Золотая Клетка 2 (история Алексея)

Я очнулся, очнулся за минуту до того, как меня бросили в воду. Я слышал, как переговаривались мужчины, как они тащили куда-то мое тело, но ничего сделать уже не мог. Они думают, что я мертв. Но я ведь жив. Хотя, жив ли я? Душа давно умерла, превратилась в камень. Зачем дальше бороться? Вот с этими мыслями я чувствовал, как лечу куда-то. Зажмуриваюсь, на всякий случай набираю в грудь побольше воздуха и тут же ощущаю столкновение с водой. Удар смягчает дурацкая тряпка, которая плотно обмотана вокруг меня, не давая пошевелить руками. Вода холодная, принимает меня в свои объятия, и я начинаю тонуть. Меня подхватывает сильное течение, унося куда-то, но мне уже плевать. Воздуха в груди становится все меньше, ткань неприятно липнет к телу, и я понимаю, что вот он - мой конец. Еще пару мгновений, безумных, удушающих, и я теряю сознание, не в силах помешать неизбежному. Холод, ледяной холод пронзает иглами все мое тело, которое я почти не чувствую. Где ноги, где руки, не пойму. Слышу стук, слабый стук сердца. Оно жалобно сжимается в груди, пытаясь согреть то, что от меня осталось. Может, я уже умер? Может, я уже на том свете? Тогда почему так больно, так холодно и страшно? Где свет? Где приятная невесомость? Ничего этого нет. Я слышу звуки, я слышу шум, но не могу открыть глаза, сказать хоть слово. Где я? Что со мной? И снова спасает темнота, которая резко врывается в мое сознание, словно черная тень, и утаскивает в забвение. Снова прихожу в себя. Это уже как каторга. Каждое пробуждение мучительно. А может, я и правда умер, а это продолжение моих мук? Меня кто-то бросает на что-то мягкое и, наконец-то, мне удается выдавить из себя стон. Боль, она везде, она резко врывается в мое тело, сковывая дыхание. Мышцы сводит судорогой, голова идет кругом, к горлу подкатывает тошнота, и я снова теряю сознание. Я медленно прихожу в себя – опять. Это как в «Дне сурка», повторяется снова и снова. Но я сразу ощущаю разницу. Уже не холодно, я лежу на чем-то мягком, закутанный, и чувствую себя намного лучше. Мое любопытство берет верх, и я распахиваю глаза. Светлая комната, ничего лишнего, чисто и тепло. Из окна виден лес, где солнечные лучи играют на листве деревьев. Мой взгляд ползет дальше, и вдруг останавливается на сидящем в кресле мужчине. Я вскакиваю, пячусь назад, пока моя спина не начинает упираться в стену. Меня трясет, к горлу подступает ком, и я начинаю испуганно бормотать: - Прошу, не нужно больше, не нужно, убейте… - я больше не переживу эти издевательства. Лучше смерть, но только не опять, только не снова. Нет. - Тише. Я тебя не обижу. Я твой друг. Только успокойся, - мужчина поднялся со своего места и медленно стал подходить ко мне. Но я его не слышал. Я боялся мужчину, продолжая шептать как заклинание, чтобы меня больше не трогали. И мужчина вышел, оставляя меня одного. Я даже резко замолчал, медленно переваривая его поступок. Но с места не сдвинулся. Притянув к себе колени и укутавшись по плотнее в одеяло, я стал ждать, что будет дальше. Но дальше ничего не происходило. Мужчина не возвращался, и я не заметил даже, как уснул. Из цепких лап сна меня начинает что-то вырывать. Кто-то трясет меня за плечо, пытается разбудить, и я тут же распахиваю глаза. Вижу этого мужчину совсем рядом со мной. Леденящий душу ужас, слезы подкатывают к глазам, и я хриплю, мотая в стороны головой: - Нет, не сейчас, я не хочу, - я готов рыдать, умолять, только бы меня больше не трогали, не издевались. Но мужчину видимо это разозлило, и он резко на меня крикнул, заставляя вздрогнуть и замолчать. - Да успокойся ты! Я тебя нашел, помог, лечил. Не собираюсь я тебя