Безответный возраст

      До Нового года казалось, что времени на подготовку к олимпиаде у них более чем достаточно. Тем более Дима и правда очень упорно готовился. И даже, кажется, уже определился куда будет поступать. Только Кириллу Олеговичу еще не говорил. Тот и без того волновался даже больше своего подопечного. У него даже кровила губа, так сильно он их искусал.        Неуютно было. Дима никогда раньше не выступал на таких серьезных мероприятиях. Да ему даже отвечать перед всем классом не нравилось, обязательно кто-нибудь начинал смеяться. А тут... Огромный актовый зал университета. Студенты, школьники, преподаватели. Комиссия. Да, когда Сахаров говорил, что мероприятие с размахом, он думал, что все будет не так торжественно и научно.        — Не нервничай, — наставленчески говорил ему психолог, а сам продолжал жевать свои губы в кровь.        — Даже не знаю кто из нас сильнее нервничает, — Дима усмехнулся. Он сам не мог перестать ковырять ногти.        — Нервничать — это хорошо, — Кирилл Олегович наклонился к нему и взял за плечи, заглядывая в глаза. — Не нервничает только тот, кто ничего не знает.        — Так я не понял, мне нервничать или нет? — мальчишка отшутился.        На сцене уже объявляли их школу. Его имя.        — Давай, я с тобой, — напоследок сказал преподаватель и выпустил его из своих рук.        Диме надо было идти. Идти! На сцену! Как же это волнительно! У него моментально вспотели ладони и колени стали ватными. Шагая на них как будто проглотил лом, подросток подошел к микрофону. В руках у него был планшет с распечатанным докладом, но он помнил его наизусть почти от корки до корки. Но все равно подсматривал.        Закончив, дрожащим голосом и даже неловко кашлянув, Дима посмотрел в зал. Комиссия не выражала никаких эмоций. Как и остальным школьникам, ему подбаривающе похлопали студенты, и среди них, перед ними, стоял Кирилл Олегович. Он тоже хлопал, а еще улыбался ему. Красиво-красиво. С гордостью. С трепетом?..        Что за эмоцию Дима уловил от него? Он не понял. Мгновенно смутился от этого взгляда, но смотреть не перестал и улыбнулся в ответ. Было так приятно. Как раньше, когда мама ходила на всякие мероприятия в младшей школе и подбадривала его...  Хотелось бы чтобы и родители были там. Он ведь и правда хорошо выступил, им было бы чем гордиться.        Дима остался за сценой, и очень скоро Кирилл Олегович подоспел к нему.        — Ты хорошо прочитал! — вдохновленно выдохнул.        — У нас что-нибудь получится? — Дима вдруг услышал в его голосе нотки неуверенности.        — Что ты хочешь, чтобы получилось? — озабоченно спросил он, уводя мальчишку от сцены. — Мы очень хорошо начали, Дим, но это только начало. Хорошо, если тебя отметят. Но чтобы занимать места на таких мероприятиях, надо появляться на них почаще. Не парься, мы все равно тут не за местами.        Они остановились за дверьми актового зала. В коридоре никого не было, и Кирилл Олегович вновь взял его плечи в свои ладони, заглядывая в его глаза на расстоянии вытянутых рук.        — Мы ведь отлично провели время, да? — с той же самой улыбкой спросил он.  Нежной, доброй и понимающей улыбкой. Так улыбался только он, так смотрел на него только он. Словно старший брат, который понимает и любит тебя таким какой ты есть. И всегда заступится, даже если ты тысячи раз неправ.        — Все равно хотелось бы место занять, вы ведь так старались... — говоря это, Дима отвел взгляд.  Но строгий взмах пальца перед носом заставил его вновь повернуться к учителю:        — Нет! Это мы старались! Дима, тебе не надо пытаться порадовать меня. Моей наградой было то, что ты тоже был заинтересован в работе. А большего мне и не нужно.        Кирилл Олегович улыбнулся ему еще шире. Он был таким очаровательным и каким-то трогательным. Поддерживал и гордился, как когда-то мама. От этой мысли стало грустно, все же, он действительно хотел, чтобы родители были там. И чтобы они обнимали друг друга, улыбались ему, подбадривали. Как раньше. От этих мыслей Дима погрустнел в момент.        — Эй, ну ты чего, Димка? — и это не осталось незамеченным самым чутким учителем на свете. — Выше нос!        Нос был выше. Но от того оценка его трудов выше не была. И хоть Кирилл Олегович выглядел довольно, Диму это нисколько не радовало. Хотелось занять место, а ему дали какой-то дебильный диплом. «Глубокое раскрытие и понимание проблематики выбранной темы» — так там было написано и вписано имя Воробьева Дмитрия Александровича. Кирилл Олегович сказал, что это очень хорошо, но что-то в это не очень верилось. За «очень хорошо» дают места, а не отписку.        — Глупо было даже надеяться, что у меня что-то получится, — выдохнул Дима уже в машине преподавателя.        — В смысле? У тебя все получилось! — Сахаров нахмурился, на мгновение отвел взгляд от дороги, но быстро повернулся обратно.        — Нет, я посредственность. Серая и скучная. Ничего не умею и все порчу.        — Глупости говоришь. Это была твоя первая олимпиада и тебя отметили — дали диплом с очень хорошей формулировкой награждения.        — Кирилл Олегович, пожалуйста, давайте закроем эту тему? Мы смотрим на это по-разному, — мальчишка поморщился. — Подвезите меня до остановки? Меня Ракушкин позвал в гости...        — Я тебя до его дома подвезу, дай адрес — психолог кивнул, но соскочить с темы не дал: — Ты смотришь на это выступление как на провал, а это неправильно. Не принижай свои заслуги, Дим. И мне, и уж тем более комиссии, было видно и понятно, что ты не просто зачитал написанный руководителем текст, как было у многих других. Ты разобрался в теме, дополнил ее, говорил своими словами. Именно это важно, а не занятое место. Это же психфак, там места проплачены.        — Я отправил вам адрес в ВК, — буркнул Дима, скукоживаясь в комок недовольства.        — И я горжусь тобой, — на его плечо на пару секунд легла ладонь. Она сжала его, погладила и отстранилась.         И как же ему злиться на Сахарова? Злиться на то, что он ничего не понимает. Что пустые подбадривания не помогут, ведь в них не было никакого смысла. И сколько себя не успокаивай, диплом — это не призовое место.        Кирилл Олегович подвез его до дома Ракушкина. Это была типовая панелька, как и сотни других в их городе. Было волнительно. Едва ли не волнительнее чем на сцене.        — Привет! — неожиданно, дверь ему открыл Багин. — А мы тебя заждались! Как ответил?        Диме казалось, что ребятам должно быть все равно на то, откуда он приехал. Но он даже поздороваться не успел, как они спросили!        — О, Воробьев пришел? — не успел он разуться и пройти, как к ним вышел Ракушкин. — Мама макарон с тушенкой оставила, будешь?        — Да я не голодный... — Дима голодный.        — Пиздишь! На олимпиадах никогда нет времени на пожрать, — Паша укоризненно покачал головой и пошел на кухню, чтобы, очевидно, наложить ему еды.        У него была небольшая, но уютная квартира. И очень странная. С ремонтом в стиле «совок» одновременно сочетались какие-то китайские и индийские штучки. Устойчиво пахло благовониями, а на стенах висели поделки из палок, по кругу обмотанных нитками. Выглядели эти штуки красиво, но на общем фоне создавали еще одну вариацию настенного ковра.        — Спасибо, — робко сказал Дима, принимая в руки тарелку с макаронами, подогретыми в микроволновке.        — Мы собирались во вторую The Last of As поиграть, ты как? — Ракушкин приземлился на диван рядом. Взяв в руки геймпад он быстро защелкал по меню, ориентируясь в нем скорее на память, чем зрительно.        — Я и в первую не играл... И игрофильм не смотрел, — Дима неловко пожал плечами. Про эту игру он знал только то, что она ахеренно крутая. И что он никогда в нее не поиграет.        — О-о-о, это не дело. Сейчас первую скачаем! — довольно протянул Паша.        — Все равно вторая отстой, говорят, — скучающе выдохнул Валера.        — Настолько отстой, что их даже лесбухи не спасли, — поддакнул им Андрей (Багин), садясь перед ними на полу. Но потом он вдруг ойкнул и обернулся: — Это не обидно, надеюсь?        Дима смутился и отрицательно покачал головой. Обидно ли? Нет, нисколько. Странно ли было не ощущать себя изгоем? Очень. Ему не верилось, что в мире есть люди, которые даже зная о нем всю правду, все равно общаются с ним. Кормят своей едой, дают поиграть в свою приставку, пускают переночевать... Это же было один в один его общение с Кириллом Олеговичем. Дружеское. Дру-же-ско-е.        Друзья заботятся друг о друге. Глупо было надеяться, что между ними может быть что-то больше, чем дружба. Ну, от Димы точно было. Он никогда не расскажет ему, никогда не признается, ни за что! Но вот Сахаров... Он же просто дружит с ним. Просто взрослый друг.        И от этого и хорошо и плохо. Друг в беде не бросит. Не сделает больно, не оскорбит... Но и не поцелует. Не обнимет. Не станет шептать на ухо жаркие слова любви и привязанности.        Диме хотелось не дружбы. Диме хотелось быть любимым.