See you in the sunlight

Меч-кладенец прорезал водную гладь, и поверхность озера прошило электрическим разрядом, будто по ней ударила молния. От неминуемой яркости Ваня невольно зажмурился. Вода вспенилась и забурлила, взвился едкий запах дыма. Рукоять меча вибрировала в руках, заставляя Муромца со всей силы вдавить лезвие в озеро. Тьма не хотела уходить, Ваня физически чувствовал ее сопротивление. На секунду ему даже показалось, что силы меча-кладенца не хватит, и его путешествие в прошлое было пустой тратой времени. «Ну давай же», — сквозь зубы процедил он. Руки тряслись от напряжения, перед глазами встала белая пелена. И вот наконец движение воды прекратилось. Тьма словно выкипела, оставив после себя лишь чистую воду — такую прозрачную, что сквозь нее стало видно россыпь камней на дне. Ваня тяжело выдохнул, выпрямился и рукавом вытер пот со лба. «Нужно будет купить абонемент в качалку», — подумал он и поднял меч. Возвращаться в будущее стало чертовски страшно: теперь Муромец понятия не имел, что ждет его там. Может, воображаемая злая копия права, и он на самом деле не рождался? Ваня усмехнулся. Небольшая цена за жизни всех его друзей. Он собирался открыть портал домой, как вдруг заметил движение на опушке леса. Микула стоял у дерева и, похоже, все это время наблюдал за ним. Вид у него был то ли испуганный, то ли восторженный, — с такого расстояния нельзя было сказать наверняка. Ваня покачал головой, когда парень медленно двинулся к нему. — Я же попросил тебя пойти домой, — дружелюбно сказал Муромец, когда Микула подошел ближе. — Неужели тебя там не ждут? Парень ничего не ответил. Он заинтересованно смотрел на меч-кладенец в руках Вани: узнал, скорее всего, чертеж Белогора. Муромец понял, что попал. Он не мог открыть портал и сбежать сейчас (что, если Микула пойдет за ним?), но и не мог хоть как-то объяснить свое присутствие или ответить на вопросы. Ваня просто стоял на месте и сжимал рукоять меча, пока мальчишеский взгляд рассматривал его с ног до головы. Видимо, Микула окончательно пришел в себя, и мысли о тьме теперь сменились интересом к чужаку. Так прошло несколько минут. Муромец быстро огляделся, ища повод переключить внимание парня. — Темнеет уже, — начал он и кивнул в сторону неба, на котором расползались свинцовые тучи, — да и дождь, кажется, собирается. Тебе лучше вернуться в город. Микула посмотрел на небо вслед за ним. Ваня почувствовал, как ему на голову упала холодная капля. Дожди в Белогорьи были не частым явлением, но к мрачной атмосфере озера не хватало только ливня. Он так глубоко задумался, что не заметил, как Микула подошел ближе и вдруг взял его за запястье свободной руки. Ваня вздрогнул. — Что ты делаешь? — спросил он, когда парень потянул его вслед за собой, но никуда не пошел. Микула еще пару раз подергал Муромца за руку, не пытаясь сдвинуть с места: понимал, видимо, что не сможет. Только посмотрел странно, в больших черных глазах скользила мольба. — Я не могу пойти с тобой, — спокойно сказал Ваня, глядя ему в глаза. — Ты должен вернуться к себе домой, а я — к себе. — Белогор гневаться будет, — внезапно произнес Микула совсем тихо и отвел взгляд, — за то, что воротился поздно. Ваня впервые услышал его голос: неуверенный, какой-то затравленный и немного хриплый, будто парень разговаривал совсем редко. Да и вид его в целом был изможденный, глаза по-прежнему оставались чуть красными от слез. «Никогда я счастлив не был», — прозвучали в голове слова Кощея. — Обижают тебя, что ли? — спросил Ваня, не ожидая ответа. На ум пришла собственная несладкая жизнь в приюте. Он вздохнул и наконец решил: — Ладно, пойдем. Но перед тем, как двинуться в город, он спрятал меч-кладенец: положил в густой кустарник, а сверху придавил стволом упавшего дерева, — в этот раз вряд ли кто-то