~Я с тобой до конца~

Бруклин, 1943 год       Баки добрых полчаса с упорством каторжника сбивает себе костяшки, стуча в хлипенькую деревянную дверь квартиры Стива. Его настойчивости и упрямству сейчас можно было только позавидовать. Другой бы на его месте уже давно сдался и просто ушёл. Ведь очевидный же знак — если тебе так долго не открывают, значит попросту не хотят видеть, маленьким язычком намекают проваливать и не досаждать жалкими попытками вторгнуться на чужую территорию. Джеймс же напрочь отказывался в это верить и принимать на свой счёт. Они со Стивом с детства дружат — не разлей вода. Всегда вместе, ни один пуд соли съели, проходя через жизненные трудности, тянули полуголодное существование и лишения. Баки всегда последнее отдавал зная, что Стиву нужнее. Он то сам, как-нибудь, а Стиви такой хрупкий, такой болезненный и субтильный, что Джеймс оберегал его пуще родной матушки, что почила не так давно от туберкулёза. Не пил, чтобы пил Стив, не ел, чтобы он ел, не спал ночами, чутко следя за его самочувствием и тем, чтобы он своевременно принимал предписанные врачом лекарства и берёг себя. Он просто поверить не мог, в голове не укладывалось, что Стив быть может внезапно обиделся на него за что-то да так сильно, что вот уже третьи сутки не даёт о себе знать. Джеймсу маетно внутри, неуютно и до боли скверно, но он всё продолжает и продолжает стучать, лишь меняя иногда руки. Стучит и мысленно молит: — нет, только не сейчас. Не сейчас, когда уже на рассвете он отбывает на фронт. Он ведь весь промок до нитки, добираясь пешком до Бруклина почти с другого конца города. Лишь с одним единственным желанием — провести время вместе, попрощаться по-человечески, в конце-концов. Господи, да и увидятся ли они ещё? Баки с ума сходил от мысли, что придеться оставить лучшего друга одного так надолго без присмотра. Он понимал, что уберечь его ото всего не в силах, но очень старался. Потому что не мог иначе. Потому что это Стиви — его лучший друг, на три года младше, вечно ворчащий потому что: — три года, не десять, Бак. Всегда до последнего будет упираться и упорствовать, но в итоге сдастся под мягким напором Баки и признает его правоту вместе с искренним желанием помочь и быть рядом. А Джеймсу ничего больше и не нужно в этой жизни. Только быть рядом, ведь они теперь друг у друга и остались. Поэтому как только он получил назначение в сто седьмой пехотный, тут же пошел к Стиву, спеша поделиться столь важной новостью и гонимый желанием просто увидеть его, ведь за трое суток он изволновался, и уже успел соскучиться. Но он и помыслить не мог, что его будет ждать нерушимая стена и запертая дверь, в виду своей хлипкости не являющаяся таким уж препятствием для крепкого сержанта. Да, он был готов и на крайность, но пока еще теплил внутри надежду на то, что ему все же откроют. К собственному удивлению (или же нет) Джеймс пришел к выводу, что оказывается терпением он не отличается и потому уже в следующую минуту, дважды постучав произнес: — Хэй, Стив. Я знаю ведь, что ты дома. — мягко начал он, припав ухом к двери. Сердце ёкнуло и неприятно заныло, а в голову полезли не хорошие мысли: вдруг что случилось? — Стив, открой пожалуйста. Мне нужно сказать тебе кое-что важное. — терпеливо повторил он, прислонившись к двери лбом. — И вообще, Стиви, не культурно и не гостеприимно с твоей стороны держать меня под дверью, учитывая что на улице идет просто зверский дождик, а я весь промокший, потому что топал пешком почти через весь Нью-Йорк. — едва удержав нервный смешок выдал Джеймс и вымученно полуулыбнулся уголком губ. И хотелось переводить всё в шутку, но почему-то не получалось. Сердцем юноша чувствовал неладное. За дверью послышался шум, затем короткий кашель и хрипловатый голос Стива: — Бак, это не лучшая идея. Прости пожалуйста, но тебе сейчас лучше