Я лучше тебя

Он совсем идентичен. Волосы и укладка, кожа с ее родинками, глаза, голубые словно небо после первого летнего дождя. Они сверкают, в них пожар. — С собой, — Он делает шаг, улыбаясь своими белоснежными зубами, — Да и ты не голубец, если с самим собой. Черное платье касается пола, босые ноги ступают совсем тихо и бесшумно, через кружево видна грудь и вставшие бусины сосков. — Что скажешь? Он совсем, совсем близко. Но Джон не спешит отстраняться или отстранять, его заинтересовал ход мыслей. Ведь он думает так же. — Тебе никто не нужен, кроме самого себя. — Приятный шепот собственного голоса щекочет уши. Теплая ладонь прикасается к бедру, а ее длинные пальцы ведут вверх, к отреагировавшему члену, легкое покалывание от которого разбегается импульсом по всему телу. Джон облизнул губы, желая поскорее избавиться от зуда скопившегося в них. Он прикусил нижнюю так, чтобы покраснела плоть, и бежевый превратился в алый. Двойник спустился на колени с полным слюны ртом. Голубые глаза, смотрящие с такой надеждой и желанием. Джон даже не подозревал, что может так смотреть. Большой палец проходится по обманчиво мягкой щеке, горячей и живой, по губам, толкается внутрь в теплый рот и прижимается подушечкой к скользкому языку. Он давит достаточно сильно, чтобы другой почувствовал, но недостаточно, чтобы сломать ему челюсть. — Я буду сосать тебе так усердно, — Его губы сомкнулись, плотно сжимая собою палец. Голова подавалась вперед, вместе с телом и руками, успевшими в незримый миг очутиться поверх его ягодиц. Несильно сжать, даже шлепнуть...Джон на этот жест почти никак не отреагировал, если не считать кроткого выдоха и закатанных за веки глаз. — Д...достаточно, — Легкий полустон вырвался из его горла. Он судорожно сглотнул образовавшийся комок нервов. Что же он такое делает? — И ты кончишь...— Тонкие пальцы скользнули под костюм. — Прямо себе в рот. Джон не уловил момента, когда с него сняли штаны, как и не уловил свой член, ставший пленником чужих тесных щек, горячего языка и неба. Это все не реально. Сейчас он откроет глаза, посмотрит вниз и увидит лишь собственную руку, которой сам себе дрочит, только рука. Свои мокрые от смазки пальцы проникающие внутрь и касающиеся обнаженной головки. Это они закрывают собой щель и не дают излиться, они... Он дрочит быстро, усердно так, как будто вечно практикуется...Толкается в манящую своей теснотой руку, и отстраняется, чтобы вновь и вновь проникать сквозь пальцы. Но есть одно но...обидное но...Пальцы не должны издавать стоны, не должны хлюпать или пошло причмокивать. Он будет вынужден открыть глаза, задержать дыхание и посмотреть. Блондинистые, подобные золоту кудри спадают россыпью на дрожащие веки с укрывающими их бесцветными ресницами. Джон видит, как ему хорошо, истинный аналог кайфа...как кого-то прет только потому, что он тебе отсасывает. Так, будто ты его персональный сорт героина, а он, наркоман в завязке, решивший вновь испытать утраченное чудо. Джон знает, что не продержится долго, если не перестанет смотреть прямо вниз. На себя, идеальную копию всемогущества. Вседозволенности...Он много мечтал о подобной фантазии, и вот она перед ним. На коленях, со слезящимися от счастья глазами, пухлыми и испачканными в смазке губами, поджатой челюстью и мягкими руками, которые все так же остаются на его ягодицах, побуждая толкаться вперед. Он кончил не сразу, его хватило еще на пять минут. Он кончил лишь когда чужие пальцы прошлись по ложбинке, и ануса коснулось тупое натяжение ткани. Легкая стимуляция, позволившая мозгу на короткий миг утратить контроль и расслабиться. Его тело напряглось, окаменело. Руки, так хорошо лежавшие на мягких волосах, сжались в кулаки, чудом не вырвав ни единого локона. Протяжное мычание, захаркивание и кашель сопровождали его все двенадцать секунд оргазма. Оба затихли, погрузив комнату в облегчающее молчание. Иногда Джон мог слышать, как бешено бьется его сердце и как раскрываются легкие при быстрых вдохах, а иногда он слышал, как бьется сердце двойника. Улыбчивое создание, детище ученых и науки. Прекрасное в своих грехах. Джон отошел, сделав всего один шаг, вынул член, уже обмякший, но по прежнему мокрый. Он спрятал его за подкладками костюма, вернув всего себя в первоначальный облик. Протянул руку, чтобы обвести подбородок и вытереть стекающую струю белой спермы. Ему было всегда любопытно, какой он на вкус. Какова на вкус слюна, кровь, смазка, сперма, просто, плоть...Ладонь была полностью в его власти, искрящаяся под светом ламп...и каждый чертов палец был по своему уникален, божественен, подобен ему самому. — Тебе понравилось...— Утверждающе заверил собственный голос, поднимаясь с пола. Джон не ответил, будучи полностью поглощенный самим собой. — И представь, — Его ненадолго прервали. Обе ладони опустить поверх его лица, вынуждая посмотреть прямо и опустить руки. — Что это может быть, каждый...день. И тебе никто не будет нужен К нему тянутся, но теперь уже, Хоумлендер, отстраняется. — Кроме меня. — Кроме тебя самого, — Кивнул перевертыш. Хоумлендер улыбнулся, обнажая зубы. А ведь он прав, ему никто не нужен, он сам со всем справиться, сам будет распоряжаться собой, и никто впредь не смеет ему указывать. — Ты прав, — Его рука коснулась черного платья, у кружева, маняще легко прошлась по груди и плечу, пока не остановилась на шее. — Мне достаточно только...самого себя. Противный хруст заставил его лицо сменить усмешку гримасой разочарования с отвращением. Некогда красивое лицо потеряло все краски, превратившись в пустое и безжизненное нечто, с поплывшими бровями и искаженными в ужасе губами. Еще чуть чуть и могли выпасть глаза, однако они все еще на своем месте, просто раскрыты. — Только себя