бы стал искать. Микула внимательно следил за всеми его действиями, и Ваня заподозрил неладное: неужели хочет украсть меч? На всякий случай он убедился, что дерево лежит достаточно плотно, и просто так сдвинуть его не получится. Отряхнул руки, чувствуя, как дождь начал капать все чаще. — Ну веди, — сказал он, хотя и сам прекрасно знал, как добраться до Белогорья. Микула двинулся в чащу леса, и Ваня последовал за ним. Слабый свет едва ли проникал сквозь кроны вековых деревьев, и оттого стало совсем темно. Муромец больше смотрел себе под ноги, чем по сторонам, чтобы случайно не свалиться. Микула рядом спокойно лавировал между деревьями и кустами: он изучил эту дорогу, видимо, слишком уж хорошо. Они больше ни о чем не разговаривали. Насколько Ваня помнил, идти им нужно было еще около пятнадцати минут, если двигаться быстрым шагом. Украдкой он достал телефон и посмотрел время: 21:05. Всего несколько дней до убийства Белогора, которого, как Муромец надеялся, уже не произойдет. Они преодолели половину пути, когда дождь заметно усилился. Ваня тихо выругался, огляделся по сторонам: спрятаться и переждать было решительно негде. — Нужно поторопиться, — сказал он и заметил, как стремительно намокает одежда Микулы. — Ну да, а зонты — это кто? Нельзя было допустить, чтобы он заболел: кто знает, как изменится будущее? Ваня быстро снял кожаную куртку и протянул ее парню. — Держи. Микула посмотрел на него и лишь отрицательно помотал головой. — Держи, говорю, — повторил Ваня, но реакция была той же самой. — Ничего с годами не изменилось. Он поднял куртку над головой, чтобы использовать ее как зонт, и сам подошел к парню. Однако сделал это, похоже, слишком резко — Микула отшатнулся от него на шаг, как запуганный зверек. Ваня остановился. — Я ничего тебе не сделаю, — сказал он максимально спокойно и тихо. — Просто не хочу, что бы ты промок. Микула посмотрел недоверчиво, но все-таки встал рядом — осторожно, стараясь не задеть Муромца. Последний вздохнул и пошел дальше. Идти быстрым шагом теперь оказалось невозможно. Импровизированный зонт стеснял движения, зато волосы и хотя бы часть одежды оставались сухими. О том, что случится с телефоном в кармане джинс, Ваня не хотел даже думать. Гораздо важнее сейчас было довести парня до дома в целости и сохранности, как-нибудь оправдаться перед Белогором и сбежать назад в лес. Задерживаться еще дольше он не планировал, не мог себе позволить, хотя ему в какой-то мере было интересно посмотреть, как город выглядел тысячу лет назад. Вряд ли Ваня увидел бы что-то новое: Кощей говорил, Белогорье почти не изменилось с тех самых пор. Рядом вдруг тихо ойкнул Микула, а мгновение спустя Ваня почувствовал, как парень навалился на него и неловко вцепился в футболку: то ли запнулся в темноте, то ли поскользнулся из-за дождя. Муромец пошатнулся, но на ногах устоял. Микула отскочил от него, стоило ему вновь обрести баланс. — Ты в порядке? — спросил Ваня. Парень только отвернулся и быстро зашагал вперед. Город уже был виден между деревьев. Они прошли через ворота и обогнули несколько домов. Стемнело окончательно, и Ваня едва сдержался, чтобы не включить фонарик на телефоне. У крыльца нужной избы Микула замешкался. В окне горел слабый свет, однако в воздухе висела почти осязаемая тишина. Они тихо зашли под крышу и постояли там несколько минут, будто оба чего-то ждали. Ваня наблюдал за парнем: тот опустил голову и то сжимал, то разжимал кулаки, — видимо, собирался с силами, чтобы войти в резную дверь. — Эй, — шепотом позвал Ваня. — Может, он спит вообще? Микула отрицательно покачал головой. — Все будет хорошо, — Ваня попытался подбодрить его. — Я сам… Он не договорил — в доме вдруг скрипнула половица и дверь распахнулась. На пороге появился Белогор: старик с черными глазами и длинной