Вот так начнешь изучать фамильные портреты и, пожалуй, уверуешь в переселение душ. Артур Конан Дойл — Собака Баскервилей
1950 год
Мирабель смотрела на пластину с пророчеством от ее давно ушедшего дяди Бруно. Трещины на стекле переплетались с трещинами в пророчестве, дробя и без того нечеткое изображение, но общий смысл был ясен и так: она угрожает магии семьи Мадригаль. Трещины, которые она впервые увидела вчера, в вечер церемонии Антонио, пошли из-за нее. Мирабель отвернулась, глядя на стену, за которой что-то зашуршало. Дом уже погрузился в тишину — сегодняшний вечер закончился помолвкой Исабеллы и Мариано, и вся семья изрядно перенервничала, опасаясь, что какая-нибудь нелепая случайность (ага, случайность по имени Мирабель, например) испортит это событие… Но нет. Все прошло без сучка, без задоринки, и через пару месяцев Мариано станет частью прекрасной и волшебной семьи Мадригаль. А еще это значит, что скоро в ее детской появится новый сосед, или соседка, или оба сразу, и ей снова придется просыпаться по ночам, менять пеленки, петь колыбельные… Нет, Мирабель любила детей, но… Ей пятнадцать лет, а она до сих пор живет в детской. И будет жить тут до тех пор, пока сама не выйдет замуж: за день до своего пятнадцатилетия она случайно подслушала беседу мамы и бабушки. «Мама, тебе не кажется, что Мирабель стоит выделить отдельную комнату? Пусть не волшебную, но не дело это, юной девушке жить с младенцами…» — голос Джульетты был напряженным, как и всегда, когда она говорила со своей собственной матерью, а вот бабушка, напротив, была спокойна и невозмутима. «Нет смысла, — ответила она. — Скоро выдадим ее замуж, и Мирабель будет жить с семьей мужа. Дара у нее нет, а если у ее детей будет — в чем я сомневаюсь, — так Касита даст им их собственные комнаты» Мирабель тогда почувствовала… нет, не обиду. Горечь — ее сестры и кузина могли остаться в доме даже после замужества, а ее саму словно выбрасывали за порог. А вот теперь была даже рада этой перспективе. Уйти из семьи, которой она вредит… Она застыла, переводя взгляд с пророчества на окно. Уйти. Ее дядя Бруно исчез десять лет назад, а что, если он и правда ушел за пределы Энканто? Мирабель решительно поднялась с пола, отряхивая юбку. Мысль, неожиданная, пугающая и соблазнительная, полностью завладела ее воображением. Она уйдет из Энканто, и все будет хорошо. Не будет никаких трещин, не будет никакой «бездарной Мадригаль», которая вечно торчит на фотографиях (если удается попасть туда), как бельмо на глазу. Мирабель начала складывать вещи, слабо себе представляя, куда пойдет и что будет делать. Ладно, руки у нее из нужного места растут, а хорошая швея везде пригодится… Да что там! Она и с младенцами может сидеть, и убирать, и на аккордеоне играть… Не пропадет. За стеной снова зашуршало, но теперь, погрузившись в размышления, Мирабель даже не обратила на этот звук никакого внимания. Эти странные звуки за стеной, шорохи и тихое поскребывание, начались давно, еще с ее детства. Поначалу Мирабель пугалась, но мама убедила ее, что это просто El Ratón de los Dientes, и Мирабель оставляла для нее под кроватью леденцы и конфеты, а мышка в ответ дарила разные маленькие безделушки, вроде засушенного цветка, красивого камушка или крохотных фигурок, вырезанных из дерева. Дверь детской тихо скрипнула, и Мирабель, подпрыгнув от неожиданности, уронила блузку на пол. — Мирабу, ты… — Агустин замер, не договорив, а сонное выражение на его лице моментально сменилось бодрым. — Мирабель? Что происходит? — Ничего. — Мирабель подхватила блузку, и только потом сообразила, что теперь папа может увидеть пророчество. — То есть, просто, знаешь, я тут вещи решила перебрать, скоро же свадьба, — затараторила она, но Агустин, нахмурившись, вошел в детскую и наклонился над пластиной из зеленого стекла. — Откуда это у тебя? — Я пробралась в башню Бруно, — призналась Мирабель, сев на тихо скрипнувшую кровать. — Нашла пророчество, и, кажется… Я врежу нашей семье. — Ерунда, — отрезал Агустин, небрежным жестом разворошив пророчество. — Ты не можешь никому навредить! — Папа, я видела трещины, — Мирабель опустила голову, разглядывая пеструю вышивку на юбке. — Еще вчера, когда вы все праздновали в комнате у Антонио, я видела трещины. И свеча… она почти погасла. — Почему ты никому не сказала? — Агустин сел рядом, и до носа Мирабель донеслись запахи табака и папиного геля для волос — сочетание, знакомое с детства, всегда связанное с теплом, защитой и домом… — А как бы это выглядело? — Мирабель, не поднимая головы, пожала плечами. — Ввалиться посреди праздника с воплем: «Дом рушится! Магия умирает! Бегите-спасайтесь!», так что ли? Да меня бабушка бы съела живьем, даже не поперхнувшись… Агустин негромко хмыкнул, не то соглашаясь, не то просто представив себе выражение лица Альмы. Мирабель кивнула, кончиком сандалии поддевая осколок пророчества. — Я сегодня днем забралась в башню, нашла там… вот это вот. Хотела сразу собрать, но уже пришли Гузманы, так что пришлось отложить до вечера. — Погоди, — Агустин поднял руку. — Значит, ты собрала