уйти. — горько, неуверенно и убито пролепетал он. Потому неуверенно, что он знал — Джеймса это не остановит от слова совсем. Видит бог, как ему сейчас хотелось открыть, пригласить его войти…а еще встать на цыпочки и ткнуться носом в его влажную от дождя шею, обхватить руками широкую спину и тихонько, не смело так оставить поцелуй на впадинке за ухом. Просто греться в его объятиях и ни о чем не думать. Но для него это непозволительно, а терять Джеймса он просто не хотел и не мог. Он абсолютно был уверен, что расскажи он ему всю правду — это и случится. Джеймс просто начнет его презирать и больше не захочет видеть, а их дружба будет навеки разрушена. Да и разве захочет Бак его обнимать, целовать, когда даже он, Стив от своего болезненного вида приходит в ужас, каждый раз глядя в зеркало. Не сказать с другой стороны, он тоже не имел права. Хранить такую мучительную тайну и держать в неведении Джеймса тоже было в какой-то степени несправедливо, но так уж вышло что приемущества оказались ни на его стороне, а беда пришла оттуда, откуда не ждали. Он не знал как сказать о том, что все эти три дня ужасно скучал, звал его по ночам задыхаясь в продолжительных приступах кашля, видел его во снах, мечтая о его тепле рядом, очаровательном посапывании, и тихом, сонном: — Стиви, ты выпил лекарства? а сейчас вот держит его за дверью потому что хочет уберечь от заразы, что вот-вот заберёт его. Неотвратимо и безвозвратно. Туберкулёз — страшная болезнь, убила его мать и теперь вот пришла за ним, не давая возможности хотя бы проститься с любимым. Да, он давно влюблен в Джеймса, но проиграл по всем фронтам: во-первых, Баки натурал и его всегда привлекали девушки, а с ним он возится как курица с яйцом лишь потому, что они росли в одном дворе и он ощущает за него ответственность, но не более того. Во-вторых, если об этом станет известно, его ждут два пути — психушка или расстрел. Ну а в-третьих, для признаний у него все равно уже времени не остается. Да и зачем? Пусть он будет счастлив, встретит хорошую девушку, женится и у них будет много детишек. Стив всегда желал ему только всего самого лучшего. Он этого достоин за все те жертвы, что приносил ради него — немощного, тощего астматика, не способного даже постоять за себя на улице. Джеймс светлый и добрый, у него большое сердце и он всего себя без остатка отдавал их дружбе. Стив даже малодушно рассчитывал не выходить из квартиры до последнего, чтобы он не узнал. Не хватало Джеймсу еще и здесь хлопотать и переживать. Но увы, не вышло — Бак пришел к нему сам. В проливной дождь, уже под вечер и уже почти без малого час пытается попасть внутрь, не желая уходить. У парня сердце сжималось, нужно было открыть и впустить его, напоить горячим чаем, дать отогреться но жизнь Джеймса была для него важнее. — Что случилось, Стив? — Баки обеспокоенно прислушивался к каждому звуку на той стороне двери, пока сердце в груди колотилось как бешеное, заставляя руки едва ощутимо дрожать. — Пожалуйста, впусти меня, я… — вновь он слышит кашель, вместе с неловкими попытками Стива его скрыть. — Бак, я прошу тебя уходи. Со мной находиться опасно. — едва не умоляя, с дрожью в голосе перебил его Стив. Он также стоял у двери, прислонив к ней ладонь и едва сдерживая слёзы боли, тоски и осознания того, что он даже сейчас взглянуть не может в серо-голубые невозможные глаза Джеймса. Только теперь он осознал, какими ценными и дорогими были для него прикосновения Баки, и то как мучительно мало ему было их. — Что еще за чушь такая? — Баки едва может сохранять самообладание, уже перепугавшись ни на шутку. — Что ж ладно, очень жаль конечно твою дверь, но другого выхода ты мне не оставил. — юноша с глубоким вздохом уже привалился плечом к деревянному покрытию двери, намереваясь ее снести, но послышался щелчок отсоединяемой цепочки и дверь все