Прекрасное их погубило

Изуми которую он знал, не умела злиться подолгу. Ей была присуща вспыльчивость, но стоило провести пару часов в одиночестве и вот она уже с улыбкой на лице говорила с ним, забыв о недавней перепалке. Поэтому затянувшееся молчание в три дня, беспокоило его, и он не знал, как вести себя с ней. Сделать вид, что узнав правду, считает это пустяком и не своим делом, он не мог. Она не была посторонним для него человеком, чтобы закрыть на всё глаза. Он хорошо помнил то время, когда она вся поникшая пришла к нему домой и уткнувшись в грудь, отчаянно заплакала, сказав, что её отец сегодня ушёл из дома. Её отца он видел мельком, пару раз. Тот производил впечатление доброго и удивительно спокойного человека. Он редко бывал дома из-за работы, но когда приезжал, Изуми на всех порах спешила домой, пропуская их посиделки в библиотеке и вечерние прогулки. На несколько дней она выпадала из его жизни и хоть её лицо светилось от счастья ярче солнца, он чувствовал откуда-то взявшуюся грусть, смотря на неё. — Он сказал, что ему очень жаль… Что будет любить меня всегда…и…что это …для нас…меня ничего не изменится. Он всегда будет мне отцом… и… что я в праве его ненавидеть, — рыданья не давали ей нормально закончить речь. Она то всхлипывала, то задыхалась, то размазывала сопли по лицу, — что не стоит ненавидеть Нанако, — зубы её заскрипели, — а…я…я… не могу его ненавидеть…я люблю его… Я ненавижу эту…эту женщину, — она ударила его в грудь так сильно, что у него спёрло дыхание. Если бы не спустившаяся на шум его мать, бог знает чем могла закончиться её истерика. Мать заварила тогда чай с мелиссой и крепко обняв погладила по спине. Глазами сказала, чтобы он быстрее уходил. О чём они разговаривали, он не знал, но дом, Изуми покинула с сухими, хоть и полными боли глазами. Тётушка Хазуки была не в состоянии свыкнуться с новой реальностью и тем более помочь дочери пережить трагедию. Изуми всё чаще и подолгу оставалась в школе, либо у них дома, либо присоединялась к их с Шисуи прогулкам. Вначале друг воспринял это нормально и был рад помочь развеять грусть. Однако, со временем, третий человек в их компании стал напрягать. Не могли же они взять её в горы, пещеры, на опасный сплав по реке. Всё это было под запретом и узнай об этом родители, то им светил как минимум домашний арест на неделю, а затем вечный контроль. Изуми не сдала бы намеренно, но чисто случайно, могла сболтнуть лишнего; либо беспокоясь за них, поделиться опасениями со взрослыми. Поэтому приходилось идти на крайние меры, чтобы избавиться от неё. Это было жестоко, и оба понимали, что поступают неправильно, но другого выхода, на тот момент, они не видели, хоть на душе у них после этого было паршиво. Обычно Шисуи начинал подразнивать её, она начинала злиться, но пыталась совладать с собой, когда шутки становились более жёсткими, она сжимая кулаки, вскипала, хмуря брови и насупившись как маленький зверёк загнанный в ловушку, пыталась дать отпор. Однако злилась она очень забавно, отчего Шисуи с трудом удерживая смех, говорил ей, что в ней просыпается маленький волчонок. И это становилось последней каплей, Изуми издавала почти утробное рычание, а затем разворачивалась и убегала домой. — Она тебе нравится? — как-то спросил его Шисуи, когда они вытаскивали из кустов самодельный плот из бамбука, на изготовление которого потратили больше месяца. — Нет, — твёрдо ответил Итачи, чуть не споткнувшись о камень. — Тогда не понимаю, почему ты с ней возишься, — прищурившись от яркого солнца, Шисуи по колено зашёл в речку, поёжившись. Вода была холодной. — Она мой друг. — Друг? Я тоже твой друг. Но ты не делишься со мной своим обедом и не уступаешь очередь в столовке. Ты даже купил последнюю дынную булочку из-под моего носа, и отдал ей. А я между прочим их очень люблю, — улыбнулся Шисуи, почти захохотав. — Это другое. — Другое? Разве ты сам не сказал, что она твой друг, — протянул издевательски парень и взъерошил свои тёмные кучерявые волосы, которые давно нужно было подстричь. — Потому что она девушка. — Значит, ты всё-таки воспринимаешь её как девушку. — Да, но это не значит, что я должен испытывать к ней чувства. Она дорога мне, как друг и не более того, — твёрдо сказал он, поставив плот на воду, и протёр концом футболки вспотевший лоб. — Тебе ни разу не хотелось её поцеловать? — хитро прищурился Шисуи, запрыгнув на плот. — Что? Нет! — протестующе воскликнул Итачи, бросив самодельное весло другу, и покраснел как помидор. Они никогда не говорили о девушках, поцелуях, сексе. Всегда больше о будущем, кем станут и как изменят мир к лучшему, поэтому данный разговор его немного смущал и вгонял в ступор. — Прям, совсем-совсем? — Да! — возмутился Итачи и плеснул воду в лицо другу. Тот расхохотался и уронил весло в реку. Потянувшись, он достал и ударил слегка