***
Как-то в деревне всё стало ещё мрачнее. Некоторые домишки и вовсе смахивали на заброшенные хижины, такое всё засыпанное снегом, тусклое и… Неживое. Будто по земле тут прошёлся Бог загробного мира, велевший убираться всему живому на тот свет и поживей. Карл шёл по той же тропе, которая с самого леса не обрывалась, глаз оторвать от замка не мог. С ним тоже что-то не так… Обычно там горели огни в окнах, из дымарей клубами огромными выходил густой дым. Замок выглядел опустевшим, словно там и души живой нет. Ни намёка на жизнь… Ладно замок, но люди в деревне где? Не так уж и поздно для того, чтобы спать; у деревенских забот обычно по горло, какой к черту отдых? Нет скота, нет ничего. Что ж тут было… Карл, конечно, предполагал, что за год может всё кардинально измениться, но не в этой же деревушке, в которой ничего не менялось уже на протяжении многих десятилетий. Сердце больше не так бьется, как раньше. Точнее, оно ещё как колотится, просто от осознания того, что тут что-то неладно. Хайзенберг продолжал идти так, словно он перепутал что-то, и просто в конечном итоге забрел не туда, просто завернул по дороге в иное измерение, чтоли… В изнаночную сторону заскочил, вот что! Идя по той же тропинке, которая вела к так называемой площади, около которой и были ворота к замку, Карл наконец-то повстречал кого-то на своём пути. Это был мужчина средних лет, в руках держал вилы, которые так и норовили вывалится из его хватки. Хайзенберг не думал, что кто-то его тут помнит, Боже упаси! Поэтому, решил бы не обращать внимания на мужчину, что и без того был занят своим делом. Однако, стоило немцу подойти к воротам, тот странный тип вдруг окликнул чужака, ещё и поспешил догнать Карла. — Эй! Куда?! — завопил житель деревушки, догоняя Хайзенберга, который растеряно обернулся к предполагаемому собеседнику. — Давно же меня тут не было… И вам здравствуйте, — фыркнул Карл, сведя брови. — Ты чего это, мужик? Откуда ты вообще? — мужчина явно был напряжен. К чужакам тут всегда было такое предвзятое отношение, их тут особо-то и не жаловали. К каждому новому человеку тут относились с лишней осторожностью, ну оно и понятно, ведь кто знает, что у чужеземца в голове? — Замком любуешься, значит… Славное местечко, красивое… Жаль, что загнивает в пустоте. — Какой ещё это пустоте? Хозяйка ведь там, так ведь? Мне нужно с ней повидаться, — с гордостью заявил бывший генерал, обернувшись лицом обратно к владениям Леди Димитреску. В его плавны вообще не входило с кем-либо, кроме Альсины, разговор заводить. Но Карл уже тут усвоил одну простую вещицу: румыны они такие люди интересные, если заговорил, то уже не отвяжешься. Поэтому, стоило потерпеть, а там уже потом аккуратно забежать. — Хозяйка? А, так её не видно и не слышно уже почти месяц… Некоторые сплетни заводят о том, что она померла недавно, но многие всё же считают, что уехала куда-то… — мужчина кинул вилы на землю, а сам подошёл к незнакомцу, на лице которого теперь можно было читать явное недоумение. — Сбежала поди, оно и не удивительно. Не любят такие, как эта барышня, подчиняться кому-то, кроме себе самим… — Да быть такого не может! С чего бы это ей бежать куда-то? — Хайзенберг говорил это словно для себя, как простые мысли в слух. — А ты не местный, аль как? — интересуется деревенский, откровенно посмеиваясь под нос. — К нам пришли они… Советы. Отобрали наш скот, отправили многих работать Бог знает куда. Вот и пустует деревушка… А Димитреску эту они, кажется, к черту выгнали, если слухам верить. Никто точно не знает… И тут уже стало не по себе. Внутри словно всё перевернулось, а сердце будто остановилось в ту же секунду, когда незнакомец начал вещать о произошедшем тут за последнее время. Как это понимать, в каком смысле выгнали. Она бы ни за что не дала отнять у неё свой дом, своё достоинство. Если, конечно, Альсине не ставили условия, держа у её висков дуло пистолета. Зная её, та бы не выдержала, и начала бы мстить тому, кто разрушил её жизнь. Такой уж была графиня, о ней бы ни за что не сложилось впечатление беглянки. Хотя, разве это не она четыре года назад сбежала в Румынию, стараясь скрыться от всего мира? И какие же монстры с ней это сотворили… Альсина никого не боялась, в этой жизни