седой бородой, облаченный в белые одежды. Примерно таким Муромец его и представлял. Недовольный взгляд тут же устремился на Микулу, который переминался с ноги на ногу и все так же смотрел в пол. — Вот божедурье, — Ваня и отреагировать не успел, как Белогор уже отвесил парню тяжелую оплеуху. — Где тебя носит? — Э-э-эм… простите, мужчина, — подал голос Муромец, выступая на шаг вперед, и невольно поежился под взглядом старика. — Он из-за меня так поздно пришел. Я м-м… из соседней деревни. В лесу заблудился, представляете? Если бы не ваш ученик — я бы и дальше кругами там ходил. Меня зовут Иван, — быстро протараторил он и протянул руку, — Иван Муромец. Белогор посмотрел на него пристально, будто видел насквозь, но руку пожал. — Что ж, Иван Муромец из соседней деревни, проходи, коль пришел. Гостем будешь. Он уже собирался отказаться, развернуться и сбежать, когда натолкнулся на взгляд Микулы: полный гнева, грусти и вместе с тем надежды, что Ваня останется. Парень осторожно тер рукой покрасневшую щеку. Почему-то представились страшные картины того, что могло ждать его дальше: Муромец до сих пор помнил, как некоторые воспитатели в приюте пороли детей ремнем за малейшую провинность. «Вот вам и добрый волшебник», — подумалось ему. Оставалось надеяться, что в этот раз его хотя бы не бросят в темницу: видел он уже местное гостеприимство. — Хорошо, раз приглашаете, — согласился Ваня. Он прошел через сени в комнату вслед за хозяином. Здесь была печь, в углу стоял большой стол, вдоль стены располагались лавки. Довольно скудный и аскетичный интерьер в сравнении с тем, что Ваня видел в доме отца. Его посадили за стол и накормили кашей, хотя Муромец совсем не был голоден. Микула только молчал и старался держаться поближе к нему. Во время трапезы напряжение так и висело в воздухе. Ваня почему-то совсем не чувствовал себя в безопасности. Он пытался максимально размыто и правдоподобно ответить на вопросы Белогора: ляпнул первое название деревни, какое пришло на ум, сочинил, что вечером пошел через лес в другую деревню, но в темноте заплутал. А то, что одежда странная — так это сейчас так модно, просто до них тренд еще не дошел. Повезло, что он умел очень много и активно болтать: в конце концов Белогору это надоело, и он предложил гостю отправиться спать. Микула ушел в другую комнату, и Ваня поспешил за ним, сославшись на то, что не хочет мешать хозяину в его собственном доме. Выйдя в прохладные сени, он вздохнул с облегчением: диалог показался ему ужасно утомительным. Да и вряд ли старик поверил хоть одному слову. Небось считает Ваню какой-нибудь нечистой силой или еще кем. Муромец дал себе слово, что на утро уйдет. Уйти можно было и сейчас, но ему почему-то хотелось убедиться, что сегодня с Микулой все будет в порядке. Надышавшись ночным воздухом, Ваня зашел во вторую комнату, которая, как он понимал, предназначалась для хранения вещей и летом служила прохладной спальней. Но замер в проходе от увиденного: Микула стоял у лавки и натягивал на себя сухую рубашку. На его спине в тусклом пламени лучины Ваня успел заметить множество красных борозд и синяков. Парень тут же развернулся к нему лицом, скрывая следы от суровых наказаний. Потом достал из сундука вторую сухую рубашку и протянул Муромцу. Последний все это время не сводил с Микулы глаз. Теперь нежелание Кощея рассказывать подробнее о жизни до бессмертия обрело для него смысл. — Ваня, — позвал его Микула. — Держи. Муромец часто заморгал и пришел в себя, взял льняную рубашку. Лишь сейчас он заметил, что вся его одежда была холодной и влажной после дождя. Он быстро переоделся, разложил вещи на соседней лавке, хотя они вряд ли бы высохли к утру, и сел. Телефон не включился: то ли кончился заряд, то ли просто не пережил новое приключение. Микула с интересом