Наполнить жизнью одинокий дом

      — Помню, моя мать всегда сердилась, когда отец угощал после ярмарки пивом всех желающих, "поил даром всех городских бездельников и паразитов", как она это называла. Но сейчас я не могу не думать о том, что это была хорошая инвестиция, — сказал Кирес, когда оба поднялись в комнату, где ночевали, чтобы забрать оттуда пожитки Киреса.       Рей никак не откликнулся, и Кирес был не уверен, что мальчик его вообще слышал. Выглядел он присмиревшим и задумчивым.       — Этот тип здорово удивился, когда ты назвал его лжецом, — заметил Кирес.       — Он и есть лжец, — пробормотал Рей. — А еще он не знает, что клятва, к которой принудили силой и угрозами, недействительна.       — А откуда ты узнал, как меня зовут? — этот вопрос особенно занимал Киреса.       — У тебя на пряжке ремня выцарапано «Альми». А имя ты мне сам сказал.       — А если я этот ремень снял с убитого или купил подержанный?       — Ты? Снял с убитого? Смешно! — пренебрежительно хмыкнул Рей. — Купил подержанный? — мальчишка покачал перед собой кистью руки в итаркском жесте, которого Кирес не знал, но не усомнился в его значении. — И кольцо с буквой «А», подходящее на средний палец твоей левой руки, тоже купил подержанное? А сапоги из кожи двойной выделки, что сидят на тебе, как влитые, тоже с кого-то снял, да?       — Понятно, — кивнул Кирес и не удержался, чтобы не поддразнить мальчишку — слишком уж самоуверенным тот выглядел. — Скучный ты все же парень, Рей. Нет бы сказать, что это твое волшебное итаркское предчувствие подсказало мое полное имя и заодно точный день, когда я умру.       — Рейельд! — возмущенно вскинулся его собеседник. — А день, когда ты должен был умереть, уже в прошлом.       Кирес, который как раз забрасывал дорожную сумку на плечо, так и замер, чувствуя, как веселая ухмылка сползает с лица и по спине проходит холодок.       Перед его внутренним взором возникла широкая, вытоптанная лесная просека, стоящий над ней черный пороховой дым и леденящие кровь крики птиц. Кирес действительно должен был умереть в этот день… Лежа на холодной, ошеломляюще сильно ударившей его в затылок земле, ощущая, как горячая кровь заливает бок и как тяжелеет вся левая половина тела, он из последних сил цеплялся темнеющим зрением за растущие на обочине мелкие, тускло-желтые соцветия зверобоя, показавшиеся ему вдруг невыразимо прекрасными — так бы лежать и рассматривать каждую былинку, каждый лепесток, только не умирать. Именно тогда он поклялся, что если каким-то чудом выживет, то пожертвует двенадцать золотых монет в храм милосердной Ренизи.       С трудом стряхнув с себя некстати пришедшие воспоминания, от которых неприятно дала о себе знать, казалось бы, давно зажившая рана, он направился к выходу. Уже спускаясь по крутой деревянной лестнице, оглянулся на застывшего в глубине комнаты мальчишку, вздохнул и хмуро окликнул его.       Первую часть пути Кирес шел в мрачном молчании. Надо же, взял и сам взвалил на себя эту обузу. Мало того что Рейельд, как он изволит себя называть, настоящая язва, так еще и помощник из него вряд ли получится. И не потому, что он неловкий неумеха — всему можно научиться, было бы желание. А потому что желания у него нет и не будет. Зато чего будет в избытке, это сложностей и проблем.       Вот, кстати, очередная уже намечается. Ведь в Нирал Кирес завернул специально, чтобы перед возвращением домой поклониться богине. Но теперь выходит, что, хотя он совсем близко, а в храм так и не попадет. Внутрь с итарком невозможно. Немыслимо, да и не положено. Оставить его снаружи? Кирес замедлил шаг, с сомнением посмотрел на мальчика и покачал головой.       Нет, он, наверное, уже не сбежит. Но вот вероятность, что, оставленный без присмотра, влипнет в очередную неприятность, слишком велика. Да к тому же, где-то здесь все еще бродят господа Ленкар и Валс. Вряд ли они так быстро покинули город. Сталкиваться с ними Рею точно не стоит.       Ну что же, значит, в этот раз не получилось. Кирес не привык досадовать долго, особенно когда ничего не мог изменить в случившемся, и, покидая город, уже улыбался не по-осеннему погожему дню.       Когда они миновали городские ворота, стражники там стояли уже другие, незнакомые, но и они не заинтересовались Киресом. Возможно потому, что все их внимание было обращено на Рея, который с независимым видом держался слева от Киреса.       