трогать. Только прекрати истерику. Я тебе поесть принес. Ты болен, поэтому советую все съесть. А потом, когда наберешься сил и смелости, мы поговорим. Ладно? – взгляд мужчины был суров. Но уже через пару секунд он улыбнулся, стараясь загладить свой грубый и раздражительный тон. На эти его слова я моргнул пару раз, проглотил горькую слюну и кивнул. Мой взгляд медленно перешел на тумбочку, где дымилась тарелка с чем-то вкусным, желудок жалобно заурчал, а болевой спазм сжал все внутри. Я наплевал на свою гордость, опасность и набросился на пищу. Боже, кажется я целую вечность не ел такую восхитительную еду. Куриный бульон. Его всегда готовила мне мать, когда я болел. Лучше бы я ее не вспоминал. Сразу же по щекам покатились слезы, которые стали капать в бульон, но я продолжал есть. Все до последней капли. Только после этого я довольно прикрыл глаза и лег в своем уголке, свернувшись калачиком. Неумолимо стало клонить в сон. Мужчина вышел, от чего я вздохнул с облегчением. Может, он действительно меня спас, и не собирается трогать? А если нет? Если он играет со мной? Дает надежду на спасение, а потом раз - и заберет, причинить мне боль? С такими мыслями я и провалился в сон, надеясь все-таки, что ошибаюсь и боятся мне больше нечего. Я спал долго, так как когда я открыл глаза, уже потемнело и в комнате царил полумрак. Но мне сейчас было не до этого. Мне было плохо. Тошнота, невыносимое головокружение и холод. Ломит все тело, от кончика носа до пяток. Суставы просто выворачивает наизнанку. Кожа покрылась холодным потом, и я еще плотнее свернулся в позу эмбриона, стараясь хоть капельку согреться. Что со мной? Что не так? Я же чувствовал себя лучше. То, что мне стало хуже, заметил и мужчина, который решил навестить меня ночью. Я снова испугался его и из последних сил отполз подальше от края кровати. Но уже через пару часов у меня и на это не было сил. Я просто стал терять рассудок от всего того ужаса, что стал происходить со мной. Тело было как будто не мое. Я метался, стонал от невыносимой боли, рвущей меня на части. Я чувствовал, что мужчина меня обтирал водой, заливал мне ее в рот и я уже не сопротивлялся. Он на самом деле мне помогал. Я даже видел по его лицу, что он взволнован. Но все было тщетно, пока он не задал вопрос о наркотиках. И тут меня озарило. Я вдруг понял, что у меня ломка. Ведь я там употреблял, стараясь этим заглушить душевную и физическую боль. Естественно, я давно не принимал, и началось самое худшее, чего можно было ожидать. Я утвердительно кивнул, на большее уже был не способен. Когда в окне забрезжил рассвет, я не выдержал: - Я не могу больше… дай мне… дай что-нибудь. Я ум…ру, я хочу умереть, убей… убей… не могу больше… - выл и стонал я. Лучше умереть, чем так страдать. Это уже сильнее меня. Я и так был слаб, я даже не мог подняться с кровати, поэтому подполз к краю. Неважно куда, неважно зачем, но я больше не могу лежать. Мне нужно что-то, срочно. Хотя бы нож, закончить свои мучения. Но и тут мне помешали. Мужчина, который до этого заботился обо мне, сейчас подскочил и оттащил назад, в угол кровати. А после вообще вышел из комнаты и вернулся с кусками бельевой веревки. У меня от ужаса расширились глаза и я заплакал, умоляя его не причинять мне боль. Но мужчина только успокаивал словами, продолжая делать то, что задумал. Концы веревки он привязал к металлическим прутьям спинки кровати, а потом, обмотав мои запястья мягкой тканью, наверное, чтобы мне не натерло, связал их крепко вместе. Длины хватало на то, чтобы я мог спокойно поджать под себя руки, но не более. То же самое он сделал с моими ногами, периодически ругаясь, так как я пытался вырваться. - Потерпи, все