В пору посева учись, в пору жатвы учи, зимою пользуйся плодами.
У. Блейк/С. Маршак
Диван у гостиной Неро не был особо большим: ноги Данте насмешливо высовывались с него, приходилось сжиматься и вдавливаться ещё и для того, чтоб не скатиться на пол. Лёжа на нём, ощущаешь себя великаном. Хотя Неро не был сильно ниже дяди. Чувствовалось, что маленький диван — цена, заплаченная за доброту этой семьи: детей содержать дорого, а в таком количестве, странно, что Кирие с Неро вообще обедают. Размышляя об этом, Данте почувствовал себя снова смущённо: отправил к беднягам лишний рот в виде Вергилия, так потом ещё и сам завалился. Как снег на голову. Толи из-за маленького по всем параметрам дивана, толи из-за ночных мыслей заснуть не получалось. Зато получалось услышать как некто аккуратной, что даже половицы не скрипели, тихой, но при этом по-армейски ритмичной походкой спускался. Вергилий. Тоже бродит, с другой стороны, это не было удивительно, по крайней мере для Данте, в аду тот тоже не спал, максимум на… 3018 ударов сердца. Там время идёт иначе, потому смысла от часов нет, даже если б они у близнецов были, закатов и восходов тоже ещё не придумали, потому единственными (но не самыми точными) часами становилось сердце. Говоря по секрету, из-за этого Данте разучился пользоваться нормальными, механическими ходиками. Потому и приехал раньше. Вергилий, видимо, быстро перестраивался с этого формата на другой. Тем временем шаги становились ближе и тише, пока не затихли вообще. Данте сквозь закрытые веки в почти полной темноте (не считая фонарный свет, настойчиво заглядывающий в дом через окошко) видел темное пятно-силуэт. Наверное, надо было открыть глаза, поприветствовать брата, пожелать доброго утра… или ночи, но тогда бы Вергилий улетел, как птица, испуганная хрустом ветки под ногами охотника-неумехи. А Данте вообще-то охотник легендарный, и ему интересно, что братец собирался делать в самый разгар ночи: уж не придушить ли втихую? Но нет, ему только подоткнули одеяло и легонько, будто бы даже не рукой, а ветром, потрепали по голове. Затем пятно пропало, а шаги направились в сторону кухни и за закрывшейся дверью растворились. А Данте так и остался лежать на диванчике. Он был ужасно рад, что решил не пугать брата: теперь, зная, что тот хотел сделать, Данте был уверен, что Вергилий, увидев младшего бодрым, ни за что бы не стал оказывать нежность, а только бы фыркнул и намекнул, что детское время закончилось. Будто бы Данте мог понять который сейчас час! Периодически Вергилий такой же сложный, как и часы. Впрочем, Данте от них не отставал. Почувствовалась рябь демонической силы, она была едва уловима, будто бы Вергилий открыл портал. “Что это он? Решил проверить окрестности или всё-таки отыскал маму Неро и сбежал на свиданку?” — Данте терялся в догадках, однако мысль о Ромео-Вергилии изрядно веселила. Уже вырисовывался образ: без плаща, чтоб не скрывать сильные руки, Ямато — за поясом, как трофей и показатель силы, в руках букет каких-либо роз, потому что это, вроде как, дорого-богато, а, вроде как, и бесплатно, сорвано из горшка, стоящего на подоконнике. О, Данте буквально видел, с каким серьёзно-озабоченным лицом тот зализывал себе волосы назад, чтоб не одна прядка не спадала; прям как какой-нибудь школьник, весь волнуется, ну просто прелесть. Даже завидно немного. Данте перевернулся на другой бок. Чёрт! Теперь одеяло лежит совсем не так, как нужно. Ну и как вообще можно уснуть, осознавая, что у старшего брата есть личная жизнь, когда поза неудобная, да и вообще холодно? В голову Данте пришла замечательная идея: подкараулить Вергилия, поймав с поличным, а потом смеяться над ним до конца жизни, то есть, минут пять после первой шутки. Так и сделал, накинув одеяло на плечи и волоча его край по полу. Жаль только, что ткань не красная, а зелёная в розовый цветочек, впрочем, если подумать, то так шарма гораздо больше. На кухонном столе одиноко стояла пицца, привезённая Данте, за вечер к ней никто так и не притронулся, а если точнее, про неё вообще забыли, так и оставив в коридоре. “Ну-у, у Джила свои свидания, а у меня свои. Ждала меня, аппетитная?” — только начал открывать коробку, как был