врагов у неё было более, чем предостаточно, однако, ни один из них не стоил того, чтобы перед ним Димитреску склонилась. А если уже так вышло, что Альсина не по своей воле покинула драгоценный для неё замок, то насколько же сильно её прижали эти… Подонки. И где она сейчас, что вообще с ней? Неясно. — А служанки? В замке было дох… — приостановился на мгновение Карл, будто проглатывая слова, — много персонала, где все они? — А, ну, некоторые там до сей поры сидят, другие уехали как только от хозяйки след простыл… А тебе-то зачем, мужик? — с усмешкой интересуется селянин, хлопнув Карл по плечу, что как будто заставило последнего вернутся в реальность. — Да так, личный интерес, — коротко отвечает немец. На нем совершенно нет лица, словно новость об Альсине разочаровала до глубины души. Да что там, так и было, собственно говоря. Проделав такой огромный путь, узнать, что с графиней что-то стряслось — попросту жутко и до ужаса обидно. Незнакомый Карлу мужчина удалился как только понял, что надо Хайзенберга оставить наедине со своими мыслями. А сам Карл продолжил стоять, глядя на замок; ему точно не показалось, что с поместьем что-то не так, оно стало каким-то чересчур блеклым, бездушным. А делать-то что теперь, ни то уже прощаться с надеждами на выполнение обещания, ни то рваться вперёд, пытаясь в конце этой истории, длинной почти что в два года, поставить красивую жирную точку. Жизнь иногда умеет злобно шутить над всеми без разбора. Сейчас думаешь, насколько же повезло, а оказалось, что на деле ты тот ещё неудачник, потерявший всё. Альсина для Карла была в одно мгновение везде: в звёздах, в воздухе, она была его луной, такой же холодной и отдалённой. Решив бы, что всё уже потеряно окончательно, Хайзенберг уже было едва ли не сдался, но знает же, что совесть до конца своих дней будет мучать. Тем более, жить в неизвестности — это до мучения страшно. Как же он будет доживать свои голы, когда до сих пор не знает, жива ли та леди Димитреску, где она… Ему было наплевать на неё когда-то давно, но сейчас Карл больше всего об этом жалел. Не было стыдно, отнюдь. Было просто обидно, что ценить начал только когда окончательно оборвались надежды на счастливый исход их общей истории. Однако, есть же люди, которые, быть может, что-то и знают о графине. Они могут направить Карла в нужное русло, чтобы тот в дальнейшем смог отыскать то, что ищет. Служанки многие точно бы уехали, а по словам местного, некоторые и по сей день в деревне находятся. Уж они-то с уверенностью смогут рассказать Карлу, что произошло, даже если им госпожа приказала держать рот на замке. Начать ценить, когда потерял — вот истинная тягость. Карл когда-то не ценил графиню, воспринимал её присутствие в его жизни, как нечто должное. Не был уверен, а по правде ли она его любит, может быть это всего лишь очередная её игра. Альсина никогда не говорила Карлу в открытую, что полюбила его, от неё это мужчина услышал всего пару раз, однако, по даме было прекрасно видно, что этого сорванца она полюбила, дав шанс. Зацепки ещё должны быть, не отпустит Карл просто так аристократку, нет уж. Даже если та не хочет, чтобы к ней кто-либо возвращался, то Хайзенберг во что бы то не стало найдёт её. Потому, что прежде всего сам этого хочет. Его не интересовало, желает ли того сама Димитреску. Ну, а как оп может этого хотеть, если даже не знает, что её благоверный на деле-то живее всех живых. Уже стоя под воротами, за которыми всё ещё протягивалась тропинка к самому замку, Карл решил, что надо бы взять инициативу в свои руки, и найти хоть одну служанку. И подойдя ближе к воротам, мужчина отпер засов, заржавелый и изрядно помотанный. А там уже и стали виднеться родные сады, по которым когда-то давно немец в паре с аристократкой прогуливался. Идя к замку, Карл просто не мог не вспоминать про то, как же тут было чудесно. Все те воспоминания, которые и Димитреску, и Хайзенберг хранили тут, поникли где-то в небытие; мужчина вспоминал, как тут, год назад, он застал Альсину, нервно курящую сигарету около беседки в саду, а потом, когда подошёл к ней, те завели разговор, в котором ледяная женщина и смеялась, и чуть ли не плакала. Пыталась казаться скупой на эмоции, а в действительности была той