будет хорошо. Я потом тебя развяжу. Слышишь?! Я кивнул, но совсем был не согласен с этими его мерами. Ну поломает меня, ну поною, зачем же связывать? Но на второй день, я понял зачем, уже сам. Так плохо мне не было никогда в жизни. Даже телесные муки, насилие, не шло в сравнение с этим. Меня начало рвать всем, что я накануне ел. А когда в желудке уже ничего не осталось, меня стало выворачивать желчью. Боль в суставах и костях была просто крышесносящая, как будто мои конечности засунули в костедробилку. От озноба не попадал зуб на зуб, руки дрожали, пальцы комкали простыню, но легче не становилось. Временами я даже бредил, слышал голоса и думал, что свихнулся. К концу второго дня я просто спятил. - Я немогу… дай мне, ну дай что-нибудь, - умолял я сидящего у окна в кресле мужчину, но он только отрицательно мотал головой и смотрел на меня печальными зелеными глазами. – Дай, я сказал! Слышишь? Немедленно развяжи меня, мать твою! Урод! – в следующее мгновение я уже орал на него, покрывая трехэтажным матом. Но когда он и на это не отреагировал, я опустился до самого ничтожного, стал предлагать себя. - Хочешь, я все сделаю для тебя, только дай. Можешь взять меня, могу доставить удовольствие, только пожалуйста… ну прошу… я же умру… Ну трахни меня, мать твою, только дай! Я умру… мне плохо, я же не выдержу… ммм… От моих слов мужчина побледнел, уставился на меня, а потом просто встал и вышел, закрыв плотно за собой дверь. А я, вместо того чтобы заткнуться, бросал ему вслед самые ужасные и обидные ругательства. А все потому, что на тот момент мне было плевать на него, на себя, на всех. Я хотел одного, чтобы муки прекратились. Но они никуда не исчезали, а терзали меня долгие часы, минуты, дни, которые ползли медленнее улитки. Мои стоны и вой становились все сильнее, как и бред, который я нес, видел и слышал. Я почти ничего не ел. Все что пил, тут же возвращалось назад. Спал вообще урывками. Кровать, на которой я лежал, превратилась в мой ад, и я ее уже тихо ненавидел. А больше всего за это время я стал ненавидеть жизнь. Разве я мало мучился, разве мало страдал? За что мне все это? Чем я так провинился перед небесами? Мужчина все-таки продолжал ухаживать за мной, даже несмотря на то, что я ему наговорил. Было видно, что он сам плохо спит. Темные тени под глазами, замученный вид и, скорее всего, он уже тысячу раз пожалел, что связался со мной. Но он упорно и терпеливо продолжал быть моей сиделкой, пока я извивался в муках. И я пообещал себе, что если выживу, то обязательно отблагодарю его. Только на пятый день мне стало лучше, и это было истинным облегчением. Ломота была уже не такой сильной, тошнота тоже, ум прояснился, расставляя все на свои места. Конечно, у меня еще был жар, который никак не хотел спадать, но это было пустяками, по сравнению с тем, что было со мной до этого. Мой желудок перестал все возвращать обратно, и я, наконец-то, принялся понемногу есть, восстанавливая силы. Теперь я много спал, почти весь день, просыпаясь только выпить таблетки, сходить в туалет и немного поесть. А как-то раз, по-моему, день на шестой, когда я проснулся, обнаружил, что больше не связан. Тогда я и понял, что самое худшее пережил, что выжил и иду на поправку. Я был благодарен мужчине, который все это время был со мной, без которого я бы точно не справился. Я узнал, что его зовут Дима, что он тут живет все лето, а после уезжает в город. Он так же рассказал, что нашел меня в воде, завернутым в тряпку, без сознания и что если я захочу, сам расскажу ему, что со мной произошло, когда придет время. Но я был еще не готов это сделать. Я его почти не знал. Кто он? Что здесь делает на самом