Безответный возраст

      Просто друг. Кирилл Олегович просто друг. Преподаватель, наставник, друг — кто угодно из списка, но не возлюбленный. Дима пытался уговорить сам себя. Но голову не покидала назойливая мысль. Пойти, признаться в чувствах, и будь что будет! Но ничего хорошего не будет... В лучшем случае, между ними повисло бы мерзкое и неловкое напряжение. В худшем... Стал бы подписчиком пабликов со «ждулями». Вот уж точно Сахаров за это его по голове не погладил бы.        С тем как интерес Козелова к его личности угасал, на улице становилось теплее и начинали петь весенние птички. Удивительно, как быстро пролетел этот учебный год. Полный слез, боли, расстройств... А оглядываясь на былое, Дима вспоминал только хорошее, и во всех этих воспоминания был Сахаров — Усадьба, Новый Год, Олимпиада.        А ведь он был прав насчет диплома тогда. Конечно, исключительно из-за того, что сам все и подстроил, но с этой «бесполезной бумажкой» его обещали зачислить на бюджет в пед на психологию. После девяти классов! Прямо туда, где учился сам Сахаров.       Даже мама была рада, когда он не удержался и рассказал ей. Правда, ее бездумный комментарий «становишься нормальным человеком» моментально все испортил, и Дима зарекся делиться с ней своими успехами впредь.        Сложно было сказать, зачем Кирилл Олегович это все делал для него. Получив новости о брони на бюджетное место, он тут же поговорил с учительницами по алгебре и физике, чтобы они занимались с Димой после уроков. Уроков по психологии в его жизни стало меньше, а вот самой психологии стократ больше! Уже даже отсутствие двери в комнату не напрягало — приходил он поздно, и все чем занимался дома это читал очередную книгу от Сахарова.        «Эй, жопа!» — именно такое сообщение разбудило Диму двадцать пятого апреля. Он не забывал, что это за день, прекрасно помнил, и не хотел, чтобы помнил кто-то еще.  Но человек с другого конца страны ничего не забывал.        «С днем рождения, жопа!» — чуть погодя ему упало еще одно сообщение и пак стикеров на выбор. Приятненько.        «Спасибо) И за стикеры тоже спасибо» — ответил школьник, нехотя просыпаясь. Шесть утра... Рановато, конечно, но можно было бы уже вставать и собираться в школу.        «Тебе спасибо! За то, что в этот день родилась такая сладкая булочка» — и миллиард эмоджи с цветочками, сердечками и солнышками.        Дима меланхолично разглядывал смайлики, думая, что ответить, но еще одно сообщение избавило его от сложного сонного мыслительного процесса:        «Празднуешь?»        «Ноуп»        «А че так?»       «А с кем?»        «Да хотя бы с теми чуваками, про которых ты рассказывал»        «Ты сейчас прям Сахара цитируешь»        «Дэ? Он тебе уже советовал с ними затусить?»        «Не... Но он все время предлагает с ними общаться  … А мне не то чтобы хочется»        «Знал бы Сахар с кем и КАК ты хочешь ОБЩАТЬСЯ, да?)))00)0)»        «Я умру, если он узнает»        Конечно, Дима всем делился с безликим и безымянным анонимным другом. Даже своими сокровенными мыслями и чувствами. Фантазиями. А фантазий тех хватало уже на увесистый томик порнографического романа.        «От счастья?)»        «От стыда»        «Meh, нашел чего стыдиться  Если ты сделаешь с ним все, о чем писал, это будет самый счастливый мужик на свете)00)0)0)))»        «Издеваешься?»        «Чуть-чуть))0  …  Ладно, побёг я дальше вгрызаться в алгебру...        Спишемся к вечеру? Забухаем, может? Такое себе, конечно, но лучше, чем с предками»        «Беги) Спишемся»        Благодаря такому раннему подъему, Дима даже миновал встречи с отцом и матерью в квартире. Он быстро умылся, оделся и выскочил из дому. Было слегка прохладно, но погода все равно располагала к утренней прогулке. Тем более, если не тратить деньги на проезд, их можно было бы потратить на что-то более полезное.        