенькое приветствие, надеясь, что на него не ответят. Но ему ответили минут через пять.        «Ты чего не спишь? У вас же уже почти три часа ночи! Еще и меня разбудил... Утро воскресенья, Дима!»        Стало стыдно за себя. Как он мог разбудить человека в выходной?        «Ой, да, прости. Спи дальше» — поспешно отправил он и расплакался. Перевернулся на спину и швырнул телефон в сторону. Хотел просто откинуть, но тот перелетел через борт крыши и через несколько секунд звонко хлопнул об асфальт внизу.        Диме стоило последовать его примеру. Он закрыл лицо локтями и закричал от душивших его слез. Рыдал не просто в голос, он ревел криком отчаяния и боли. Он все вокруг портил! Жизни всех любимых им людей! Ведь Костю, после того как он признался, тоже пытались задирать! Даже ему, тому кого он любил и теперь ненавидел, он испортил жизнь!        Мальчишка поднялся на одеревеневших ногах и подбежал к краю крыши, свесившись с него. Он замер, разглядывая высоту, и больше не боялся. Было совсем не страшно. Слезы срывались с кончика его носа и падали вниз со спокойной безмятежностью. Если он упадет вслед за ними, ему тоже станет спокойно.        Дима перекинул сначала одну ногу. Потом подтянул вторую. Он сел на самом краю и всматривался в улицу внизу, ища хоть одну причину этого не делать. Никто не искал его. Никто не беспокоился о нем. Даже Сахаров бросил трубку и наверняка лег спать... Даже он...        Он рассматривал улицу внизу и думал о том, что будет, когда его найдут. Скоро ли это случится? Или только под утро на него наткнется сонный собачник? Что будет с родителями? Наверняка они пожалеют о том, что сделали. Будут винить себя, вспоминать о нем только хорошее, и никто не вспомнит о том, что он был педиком. Поставят красивый памятник на его могиле, будут приходить раз в год и извиняться. Легко любить побитого ребенка. Мертвого ребенка не любить невозможно.        — Дима! — громом в ясную погоду за спиной раздался знакомый голос.        В мгновение ока его обняли горячие руки. Столкнули с парапета вперед, но удержали и утянули назад, опять заставив упасть.        — Дима! Господи, малыш!        Это был Сахаров. Сахаров! Кирилл Олегович стиснул его в объятиях и руками и ногами, сжимая крепко-крепко. Его лихорадочно трясло, а конечности сжимались все сильнее и сильнее, пока Дима не захрипел, оттого что ему стало тяжело дышать.        — Господи, блять, боже! — психолог тут же выпустил его и укрыл своей курткой. — Да ты сиреневый!        — Как вы нашли меня? — тихо сипнул мальчишка, даже не поднимая на него взгляда.        — Почему ты мне не позвонил? Дима! Димочка, посмотри на меня?        — Зачем вы нашли меня?! — рявкнул подросток и оттолкнул мужчину.        Он подскочил на негнущихся ногах, сбросил чужую куртку со своих плеч и попытался убежать. Но его остановили, поймали и заключили в объятия. Дима попытался вырваться, сначала толкнул психолога, потом пнул, даже укусил. Но тот держал его крепко, прижимал его голову к своей груди и сам сжимался сверху.        И вдруг подросток замер. Он почувствовал, как обнимающий его мужчина вздрогнул всем телом и шмыгнул носом. Как он вжался лицом в его волосы, как притерся к ним щекой и как на его шею капнула вода. Он что... Заплакал?        — Кирилл Олегович? — неуверенно, с дрожью в голосе спросил Дима.        Психолог не ответил. Он сжался еще сильнее вокруг него и крупно задрожал всем телом.        — Кирилл Олегович, пожалуйста! — Дима обнял его в ответ и прижался глазами к плечу. — Не плачьте! Я ведь тоже расплачусь!        И он расплакался. Совсем не так как плакал мужчина. Не молча содрогаясь и глотая слезы. Он по-детски заныл в его плечо, шмыгал носом, пачкая соплями чужую одежду. Выл и задыхался, слыша, как над ухом совсем чужой ему человек тихо-тихо всхлипывал.        — Как же я испугался, — тихо прошептал мужчина, когда их истерика, одна на двоих, стала угасать.        Он отстранился и заглянул в лицо подростка, обняв его ладонями. Он погладил его щеки большими пальцами и грустно улыбнулся. Он выглядел таким расстроенным. С опухшими и красными от слез глазами. В своих домашних майке и штанах. Дима опустил взгляд вниз и увидел, что его кроссовки не были завязаны. Наверняка ему тоже было невероятно холодно. Может, даже еще холоднее. Продрогший до костей мальчишка уже не чувствовал ледяного ветра.        Кирилл Олегович отпустил его. Поднял свою куртку и вновь укрыл ею мальчуковые плечи. Он подтолкнул его к выходу с крыши, и Дима не смел сопротивляться.        — Простите меня... — тихо сипнул он, когда они уехали уже довольно далеко от его дома.        — Это не ты должен извиняться, — психолог резким жестом смахнул со своей щеки слезу, хотя его голос уже не дрожал. — Не ты. И не передо мной.        — Вы замерзли из-за меня... В домашнем приехали, — подросток свернулся в комок на задних сиденьях.        — Торопился.        — Вам... Откуда у мамы ваш номер?        В сознание Димы закралось страшное — вдруг родители все рассказали ему? Вдруг он сейчас везет его к себе домой только потому, что боится, что он закончит начатое?        — Она позвонила вашей классухе, та директрисе, директриса мне. А номера всех родителей у меня есть в журнале, — Кирилл Олегович тяжело вздохнул. Под его глазами залегли серые тени и брови не разглаживались из сердито-расстроенного изгиба.        Как хорошо, что впереди было только воскресенье. Они приехали домой, Дима согрелся в душе, Кирилл Олегович под теплым пледом, и до самого утра они играли. Точнее играл подросток, психолог просто сидел рядом и молчал, даже не смотрел в экран.        — Я вас разочаровал? — тихо спросил Дима, когда за окном стало заниматься утро.        — Не разочаровал, расстроил. Я ведь не просто так дал тебе мой номер, Дим. И мне не все равно. Если бы я не успел?.. Если...        Психолог тяжело вздохнул и потер руками лицо, с силой надавливая на глаза. Он как будто снова был готов заплакать. Но продышался и добавил:        — Всегда! Слышишь? Всегда звони мне! Звони, пиши, что угодно! Но не оставайся один на один со своими эмоциями!        — Я не хотел вас расстраивать... Думал, без меня всем стало бы лучше, — честно ответил Дима и посмотрел в его глаза. Все еще красные.        — Никому не стало бы лучше.        — Маме с папой стало бы.        — В их проблемах виноваты только они. Ты берешь на себя слишком много ответственности, Дим. Они взрослые люди, и ты не способен повлиять на их отношения. Ни как ребенок, ни как сын.        — Да вы просто нихрена не понимаете, — буркнул подросток и отвернулся обратно к игре.        — Куда уж мне.        — ...извините.        — Я уже сказал: не ты должен извиняться, и не передо мной.        Сахаров не шелохнулся даже, когда Дима нагрубил ему. У него у самого как будто не осталось ни эмоций, ни сил, чтобы осадить подростка. Он даже не стал уходить на свой диван, просто так и уснул рядом, скатившись головой на подлокотник. Диме же сон не шел даже, когда время перевалило за шесть утра.         Мама ему так больше и не звонила.