деле? Поэтому только присматривался к нему и набирался сил. Позже, я уже более пристально разглядел моего спасителя и отметил, что он очень симпатичный. Черные, коротко стриженые волосы, зеленые глаза, широкие скулы, прямой нос. Чисто мужская внешность. Про таких еще говорят – истинный мужчина. Он был высокий, широкоплечий и следил за своим телом, так как я не раз видел его из окна бегающим по лесу, отжимающимся и занимающимся легкой зарядкой. Мужчина то что надо, не то что я, доходяга. Я и так был не особо плотный, а после всего пережитого сильно похудел. Щеки впали, как и глаза, под которыми залегли темные синяки. Мне реально было даже жалко на себя смотреть, так страшно я выглядел. Как-то раз, когда я наконец-то набрался сил и, пошатываясь, встал с кровати, Дмитрий окинул меня с ног до головы взглядом и заявил, что надо бы меня хорошенько откормить. Я не был против. После тюремной еды, его стряпня была просто верх кулинарных изысков, от чего я даже вылизывал тарелку, что смешило мужчину. Ну и что, главное сытый. Так понемногу, шаг за шагом, я стал приходить в норму. Сил у меня еще было мало, спал я так же много, но Дима уже брал меня в лес на небольшие прогулки, изредка поддерживая. Как же здесь было красиво: река, лес, природа и тишина. Теперь я понял, почему Дмитрий любил проводить здесь лето. Только один аромат хвои чего стоил. Особенно утром, когда только начинало вставать солнце, а роса еще покрывала все вокруг. В воздухе витал влажный запах мха и хвои, который я с жадностью втягивал ноздрями, улыбаясь как ребенок, и сбивая носком кроссовка с огромных листьев папоротника капельки воды. Вечером же, наоборот, лес пах сухими ветками и сосновой смолой, которая капала из трещин и стекала по коре дерева. Иногда я любил подойти к дереву, прислониться к коре и обнять руками ствол. Потом, конечно, приходилось отдирать от одежды капельки застывшей смолы, но это того стоило. Дмитрий терпеливо ждал когда я приду в норму. Мы даже с ним сдружились. Он учил меня интересным вещам: как ловить рыбу, какие грибы съедобные, какие нет. Мы много стали гулять по лесу и разговаривать ни о чем. Но однажды, вечером у костра, я все-таки доверился ему и открылся. В тот день, двадцать второго июня у меня был день рождения. Да, мне исполнялось восемнадцать лет. В обычной жизни мама испекла бы торт, позвала бы мою двоюродную сестру и тетю Люсю, папа купил бы мне очередной подарок, и мы бы тихо отпраздновали его дома в семейном кругу. Но сегодня все было иначе. Я сидел возле костра, удерживая в руках стакан с красным вином, которое открыл по такому случаю для меня Дмитрий; ел свежий, ароматный шашлык и изливал душу мужчине, которого совершенно не знал, но которому стал доверять, как самому себе. Я говорил долго, не упуская почти что ничего, иногда замолкая, так как слова давались мне очень тяжело. Я как будто снова переживал весь тот ужас, который обрушился на меня. Но Дмитрий слушал не перебивая, иногда только качая головой и делая большие глотки вина из своего стакана. Когда я закончил и замолчал, пряча от мужчины глаза и ожидая вердикта, на какое то время повисла звенящая тишина. Я боялся, что он отвернется от меня, скажет, что я урод и мне придется уйти. Но мужчина поднялся, подошел ко мне и, опустившись на корточки передо мной, крепко обнял. А я вдруг, как маленький, не выдержал и заревел. Меня трясло, я шмыгал носом, икал, но чувствовал тепло Дмитрия, крепкие объятия и его ладони, которые гладили меня по спине, успокаивая. - Леш, все хорошо, все будет хорошо. Больше тебя никто не тронет, обещаю. Поплачь малыш, давай, поплачь, - шептал он мне прямо на ухо и зарывался пальцами в мои