посмотрел на эту черную коробочку в его руках. — Волшебный кирпич, — пояснил Ваня. — Сломался правда… можешь взять его себе, если хочешь. Вдруг вы когда-то научитесь ремонтировать технику. Он отдал телефон парню. Тот повертел «кирпич» в руках, разглядывая его со всех сторон, понажимал на кнопки и едва заметно улыбнулся. — Ты тоже волшебник? — осторожно поинтересовался он. — Я? Нет, — Ваня коротко рассмеялся. — Просто богатырь. Хотя в Москве меня называют Белый маг Светозар, — он резко понял, что сболтнул лишнего, — ну-у-у Москва — это город такой, далеко-далеко отсюда. Там все ходят в странной одежде и с волшебными кирпичами. Микула, кажется, не поверил ему. Он быстро прошел через всю комнату к сундуку у противоположной стены и спрятал туда телефон, прикрыл его всеми остальными вещами. После чего вернулся и сел рядом с Муромцем. Двигался он совсем тихо, огибая некоторые скрипящие половицы. — Микул, — наконец начал Ваня, глядя куда-то в сторону окон, — как ты попал в ученики к Белогору? Какое-то время парень молчал. В комнате плясали неровные отблески пламени, и Муромец наблюдал за ними, чтобы лишний раз не смущать Микулу. Может, зря он вообще полез в эту историю? Раз Кощей никогда не рассказывал ему подробности — значит, Ване и не нужно было их знать. А чрезмерное любопытство никогда не приводило ни к чему хорошему. — Моих родителей забрала хворь, — произнес Микула тихо, почти шепотом, и голос его дрогнул, — несколько лет я жил на улице, пока Белогор не подобрал меня. — Послушай, ты можешь не отвечать, если не хочешь… эти шрамы и синяки на твоей спине, откуда они? Парень ничего не сказал и вновь устремил свой взгляд в пол. Ваня мысленно тяжело вздохнул. Ему действительно не стоило начинать этот разговор, однако Микула вызывал в нем странные чувства. Хотелось защитить его от всего этого кошмара, от многовековых сожалений и печали, от постоянной боли. Муромец понимал, что это еще не Кощей, что они фактически даже не знают друг друга, и, возможно, не встретятся больше никогда. Для Микулы он всего лишь чужак, который говорит непонятными словами и странно выглядит. Горько стало от этой мысли: Ваня до сих пор не привык терять друзей. Муромец повернул голову и вдруг заметил, как влажно заблестели глаза Микулы в тусклом свете. — Эй, ты чего, — на секунду Ваня даже испугался. И пробормотал мягко: — Тише, все хорошо… Он протянул руку и коснулся плеча парня. Микула вздрогнул, но не отстранился. А секунду спустя и вовсе прижался к Ване и обнял, уткнувшись лицом в широкую грудь. По его щекам потекли слезы. Муромец растерялся и застыл на месте. Не умел он утешать людей, хотя иногда очень старался. Играть сострадание на публику — умел, приходилось в телепередачах. А вот искренне подбирать слова было выше его сил. Он обнял Микулу в ответ, явно ощущая его дрожь, и осторожно погладил темные волосы. — Забери меня с собой, — едва слышно попросил парень сквозь череду беззвучных всхлипов. Внутри все сжалось от бессилия и злости на самого себя, сердце больно ударилось о грудную клетку. — Я не могу, — только и произнес Ваня. Он правда не мог. Безумно хотел бы, но не мог. Если бы он точно знал, что в будущем все теперь хорошо, что его друзья, родители и он сам остались живы… Они просидели так около получаса. Постепенно Микула начал успокаиваться: его плечи больше не тряслись, всхлипы стали все реже, дыхание выровнялось. Ваня медленно гладил его по голове до тех пор, пока не заметил, что парень уснул. Ему самому чертовски хотелось спать. Он немного откинулся назад, прислонившись спиной к бревенчатой стене, и посмотрел в темный потолок. Как же давно он не ощущал чужого тепла рядом. И почему Микула так легко доверился ему? Скорее, почему Муромец допустил все это? Он должен был открыть портал и уйти еще на берегу озера.