В школе он был к восьми. Вроде бы как обычно, но в этот день что-то пошло не по плану...        — А вот я тебя и поймал, паскуда!        Прежде чем Дима успел сообразить, его схватили за капюшон куртки и поволокли от крыльца в сторону поля. Внутри все неприятно сжалось от страха — это был Козелов. Он тащил его за шкирку прямо так, как это делал отец. Не приемля ни отказов, ни сопротивления. Не оставляя и шанса для попыток противопоставить хоть что-то.        Раньше Диму спасала IT-айкидо-троица. Либо Сахаров, под строгим взглядом которого пасовал даже Костя, хотя и продолжал огрызаться. Но сейчас его спасать было некому. Парни еще были не в школе, а окна кабинета психологии выходили на другую сторону.        — Ты че, сука, думал получится от меня постоянно бегать?! Ты, бля, ответишь за эту хуйню! Опозорил меня перед корешами!        Козелов утащил его к трибунам, за которыми уже мог спокойно претворять в жизнь экзекуцию, о которой так мечтал. Дима отлично помнил историю про нож, старшеклассника и пятнадцать швов. Кирилл Олегович не уставал напоминать ему о том, как опасен его одноклассник.        Дима молчал. Он искал выходы из ситуации. Раньше он бы точно начал оправдываться, или наоборот, отчаянно огрызаться в ответ. Но ему нельзя делать ни того, ни другого, он тут же получит в нос...        Только если не ударит первым.        Костя быковал в лучших традициях — стоял очень близко и едва ли не нос к носу. Давил на него, матерился. Эта драка не привела бы ни к чему хорошему, но выбора ему не оставили. Дима, отклонившись, с размаху врезал ему своим лбом. В голове тут же зазвенело, но останавливаться нельзя!        Ошарашенный хулиган пошатнулся. Он даже не успел схватиться за лицо, а Дима уже налетел на него с кулаками. Повалил на землю и ударил еще раз. Они завозились в грязи. Запыхтели. Конечно, Костя куда сильнее, и опыта в драках у него больше. Он быстро брал над Димой верх, но загнанному зверю деваться некуда. Либо бей, либо беги. Бежать он не мог, а вот бить, покуда были силы, был способен. И он дрался. Как в последний раз (а это вполне мог быть последний раз, про нож он помнил). Дима не побрезговал кусаться, и когда он вцепился зубами в руку обидчика, тот вскрикнул.       Возможно, это и спасло их от летального исхода драки — когда прибежали ученики и охранник, Костя душил Диму так долго, что у того потемнело в глазах.        — Ты сука! — плюясь кричал Козелов, когда его оттаскивал охранник. — Сука! Я убью тебя! Пидор гнойный!        Но и Диму, как только он поднялся на ноги, пришлось держать. В голове прояснилось очень быстро, а привкус металла во рту только добавлял злости. Он харкнул кровью прямо в лицо Кости и закричал еще яростнее своего обидчика:        — Я тебя с говном сожру, мудила!        — Че сказал?! Сука! Пустите! — Козелов начал пытаться драться и с теми, кто его держал.        — Че слышал! Полезешь ко мне, гандон, я сдохну, но тебя с собой заберу!        О, Дима хотел реванша. И плевать даже если проиграл бы и его. Внутри все кипело и клокотало от ярости. Но сам он вырываться даже не пытался. Драка окончена, и вся школа уже собралась чтобы поглазеть на них.        Их отвели в медпункт и, опрометчиво, не по очереди. Дима сидел напротив Кости, буравил его взглядом, и если бы не прибежавший Сахаров, то точно началась бы еще одна драка. Старенькая фельдшер не смогла бы их разнять, а осколки от ее прозрачных витрин дали бы закончить начатое на улице.        Сахаров встал прямо между ними, разорвав этот зрительный контакт. И стоял до тех пор, пока Козелова не повели к директору.        — Мне пиздец? — спросил Дима, когда хулиган вышел.        — Следите за языком, Дмитрий, — Кирилл Олегович недобро сверкнул глазами.        — Извините...        Ух, какое напряжение висело в помещении. Психолог молчал. Злился. Его можно было понять, но и он должен услышать: у Димы не было выбора! Между быть избитым и биться, он выбрал второе. И выбрал бы снова.        В этой драке обошлось без увечий. Дима отделался шишкой на лбу, разбитой об собственные зубы губой, парой синяков и ссадин. И порванной одеждой, но это не так важно.        Директриса устроила им полный разнос. Кирилл Олегович был на ее стороне, и, судя по всему, справедливо. Если верить всему, что она говорила, его могли сделать виноватым во всем этом, если бы у этой драки были серьезные последствия для их здоровья.        Но Козелов же не «терпила», и его родители не стали бы обращаться в полицию. Как и родители Димы, собственно.        В кабинете психологии висела тишина. Козелов сидел в одном углу и пыхтел от злости. Дима на своем месте, в другом углу, учил психологию. Он даже не смотрел на своего обидчика, прекрасно зная, что увидит там только злобу и обещание прибить его. Кирилл Олегович даже не прочитал им лекцию о «мир, дружба, жвачка», как его просила директриса. Знал, что это бесполезно.        А когда время «наказания» закончилось, и Козелов выскочил из кабинета, Сахаров наконец заговорил:        — Не так я думал, пройдет твой день рождения, — его голос слегка осип.        — Кирилл Олегович, извините. Я не оправдываюсь, но он не оставил мне выбора, — Дима наконец поднял взгляд от книги и посмотрел на преподавателя.        — Да знаю я, я с Козловым побольше твоего знаком, — Сахаров натянуто усмехнулся. — Хотел уберечь тебя от этого, думал, что даже получается...        — Но рано или поздно это произошло бы, да?        — Ага, — психолог кивнул и глубоко вздохнул. Его напряженное лицо разгладилось, и он даже улыбнулся. — Нормально себя чувствуешь?        — Лучше, чем когда-либо, — удивившись собственным чувствам, ответил Дима.        Кирилл Олегович понимающе кивнул. Они недолго смотрели друг на друга, и мужчина опять заговорил:        — Ну, чем займемся? Хочешь опять весь день провести за занятиями? Или все же отпразднуем твой день рождения?        — Да мне все равно не с кем праздновать.        Кирилл Олегович кивнул и замолчал. Они оба занялись своими делами, но продолжилось это недолго — всего пару часов. И уже на улице, когда Дима провожал психолога до машины, тот заговорил:        — Не хотел говорить и дарить под камерой, — он достал из своего рюкзака упакованный подарок. — С днем рождения, безобразник.        — Ой, — мальчишка растерялся и чуть не уронил сверток, но тут же прижал его к себе крепко-крепко, и плевать что внутри! — Спасибо... Спасибо!        — И поехали ко мне, — Кирилл Олегович открыл для него дверь машины. — Пива выпьем, говна какого-нибудь вредного сожрем.        Отказываться было нельзя. После такого проступка, особенно.        Уже в машине, Дима терпеливо развернул свой подарок — скетчбук и набор маркеров. Это было так трогательно... Он ведь не рисовал при Сахарове, говорил лишь однажды, что любит это делать. А он запомнил.        «Прикинь, он подарил мне скетчбук и маркеры» — Дима написал подруге, когда Кирилл Олегович вышел на заправке.        Ответа долго ждать не пришлось:        «Кто? Сахарок?)00)»        «Йеп  И мы едем к нему домой отмечать!»        «Предохраняйтесь!» — и ржущий смайлик.        «А еще я сегодня подрался с тем козлом  Теперь на лбу шишка торчит»        «Хуясе... Сильно он тебя?»        «Если бы нас не разняли, то я бы тебе уже не писал, наверное. Но вообще я ему тоже навалял.  