Множество граней мироздания

Он поднимает глаза и видит перед ветровым стеклом стену слепящего до боли света. Раздается визг тормозов, и его с силой бросает в сторону, припечатывая к двери. Женский крик режет слух, он сам не понимает, когда за считанные секунды успевает сгруппироваться в плотный клубок и закрыть уши. Сила, с которой бампер машины врезается в дорожный знак, совершенно безжалостна, и в этот момент наступает абсолютная тишина. Никаких звуков, кроме двигателя и шелеста непрерывного дождя. Колеса, как сумасшедшие, вращаются в воздухе. Его желудок оказывается у него в горле, царапая его желчью. Резко включается радио, заставляя его вздрогнуть. Ужас переплетается с паникой и ему кажется, что он задыхается. Звук искажают атмосферные помехи. Он хватается за горло, мир перед глазами плывёт. В голове будто раздался звон колокольчика. Такого маленького, серебристого на фиолетовом шнурке. — Что ты вопишь?! Сам же сказал, что тебе нравится Ханьгуан-цзюнь, а теперь когда попал к нему домой, вдруг разревелся! У него стояло собственное завывание в голове, а нос щекотал мускусный запах осла, к которому он неистово прижимался, стараясь отмахнутся от звонкого юношеского голоса, наполненного неприкрытым раздражением. Он до боли закусил губу, глотая непрошеные слёзы. Голова теперь болела не только от удара, неприятных звуков, но и от потока непонятных разрозненных воспоминаний. — Ты… ничего не хочешь мне сказать? — Холодный, отчуждённый голос наполненный затаённой злостью и обидой. — Я не знаю, что должен тебе сказать. — Его затопило искреннее непонимание. Паника постепенно сходила на нет, он чувствовал себя абсолютно не так как должен. Спокойно. Собрано. Двигатель издает шипящий шум, а колеса вращатся — у него над головой. Машина перевернулась. Радио замолчало. Одна фара разбита, вторая периодически мигает. Он выпрямляется и через разбитое ветровое стекло, видит, как её луч освещает лес, как бы растущий вверх ногами, где легкий туман плавает между высокими, прямыми стволами. Вид свежей крови рождает другие воспоминания. — Нет, нет, нет, Вэнь Чжулю, Вэнь-гэ! Не уходи, ты не можешь бросить меня. Как только мы окажемся у отца, я попрошу его повысить тебя до приглашённого заклинателя высочайшего уровня! Нет, нет, нет, ты ведь спас меня, а значит ты мой старший брат, я уговорю его включить тебя в наш клан! И впредь ты станешь моим старшим братом! Даже будучи на первом этаже он отчётливо слышал этот визг раненой крысы. Он медленно наступил на старые деревянные доски лестницы. Раздался не громкий скрип. — В этом нет нужды. — Раздался другой голос, более спокойный и грубый. Он улыбается. Он явно чувствует страх с толикой решимости вперемешку. Но он не спешит подниматься наверх, делает это спокойно и размеренно смакуя чужую панику на губах. Слёзы с новой силой начинают течь из его глаз. — Мама?.. Папа?.. — Жалобно всхлипывает он протягивая вперёд руки. Он снова один. Их снова нет рядом. Грудь сковывает спазм, и он отдёргивает руки от ещё теплых безжизненных тел — он чувствует это всем нутром как раньше. Смерть на столько близка ему, что он научился видеть её даже по лёгкому флёру. И здесь явно была она. Ему не хочется верить. Не хочется снова терять дорогое. Но…оно уже произошло, и он никак не может это поменять или изменить. Дрожащими руками он отстёгивает ремень безопасности и падает на потолок машины. Он мычит от боли, что пронзила его левую лодыжку. Он находит мамину сумку глазами. Радуется, что она была с ним на заднем сидении и далеко не упала. Из машины получилось выбраться только через кое-как открытое окно. Дождь лил стеной, полностью смывая все слёзы и кровь с лица. Он отходит, кое-как ковыляя, подальше от машины, укрываясь под кронами деревьев и рыскает по женской сумке в поисках телефона. Найдя его, он выбирает нужный номер и подносит к уху. — Дядя Цзян…мама…папа… — Он громко всхлипывает, на секунду прикусывает губу пытаясь собраться. Голос его так и не перестаёт подрагивать. — …Умерли. Помоги.

***

Уже много времени спустя, он стоит в большом холле частного дома. Мягкая приветливая улыбка тотчас появляется на губах. Глаза светятся безудержным счастьем. Он склоняется в ответ на приветствие гостей, приветствуя молодого человека, брат стоя рядом с ним недоуменно на секунду дёргает уголком губ. Его вывело из строя на долю секунды необычное поведение Вэй Ина, что славится полным отречением от китайских правил вежливости уподобляясь западу. — Что-ж. — Цзян Чэн кривит губы в улыбке. — Попрошу вас пройти за мной в столовую. — Примем за честь, господин Цзян. Вэй Ин же не упускает ни единой возможности любоваться одним из гостей. Холодным, статным мужчиной. Но он отчётливо помнит нежность в золотых глазах, что сейчас поддёрнуты стужей. Мягкую незаметную улыбку и нежность нефритовой кожи. Этот человек так знаком, но в то же время нет. Далёкая и яркая, прямо как Сириус в созвездии Большого пса на небосводе. Когда они идут небольшой процессией по коридору, у Вэй Ин пропадает последний огонёк надежды. «Не помнит. Никто не помнит.» Даже спустя двадцать лет понимания…он надеялся до последнего. Груз невольной вины и обиды осел тяжёлым камнем в груди. Пропитанные красным белые одежды. Он тянется вперёд, обхватывает слабой рукой чужую ещё в которой теплится последний отголосок тепла. — Прости… Вэй Ин прогоняет марево воспоминаний, полностью возвращаясь в настоящее. Точнее пытается, фантомный металлический с гарью запах разъедает всё нутро даже сейчас. Но он не опустит руки. Не тогда, когда появился ещё один шанс пройти путь вместе. Как и тогда. До самого конца.