Струна

Глава 1. Вадим почти дремал, удобно устроившись в кресле перед компьютером. Дома, наконец-то. Рядом с клавиатурой стоял недопитый бокал вина — он позволил себе расслабится после напряженной недели, когда каждый день то выступление, то перелет с концертом, то за рулем с самого утра до вечера и ночи без сна. И сплошные интервью, общение с совершенно разными людьми, бесконечные разговоры об одном и том же — он уже чувствовал, что заговаривается. Это выматывало и раздражало. Отдушиной были занятия с молодежью, как глоток свежего воздуха. И можно было не думать про чертов альбом… — Бздыннн… — внезапный звук в тишине не был громким, но Вадим дернулся от неожиданности. — Дууммм… — долгим протяжным звоном срезонировала на оборвавшуюся струну акустическая гитара. Ничего такого, сколько их было, этих струн, рвущихся в самое неподходящее время, больно бьющих по рукам… Это к смене всего комплекта, забота техников, он давно может позволить себе не заниматься такими мелочами. Еще раз вздрогнуть пришлось от звонка телефона. — Вадик, приветствую, — это был голос директора группы. — По поводу Тамани, у меня не очень приятные новости. — Снова перенесли, или отменили? — это было бы досадно. — Нет, все в силе. Маленькие неудобства — придется добираться из Москвы поездом. — Что? Ты с ума сошел? Трястись сутки, или сколько там придется времени потерять? — Вадик, — его собеседник терпеливо выслушивал гневные тирады, время от времени пытаясь вставить хоть слово в оправдание. — Вадик, ничего нельзя сделать, авиарейсы все отменили. Летите завтра в Москву, зато с самолета сразу на поезд. Отлежишься, выспишься, около полутора суток всего… Вадим в раздражении отбросил трубку, невидящим взглядом уставился на экран монитора. Он ненавидел поезда, эти качающиеся коробочки замкнутого пространства на колесах, из которых гарантировано не выбраться в течении длительного времени. В досаде залпом допил вино, поморщился, настроение было испорчено. *** Дмитрий Хакимов, он же Снейк, изящно поигрывал барабанными палочками, прислушиваясь к спору между своими фронтменом и гитаристом. Валера безуспешно пытался доказать что-то Глебу, но тот упрямо мотал головой и настаивал на своем. В качестве аргументов в дело шли звуки, извлекаемые обоими из своих гитар — это могло затянуться надолго. Дима даже не пытался вникать, это не его дело, такие звуковые тонкости. Мысли его были не здесь, на репетиционной базе, а на побережье Черного моря. Уже вечером, через несколько часов, он отправляется в путь — на фестиваль в Новороссийск с НАИВом — другой своей группой. Единственное неудобство состояло в том, что добираться придется поездом. Но это были такие мелочи, которые можно обратить себе на пользу — в дорогу Снейк уже запланировал себе развлечение и утешение в виде заветной фляжки, коробки со вкусняшками и альбома для рисования. — Как жаль, что вы не едете! — невозможно было удержаться, чтобы не подколоть своих товарищей. К его досаде, никакой видимой реакции не последовало, эти двое продолжали самозабвенно извлекать звуки из своих инструментов. — Море, солнце, пляж, девушки загорелые, длинные ноги, короткие юбки… — Дима не сдавался. — Изысканное общество музыкантов… — Чпоук — бздынн, — от резкого звука и последовавшего за ним ругательства Снейк уронил свои палочки на барабан и тарелку, чем еще более усилил какофонию. — Езжай уже и не еби мозги. Глеб сказал это без всякой досады. Отложил гитару с порванной струной, подул на ушибленный палец и засунул его в рот. Диме только это и надо было, он задвигался с поразительной скоростью, задержавшись только в дверях студии. — Ну, я там привет всем передам? — акцент на «всех» получился ненавязчивым, но вполне ощутимым. И он почти достиг цели — Глеб метнул в него тяжелый взгляд, но все же сдержался. — Да, обязательно передавай, и в зад поцелуй, от меня лично! *** Вадим с трудом скрывал раздражение: все вроде бы по плану, и самолет прилетел вовремя, и московские пробки в пределах разумного — к поезду успевали с приличным запасом времени. И все же он был недоволен всем и вся — полет в эконом-классе, равнодушная безликая толпа и суета Москвы, слишком назойливое внимание согруппников, ощущение опустошенности и соответствующее плохое настроение. Перелеты, переезды, поезда, вокзалы — рутина гастролирующего артиста, что может быть тоскливее? Разве что московские вокзалы. Разве что Казанский. Стояли, курили, не торопились — и как хорошо, что не успели разгрузиться. Внезапно выяснилось, что вокзал не тот! Поезд проходящий, из Питера, и он идет через какой-то новый Восточный вокзальный комплекс… В общем-то ничего страшного, оказалось недалеко, по полупустынной вечерней Москве без пробок доехали за пятнадцать минут. Вадим нервничал и дергался больше всех, как обычно. Досталось всем, техники старались не приближаться, прячась за ящиками с аппаратурой, Потапкин с Баранюком тоже держались подальше. Под горячую руку попали Каплев и Радченко — невозмутимому Андрею было привычно служить громоотводом, а Саша заметно расстроился. Ничего — успели погрузиться, размещались привычным образом уже на ходу. Вадиму можно было не заниматься этим самому — справились бы без него, и даже лучше. Но черт дергает за ниточки, подталкивает лезть во все детали, назло себе и здравому смыслу. Наверное, парни вздохнули облегченно, когда он отправился в свое купе, зыркнув напоследок недобрым взглядом. *** Снейковское хорошее настроение ничто не могло омрачить: к поезду на новый вокзал он успел вовремя, не слишком рано, не слишком поздно. Успел убедиться, что все в порядке, все