ещё вспыльчивой занозой. Забавно, что сейчас рядом с этой самой беседке не стоит графиня, не слышно её нежного смеха, не веет цветочным ароматом её французского парфюма… Рядом с небольшой теплицей больше не стоят роскошные цветы в горшках, а лежат какие-то бесформенные подобия засохших растений. Будто тут умерло всё, что когда-то вообще жило. И почему же только сейчас приходит осознание того, что только после ухода из жизни Хайзенберга Альсины стало так холодно, бытие стало совсем пресным, сухим и уж слишком унылым. Как бы от таких мыслей паскудных такому серьезному и суровому человеку, каким был Карл, не проронить скупую мужскую слезу… Подойдя к главной двери, мужчина обнаружил на ней тяжелый замок с цепями. Сюда ему точно не пройти, как бы тот не старался. Через окно вламываться, чтоли? Повернувшись в другую сторону, всматриваясь на вход в оперный зал, был заметен ещё один такой замок, тяжелый и ржавый. Значит, не суждено попасть вовнутрь. Что же, должен быть какой-то иной выход, точнее, вход. Задачка со звездочкой, так сказать, лежит выбор: через окно или найти какую-то коморку служебную. Карл всегда мечтал взять камень, прикрепить к нему бумажку с чистосердечными признаниями, и запустить его с рогатки в окно спальни госпожи. Двух зайцев сразу убил бы, и мисс Димитреску позлил, и удовлетворил свои потребности дикаря. Однако, сейчас, когда ни Альсины тут нет, ни желания позлить её, вариант с пробитым стеклом казался просто отвратительным. Не лучше детской пакости. Так что, ничего, кроме прогулки к служебным входам, на ум не взбрело. Идя по тропинкам, на глаза то и дело попадались разные засохшие цветы в садах, которые с приходом холодов попросту отказались всё это терпеть. Увядшие бутоны роз стали символом того, что в этом месте, где раньше о них заботились, где лелеяли, пропала жизнь, пропал трепет. Приуныть, в общем, раз плюнуть. Смотря только себе под ноги, мужчина сначала даже и не услышал мелкие шажки издали. Будто кто-то шёл медленно и нерасторопно, как замёрзший путник. Когда все же дошло, что кто-то крадётся, Карл приостановился, внимательно вслушиваясь. А когда поднял глаза повыше, то каково же было его удивление, когда на его пути оказалась одна из служанок, а если быть точнее, самая верная из них, та самая Мари. Её лицо исхудало, руки были тоненькими, а коса стала ещё длиннее, чем была. Голубые, словно небосвод, глаза девушки, ошарашено смотрели на Хайзенберга. Как будто она смотрела на приведение, не иначе. Девушка точно его помнила, такого индивидуума точно не забудешь, и от этого ей легче, видимо, не становилось. Каково это, видеть перед собой того, кто уже пол года как мёртв? — О, хоть кто-то живой! — воскликнул Карл, шагая к испуганной девушке, что уже было попятилась назад. — Время идёт, а вы тут не меняетесь, как шарахались всех вокруг, так и до сей поры страшитесь. — Мистер Хайзенберг? — дрожащим голоском спрашивает Мари, внимательно заглядываясь в мужчину. Мало ли, перепутала его с немчугой, который тут когда-то жил… — Он самый! — Да быть же такого не может… Мисс Димитреску как-то невзначай упомянула, что вы… — приостановилась девчонка, складывая ручонки около своего рта, чтобы скрыть своё неподдельное удивление. — Вы мертвы… — Кто? Я?! Смеёшься надо мной? Как видишь, живее не бывает… — ехидно улыбнулся мужчина, подойдя к служанке ещё ближе. Он заметил, что девушка держала в руках письма с марками из Лондона, однако, по началу значение тому не предал. — Как же так вышло, что вы… — всё так же боязно говорит, чуть ли не шепчет, домработница. — Долгая история, забавно всё вообще вышло, но я не за этим пришёл… Жизнь к такому точно никого не готовит. Его сочли за погибшего, а в итоге что… Вот Карл явился обратно, как и обещал, только жаль, что сделал это слишком поздно. Не знал он и что говорить ему, с чего можно начать. Почему бы в таком случае сразу не перейти к тому, за чем тот пришёл? — Слушай, а объясни-ка, что тут произошло у вас, и вообще какого черта?! — вдруг взвёлся Карл, резко взмахивая одной рукой, как-то по-дурацки жестикулируя. — Мисс Димитреску запретила кому-либо… — Нет, так не пойдёт, — мужчина сделал лёгкий вдох перед тем, что собирался потом сказать. Всё это не укладывалось в