Прекрасное их погубило

Всё изменилось за несколько минут, привычные границы размылись и скрылись за туманом неопределённости, как только Шисуи зашёл в квартиру. Изуми молчаливо прошла за ним и потирая руки о штаны, не знала, с чего начать разговор. Собственно, и он был в растерянности — рассматривал книги на полках, покашливал в кулак, не решаясь что-либо сказать. Обычно бойкий и самодовольный, сейчас робко поглядывал на неё исподлобья и быстро моргал, стоило встретиться с её взглядом. Может быть, она и впрямь его не знала, и за дерзостью таился стыдливый парень? Наблюдая за его подрагивающими пушистыми ресницами, Изуми невольно улыбнулась, прикоснувшись к губам. Вспомнился недавний поцелуй и приятное тепло внизу живота. Она прикусила нижнюю губу и тут же покрылась румянцем, заметив, что он пристально наблюдает за ней. Испугавшись, девушка подскочила на месте и стрелой направилась на кухню, не глядя достала что-то из холодильника и, вернувшись к себе, закрыла дверь и бросила двухлитровую бутылку молока на кровать, чуть не засмеявшись в голос. Как же нелепо она выглядела, протаскивая её в комнату. Похлопав себя по щекам и глупо улыбаясь, высунула голову из-за двери. — Если тебе что-то нужно… бери не стесняйся, — зачем-то ляпнула она, в то время как он давно чувствовал себя как дома. Шисуи задумчиво улыбнулся, присев на диван. — Я …мне тут кое-что нужно доделать, — она сделала паузу и посмотрела вверх. Вранье всегда давалось ей с трудом, — по работе. Потом можно чай попить. Или если, — замялась, нервно трогая ручку двери, — если хочешь лечь спать, я дам футон и одеяло. — Я подожду, — закинув ногу на ногу, и расслабленно облокотившись о подлокотник, он подпёр рукой подбородок, — тебя. — Эм, хорошо, — протянула она, — я быстро. — Может я тогда чайник поставлю? — Можно, — ответила Изуми, быстро скрывшись за дверью. Опрокинувшись на кровать и обняв бутылку молока, она свернулась калачиком, осуждая себя за эгоистичный выбор, ведь ей всего на всего не хотелось оставаться снова одной, это было не честно и жестоко по отношению к Шисуи. Ей ли не знать боль от напрасных надежд. Сможет ли она ответить взаимностью на его чувства, когда ни разу не испытывала к нему никакого влечения, и не видела в нём мужчину, с которым можно построить отношения. Он был интересным собеседником, приятным парнем, знакомым из Конохи, другом Итачи, подростком который любил над ней подшучивать и выводить из себя и, пожалуй, на этом всё. Девушка перевернулась на правый бок, подложив ладонь под щёку, стала сомневаться в искренности его признания. «Может, ему что-то от меня нужно, — пришла ей в голову абсурдная мысль, — не может же в самом деле она ему нравиться?». Соскочив, Изуми подошла к зеркалу и покрутившись, стала рассматривать себя. Парни говорили, что она довольно милая и у неё красивая улыбка, но вот невысокий рост и худощавое телосложение не будоражило их умы. В свои двадцать пять она выглядела на восемнадцать, из-за чего пациенты в больнице просили вызвать врача, а не зеленую студентку. Это её частенько задевало. Будь она как мать: высокой с яркой внешностью, может, всё в её жизни сложилось бы по-другому. От мамы ей достались лишь большие раскосые глаза и изящные тонкие запястья. — Ты и так красива, — сказала ей как-то мать, выбрасывая в мусорное ведро, недавно приобретённую на деньги отца косметику, — а теперь иди и смой этот боевой расскрас, — сказала она, толкнув её в ванную комнату. — Ну, ма-а-ам, — всхлипнула, Изуми, размазывая потёкшую тушь, — все красятся у нас в классе. — А ты не всё, — жёстко отрезала Хазуки, включив кран. — Я же