же открылась. Джеймс немедля шагнул внутрь, едва справляясь со сбившимся от волнения дыханием и уставился на Стива, что прикрывал рот носовым платком и стоял в пяти шагах от него. — Стиви? — в груди неприятно заныло и потянуло от пронзившей его догадки. Он сделал шаг вперед, но Стив отшатнулся как ужаленный: — Бак не подходи, умоляю. — пробубнел он в платок, выставляя вперед раскрытую ладонь, а глаза его стали влажными, что в свою очередь не укрылось от Джеймса. Он снял с головы фуражку и отложил на тумбочку. Его идеальные уложенные волосы ни чуть не растрепались и Стиву до жути захотелось провести по ним ладонью. Они наверняка пахнут хвоей потому что Бак всегда пользуется мылом именно с таким запахом, когда моет голову. Он весь пахнет хвоей, а вот его скулы особенно. Ведь когда он бреется опасной, острой бритвой, всегда наносит кисточкой на лицо именно мыло с этим запахом. А Стив потом с ума сходит от желания поводить по ним носом и вдохнуть терпкий запах, так сумасшедше подходящий другу. Вот как сейчас. От Джеймса пахнет хвоей и дождём так отчетливо, что Стив едва не всхлипнул и быстро сморгнул, подавляя жгучее желание обнять его в эту же минуту. Конечно он сразу заметил на нем военную форму, и конечно же не мог не согласиться с тем, что она ему очень идет. — Получил назначение — думает про себя он, а сердце болезненно, но вместе с тем облегчённо ёкнуло. Значит такова их судьба. — Я болен, Бак. — лишь сорванно прошептал он, качнув головой. — Неизлечимо. Поэтому я не хотел, чтобы ты приходил. Поэтому я не собирался открывать тебе дверь. — лепечет он, все еще пытаясь казаться твердым. — Я не хочу заразить тебя, не переживу если и ты заболеешь, поэтому богом тебя заклинаю — уходи, пока не поздно. — дрожащим голосом почти шепчет он, стремительно отходя назад. Его всего трясло от переживаний, тоски и тактильного голода — желания прикоснуться и обнять Джеймса, а еще от сдерживаемых слёз и отчаяния. Он наткнулся поясницей на тумбочку, на которой стоял горшочек с кустиком незабудок, который еще его мама сорвав с улицы пересадила и с тех пор цвёл яркими соцветиями. Они были прямо в тон глазам Джеймса, поэтому он их так любил. Горшочек упал и разбился, прямо как последняя надежда Стива на счастье рядом с любимым. — Стив… — одними губами шепчет Баки, болезненно заломив брови и кусая до крови нижнюю губу. Так больно внутри, ломит в подреберье, а в районе солнечного сплетения тянет так, будто жгуты стальные спаивают между собой. Белея левой щекой и напрочь пропустив слова Стива мимо ушей, он в два коротких шага преодолел разделяющее их, тщательно возведённое им же расстояние между ними и без обиняков рывком прижал его к себе, зарывшись носом в светло-пшеничные волосы друга, зажмурив до искр глаза. Стив от неожиданности ахнул и все же всхлипнул сперва пытаясь отстраниться, но Джеймс не позволил и он сдался, благоговейно уткнувшись носом ему в грудь. — Пропащий я, Бак. Пропащий. — лепечет он невнятно, прижимаясь доверительно лбом к ключице Джеймса. — Другим то уже не сделаюсь. — Беги от меня, беги я тебя прошу. — Ты мой лучший, самый близкий друг. — он едва не сказал лишнего, и вовремя укусил себя за щеку изнутри. — Живи, будь счастливым и любимым. — горячечно шепчет он, пока Джеймс крепко обнимает его. — Нет. Нет, Стив. Я тебя не брошу, я клянусь тебе, что буду рядом и не оставлю тебя. — Мы придумаем что-нибудь, я обещаю. — словно мантру повторял он, будто прямо сейчас это должно было что-то изменить. — Ты же мой друг, Стиви. Как же я без тебя…что буду делать? — сквозь слёзы улыбнулся он и рванно выдохнул, чувствуя что Стив крепче обхватил его хрупкими ладонями за спину. — Не надо Бак. Ты и так сделал для меня достаточно. Служи спокойно, главное родину нашу сбереги и вернись живым. — — Что поделать? Скажем, что судьба и будем терпеть. — ~