Короче, пиздец, че происходит с моей жизнью?  Утром я чуть не сдох от страха, потом от рук этого мудилы. А теперь едва дышу от счастья»        «Сконцентрируйся на последнем. Но не слишком сильно»        «Да я и так сконцентрирован на Сахарове уже максимально... Мнх. Знал бы ты как я хочу все ему рассказать»        «Да я-то как раз знаю, что ты хочешь  и в каких позах)00)  но ты это  Дел не натвори»        «Да знаю я, не маленький уже! 16 лет!»        «Да-да, с днем рождения)        Я так понимаю, мы с тобой сегодня больше не спишемся? Мне спать ложиться?»        «Ага, ложись  Спокойной ночи»        «Не забывайте предохраняться» — и подмигивающий смайлик.        Какие глупые шутки. И Дима от них покраснел. Били в самое яблочко, так сказать. И, видимо, он взглянул на вернувшегося Сахарова таким голодным взглядом, что тот аж спросил:        — Ты в порядке?        — Более чем, — скованно ответил подросток и уткнулся обратно в телефон.        Черт, как неловко же.        Они заехали в магазин, накупили всяких ништяков, и уже с двумя огромными сумками завалились в однушку.        Этот день рождения не был похож на предыдущие. Оно и понятно, еще прошлой весной родители пытались вернуть все на круги своя и у него был классический детский праздник с тортом, родственниками и свечами. А уже в этом году... Мама написала ему короткую смс-ку и спросила, ждать ли дома. Отец вовсе отмолчался. А Кирилл Олегович открыл ему бутылку пива (хотя Дима до последнего думал, что он шутил), чокнулся с коротким «с праздником», и открыл доселе неизвестную Диме сторону любого праздника — готовку.        Они не собирались накрывать огромный стол, но пару салатов тоже надо было приготовить. И делать это в приятной компании под неплохое пиво было даже прикольно, хоть Дима вообще не готовил раньше.        — Заставил ты меня сегодня обосраться, конечно, — усмехнулся Сахаров, нарезая копченую курицу.        — Да, знаю я. Я же не специально.        — Вообще, молодец, конечно. Ему нормально отпор никто не давал до этого.        — Вы меня сейчас за драку похвалили? — Дима обернулся на психолога и тот пожал плечами.        — Ты только специально на него не нарывайся. Но то, что тебе хватило смелости постоять за себя... Честно говоря, горжусь.        — Мне казалось, вы расстроились и разозлились?        — Не без этого. Все могло обернуться очень плохо, в том числе и для меня. Но я больше переживал о твоем здоровье, оно важнее, чем моя бюрократическая волокита. Все равно не провоцируй его.        — Устал бегать от него. Устал прятаться, — рыкнул Дима и в сердцах полоснул себе ножом по пальцу. А ножи в доме Кирилла Олеговича чертовски острые. — Бл... Я порезался.        — Боже, какое же ты недоразумение, — добродушно вздохнул психолог и сразу помыл свои руки. — Сейчас пластырь принесу, промой пока что.        Он всегда был таким заботливым. Когда учил его, когда они просто разговаривали, и особенно когда прыскал на его очередную ссадину мирамистином. И завораживающе спокойным. Он был очаровательным, хотя, казалось, ко взрослому мужчине сложно применить такое слово. Но больше всего Диме нравилось наблюдать за его подрагивающими ресницами, пока он обрабатывал его ранку. За тем как он чуть поджимал губы, когда наклеивал пластырь. И как он потом поднимал на него глаза и весело говорил: «будешь еще краше».        Как можно было не влюбиться в это? Как противостоять такому? Никак. И, точно так же как он устал бегать от Козелова, Дима устал отказываться от этих чувств. Можно влюбиться. Он позволил себе это сделать. И пусть эти чувства безответны, но, когда он перестал отказываться от них, они перестали быть болезненными. Пусть друзья. Пусть хотя бы так, но он мог быть рядом с тем, кого любил.