волосы. Приятный холодок пробегал у меня по позвоночнику, и мне даже не хотелось отрываться от объятий Димы. А может, это все вино, которое, как туман заволокло мой ум. Во всяком случае, это был мой самый необыкновенный день рождения в жизни. Я даже получил в подарок от Димы книгу и красивый, с резной ручкой, кинжал, который покоился в лакированных деревянных ножнах. С тех пор я почти никогда с ним не расставался. Он стал для меня чем-то вроде талисмана, который напоминал о моем спасителе. Иногда я думал о том, что мне все-таки повезло таким способом избавиться от своих мучителей. Скорее всего, они подумали, что я умер и выкинули в реку, таким образом избавляясь от улик и отводя подозрения далеко за пределы своей территории. Я ведь мог до сих пор сидеть в том подвале, или закончить, как Тим… От одних только этих мыслей внутри все холодело, а к горлу подкатывал ком. А ведь там осталось еще столько ребят. И все они, как когда-то был и я, обречены. Так я прожил с Дмитрием в лесном домике почти что до осени. Время пролетело незаметно, но каждый день был наполнен чем-то интересным. Я уже не боялся Диму и часто ходил за ним как тень, чем злил его. Я просто боялся оставаться один, а он, понимая это, терпел. Хотя, иногда я реально доставал его этим, и тогда он отсылал меня в дом, приказывая закрыться там и не брать дурного в голову. А я ведь понимал, что ему нужно побыть наедине и все такое, но хватало меня каждый раз ненадолго. В остальное же время мы вместе бегали, занимались спортом, ловили рыбу, а когда потеплело совсем, купались. Вечерние беседы у костра мне нравились больше всего. Дима знал столько интересных историй, которые мог рассказывать не один час, а я слушал его с открытым ртом, пока строгое «ну все, спать» не заканчивало этот и другие вечера. Тогда я вставал, изображая вселенскую скорбь, и шел в домик. А там мои губы озаряла довольная улыбка. Я был счастлив. От хорошего питания, свежего воздуха и пробежек по утрам я, наконец-то, стал приходить в норму, даже поправился немного. Бледность и худоба исчезли, и я стал хоть отдаленно, но походить на нормального подростка. Хотя, мой страх опасности и беспокойство так никуда и не делись. Стоило небо пронзить молнии и послышаться раскату грома, как я уже летел домой и забивался в дальний угол домика. Если посредине ночи хрустела ветка, либо слышался у окна какой-то шум, я как полоумный срывался с постели и летел к Диме. Оставшуюся ночь я проводил у него в кровати, закутанный в свое одеяло и прислушивающийся к его ровному дыханию. Мужчина эти мои замашки тоже терпел стойко, только тяжело вздыхал и бубнил, чтобы я лежал тихо и не мешал ему спать, а то выгонит. И я послушно лежал как мышка, боясь даже пошевелиться. Но вот лето подошло к своему завершению, как и моя, ставшая уже привычной, жизнь. Как-то за обедом Дима внезапно сказал, что мы завтра едем назад в город, поэтому, сегодня нужно собрать вещи. - Но почему, нам же тут так хорошо? – начал возмущаться я. - Леш, у меня с сентября начинается работа, дела, я не могу тут жить все время. Мой отпуск подошел к концу и мне нужно возвращаться, - Дмитрий с сожалением посмотрел на меня и тяжело вздохнул. – Притом, тебя нужно вернуть родителям, которые, наверное, уже крест на тебе поставили, а сами давно оплакивают. Представь, как они обрадуются тебе. Подумай о них. Я молча кивнул, опуская голову и наблюдая, как отросшая челка закрывает полностью мой левый глаз. Я понимал, прекрасно понимал, что нужно возвращаться в город, что такая жизнь вечно продолжаться не может, как бы я не хотел. Там мои родители, которые меня любят, ждут. Хотя, может уже и не ждут. Но смогу ли я жить, как