голове, он словно шёл на какую-то глупость, на совершенно необдуманный поступок. Не понимал и что он делает, и что собирается нести, однако же, продолжить свою пламенную речь Карлу это не помешало. — Я — не кто-либо, мне можно довериться. Так почему она уехала? Мари замялась на одном месте, явно не хотела говорить об этом. Ей и шок мешает что-то лишнее ляпнуть, и, видимо, сама аристократка приказала ей молчать. — Рано утром к госпоже Димитреску явились солдаты… Все мы такого точно не ожидали, и готовы к подобному не были. Они угрожали ей как только можно… В общем, всё обернулось тем, что госпожа Димитреску без объяснений приказала нам начать собирать вещи, а потом, дня через два, она уехала… — Вот оно значит как… А поехала она в итоге куда? — заметивши, что и на этот вопрос Мари отвечать не больно-то хочет, Хайзенберг раздраженно повёл бровью, громко вздыхая. — Я ж не отстану пока не узнаю, понимаешь? — Она просила ни слова никому не говорить, но, чувствую, что вам она доверяла, как никому другому… — Мари отвела глаза в другую сторону, словно вглядываясь во всё что можно, чтобы просто не соединятся во взгляде с Хайзенбергом, от которого она и без того не в восторге. — Мисс Димитреску уезжает в Лондон… Не знаю, но быть может, сейчас она всё ещё во Франции… Но есть вероятность, что всё-таки уже уехала… Не знаю, извините. — Черт бы побрал всех тех, кто со всеми вами это сотворил… Заставив бежать… Убью каждого, кто посмел! — злостно выкрикнул мужчина, выпятивши глаза так, что казалось бы, они вот-вот выпадут. — А что ж вы? Другие гувернантки? — Большенство сейчас где-то… Не знаю где, — развела руками девушка, явно сопереживая в своих словах. — Знаете, некоторые так и остаются тут, потому как идти некуда. Мисс Димитреску нанимала со всех уголков страны, зная, что работа нужна многим… Некоторые уже не имеют дома, куда могли бы вернуться… — Теперь и у неё самой забрали дом. Этого Карл и боялся. Боялся, что прийдет обратно, а Альсины тут не окажется. Да что там, её и в стране нет, она на другом конце Европы! Оно и не странно, ведь в погоне за недостижимым счастьем, Димитреску и раньше была склонна к тому, чтобы сбежать куда-то подальше. Не знала, что будет делать, если вернётся обратно в то место, где потеряла практически всё, что имела, однако, разве это её остановит? Отличительной чертой характера дамы была её непредсказуемость; утром могла быть опечаленной и привычно для всех серьёзной, а уже вечером таяла на глазах в солнечной улыбке. И в этой ситуации та поступила с не меньшей непредсказуемостью. Твердила, что в Лондон больше ни ногой, а теперь, по какой-то неведомой причине, решает ни с того ни с сего вернуться обратно… Угрозы подействовали? Немец стоял, как вкопанный, даже лишнего слова не проронил. И пока ему девушка не пхнула в руки совершенно новенькое письмо, уже открытое и прочитанное, Карл даже и не понял, от кого оно. На конверте была марка с изображением парижской оперы, а в графе «Отправитель» красивым размашистым почерком было написано «А. Димитреску». Жадно схвативши листочек бумаги, мужчина начал быстро пробегать глазами по сути написанного. В голове было столько мыслей, и все путались в один огромный клубок…«Дорогая Мари, Не сочти за грубость, но я поражена тем, что в вещах, которые уже успели прибыть сюда, я недосчитала парочку достаточно ценных для меня бумаг. Пересмотри ещё раз, будь добра, мой кабинет, в левом верхнем ящике письменного стола лежит стопка писем, обмотанная красной лентой. Если узнаю, что она была уже отправлена, а какие-то невежи умудрились её потерять при транспортировке, то знай, я спущу со всех шкуру. Ещё забыла тебя попросить, чтобы ты отправила мне ключи от восточной башни. Не хотелось бы мне предполагать, что они оказались у кого-то из посторонних людей (лелею надежду, что ты понимаешь, о ком я). В Британию отправляюсь недели через две, решила остаться в Париже ещё на лишние пару деньков. Выше перечисленные вещи нужно отправить во Францию в кратчайшие сроки. Не думаю, что стоит тебя напрягать в последующие дни, остальную работу я в силах выполнить сама, так что, думаю, это последнее письмо, которое я тебе пишу. Как бы это не было прискорбно… Я очень благодарна тебе за твой тяжелый труд, за твою многолетнюю преданность. Нет повода для волнений, твоя упорная работа будет справедливо вознаграждена. Тебе и другим служащим в скором времени будут отосланы письма из банка. С уважением, Альсина Димитреску»