***

Он проснулся от голоса за стеной. Неловко повернулся на спину и едва не упал с лавки. Все тело ужасно болело: Ваня не привык спать на твердом дереве. Он потер глаза и с трудом разлепил их. В комнате стоял полумрак, свет едва пробивался сквозь маленькие окна. В сенях Белогор что-то говорил Микуле. Муромец как ни прислушивался, не смог различить слова. Но тон голоса показался ему вполне спокойным, можно было не переживать. Он сел, беззвучно потянулся и расчесал волосы пятерней. Ужасно хотелось либо уснуть обратно, либо выпить кофе, либо принять душ. Ни одно из этих желаний не было выполнимым. Дверь тихо скрипнула, и в комнату вошел Микула с плетеной корзиной в руках. Он улыбнулся уголками губ, когда заметил, что Ваня уже не спит. — Доброе утро, — сказал Муромец и зевнул. — Какие у вас тут лавочки неудобные — просто ужас. Он пронаблюдал, как парень перекладывает одежду из сундуков в корзину. В доме отца так делали, когда собирались затеять стирку (пока Ваня не привез стиральную машинку, конечно). Похоже, как и во многих фильмах про обучение героя, Микула был не столько учеником, сколько прислугой. — Пойдешь со мной? — спросил парень, когда собрал все вещи. Ваня вздохнул и тяжело поднялся. Перед тем, как выйти на улицу, он заглянул во вторую комнату и успокоился, когда обнаружил, что Белогор ушел. На столе стояла деревянная тарелка с яблоками: не капучино, конечно, не мак-завтрак и не огромный стол еды, как у отца на любой прием пищи, но тоже сойдет. Ваня взял одно и наконец отправился за Микулой, который ждал его на крыльце. Они обошли избу и двинулись прочь из города. Парень будто намеренно выбирал такой путь, на котором им встретится меньше всего людей. Те редкие жители, что попадались по дороге, косо поглядывали на них, и Муромец не мог определить, кому именно предназначался этот взгляд. Он просто жевал яблоко и рассматривал город, ни о чем не спрашивая. Они быстро преодолели поле и короткую полосу леса. Утренняя прохлада сходила на нет, с каждой минутой становилось все жарче. Судя по окружающей местности, двигались они к реке, — в тишине Ваня различил её журчание. Он не собирался принимать участие в стирке, ему больше хотелось расслабиться на берегу под солнцем. В последнее время об отдыхе он мог только мечтать. Микула бодро шагал впереди: Ваня впервые видел его таким спокойным. Река оказалась небольшой, метров десять до противоположного берега — можно даже перейти вброд. Прозрачная вода текла медленно и неторопливо, омывая каменистый берег. Вниз по течению Муромец заметил ещё людей. Они расположились совсем далеко и пели какую-то песню, от которой долетали лишь обрывки слов. Ваня потрогал рукой воду и с удивлением обнаружил, что она успела немного нагреться на солнце. Не долго думая, он снял кроссовки, закатал джинсы и зашёл в воду по щиколотку. Прохлада показалась ему подарком небес, хотя со стороны он, наверное, выглядел как отец семейства на отдыхе в Сочи, который зашёл в море только помочить ноги. Микула наблюдал за ним с едва заметной улыбкой, а затем и сам снял обувь и зашёл в воду чуть дальше, волоча за собой вещи для стирки. Ваня оглядел берег, и взгляд его зацепился за россыпь идеально гладких и тонких камней. Вспомнилась детская игра, которой он научился только в более зрелом возрасте, ещё до переезда в Москву. Муромец вышел на берег и подобрал один из камней. — Микула, — позвал он, — смотри, как умею! Парень оставил свое занятие и повернулся к нему. Ваня взвесил камень в руке, покрутил его, примеряясь, и бросил вдоль водной глади. По его расчетам, камень должен был пролететь далеко и сделать хотя бы парочку «блинчиков» прежде, чем пойти ко