поражён — почти ничего не осталось. Настроение моментально испортилось, лучше и не вставать вообще, чем знать, что твою любимую сожрал какой-то моральный урод, оставивший недоеденные корочки и два жалких, запуганный кусочка. Снова магические колебания, только в этот раз куда более ощутимые, потому что портал открылся буквально у носа Данте. А вот и отморозок, сожравший пиццу. В прямом смысле. На расстегнутом плаще блестели снежинки, тут же таявшие от тепла кухни, особенно много их было на плечах, парочка залегла на ресницах и тонких бровях. С Вергилия капала вода, большая часть, конечно, с сапогов, на которых красовались более крупные комки снега. Смущало это его или нет — не понять, щёки и нос горели от укусов мороза. В руках он держал ножницы и пачку чистой, офисной бумаги, а в зубах — цветной, с одной стороны синий, с другой красный, карандаш. Ямато была за поясом, как и угадал Данте. Оба брата выглядели до неприличия стильно. —А, вот и ты, Извергилий!.. — договорить пламенную, полную острот речь не вышло: быстро положив ножницы на стол, тем самым освобождая руку, Вергилий закрыл брату рот. —Не ори, это не твой тараканий бордель. Сам не спишь, другим дай. Кстати, почему? — он говорил мягко, но крайне настойчиво, хотя вопрос, пусть старший из близнецов пытался задать как можно резче и твердо, Данте всё равно уловил нотки искреннего удивления… и смущения. Отодвинув холодную и такую же красную, как и щёки, руку Данте продолжил, но шёпотом: —Ты тему-то не меняй. Это чё за чёрт, Вергилий? Мало того, что ты почти всё выжрал, так ещё и надругался над бедной. И вообще, где ты шляешься? — в конце гневной фразы Данте положил руки на пояс, как когда-то делала Ева, когда они с Джилом, ещё будучи мальчишками тихонько вылазили ночью через окно погулять. —Не будь злопамятным и жадным, Данте. — теперь уже Вергилий цитировал Еву и копировал её тон. — Раз уж не спишь, бери ножницы и вырезай снежинки, должна же быть от тебя хоть какая-то польза. —Снежинки? Вот уж не ожидал. Не такой-то ты и сухарь! Я вообще думал, что ты забыл… не только про них, а в общем, что скоро праздники. Вергилий на это никак не ответил. Он помнил, как бы сильно не хотел забыть все моменты их беспечного детства. Он помнил, как радостные, они бежали смотреть изменения в доме, разглядывая каждую лампочку и каждую снежинку (они все-все были разные!). Он помнил, как они с Данте не спали, чтоб подсмотреть, кто украшал дом и откуда брались на окнах тонкие, изящные бумажные драгоценности, кто заставлял множество одинаковых лампочек гореть по-разному. Но сильнее всего в память врезалось то, как однажды они застали Еву, уснувшую у камина, а рядом с ней гору нарезанной бумаги. Казалось, что она спит в волшебном, бумажном лесу, а в тонких изящных руках находился маленький бумажный страж-оленёнок. Вергилию тогда казалось, что если б они подошли слишком близко — он испугался бы и убежал, утащив с собой маму. Мальчики тогда так и не успели насладиться магией момента, за их спины подкрался Спарда, сияющий и переливающийся разноцветными огнями, от красного до зелёного, в руках держал по мандарину, их запах быстро наполнил комнату, но ребята были слишком очарованы, чтоб заметить и свет, и запах. История закончилась тем, что отец увёл мальчиков в их комнату, обещая, сохранить их шпионскую миссию в тайне. А засыпая, Вергилий так и продолжил рисовать узоры и пейзажи бумажного леса. Делиться этими воспоминаниями не хотелось, а отплатить за незаслуженную доброту, проявленную к нему, — да. Конечно, в одиночку, без маминой магии и гирлянды, мишуры и прочего, у Вергилия не вышло бы и вполовину хорошо, как у родителей. —Слушай, а где ты достал бумагу и ножницы? А вторые есть? Или я теперь твой раб по доброй воле? —Именно, — мягко сказал Вергилий и улыбнулся уголками губ, а в его глазах поселился намёк на хитрость. Что ж, Данте не мог отказать такой нежной наглости, а потому принялся вырезать круги, на которых тут же длинные пальцы красным карандашом старательно рисовали узоры. Погружённые в работу, братья не нуждались в словах, каждый думал о чём-то своём, но оба были рады этому взаимопониманию в тишине. Разве что иногда Данте тяжко вздыхал, когда