и всё на месте, а главное, что на месте его фронтмен (другой) Александр Иванов, он же Чача, он же Человек и пароход. Из-за него, в основном, они попали на этот поезд, который следовал из Питера, откуда и вез Александра. К нему Дима и отправился в первую очередь после того, как загрузился в свое купе. Обычно они так и ездили в турах, по одному в купе, сторожами при инструментах и аппаратуре на всех остальных свободных полках. В этот раз было иначе, вместе с Александром ехал из Питера их новый гитарист Николай, молодое дерзкое дарование. И хотя Снейк чувствовал некоторую ревность, но возможно, это было к лучшему, иначе Чача озверел бы от двенадцатичасового одиночного путешествия всухую. Пока старые друзья — товарищи нежно обнимались и обменивались приветственными тумаками, гитарист деликатно удалился: Диме показалось, что несколько поспешно и с явным облегчением. — Да, — Чача проследил за взглядом своего директора и барабанщика, — Замечательный парень, очень умный и эрудированный, — в его словах чувствовалось «но», — Все мозги мне проебал, чувствую себя идиотом рядом с ним. Ладно, давай рассказывай свои новости. Как там поживает Валера и твой Самойлов? Чача обладал удивительной способностью настраиваться на любого собеседника — когда хотел или когда ему это было нужно; но иногда можно было наткнуться и на подколки. Снейка это в общем устраивало, главное, чтобы лидер Наива не срывался и не напивался. Пока было все в порядке, он закодировался, не употреблял, другим не позволял — Валера пал жертвой этого воздержания. Слово за слово, мужчины мило поболтали, обмениваясь новостями, сплетнями и чуть-чуть деловыми замечаниями. Поезд еще тащился по Москве, когда Дима предложил все же поспать и отправился в свое купе. Он вовсе не собирался спать вот так сразу — в планах была фляжка с ликером и минимум часок общения в сетях. Необходимо запостить пару своих новых фото с текущей информацией и, возможно, дождаться фидбека. Потрещать с кем-нибудь со взаимными комплиментами, прихлебывая напиток из фляжки и закусывая припасенными вкусняшками. Дима так размечтался, предвкушая удовольствие, что не замечал ничего. Не слишком удивился, когда с ним кто-то поздоровался в полутемном коридоре — не свой, кто-то чужой, но как-то смутно знакомый… Эта мысль догнала его уже на пороге своего купе, когда он только потянул за ручку. Дверь лениво поползла, открываясь, и он подумал, что ошибся — там уже кто-то был. Невысокий, кругленький, ладный такой со спины, с бритыми висками и собранными в кудрявый хвостик волосами. Мужчина развернулся на шум и вонзил в Диму острый взгляд темных глаз. — Бля… Ты? С одинаковыми словами мужчины смерили друг друга одинаково неприязненными взглядами. Дима первый пришел в себя. — Что ты тут делаешь? — Спать собираюсь, — голос старшего Самойлова был полон сарказма и сдерживаемого раздражения. — В моем купе? — Снейк решительно уселся на ту полку справа, которую облюбовал сразу. — Чо это в твоем? С какого…? — С того самого. Билет у меня сюда, вещи тоже тут, инструменты… Вадим мельком глянул на верхние полки в явном замешательстве. Хакимов уже понял, что случилось досадное совпадение, по закону Мерфи (закон бутерброда) — две группы, которые должны были выступать в один день, попали на один и тот же поезд, в один и тот же вагон. И то, что наиболее враждебно относящимся друг к другу музыкантам досталось одно купе, было дополнительным бонусом к этой ситуации. Нет, группы не враждовали, скорее наоборот. Музыканты и техники не только были знакомы и дружили, они даже иногда были общими — у Матрикса, Наива и нынешней команды Вадима Самойлова — благодаря «Агате Кристи». И только их лидеры, исключая Чачу, старались держаться друг от друга подальше на всех общих мероприятиях, где их сталкивали обстоятельства и концертная деятельность. Вадик, как всегда, был предсказуем — он не стал разбираться и пулей вылетел из купе. Змей остался один; злорадно улыбаясь, подумал, что так даже интересней получается, будет о чем рассказать. Он с удовольствием представил, как перекосится лицо Глеба от изложения подробностей этой поездки… *** Все дурные предчувствия обретали реальность — холодком неприятностей потянуло по спине из открывшейся с противным скрипом двери. Оставалось только обернуться и убедиться. Сердце сжалось и пропустило удар, один, другой. Разум сработал не зависимо — появившийся человек был всего лишь наваждением, тенью того, чего не могло быть. Язык в досаде ляпнул первое, что ему удалось выговорить. — Бля… ты? Вытянутая худощавая фигура, с казавшейся непропорционально большой головой, длинное узкое лицо, обрамленное черными волосами. И выпуклые голубые глаза, совсем, совершенно не такие как… Как у того, кто мог быть вместе со Снейком Хакимовым. Но не сейчас. Вадим знал, помнил, что на фесте они будут соседствовать с НАИВом, и неизбежны встречи с этим неприятным ему человеком. Но почему вот так сразу, с глазу на глаз? По каким таким неведомым законам именно здесь их свели обстоятельства? Он не мог, не хотел об этом задумываться; надо было действовать, чтобы разрешить эту ситуацию. Вадим рванул к проводникам — разбираться, выяснять, требовать. Вот только сердце стучало, щемило, не умещалось в груди, дыхания не хватало и так мало света было в коридоре. Темнота сгущалась и сквозь нее прорывались голоса, знакомые и чужие, тревожные. Кто-то звал врача — зачем, интересно? Надо электрика — со светом у них явные проблемы. Но и это уже казалось неважным, забывалось, растворялось, вместе со всеми чувствами, ощущениями, звуками, пока не пропало все…