Осенние поцелуи

      Рома шёл по пустынной, залитой лучами фонарей улице, и мелко дрожал от лёгкого осеннего холода, что стремительно нарастал, идя с недавнего дня рождения одной из родственниц. В руках парня был телефон, где он листал песню за песней, но никак не мог найти нужную, поэтому в наушниках буквально был ремикс из песен Фейса, Доры, Радиотапка, АК47 и прочей ебалы, пока он не остановил своё внимание на… — Влетел с двух ног, ведь это Колян… Мокривский замер и нажал на паузу, фыркая. — Ну и что это за хуета? Откуда у меня Некоглай в плейлисте?.. — А это не у тебя.       Телефон предательски бы выпал из рук, если б наушники не спасли. Медленно повернувшись, Мокрица лицезрел чёрно-зеленые локоны, кажется, своего врага, и внутри у него похолодело. Смотрел тот на него ничем не выражающим взглядом, пустым буквально. Стример отвёл взгляд влево и двинулся в сторону, чтобы обойти, но его задержали, выставив руку вперёд. — Колени пристрелить или трахнуть? — холодным тоном вопросил, кажется — самый страшный для Ромы человек. И что же, это был какой-то квест, выбери, что похуже? Быть покалеченным или трахнутым? И причём тут второй вариант? — Нахуй пошёл, — парень пихнул тиктокера локтём, чтобы оттолкнуть и пробить себе путь, но Коля не дался. Затем до Мокривского дошло, что он должен был идти не назад, а вперёд, и обернулся, но Лебедев крепко стиснул его за тот самый локоть, которым пытались задеть его. — Ты ебнулся, да? — Заткнись. Ночами шляться по Москве не надо. Безлюдно, не боишься, что на маньяка наткнёшься? А? — прошептал буквально над ухом, отчего разоблачитель ещё больше содрогнулся от страха. — Знаешь, что я выбираю? Рома вздохнул, а затем бросил, стараясь унять расшатавшиеся вдрызг нервы: — Первое. — с уверенностью выдал тот, готовясь уже к тому, что ему хорошенько так ебнут в лицо, или живот, а может быть даже ждал пистолет, которым колени прострелят, но… — А вот и нет. Я выбираю второе. И пистолет у меня есть… — Но? — Никаких но.       Чужие руки ослабли, и в этом стример увидел выход, чтобы сбежать, только вот его резко схватили в охапку, прижимая тесно к себе, да потащили, кажется, к какой-то лавочке. Свет фонарей горел во всю, поэтому Мокрице удалось лицезреть холодную маску безразличия на отрешенном лице Некоглая. Поправляя зелёные пряди, парень спихнул того, укладывая на спину, и грубо стал стягивать брюки, холодными пальцами пробегая по чужому члену. Мокривский содрогнулся. — Насильник… ебаный…       Накрутчик не ответил, продолжая и дальше лапать в самых запрещенных местах, будто так и надо было. По ягодицам, с силой, до синяков сжимая, по ляжкам, вырывая злое шипение со стороны своего врага. — Заткнись. — мрачно бросил Коля. — Или будет больно. — Похуй. — Аналогично.       В чёрных глазах действительно было абсолютное безразличие. Он его насиловал абсолютно без эмоций. Теперь Роме хотелось плакать от ужаса. Насколько грубым будет его ненавистник, человек, которого он втоптал в грязь, человек, что хотел убить его? Безумный.       Холодный страх заполз под футболку трясущегося стримера, терзал отчаянием и кидал в такое состояние, когда по телу будто бы проехались лезвия — то были чужие пальцы, кои небрежно ползли с живота вверх, к горлу, в эту холодную, отвратительную погоду. Но он даже не касался его губами. Так — только грубо, как с не послушным сусликом обращался, пытаясь силой сдаться себе. Но Мокрица не сдавался — он пытался укусить и схватить Некоглая за горло, и в какой-то момент у него это получилось — но Лебедев даже не дёрнулся, продолжая так же отрешенно смотреть в чужие голубые глаза. Испугавшись этого равнодушного взгляда, Мокривский разжал руки, с тяжёлым вздохом понимая, что его тут сейчас возьмут силой. Может можно будет попробовать договориться? — Ты же не такой псих, Коля. Ты же не последняя конченная мразь… — Ожидаешь, что меня это остановит? Нахуй пойти не хочешь? Бесполезно — Рома знал это.       Пришлось упорно терпеть. И терпел он это всё даже тогда, когда в него грубо стали толкаться. Больно. Без замедления. Неприятно. Пиздец как гадко на душе, и отвратительно. Но знаете — всё иногда кончается. — Конченный. — последнее, что заключил разоблачитель, смотря прямиком в эти черного цвета очи, что без особых усилий пожирали его в эту грязную пустоту, без всяких слёз и эмоций. Он словно и сам становился пустым. Единственное, что все-же ощущалось среди этой непроглядной, ледяной темноты — скользящий по простате член, что достигал точек.       Первый тихий стон сорвался с его губ, и он даже не заметил, как чужие дрогнули.       