отрезал лишнее или когда узор казался ему слишком замысловатым. Вергилий за это на него шикал, клея снежинки к окну. Они все были разного размера(хотя такими не задумывались), что определённо давало особый простор в размещении: старший близнец мог переклеивать один и тот же листочек бумаги, создавая разные композиции, раз по двадцать и оставаться недовольным. Снежинки были островаты, грубоваты, да и в общем в руках Данте узоры теряли всё своё великолепие, на многих из них были видны красные линии, потому что резать ровно Данте не умел. —Ну ты долго? Ты уже минут пять бедолагу к одному и тому же месту клеишь, отдираешь и снова клеишь! А вот эту правую? Ты ей кусочек оторвал… — голос перетекал из легкого раздражения и шутливую обиду. —Учитывая, как ты их вырезаешь, никто и не заметит, — огрызнулся Вергилий, впрочем, этим их ссора и закончилась: времени на драку не было, дети обычно встают к семи, как и Кирие. С одной стороны вся магия происходит как раз в темноте, но с другой стороны, не хотелось бы, чтоб дети застали их вырезающими убогие украшения. Всё получалось немного хуже, чем Вергилий хотел. А если честно, то все их с Данте неаккуратные поделки были ужасно далеки от того яркого, тёплого воспоминания. Это разочаровало. Хотелось сломать карандаш или собственную руку, которая, как и положено по всем правилам, дрожала всякий раз, когда Вергилий пытался хоть немного исправить положение и нарисовать внутри снежинок сине-красные линии. Так или иначе, бумага закончилась, карандаш полетел в открытую форточку, а окна были украшены. —Как мазня дошкольника, — довольно точно охарактеризовал плоды их ночных стараний Вергилий. —Да ладно тебе, Джил, это просто кубизм с импрессионизмом. Или нет, и я просто хочу выпендриться, что тоже умные слова знаю. Ответа не последовало. Тяжело вздохнув, Вергилий уже покинул кухню и расположился на диване гостиной. Данте ничего не оставалось, как последовать за ним: —Это вообще-т моё лежбище, — безразлично сказал младший, укладываясь диванчик и закидывая ноги на Джила, чтоб его разочарование в себе сменилось гневом на брата. К несчастью, Неро с парочкой сонных детей, которых вела под руку Кирие, спустился именно в тот момент, когда Вергилий собирался напомнить Данте, что лицо у последнего только одно. Кирие, конечно же, мило поприветствовала Спард и ласково попросила не драться в доме. В её нежном и добром тоне прослеживался чёткий, прямой приказ. Оказалось, в успокоении близнецов Кирие показала себя лучше Неро: они сразу же сели на диванчике ровно, оба натянутые, как струны Неван, и смотрели выключенный телевизор. Прелесть. Неро, конечно, был сильно удивлён поражению в этой не объявленной битве с любимой. А ещё он видел, что парочка что-то натворила, а теперь надеялась, что не двигаться значит быть невидимыми. Поскольку в гостиной ничего странного не было, никаких жрущих людей цветов и никаких оживших пицц, оставалось только вперёд детей забежать на кухню и оценить нанесённый урон. К счастью, там были только грязные разводы, будто бы кто-то крайне неумело вытирал лужу. Списав это на Данте, Неро продолжил осматриваться, не замечая слона. А когда заметил, единственное, что оставалось это тихо смеяться в кулак и позвать Кирие с детьми. Те, конечно, были в восторге! У них на глазах произошло самое настоящее новогоднее чудо. Малявки рассматривали каждую из снежинок, отмечая, что все они разные, даже размеров, совсем как настоящие, только бумажные. Кирие они тоже умилили, не своими формами, но фактом наличия. Она видела в этом жесте куда больше заботы и нежных чувств, чем близнецы смогли передать. Неро, получив пару рекомендаций, один шутливо-грозный взгляд за смех, отправился к двум статуям. Обхватив их двоих сзади, через спинку дивана, в своеобразное объятие, он не сдержать язвительный комментарий: —О! А вы тоже это шоу смотрите? Ведущая такая молодец, рассказывает так интересно. По утрам как засмотрюсь — по шапке от Кирие получаю, — продолжил посмеиваться Неро, — Кстати, не знаю, чья была идея, но вы оба молодцы, дети сейчас полопаются от счастья. А о том, что близнецы обрекли и себя, и парня на украшение всего остального дома, тот решил умолчать.