не в школу так пойду, а погулять. Из-за тебя меня и так называют гадким утёнком. Мне ничего нельзя, тогда переведи меня в другую школу! — Какая же ты дурёха, — взяв полотенце и смочив тёплой водой, она подошла к ней и протёрла чёрные разводы, — пусть говорят что хотят… — Но я не такая красивая, как ты! Я и вправду гадкий утёнок. — Красота она не здесь, — впервые за долгое время мать мягко улыбнулась ей, потрепав по щеке, — а здесь, — и коснулась груди, — и эта красота есть не у каждого. И в конце концов гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя. В то же время в его лёгком касании, в словах, в растерянном и испуганном взгляде крылось что-то чистое, хрупкое. Ей даже на мгновение показалось, что он давно хотел признаться, но Изуми быстро отогнала бредовую мысль, поскольку Шисуи любил над ней подшучивать, и она бы не удивилась, если бы в один день он признался, что разыграл её. Она вспомнила историю одногруппницы, которая нашла записную книжку своего парня и открыв, ужаснулась, тут же порвав на мелкие кусочки. — Вы представляете, — брызжа слюной, и негодуя, рассказывала девчонкам, — этот урод…у него целый список был с кем переспать! И я была пятнадцатая! Пятнадцатая! Может, и у Шисуи был такой список, и поставив галочку напротив её имени, он исчезнет из её жизни раз и навсегда, как когда-то исчез Итачи, даже не попрощавшись. Всё же жестокость не была присуща ему: он выслушивал часами её нытьё по поводу отъезда Итачи, подставлял плечо, подбадривал. Он видел, как она тяжело и долго оправлялась от расставания и навряд ли хотел скинуть в ту же пропасть снова, хотя порой не со зла он больно бил правдой по лицу. — Привет, — сказала Изуми, поставив тарелку с едой на письменный стол. Сев на стул, скрестив ноги и трогая лёгкую ткань летнего платья, рассматривала надписи на гипсе, и прочтя: «жизнь удалась», улыбнулась, подняв глаза. Шисуи убрал под подушку комикс и косо посмотрев на тарелку с онигири, опустил загипсованную ногу на пол, гулко ударив по поверхности. Его голубая футболка была помята и на синих шортах засохли несколько капель соуса, отчего ей захотелось взять влажную салфетку и оттереть пятна. Вцепившись в край кровати, мальчишка слегка наклонился к ней, вопросительно приподняв густые брови. — Твой отец приходил к нам на днях, принёс пионы. Он сказал, что ты почти ничего не ешь. Мама сказала… — Отнести еду в знак благодарности, — закончил он, прервав её речь. Его голос звучал грубо и немного агрессивно, она тут же ссутулила плечи и отвела взгляд. Мать, действительно приготовив карри, велела занести Шисуи. Подумав, что его он есть не будет, Изуми решила приготовить онигири с угрём, которого дома никогда не было (Итачи как-то говорил, что друг их безумно любит). Быстро сбегав в магазин и потратив свои немногочисленные деньги, она слепила кривые шарики, обсыпав кунжутом. Ей подумалось, что он тоже грустит из-за отъезда друга, и хоть они не особо ладили, но ей хотелось приободрить его, чем-то порадовать. Ведь все его знакомые начинали готовяться к отъезду в университет, а он видя, как остаётся один, скорее всего, испытывает одиночество и тоску. Да и сидеть целыми днями в комнате со сломанной ногой — тяжко и тошно. Взяв контейнер с карри и тарелку с онигири, она направилась к нему в дом. Дверь была открыта и тихо проскользнув, поставила контейнер в холодильник, прикрепив записку с благодарностью за цветы. — Он не писал, — изрёк он, потянувшись к костылю, — передай маме спасибо. Она поднялась, чтобы помочь, но он слегка ударил по её руке. — Не надо, я сам. Я не беспомощный, как может показаться. — Я не