Вбирая в себя всё, Мокрица больше не мог спокойно, хладнокровно реагировать на всё это. С каждым толчком становилось трудно сдержаться, ведь слишком сладкая вибрация, когда орган прокатывался по стенкам, буквально будоражила его изнутри. Чуть извиваясь, Рома старался делать вид, что всё нормально, но Коля уже что-то из этого приметил, двигаясь медленно, и разоблачитель всё же не устоял — стиснув челюсть, он постарался сдерживать вздохи и стоны, но всё это всё равно вырвалось из его горла, не сумевшее сдержать их.       Мокривский пока ничего перед собой не видел, крепко зажмурив глаза от остроты ощущений. А вот у Джокера они были открыты. И настолько широко, будто он увидел перед собой комету. Зрачки заполняли белки, словно чёрный тмин растекся по ним. Они словно пытались уловить все те новые эмоции, кои появились на розоватом лице его врага. Хотелось вдохнуть его запах, пройтись жаркими поцелуями по бледной коже, по призывно приоткрытым губам такого красивого цвета. Но он ведь не планировал это делать?       Сегодня он вообще не планировал никуда идти, или вообще что-то творить, просто вышел погрустить, вспоминая человека, которого вообщем-то должен ненавидеть. Но получалось точно наоборот. А когда увидел со спины — а Коля точно её узнал, — Рому Мокривского, что слушал музыку, внутри клоуна всё дрогнуло, и он решительно подошёл ближе. Тогда всё внутри него словно перевернулось. До костей пробрало. Накинув маску, Лебедев постоял немного, и двинулся буквально вплотную, решая, как же пооригинальнее напугать. Решение пришло спонтанно — камбэк на все случаи жизни, нахуй.       И он вообще не ожидал того, что сделает потом. Трахнул. Повалил на гребаную холодную лавку, в такую же холодную погоду, и насильно вынудил раздвинуть перед ним ноги, впуская в себя, в свою душу и тело, даря боль и негатив. А сейчас удовольствие. И это заставляло тиктокера умирать от восхищения и бушующих внутри чувств. Касаясь гладкой кожи на бедре, Николай притянул его к себе поближе, лаская ягодицы, отчего заставил наконец-то открыть глаза. — Почему ты так касаешься меня? — недоумевал Роман, смотря визави в глаза. — Че-то изменилось?       Некоглай всё ещё молчал, поэтому стример отбросил идею что-то узнать, и было уже закрыл глаза, чтобы вновь раствориться в неправильных чувствах, как Шоумен решился сказать. — Давно уже. Это было коротко, но очень тяжело.       А когда Лебедев получит в ответ яркую солнечную улыбку со стороны Ромы, то ему показалось, будто бы мир разошелся перед ногами. Стало так тепло, хотя на улице во всю играла с погодой хозяйка осень. И плотный кокон из света ярко сошёлся вокруг них на секунду. Всего на секунду, чтобы это всё осознать. Прижавшись наконец-то к мягкой шее, Коля горячо выдохнул в неё: — я люблю тебя.       А затем зубами впился в неё, оставляя красные следы. Засосы растеклись абсолютно везде, а стоны было невозможно терпеть, если вы бы прошли мимо этих двоих. Но джокеру слышать это было приятнее в миллионы раз, чем любые другие звуки в мире. Он стонал так под ним. Не отталкивал, не брыкался, а только с мольбой в голосе просил войти глубже и продолжать, продолжать, продолжать, пока ноги не сведёт от усталости. Наклонившись, накрутчик вошёл во всю длину, выбивая резкие вскрики со стороны партнёра, и вовлек Мокрицу в жадный поцелуй, терзая мягкие губы и несдержанно рыча в сей любовный акт. Ответив на поцелуй, стример сам его подписал, а прижав Колю к себе и заглянув в глаза — так и вовсе все ниточки адекватности оборвал. И сказал затем: — Я тебя тоже люблю, хоть ты и такой мудак. А теперь может закончим, и пойдём куда-нибудь? А то я чё-то замёрз.       Коля в ответ тихо рассмеялся и, мазнув языком по чужому подбородку под громкий стон, кивнул, двигаясь в горячем нутре между бедрами. — Ты от меня больше никуда не уйдёшь. И Роме было бы очень страшно сейчас, если бы не так хорошо. — Хорошо…– прошептал Мокривский в чужие губы, думая лишь о том, что не зря решил прогуляться сегодня по своему любимому парку.       А после мог думать только про обжигающую сперму у себя внутри, и о том, что сбился с наставленного в 2018 пути. Когда увидел его.       Когда так нежно сейчас прикоснулся к щекам, гладя по лицу, и получил в ответ нежный поцелуй в подставленную ладонь. — Я рад, что смог сдвинуть лёд между нами. Не надевай больше эту холодную маску на лицо. — Тогда и ты тоже. — кивнул на него Некоглай. — И я тоже. Я люблю тебя. — И я тебя. Пойдём уже, может?       Ночную тишину этой ночи пронзил звонкий смех двух любящих друг друга сердец. Слишком слащавый конец, прямо как их осенние поцелуи.