раньше? Смогу ли закончить школу, спокойно гулять по улицам? Сомневаюсь. Я уже давно не тот, я другой, и мне пришлось рано повзрослеть и испытать на себе самые ужасные стороны жизни. Меня устраивала жизнь здесь, ведь только тут я ощущал себя в безопасности. И вот теперь мой маленький мирок, который я так тщательно строил, разрушается. Весь оставшийся день и вечер я ходил словно молчаливая туча. Все попытки Дмитрия развеселить меня не увенчались успехом. Он складывал в сумки свои вещи, мотался как заведенный, а мне-то и собирать было нечего. Все вещи, что дал мне Дима, состояли из пары штанов, футболок, рубашки и легкой ветровки, которая была мне великовата. Да и вообще, все его вещи висели на мне, как на вешалке, но я благодарно таскал их, так как больше носить мне было нечего. Дима приготовил в дорогу картошку, нажарил котлет и упаковал все это в пластиковые коробочки. Все, мы готовы были к отъезду. В последний вечер у костра, мы снова распили бутылку вина, поговорили по душам, я послушал уйму интересных рассказов и, уставший и захмелевший, вырубился прямо на подстилке у костра. Но проснулся я к своему удивлению не как всегда, в кровати, а на заднем сидении машины, которая тихо неслась по проселочной дороге. Я был укутан в плед, под головой подушка, короче, все удобства. - А как я здесь оказался? - сонно потирая глаза, пробурчал я, привлекая к себе внимание Димы. Он посмотрел в зеркало заднего вида, улыбнулся и снова уставился на дорогу: - Я перенес тебя. Ты так сладко спал, мне не хотелось тебя будить. Притом, еще ехать полтора часа, не меньше, так что, можешь поспать. Я отрицательно замотал головой и сел, всматриваясь в незнакомый мне пейзаж за окном. По бокам деревянные сельские домики, снующие по траве куры и гуси, лающая на нашу машину собака и лениво зевающий рыжий кот. - Нет. Не хочу. А сколько времени? - Восемь утра. Я решил выехать пораньше, так на дороге машин будет мало. Притом, дела в городе. В магазин нужно будет съездить, дома продуктов совсем нет. Привести все в порядок, постирать вещи и так далее. Ну, короче – дел невпроворот. - Понятно, - буркнул я себе под нос и вздохнул. Встреча с родителями и родным городом неумолимо приближалась. Но в отличие от Димы, гора дел меня не ждала. Скорее, неизвестность и страх. Но я решил для себя, что больше не буду ему обузой, и так доставил кучу хлопот. Поэтому промолчал и больше не нагружал его своими проблемами и страхами. Молча уставившись в окно, я старался ни о чем не думать. - Что то случилось, Леша? – наверное, заметив мое состояние, спросил Дмитрий. Я слабо улыбнулся и помотал головой: - Все хорошо. Просто волнуюсь. - Точно? Если что, ты можешь мне все рассказать о том, что тебя беспокоит. - Все хорошо Дим. Не волнуйся, - я снова улыбнулся ему, встречая ответную улыбку. Все-таки, я успел к нему за эти пару месяцев привыкнуть. Дороже него, кроме родителей, у меня больше никого не было. Но сказать ему об этом я не решался. А вот теперь мне придется с ним расстаться. И увижу ли я его снова, когда-нибудь? Кто его знает. Но я бы очень хотел. Так, за своими мыслями, я и не заметил, как мы въехали в город, который набирал свои обороты. Гул, суматоха. Жизнь кипит. Я всматриваюсь в родные улицы, парки, магазины и чувствую себя здесь чужим. Есть ли мне теперь место в этом мире? Смогу ли жить как прежде? Кто мне даст на эти вопросы ответ? Я называю Диме свой адрес и смотрю, как вскоре мы въезжаем в знакомый район, подъезжаем к родному мне когда-то дому у небольшого парка. Здесь ничего и не изменилось. Все так же. Но у меня лично было ощущение, что прошло не четыре месяца, а целый год с момента моего исчезновения. Дмитрий