Безответный возраст

      Кажется, что они оба были нигде и сразу везде. Руки, поцелуи, вдохи. Дима вдыхал выдох Леши и не мог перестать подрагивать от захватившего его счастья. Вот та недоступная ранее любовь. Это чувство единения не только душами, но и телами. Можно ли сказать, что он наконец-то повзрослел? На самом деле, Дима давно повзрослел, намного раньше, чем следовало бы.        Ночь была волшебной. Все было совсем не тем, чего Дима так боялся. Неловкость была, это было первым разом для них обоих, но не та дикая, которая все портит. Наоборот, небольшое стеснение и скованность как будто давала им еще больше запала продолжать и наконец-то дойти до самого конца. А после, усталые и счастливые, они уснули так крепко, как будто не было ни изнуряющей дороги, ни тяжелого взгляда одного из родителей.        — Выспались, мальчики?        Утром на кухне их встречала Ольга Андреевна. Она выглядела уже очень бодрой и во всю кашеварила. А времени было только девять часов... Хотя, Леша сказал, что по сельским меркам они уже полдня проспали.        — Да-а-а! — Леша довольно потянулся и уселся за стол. — Дома так хорошо спится. В Москве дышать нечем, вечно не высыпаюсь.        — Садись, Димочка, — женщина заметила, что сел только ее сын, и кивнула замершему Воробьеву. Не то чтобы он стеснялся, просто подзавис, подумав, что родители Леши полюбому же поняли, чем они там полночи занимались. — Завтрак сейчас уже будет готов.        Дима сел. Он улыбнулся в ответ на заботу, тихо поблагодарил за еду. В Чесме, по крайней мере в этом доме, и впрямь было хорошо. Горячая свежая еда, теплая постель, счастливый Лешка под боком. И целая неделя новогодних каникул. Что делать целую неделю он, правда, совершенно не представлял. Отвык Дима от такого большого количества выходных, которых, в последние полгода, и не было вовсе. Правильно говорят, Москва либо сожрет все твое время, либо тебя самого.        — Спасибо, мам, очень вкусно! — Леша доел, подождал Диму и подскочил из-за стола, ставя их тарелки в раковину, к которой тут же метнулась женщина.        — Спасибо, Ольга Андреевна, оставьте, я помою, — начал было Воробьев, но та прервала его жестом.        — Отдыхайте, мальчики! — она улыбнулась им обоим, а потом подтолкнула Лешу в плечо, со словами: — идите погуляйте! Леш, с Муркой Диму познакомь, село покажи.        Леша тут же встрепенулся и потащил его показывать местные красоты. Нарядились они как на показе мод, то есть странно и несочетаемо. Но на удивление удобно. В городе Дима ни за что не вышел бы так из дома, но здесь в деревне ему было все равно. Он был уверен, что он уедет через неделю и о нем никто не вспомнит. Он не знал, насколько долгими могут быть пересуды в таких местах.        Муркой оказалась корова. Большая, вонючая и, побыв с ней несколько минут, Дима понял, насколько она красивая и добрая. Небольшая экскурсия по селу была довольно скучной, но они зашли в «Магнит», взяли себе по пиву, и прогулка пошла веселее, с выходом за цивилизацию. Далеко они, конечно, не пошли, было довольно холодно, но им удалось полюбоваться заснеженной природой и надышаться чистым воздухом.        И Дима надышался. Не то из-за перемены климата, не то от холода, не то от пива, да и еще кучи других причин, но он простыл. К вечеру того же дня почувствовал себя хуже, а следующее его утро началось с ртутного градусника и приговора: тридцать семь и шесть. Тридцать первого, мать его, декабря. Встретил Новый год...        — Мама собирается варить тебе куриный бульон на соседской курице.        Леша и его мама все утро крутились и вертелись вокруг него, помогая и ухаживая. Это было невероятно мило и Воробьев буквально купался в любви и заботе, чувствуя, что недополучил в свое время. Особенно тогда, когда приходилось работать с температурой тридцать восемь и прятать от гостей свои красный нос и слезящиеся глаза. Тогда ему не хватало рядом заботливого человека, который сказал бы ему «никуда не ходи, лежи, отдыхай» и принес бы чаю. Сахаров... Пытался что-то делать, но тогда их пути уже слишком сильно разошлись. С каждым днем Дима все сильнее и сильнее убеждался в том, как важно не просто любить человека и быть любимым, а жить с ним. Делить быт, деньги, несчастья и радости. Недостаточно только чувств, хоть они и важны.        — А чем курица из магнита плоха? — прошептал Дима, чувствуя, что вот-вот и у него пропадет голос.        — Поймешь, когда попробуешь, — Леша усмехнулся, ложась рядом сверху на одеяла.        — Заболеешь ведь.        — Ну и ладно, это же твои микробы.        Дима посмеялся, почувствовал, что голос теряется все сильнее и сильнее, и решил, что подарок не может ждать до полуночи.        — Лех, короче, пока я могу говорить, я хочу тебе подарок свой подарить, — покряхтывая заговорил он, садясь и кутаясь в одеяло. — Точнее, рассказать, что я хочу тебе подарить, а уж принимать его или нет, это твое решение...        Видимо, уловив серьезность разговора, Леша тоже сел и молча кивнул, внимательно глядя в глаза Димы и едва улыбаясь ему.        — Я почти все подготовил в плане финансового вопроса и клиники... В общем, — из-за температуры было сложно формулировать свои слова, а ведь хотел произнести красивую речь. Да и хрен с ним, здесь только они. — Я хочу оплатить протезирование твоего глазика.        Леша, очевидно, не ожидал что все будет сказано вот так быстро и в лоб, и ему понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что это все, и чтобы понять, о чем вообще речь. И Дима его не торопил. Он видел, как тот сначала ничего не понял, потом как испугался и коснулся своей щеки, с той стороны, где было затемненное стекло очков. И как он потом расстроенно опустил взгляд. Черт, все же надо было сказать больше...        — Я не... Гм, — он кашлянул, пытаясь дать себе время на то, чтобы подобрать слова.       Но по его взгляду, опущенному вниз на руки, нервно перебирающие пальцами, Дима понял, о чем тот сейчас заговорит, и поспешил развеять его дурные мысли.        — Только не начинай, — с усмешкой сказал он, беря лицо парня в свои ладони. — Я люблю тебя. Ты очень красивый. И я полюбил тебя таким, какой ты сейчас. Так что нет, это не из-за того, что мне не нравится. Но я хочу, чтобы ты перестал прятать лицо за челкой, чтобы ты чувствовал себя увереннее. Пожалуйста, давай просто сходим, поговоришь с хирургом, потом дашь ответ? Я не заставляю тебя, но я бы очень хотел сделать это для тебя.        — Это не дешево, Дим, — Леша выслушал его со слабой улыбкой, но потом нахмурился. — Я же говорил тебе что мы не стали протезироваться, потому что сначала мне нужна операция...        — Я все оплачу, это мой подарок тебе, — Воробьев уверенно кивнул.        — Я... Мне надо с родителями это обсудить, я не знаю, что тебе сказать сейчас, — Леша неуверенно вздохнул, кивая в ответ.        Конечно, ему нужен был этот разговор. Решиться на операцию это сложно. Он не собирался его торопить, главное, что он успел сказать это нормальным голосом и своими словами.        — Давай поваляемся, — Леша мягко надавил на его плечи, укладывая обратно, и лег сверху, прижимаясь.        Они молчали, слушали какой-то подкаст на YouTube, потом ели вкуснющий куриный бульон. После такого перекуса Диму склонило в сон, но сквозь него он почувствовал, что Леша ушел. Оставалось только надеяться, что он не станет откладывать разговор с родителями в долгий ящик.        Диму либо забыли, либо решили не будить. Он проснулся только полвосьмого вечера. Не то чтобы он великолепно чувствовал себя после этого сна, о, точно нет. Но так у него хотя бы появились силы на то, чтобы дождаться полуночи. Внизу дом шумел телевизором и готовкой, и Воробьев выполз на звуки жизни, укутавшись в плюшевый халат, который ему выдали, чтобы не мерз.        — Дима! — первой его увидела Ольга Андреевна, которая тут же кинулась к нему обниматься. — Леша рассказал нам о твоем подарке!        Это было несколько неожиданно, но пообниматься он всегда готов, поэтому разве что покачнулся, не чувствуя силы в ногах.        — Дима, — послышался голос Артема Сергеевича, — поговорить надо.        Он говорил вроде бы доброжелательно, по крайней мере пытался. Кивнул носом в сторону выхода из дома, а там, и впрямь, вывел на улицу и закурил, предложив сигарету и ему.        — Так че же это... Ты всерьез собираешься оплатить Лешке операцию и протезирование? — тихо начал мужчина, смотря в даль тяжелым неуверенным взглядом.        — Да, — коротко ответил Дима и затянулся, неловко зайдясь кашлем от раздражившего горло дыма.        — И чего взамен потребуешь?        — ...ничего? — что он еще мог ответить на подобный вопрос? — Это подарок, я хочу, чтобы он перестал стесняться себя.        — А он стесняется? — мужчина слегка удивленно посмотрел на Диму и с досадой добавил: — Ты уже знаешь его лучше, чем я...        Что тут можно было ответить? Родители никогда не знают своих детей на сто процентов. А чем старше те становятся, тем меньше рассказывают, чтобы не расстраивать. Таков порядок, так правильно. Поэтому родителям ни к чему знать ни о курении, ни о суицидальных мыслях, ни о первом сексе своих великовозрастных детей.         — Вообще-то я... Когда Лешка сказал, что у него, гм... Ну, это... Что у него «мальчик», — это звучало несколько неловко, но лишь из-за того, что Артему Сергеевичу самому было тяжело говорить об этом. — Я думал, это придурь какая-то подростковая, а вы это... Вона че. И че вы прям любите друг друга?        Во рту у Димы резко пересохло. Он боялся этого разговора как огня, потому что подобное не закончилось ничем хорошим с родным отцом, чего уж тут ждать от чужого... Но давать заднюю было нельзя, испугайся он сейчас и ударит в грязь лицом так сильно, что потом не отмоется.        — Я люблю Лешу, а он любит меня, — выдохнул парень, честно посмотрев прямо в глаза мужчины. Тот ничего не ответил, понимающе кивнул и отвел свой взгляд в сторону, на мерцающий под тусклым светом дома снег.        Они недолго постояли молча, курили, думали. Дима порывался было еще что-нибудь сказать, но слова все как-то не подбирались, словно казались неуместными. И, наконец, после полутора сигарет молчания, Артем Сергеевич заговорил сам, да еще и пригрозив пальцем:        — Ты Лешку мне не обижай, понял? Ни это!.. Не!.. Не унижай его!        У Димы внутри все от его слов перевернулось. Он испуганно удивленно уставился на мужчину, а потом выдохнул, успокаиваясь и заверяя его:        — Я никогда не обижу Лешу и не... Не сделаю с ним того, что унизило бы его.        Как неудобно. Они оба понимали, о чем именно шла речь, но говорить об этом было слишком неудобно. У Димы-то подобного разговора и с родным отцом, опять же, не было, не то, что с чужим. И вдруг, когда они смотрели друг другу в глаза, и ощущалось это действительно очень по-мужски, к ним на улицу выскочил Леша, сразу вставший между отцом и Димой.        — Папа! — он сразу занял оборону и даже притопнул, — я же обо всем вам сказал! Если тебе что-то не нрав...        — Леш, тише-тише, — пока мелкий не натворил дел, Дима поспешил обнять его руками и своим пледом, и утихомирить. — Все хорошо, Артем Сергеевич просто хотел сказать мне «спасибо» за твой подарок.        Не ожидавший, видимо, что у них тут душевная беседа, а не смертоубийство, Леша взбрыкнул, попытавшись выпутаться, но быстро успокоился и удивленно похлопал ресницами, глядя то на своего парня, то на отца. А потом, совсем успокоившись, потянул Диму обратно.        — Пошли домой, ты же и так болеешь, — он уткнулся носом в его плечо и потерся, умильно глядя на него снизу вверх.        — Значит, хуже мне уже не будет! — Дима хрипло хохотнул, но все же согласно кивнул и позволил себя увести, перед этим пожав руку Артему Сергеевичу. Этот разговор был важным, пусть и, от части, бессмысленным.        Новый год в кругу теперь уже настоящей семьи. Дима перестал чувствовать на себе тяжелый взгляд, а Леша, увидев, как переменилось настроение отца, теперь не стеснялся виснуть на плече своего парня. И такое количество прикосновений обычно немного раздражало, но сегодня они Диме были нужны едва ли не больше, чем самому Лешке. Чудесная ночь. Чудесная поездка. И чудесная семья, принявшая его почти как родного. Но это лишь их первая встреча и породниться с этими людьми еще будет время, Дима был в этом уверен.