Датировано письмо было двадцать четвёртым числом, значит, написано и отправлено оно было от силы недели две назад. И с души словно камень тяжелый упал, каково же облегчение! То, с каким блаженством выдохнул Карл, описать невозможно. Неясно, отчего от мыслей, что с Альсиной всё в порядке, стало так приятно… Ни то потому, что мужчина просто хотел сам опровергнуть слухи среди деревенщин о её кончине, ни то потому, что действительно скучал. Тут уже и стоило задуматься. Что делать дальше… Если бы Карл только прибыл на пару дней пораньше, то смог бы написать письмо в Париж, зная адрес Димитреску. Но она упомянула, что это последнее письмо от неё, не сказав ни слова про то, где она планирует обжиться, в письме сказав лишь о том, что перевозкой личных вещей теперь будет заниматься сама и непосредственно из Франции. Следовательно, Карл знает лишь о том, что Альсина уедет в Лондон, но не более… Черт! Все следы и зацепки стёрлись. Письмо не успело бы дойти в Париж так быстро, потому как Альсина или уже отправилась в Британию, или сделает это через пару дней. Медлить было тоже нельзя; кто знает, что может случится через пару дней? Тем более, в деревне, да и в стране в принципе, немчуге оставаться тоже было идеей не самой чудной. Поймать могут, а там уже, несладко придется. — Слушай, — выпалил Карл, отдавая письмо обратно девушке, — а письмо это ты сколько ждала? — Две недели… Мисс Димитреску всегда не спешит разбираться с ответами, — типо отвечает девушка, кладя письмо в карман своего непримечательного пальто. — Больше она мне не писала. — Мари, постарайся вспомнить, пожалуйста. Она упомянула точный адрес в Британии? — Нет. Известно только про Лондон. Вам нужно её найти, я так понимаю? — Смекалка у тебя, однако, на ура. Признаться честно, вообще не думал, что она куда-то деться может, ну, ты ж её знаешь… — Могу лишь удачи пожелать, — Мари вздохнула, пожимая плечами, — но на этом мои полномочия, увы, заканчиваются, — это не её дело, но не посочувствовать своей бывшей хозяйке та попросту не могла; знала же служанка, ровно как и другие, что у графини жизнь была очень непростая, а после какого-то периода времени, женщину и вовсе было не узнать. Видно было, что случилось что-то нехорошее. — Постой, — окликнул Карл девушку, подойдя к ней ещё ближе. — Не пустишь на ночку-две, а? Очень надо! Девчонка малость замялась на одном месте, решая, что же ей делать с немцем. Все почти как два года назад, когда он просто так свалился на голову. Ну не гнать же его в три шеи, когда жизнь Карла на кону стоит. Поэтому, быстро подумав, что да к чему, гувернантка, не медля с ответом, быстро ответила: — Мне с вами больше нечего поделать, так что… Оставайтесь. Лишняя пара рук нам всегда пригодится. Карл в ответ ей усмехнулся, снова думая, какой же он умелый мастер в переговорах. Может быть, та ему и помочь будет в силах. В данном случае нынешнее положение было выгодно всем, служанкам помощь, а Карлу крыша над головой на пару последующих дней раздумий.***
Карл понимал, что нет иного выхода. Нужно ехать в Лондон, если уж так хочется увидеть Альсину живой; интересно, а какая она сейчас, что делает, каким воздухом вообще дышит. Быть может, уже давно забыла про существование Карла, найдя людей куда поинтереснее. А Хайзенберг не мог просто сидеть и ждать, когда всё образуется само собой, нужно же было как-то действовать, прикладывать хоть какие-то усилия. Во всяком случае, половина работы уже была сделана, осталось немного, ну, как минимум, несколько месяцев поисков и скитаний по миру. Бездействие в такой двоякой ситуации — главный враг. Одна глупость поражает другую, не менее вопиющую дурость. Однако, если Хайзенберг хочет чего-то, то он этого добивается. Не спит ночами, упорно трудится, а в итоге получает всё, чего только желал. А найти леди Димитреску, чтобы доказать ей, что он не какой-то там безобразный мужлан, который не выполняет свои обещания — вот главная цель, путь к которой лежит только через сердце, желающее одного — любви.