подъехал к моему подъезду и остановился, заглушая двигатель автомобиля. Его тяжелый вздох говорил о том, что ему тоже нелегко со мной прощаться. Но он это стойко скрывал за дружеской улыбкой. Отстегнув ремень безопасности, Дима повернулся ко мне. - Ну вот, приехали, Лешка. Тебе пора домой, к семье, - я молча кивнул и высвободившись из пледа, стал собирать в руки свои скромные пожитки, а точнее, подаренную книгу, кинжал и одежду, которую я бережно сложил и решил забрать с собой, как напоминание о Диме. - Я готов. Я так тебя и не поблагодарил, за то, что ты спас мне жизнь. Если бы не ты, не знаю, что сейчас со мной бы было. Хотя, знаю. Скорее всего, был бы на том свете. - Леш, не нужно о грустном. Все ведь хорошо. Я рад, что помог тебе. Ты очень хороший парень, и все у тебя будет хорошо. Вот, держи, если что, обязательно звони. Даже, просто поговорить, - мужчина протянул мне свою визитку, бархатного синего цвета, где золотыми буквами было выведено: «Дмитрий Власов, адвокат». Я тут же принял из его рук визитку и, засунув в карман рубашки, выдавил из себя улыбку. - Спасибо еще раз. Не забывай меня. Ну, я пошел, - кивнув ему на прощание головой, я выбрался из машины, еще раз посмотрел на Дмитрия и, больше не оборачиваясь, зашел в подъезд. Только внутри я смог расслабиться, но тут же почувствовал, как сводит горло, сердце болезненно сжимается, а глаза наполняются слезами. Неужели я так успел к нему привязаться? Что со мной? Почему так тяжело с ним расставаться? Ответа я не знал, как не знал, увижу ли дорогого мне человека еще хоть раз. Наконец, немного придя в себя, я отважился подняться на второй этаж и остановился у двери своей квартиры. Тихо, не доносится ни звука. Даже страшно узнать, что там за ней. Все ли живы, всё ли с ними в порядке? Минут пять я стоял как статуя, не шевелясь, пока сверху не послышались шаги и я понял, что пора убираться из подъезда. Я с силой нажал на дверной звонок, и он тут же разразился звонкой трелью. Тишина, я жму снова, шаги сверху приближаются. Я начинаю паниковать. Страх сковывает все мое тело. Но внезапно слышится щелчок замка, и дверь открывается. Я тут же вижу мать. Да, мою родную, любимую мать, которая смотрит на меня огромными от удивления глазами и не может произнести ни слова. - Привет, мама, - произношу я хрипловатым голосом и шагаю в тепло своей квартиры, оттесняя в прихожую женщину. Секунда, и дверь за мной закрывается, ограждая от внешнего мира, шагов, людей и опасности. Я здесь, я дома, и тут меня никто не тронет. Мать так и стоит, с недоверием глядя на меня, пока вдруг не начинает плакать. Слезы катятся по ее щекам, по подбородку, капают на воротник бежевого халата, а губы предательски подрагивают. И я не выдерживаю. Подскочив к маме, я заключаю ее в крепкие объятия и сам начинаю рыдать, как маленький ребенок, выплескивая все наружу. Так мы минут двадцать стояли в прихожей, обнявшись, не говоря ни слова. Нам было достаточно ощущений, которые мы испытывали. Только чуть позже, мы смогли оторваться друг от друга. Мать отвела меня на кухню, усадила за стол и начала кормить. - Ты так похудел. Боже, щеки впали, синяки под глазами. Какой ты, Лешка, худой, - повторяла она, накладывая мне пюре с котлетами. Хотя я есть особо и не хотел, но не желая огорчать мать, стал медленно жевать, поглядывая на бледную женщину. Только сейчас я смог ее получше разглядеть и отметил, что она тоже похудела, глаза потухли, даже как то осунулась. Видимо, мое исчезновение для нее просто так не прошло. Но я боялся первый начинать с ней разговор. Боялся услышать, как им было без меня плохо, сколько я доставил своим исчезновением им горя. Но мать как чувствовала