хотела чем-то тебя задеть, — пролепетала она, поняв, что он неправильно расценил её жест, — просто хотела помочь. — Я знаю, зачем ты пришла, — она потупила взгляд, сжав кулачки, — говорю, он не писал. — Я пришла не из-за Итачи, — подняла она глаза, голос её подрагивал, — хотя не буду лгать, надеялась узнать хоть какие-то вести о нём. Я подумала, — закусив нижнюю губу, нервно посмотрела по сторонам, — подумала, что ты тоже по нему скучаешь. — Я не буду твоим утешением. — Я не ищу в тебе утешения! — возмутилась она вспыхнув. — Тогда… — не успел он закончить, как на пороге комнаты возникла девушка в коротких джинсовых шортах и топе. — О, Шисуи, — лилейно пролепетала гостья, держа в руках пакет с мандаринами. Её глаза сузились в маленькие щёлки, губы, вымазанные розовой помадой, скривились, — я, кажется, не вовремя. — Нет, Изуми уже уходит, — холодно сказал он, даже не взглянув на неё. Изуми почувствовав себя полной дурой, мягко улыбнулась. — Да, я уже ухожу. С того дня нога не ступала на порог его дома и когда мама, просила навестить его, находила тысячу причин этого не делать. Итачи больше не было и повода терпеть общество друг друга тоже. Как-то под конец августа, Изуми случайно заметила его в парке и ускорила шаг, делая вид, что не видит, как Шисуи догоняет её. — Изуми! Изуми! Да постой же ты! — схватив за руку, встряхнул он её, пытаясь остановить. — Ах! Привет! — удивлённо воскликнула она, мило улыбаясь. Солнце светило в глаза, и девушка прищурилась, прислонив руку ко лбу. — Извини, не заметила. В наушниках была. — Не ври, — широко улыбнулся он, обтерев рукой потный лоб. Он сильно оброс, и красивые чёрные крупные кудри теперь отливали блеском. Она немного понимала девушек, которые вились вокруг него, в нём было некое очарование. — Извини за тот раз, я был резок. — Всё в порядке. — Нет, я правда повёл себя некрасиво. Не знаю, что на меня нашло. Встал не с той ноги, — засмеялся он, оттянув ворот взмокшей футболки. — Правда всё в порядке. Твоя нога? — Сняли как полторы недели, было странно снова наступать на ногу, казалось, рассыпется. Ты домой? — Нет. — А куда? — В библиотеку, — ответила девушка, взглянув вдаль. — Но сегодня же воскресенье и каникулы, — сгримасничал он. — Городская библиотека работает. — Я тебя провожу. — Не стоит. — К гадалке не ходи, ты на меня злишься, — нервно потерев шею, он продолжил, — и имеешь на это полное право. Я хотел извиниться, но не находил смелости. Думал пошлёшь куда подальше. Не оправдание, но всё же… Я струсил. — Всё нормально, правда. Я совсем не злюсь. Я пришла не вовремя, твоя девушка… — Нет, ты не так поняла. Между нами с Кику ничего нет, — замахал он быстро руками, прервав её, — мы ходили вместе на подготовку. Она как-то узнала, что со мной приключилось, и решила навестить. Я не приглашал её, — Изуми выгнула бровь, не понимая, к чему он клонит. Будь то Кику или Нана, ей как бы всё равно. Есть ли между ними, что-то или нет, её это не касается. — Я хотел сказать, Итачи написал мне, — выпалил он, она чуть не задохнулась. Шисуи взъерошил свои волосы, откидывая непослушные пряди назад. — Правда? Когда? — нервно заворачивая провод от наушника на указательный палец, спрашивала она, бегая по его лицу глазами. — На той неделе. — Как он? — взяв его за руку, спросила, чуть придвинувшись к нему. — Говорит, что погода ужасная и первые дни оборвало провода. Саске жутко напугался, когда дерево разбило стекло. Вот почему он и не писал, не было связи. Ей хотелось быстрее бежать домой к компьютеру, чтобы заглянуть в почтовый ящик. Хоть она каждый день проверяла, но, может, проглядела. — Я сказал