друга по ноге. Тот от неожиданности покосился и еле удержался на ногах, — Ты сдурел?! — странно, что до этого дня, он ни разу не представлял себе поцелуй с Изуми, хотя с другими девочками из своего класса мог представить не только поцелуи. Тошнота подступила к горлу, когда он вообразил, как его губы коснулись её бледно-розовых, немного припухлых губ. — А что ты почувствуешь, если увидишь, как она кого-то поцелует? — вопрос ему не понравился, Итачи нахмурился и оттолкнулся от берега. Течение подхватило плот и понесло вниз, вода бурлила и пенилась под ними. — Но она не будет никого целовать… — И то верно. Она в тебя по уши втрескалась, но ты так и не ответил, — плот подпрыгнул, налетев на камень. Ещё бы немного и один из них точно оказался бы в воде. — Втрескалась? — Только не говори, что не знаешь?! — закатил глаза Шисуи, щёлкнув языком. — Я тебя не понимаю. Почему ты всё сводишь к этому. Неужели между нами не может быть просто обычной дружбы. Она мне как сестра. — Она явно не дружить с тобой хочет. Поэтому лучше проясни это сейчас и скажи, как её воспринимаешь, чтобы потом не было слишком поздно. Нет ничего хуже напрасной надежды. Будь честен с девушками. Они часто неверно истолковывают наши действия. — А ты честен с девушками? — Я всегда честен с ними. — Как же — с укором произнёс Итачи, снял футболку и повязал на голову, чтобы не получить солнечный удар — я видел, как ты целовался с девушками на заднем дворе, на большой и маленькой перемене. — Мы просто спорили, кто лучше целуется в классе. Вот и всё, — сказал друг, разлёгшись на узком плоту, завёл руки за голову и прищурившись посмотрел на солнце, — Я бы не стал целовать девушку к которой равнодушен, но которая любит меня. Как-то возвращаясь домой вечером, после очередной вылазки, проходя мимо парка, он заметил Изуми. Она сидела на качели и вяло раскачивалась, ковыряя ногой песок. Она была вся в себе и даже не откликнулась на его приветствие, тогда подойдя вплотную, он, схватившись за перекладину, остановил качели. — Что-то случилось? — спросил он, присев на корточки, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но она отвела взгляд, тихо шмыгнув носом. — Уйди, Итачи. Я хочу побыть одна. — Извини, — проговорил он, думая, что она расстроена из-за их с Шисуи отношения. — За что извиняешься? — безжизненно спросила она, всё так же не поднимая голову. — Я…мы с Шисуи иногда перегибаем палку и… — Всё нормально. Я поняла, что третий лишний. Просто надеялась, что у вас хватит смелости сказать мне это в лицо, — она говорила настолько спокойно, что от её голоса пробегал мороз по коже. Подруга казалась опустошённой, мёртвой и тревога за неё охватило всё нутро. Он схватил лежащие на коленях руки, они были ледяными, хоть на улице было жарко. — Что с тобой? Изуми, посмотри на меня! — подруга одёрнула руку и вскочила с качелей. Слабый ветер развеял её длинные волосы в стороны, и он заметил, на левой щеке, алый след от пощёчины. В глазах её блестели слёзы и толкнув его, она хотела было убежать, но он успел схватить её за локоть и притянуть к себе. — Кто это сделал? — она молчала. Он обнял её крепко и поцеловав в макушку, прошептал вопрос. Её тело стало колотить мелкая дрожь. — Мама сказала, что я её предала. Я ушла со школы пораньше, чтобы увидеться с папой, он приезжал сегодня. Мама сказала выбрать сторону и без ответа не возвращаться домой. А я люблю их обоих, — Изуми смолкла, вцепившись в его футболку, продолжила, — у папы теперь другая семья, а у мамы, кроме меня никого не осталось. Папа не будет, наверное, сильно грустить, если я скажу ему больше не приезжать, — он разомкнул объятья и, схватив лицо руками, размазал пальцами солёные дорожки слёз. — Пойдём ко мне. Заночуешь у меня. Родители не будут против. — Я пойду к себе, — мотнула она головой, — мама будет волноваться и тебе пора. — Изуми, — догнал он её, она обернулась и грустно посмотрела на него, — завтра вечером, пойдёшь с нами к маленькому озеру? — В котором сом-людоед? — Я сомневаюсь, что он там есть. — Я пойду, если ты действительно этого хочешь. — Хочу, — ответил он. Больше отец её не приезжал и насколько он знал, они прекратили любое общение. Тогда он был свидетелем их семейной трагедии и не мог ничем помочь. Видел её страдания, но не мог облегчить её боль. А сейчас, она и сама разрушает чью-то семью и себя одновременно, он знал, что она съедает себя за это потихоньку и эти отношения не несут в себе ничего хорошего. Она словно мотылёк, летела на свет, чтобы, в конечном итоге, сгореть. Кем бы ни был этот человек и как бы сильно она его не любила, он уже его ненавидел и считал подонком, запудрившим мозги подруги. Он должен открыть ей глаза и помочь выпутаться из коварной сети паука, иначе он её потеряет. Если бы только Шисуи был рядом, — подумал Итачи, — он бы точно нашёл выход.