и не спешила о чем-то меня спрашивать. Она как будто чего-то ждала. Так и есть. Через час пришел мой отец. Я знал, что обычно в это время, он был уже на работе, но, видимо, мать ему как-то позвонила, либо послала сообщение, так как к обеду он был уже дома. Отец вбежал на кухню и, подлетев ко мне, заключил в крепкие объятия. Я даже не ожидал такого напора, но с радостью обнял его в ответ, крепко сжимая руками. Я так был рад снова их увидеть, снова обнять. Это было чудо. К нам тут же присоединилась мать, обнимая нас с отцом, насколько хватало ее нежных рук. После мы уже втроем сидели на кухне. Папа достал бутылку коньяка и, разлив всем по стаканам, провозглашал тост за мое возвращение. Я был удивлен, так как отец раньше не пил, а тут отправлял в себя стакан за стаканом. Но я просто закрыл на это глаза, догадываясь, через что ему пришлось пройти. - Леша, что с тобой произошло? Когда ты пропал, мы думали сойдем с ума. Милиция так тебя и не нашла. Предполагали, что ты сбежал из дома, типа переходный возраст. Но мать говорила, что чувствует что-то неладное. Ну не мог ты просто взять и сбежать. Не мог. Я же тебя знаю, ты же мой сын, - наконец затронул больную для меня тему отец. Я знал, что этого разговора мне не избежать, но говорить все, что со мной произошло им, я совершенно не собирался. Незачем. А в это время отец смотрел на меня глазами, полными страдания и надежды. Что он намеревался от меня услышать, я не знал, но после моих слов, ему явно стало нехорошо: - Пап, меня украли прямо возле школы. Я ничего не помню. Они меня ударили чем-то по голове, и я вырубился. Очнулся в подвале. Там был еще мальчик, потом еще один, из моей школы, кстати. Как позже оказалось, нас продали в рабство, в котором я и томился, пока мне не удалось сбежать. Нас били, если мы не слушались, плохо обращались. Многие так и не выбрались оттуда… Я резко замолчал, вспоминая тех, кто там погиб, кто остался томиться, и мне резко стало нехорошо. Снова накрыла паника, отчаяние и счастливая, но страшная случайность, которая позволила мне выжить. - А мальчик, мальчик который пропал, как его звали? - внезапно спросила мать, касаясь моего плеча. Я заморгал, перевел на нее удивленный взгляд и вспомнил Ярослава, которого уже, наверное, нет и в живых. - Ярослав. Светленький такой. - Да, да, именно он. Точно. Его тоже искали. Вы пропали с разницей в пару дней. Сначала ты, потом он. Я даже с его матерью разговаривала, и она не сдавалась, говорила, что найдет его… Где он? Он жив? Мои руки похолодели, стало совсем неуютно на родной и теплой кухне. Я отрицательно замотал головой и опустил взгляд. - Скорее всего, нет. Он больше не вернулся в камеру... – я резко замолчал, так как услышал, как всхлипнула мать, а потом тихо заплакала. Ее тут же обнял отец, успокаивая, а я только тихо просил успокоиться, хотя сам нуждался сейчас в тепле и заботе. - Они поплатятся, я обещаю! – внезапно вскрикнул отец и направился в прихожую. – Я им устрою. Чтобы знали. Чтобы не повадно было… - бормотал он, одеваясь. Но я уже вскочил и выбежал в коридор. - Ты куда собрался? - В милицию, куда же еще? И ты все расскажешь им, напишешь заявление, так что, собирайся. - Отец, нельзя, я не пойду. Они не знают, что я живой. А если будет только хуже? - Хуже уже не будет. Ты представляешь, что мы пережили с матерью?! Мы тебя уже хоронили, не надеялись увидеть. Они должны за это заплатить. Не пойдешь ты, я сам пойду. - Отец, не надо, прошу. Это бандиты, они опасны… - Вот поэтому я их всех засажу за решетку. Всех уродов! – отец грохнул дверью и оставил меня в полнейшем шоке. Может он был и прав, но что-то мне подсказывало, что не стоило этого делать.