За воротами опять потянулись, как и вчера, унылые, коричневые осенние поля, время от времени перемежающиеся полосками озимой зелени. Дорога ушла на запад, обогнула осиновую рощу, и впереди показалась Нита. Но они не свернули на главную деревенскую улицу, наоборот, нырнули за зеленую изгородь, прошли по петлявшей между огородами тропинке, не встретив по дороге ни одного человека, и опять вышли в поля.       — Так мы не сюда? — нарушил затянувшееся молчание Рей.       — Мой дом относится к Ните, но стоит на отшибе. Отсюда его даже не видно, — кратко ответил Кирес. Он больше не сердился на мальчика, просто голова его была полна другим. Шагая, он погружался в прошлое. Тропа осталась той же, разве что немного заросла и сузилась, а может, это ему просто казалось. Окаймляющие ее кусты бересклета пламенели ярко-алым.       Воспоминания навалились запахами, звуками, каждый шаг приносил с собой новые. Киресу казалось, он узнает не только саму тропу, но и каждую ямку, каждую травинку, растущую на обочине. Сколько же раз он проходил здесь, бодро перебирая босыми ногами, или шагал осторожно, чтобы не запачкать новые сапоги, или брел, возвращаясь с кладбища и не замечая, куда ступает. Все эти Киресы из прошлого, единые с ним и все же другие, как призраки, сейчас сопровождали его. У каждого была своя история, и голова кружилась от противоречивых воспоминаний.       Алая стена кустарника, окружающего проселок, стала редеть. Запахло озерной водой и опавшими листьями.       Сам дом возник впереди неожиданно даже для Киреса. Он некоторое время жадно вглядывался в знакомый силуэт, темнеющий на фоне светлого озера. Дом выглядел нерушимым и вечным. С массивным — прадед строил на века — каменным основанием и каркасным верхним этажом из белой глины в перекрестьи деревянных балок и двухскатной крышей, крытой толстым слоем тростника.       Одна половина просторного строения могла использоваться для скота, но сейчас, конечно, пустовала. Другая — жилая с просторной кухней и центром ее, огромным камином. Из кухни можно было пройти в комнаты, построенные так, что в зимнее время их обогревало тепло от выходящей туда задней части камина.       Кирес некоторое время позволил себе просто постоять на месте, вглядываясь в знакомую картину. Так легко было верить, что сейчас он подойдет ближе и его, как прежде, встретит звонкий лай собаки, сбивающийся в нетерпеливое повизгивание, когда пес узнает его шаги, легкий запах навоза и сена, доносящееся из стойла добродушное пофыркивание, а главное — распахнув дверь, он застанет дома родителей. Увидит отца, вечно занятого хозяйственными делами, и мать, ждущую сыновей к ужину.       Сердце волнующе и сладко защемило, на несколько мгновений Кирес смог совершенно уверовать в собственные фантазии. А потом вздохнул и решительно шагнул вперед, из прошлого в настоящее.       Какое-то время он потратил на то, чтобы обойти дом снаружи, окинуть его придирчивым хозяйским взглядом.       Крышу давно не перестилали, тростник посерел, но вряд ли нуждался в немедленной замене. Северную стену в нижней части немного подмыло, должно быть, во время весеннего паводка. Нужно будет заняться ее починкой до наступления настоящих холодов. К счастью, балки не выглядели прогнившими. Значит, немного глины и песка исправят дело. Свежая побелка этой стене тоже не помешает.       Кирес неторопливо обошел задний двор, буйно заросший высокой некошеной травой и пожухлым бурьяном, осмотрел по пути отдельно стоящий сарай, из которого пахнуло неистребимым запахом коровы; утопленный в земле ледник, старые, но все еще исправно плодоносящие яблони, коптильню для рыбы и всюду отмечал в уме — что нужно починить, почистить и исправить. Под навесом возвышалась высокая поленница. На всем лежал легкий отпечаток запустения, но в остальном и дом, и сараи, и коптильня выглядели нетронутыми. Спасибо соседям, что не позарились на чужое добро.       С южной стороны дом выходил прямо на озеро. Огромное, правильной овальной формы, оно простиралось далеко на юг, так что противоположный берег едва виднелся на горизонте.       Здесь Кирес наткнулся на Рея, про которого успел почти позабыть от волнений при встрече с домом. Усевшись на нагретых полуденным солнышком деревянных мостках, тот увлеченно бросал в воду плоские камешки и наблюдал за кольцами, расходящимися по гладкой поверхности озера. И даже ухом не повел при появлении Киреса, хотя шаги, гулко раздающиеся по деревянным мосткам, не услышать не мог.       «Тоже мне, работничек!» — мельком подумал Кирес, — «нужно будет приставить его к делу». И тут же опять забыл про мальчишку, заметив в стороне лодку. Она сиротливо лежала на берегу кверху днищем. Кто-то выволок ее из воды, да так и бросил, даже не накрыл ничем. Позже надо будет посмотреть, не рассохлась ли она, не прогнила ли, нужно ли ее чинить или достаточно нагреть смолы в старом котелке и тщательно просмолить щели.       Рыбачить Кирес умел и любил. Как будто ведомый особенным инстинктом, выходя в озеро, он выискивал подходящие места, где можно было расставить сети, и на следующий день вытаскивал их из воды потяжелевшими от улова. Да, кстати, сети. Это еще одно дело, которым обязательно нужно будет заняться.       Осмотр дома изнутри Кирес оставил напоследок. Дверь на удивление беззвучно распахнулась перед ним. Внутри пахло не сыростью, а сухим, немного грустным запахом заброшенного жилья. Зимы у озера не бывали очень уж холодными и снежными, нужды в сенях не было, поэтому, войдя, гость оказывался сразу в огромной кухне. В этом просторном помещении могло поместиться несколько десятков человек. И не просто поместиться, а весело отплясывать весь вечер. Впрочем, те времена давно минули.       Второй этаж был нежилым и представлял собой, скорее, огромные открытые антресоли, на которых хранились остатки сладко пахнущего прошлогоднего сена и редко используемый инвентарь. Они простирались над всеми комнатами, а над центром кухни открывались, позволяя видеть балки, поддерживающие крышу. Туда вела узенькая деревянная лестница-стремянка с поперечными перекладинами вместо ступенек. Благодаря такому устройству кухня — сердце дома — была не только просторным, но и высоким — в два этажа — помещением. Врезанные в крышу маленькие слюдяные окошки наполняли ее светом вдобавок к окнам в торцах дома.       В центре кухни располагался огромный, обложеный диким камнем камин. Нужно будет аккуратно протопить его, следя за тем, чтобы не начался пожар, ведь если весь последний год здесь не топили, в трубу мог набиться всякий хлам. Что еще? Натаскать воды, смести пыль. Мысленный список Киреса пополнился еще десятком дел.       К тасканию воды он привлек Рея. Тот поморщился, когда Кирес вручил ему пару ведер, но все же без пререканий, хотя и без особого рвения, взялся за работу. Сам Кирес в это время занимался камином…       Вечером он честно поделился с мальчиком прихваченным из «Снулой рыбы» тушеным мясом с морковью и брюквой, которые разогрел в котелке. После ужина отправил его мыть котелок, а сам уселся на крыльце, не чувствуя ног. За сегодняшний день, полный первоочередных работ по дому, он так устал, что утренние события в таверне представлялись делом далекого прошлого.       Все-таки интересно, какое отношение эти неприятные типы на самом деле имели к Рею? Но расспрашивать об этом мальчишку, кажется, бесполезно. Если Кирес начнет настаивать, то разрушит то подобие мирного сожительства, которое вроде бы начало у них складываться.       Ну, как сказать, сожительства… Пока что Рейельд явно рассматривал его только как источник регулярного питания. Каждый раз, когда Кирес просил его что-то сделать, мальчик реагировал, как принц в изгнании, которым пытается командовать свинопас. Правда, как бы там ни было, какие бы гримасы он при этом ни строил, как бы ни фыркал, а поручения все же выполнял.       Вечер выдался тихим. Прозрачный воздух все сильнее пах осенней свежестью и близкой водой. Глядя, как красное солнце медленно заходит за горизонт, отражаясь в озерной глади, Кирес думал что, если Ренизи пошлет ему еще больше терпения, а мальчишке хотя бы немного ума, то они как-нибудь уживутся вместе.       Он улыбнулся, подумав, что сказал бы отец о таком «работнике». Хотя на самом деле хозяйство действительно нуждалось в рабочих руках. Или будет нуждаться, когда восстановится в прежнем блеске, когда сараи и стойла заполнятся скотиной, когда Кирес заведет пару хороших рабочих лошадей и еще одну, на выезд, а еще овец, кур и гусей. Обязательно гусей, белых и важных. Они будут расхаживать по берегу, громко гоготать и делать вид, что все здесь принадлежит им. Улыбка стала шире, когда Кирес представил себе эту живность, снующую повсюду. Упитанных, холеных коров, поросенка в сарае. Представил бочонки с молоком. Жирное, желтое масло, прямо из маслобойки. Гусиное жаркое на праздник сбора урожая. Хотя он был сыт, но рот все равно наполнился слюной.