пророчество твоего пропавшего дяди Бруно, решила, что ты вредишь семье, и теперь собираешься… Что? Мирабель прикусила губу, продолжая разглядывать пол. Агустин тяжело вздохнул. — Мирабу… Милая, ты о чем вообще думала? — О том, что я не хочу вредить семье! — крикнула она и тут же испуганно прикрыла рот ладонью. За стеной снова зашуршало. — Мирабель… ты не можешь нам навредить. — Пророчества Бруно всегда верны. Это ведь все знают: если он предсказал твою судьбу, то ты ничего не сможешь изменить. Агустин в сердцах стукнул себя по колену. Мирабель, вздохнув, поднялась с кровати, продолжая складывать вещи. — И ты что, решила просто… сбежать из дома? — Ну да. — Ты с ума сошла, дочь. — Агустин перехватил ее руки и с тревогой посмотрел в глаза. — Мирабель, о чем ты только думала?! Ты же не сможешь выжить в одиночку!.. — Я смогу, — возмутилась Мирабель, вырвавшись из его пальцев. — Да, я не самая сильная, как Луиза, или не ходячее совершенство, как Исабелла, но я тоже кое-что могу… Она замолчала, и, ссутулившись, почти упала на своего отца. — Я не подхожу этой семье, пап, — вырвалось у нее, и Мирабель прижалась к его плечу. — Бабушка хочет выдать меня замуж, чтобы я жила в доме мужа и освободила детскую, от меня сплошные неприятности… Агустин крепко обнял ее, не перебивая и позволяя выговориться. Мирабель притихла, чувствуя, как на душе немного полегчало. — Вот что, — сказал он, подвинувшись и усадив Мирабель рядом. — Мы пойдем вместе. — Что?.. — Погоди. Мы с тобой вместе уйдем из Энканто. Осмотримся, найдем жилье и работу, обустроимся — и заберем маму и твоих сестер. Мне плевать, что там будет с Энканто, с Чудом и жителями без дара Джульетты и Лу. — Агустин встряхнул головой, и Мирабель с удивлением уставилась на него. Она привыкла считать своего отца мягким, немного чудаковатым, и видеть настолько решительного и жесткого Агустина Рохаса было… странно. — Я предлагал это твоей маме еще давно, когда тебе исполнилось шесть, но Джульетта… Она слишком много думает о других, вместо того, чтобы подумать о своей семье. А я считаю, что здешним людям пора бы научиться лечить царапины и синяки как в обычном мире. И, тем более, не требовать от моей второй дочери менять русло реки по нескольку раз в день! — Пап… ты серьезно? — шепотом уточнила Мирабель, и Агустин кивнул. Кажется, некоторые вещи в семье были похожи на корни, пролегавшие очень глубоко и скрытые от глаз. Она и не догадывалась, что у мамы и папы есть какие-то разногласия, а тем более, что папа уже предлагал покинуть Энканто… — У меня еще осталась родня в Боготе, — Агустин решительно поднялся на ноги. — Утром мы отправимся в путь, и, я думаю, моя тетка согласится приютить нас на пару месяцев. Выше нос, Мирабу! Мирабель неуверенно кивнула. В любом случае, уходить вместе с папой было и в половину не так страшно, как бежать самой. Утром, конечно, не обошлось без скандала, и они покидали Энканто с тяжелым сердцем. Тетя Пепа на прощание устроила настоящий ураган, и Мирабель то и дело ежилась от холодного, сырого воздуха. Мама тоже плакала, бабушка… Ну, впрочем, бабушка только бесстрастно заявила, что ничего иного и не ожидала, а Луиза, хоть и ревела всю дорогу, помогла им донести чемоданы до перевала в горах. Исабелла даже не вышла их проводить — только стояла рядом с Альмой, старательно копируя ее выражение лица. — Пара месяцев, — пробормотала Мирабель себе под нос и вздрогнула, когда порыв ветра швырнул ей за шиворот горсть ледяных капель. — Точно, — папа ободряюще улыбнулся ей, и, взявшись за руки, они вместе покинули Энканто.***
Семья воссоединилась только спустя шесть лет, и годы эти были тяжелыми как для Мирабель и ее отца, так и для оставшейся в Энканто семьи. Гражданская война в Колумбии помешала Агустину и Мирабель обосноваться в Боготе, как они изначально планировали, и через полгода скитаний они были вынуждены перебраться в Мексику, в маленький городок Санта-Сесилия. Там удача, отвернувшаяся было от беглецов, вновь улыбнулась им, и на Агустина, устроившегося тапером в баре, обратил внимание молодой Мигель Ривера, уже успевший завоевать славу в своем родном городе. А познакомившись с Агустином, Мигель познакомился и с Мирабель, впервые поняв смысл песни своего пра-прадеда: «Я с тобой скоро чокнусь». Чудо семьи Мадригаль потихоньку угасало, и когда первенец Исабеллы и Мариано не получил дар, Альма слегла. В ночь перед ее смертью семью разбудил страшный вой, донесшийся из-за стен дома, а после того, как сердце Альмы перестало биться, ушло и волшебство. Горы, окружавшие город, разошлись, пропуская внутрь боль и горечь большого мира, и Энканто постепенно угас, словно огонек свечи на ветру. Джульетте и Луизе пришлось немало постараться, чтобы найти Агустина и Мирабель в чужой стране, Исабелла и Мариано перебрались в город неподалеку от Энканто, а тетя Пепа и дядя Феликс со своими детьми уехали в Картахену. Даже после окончательного ухода волшебства за стенами Каситы, порой, еще слышали шорохи, но после того, как семья Мадригаль окончательно рассыпалась, чтобы там ни бродило — оно бродило в одиночестве.