ему написать тебе. Он напишет, как освободится. Сейчас у него слишком много дел, приём документов в новую школу, обустройство дома. Он сожалеет, что не попрощался с тобой. Говорит, спешил и из головы вылетело. Теперь вот боится тебе писать. — Правда? — просияла она, сердце забилось сильнее, стоило только представить Итачи. — Ты же сказал ему, что я совсем не злюсь…но разве по моим письмам непонятно, что я не держу на него зла. — Ну это же Итачи, — добродушно сказал он, пожимая плечами. Заварив чай и сделав бутерброды, боясь взглянуть друг другу в глаза, они молча размешивали ложками сахар. Когда их руки случайно соприкасались, виновато одёргивали, кротко улыбаясь друг другу, словно школьники. — Ты завтра работаешь? — откашлявшись спросил Шисуи, добавив в чашку пятую ложку сахара. Изуми приподняла бровь и, отпив свой чай, чуть не скривилась от невозможной сладости, она не помнила, сколько туда всыпала, но по вкусу не меньше десяти. — Нет. — М-может сходим куда-нибудь? — осторожно спросил он исподлобья, и с трудом сглотнул по-видимому тоже до ужаса приторно-сладкий чай. — Можно, — нерешительно ответила она, подперев ладонью щёку, — а куда? Теперь это было свиданием и от этого Изуми чувствовала неловкость. В голове тут же возникло тысяча вопросов: будут ли они держаться за руки или целоваться; обнимет ли он её или будет держать дистанцию; как ей поступить, если ей совсем не захочется близости с ним. Если она оттолкнёт его, не заденет ли тем самым его самолюбие. Ей хотелось сохранить доверительные отношения, которые у них возникли, даже если ничего не сложится. — Можно в кино, — ответил он, почесав нос, — или… — Да, давно там не была. Надо только заранее купить билеты, чтобы места были нормальные, — потянулась она за телефоном. — Не переживай, я всё организую. Мне днём кое-какие дела нужно уладить, не против вечернего сеанса? — Эм, да. Хорошо, — замялась она, представив поцелуи на последнем ряду. — Мне кажется или ты теперь меня боишься? — улыбнулся он, и она заметила резкую смену его настроения. Словно он сбросил маску и вернулся к прежнему Шисуи, который её задирал.— Я же прав, что ты подумала о последнем ряду, пустом зале и… — Прекрати, — воспротивилась Изуми, вспыхнув. Ей стало стыдно за свои мысли. — Я ведь прав, — с интересом изогнул он бровь, и она заметила, что в его взгляде заплясали чертята. Поняв, что он не отстанет, если не признается, она кивнула. Поднявшись, вылила чай в раковину. — Ты бы хотела, — сказал он прямо над ухом, девушка подпрыгнула от неожиданности, удивляясь тому, как быстро и бесшумно он возник подле неё. Схватив выскользнувшую чашку из её рук, он повесил на крючок и протёр руку о кухонное полотенце, что весело слева от неё. Её бросило в жар, захотелось выбежать на улицу и подышать морозным воздухом. — Шисуи, ты сказал, что дашь мне время. — Я и даю, — сказал он, поднимая руки. — Я ничего не делаю, просто спросил. Ты бы хотела? Лучше спросить заранее, чем получить потом по голове. — Не знаю, — ей казалось, что щёки стали пунцовые. Странно, но она хотела ощутить его руки на себе. Он улыбнулся, выйдя из кухни, что-то насвистывая под нос. — Футон и одеяло. Спокойной ночи, — сказала она, достав из шкафа и положив на диван, и спешно направилась к себе. — Спокойной, — расстелив, ответил он. Как только она нырнула под одеяло, из комнаты донеслось, — Если вдруг станет страшно или холодно, можешь позвать меня к себе. Я не буду противиться и строить недоступного. — Дурак, — крикнула она, выключив светильник. Он засмеялся. Изуми тихо хихикнула, и зарывшись с головой, уснула со счастливой улыбкой.