дну. Но камень, к сожалению, плохо умел считать, а Ваня так до конца и не привык к своей богатырской силе. Преодолев чуть меньше метра, камень вошёл в воду почти рядом с Микулой и поднял волну брызг. «Упс», — пробормотал Муромец и крикнул громче: — Извини! На одежде Микулы тут же проступили большие мокрые пятна, и он прожег Ваню взглядом. — Я не специально, — сказал Муромец, когда парень двинулся к нему, явно что-то замышляя. Секундой позже его самого окатили водой, от неожиданности Ваня сделал шаг назад и зажмурился. Больше река не казалась ему такой теплой. — Ты зачем… — начал было он, но запнулся, когда увидел победоносную улыбку на лице парня. — Ну держись! Ваня в несколько больших шагов зашёл в реку, началось небольшое сражение. Брызги летели во все стороны, вся одежда и волосы вымокли почти мгновенно. Песня, до сих пор звучащая где-то вдалеке, вдруг затихла: видимо, люди заметили их перепалку, и вся работа замерла вместе с песней. Ваня чувствовал себя маленьким ребёнком, но ему ужасно нравилось это чувство. Он смеялся от распирающего грудь веселья, и все проблемы остались где-то под толщей воды. Муромец застыл на месте только тогда, когда внезапно услышал смех Микулы: сперва тихий, но оттого не менее радостный, он становился громче с каждым мгновением, будто парень наконец отпустил себя на волю. На лице его читалось такое беззаботное счастье, какого Ваня никогда прежде в нем не видел. Внутри разлилось тепло и странная щемящая нежность. Микула резко затих, когда понял, что игра закончилась, и явно смутился: его щеки слегка покраснели. — Опять мы все вымокли, — заметил Муромец весело, чтобы разбавить упавшую тишину. — Ну ты делай дела, а я пошёл сушиться. Стоило ему двинуться к берегу, как Микула сказал спешно: — Я могу тебе помочь. — Помочь? — не понял Ваня. Парень коротко кивнул, вытянул вперёд руку и закрыл глаза, явно сосредоточившись. Губы его беззвучно зашевелились, словно он читал заклинание. Муромец почувствовал, как постепенно влага испаряется, и его одежда становится сухой. — А так можно было что ли? — искренне удивился он. Кощей никогда не упоминал, что владеет магией — Ваня едва не сказал это вслух. — Белогор не разрешает мне колдовать без присмотра, — тихо пояснил Микула. — Мы ничего ему не скажем, — пообещал Муромец. — И вообще, ты под присмотром. Я и сам своего рода маг. Но, — ну тут же добавил он, — лучше всегда слушай учителя. На этой фразе Ваня прошёл чуть дальше по берегу и сел на траву. Микула ничего не ответил, только вернулся к своему занятию. Пару минут Муромец просто наблюдал за ним, потом отвлёкся на пейзаж вокруг. Впереди не было ничего, кроме безмолвного леса. Где-то там через четыреста лет поселится Баба-Яга, а ещё дальше, за много километров отсюда, возможно, уже стояла родная деревня Василисы. Ваня сорвал цветок, растущий рядом, и задумчиво покрутил его в руках. «Интересно, как там дела в будущем?» — спросил он сам себя. Ужасно хотелось вернуться, но он отчего-то медлил. Боялся. Назойливых страхов в его голове было слишком много: вдруг ничего не изменилось? Или изменилось, но все друзья забыли его? Вдруг он сам забудет все их общие приключения, когда вернётся? А Ваня не хотел забывать, даже если воспоминания будут приносить ему только боль. Чтобы как-то отвлечься, он сорвал ещё цветов и принялся плести венок. Этому его научила Василиса: оказалось, она умела не только махать мечом. За спокойным и методичным занятием она рассказала Ване, как в юности плела венки с подругами на праздник Ивана Купала. Муромец не верил в гадания и обряды, но послушно повторял за ней. Венок получился чуть кривым, но симпатичным, и Ваня в шутку надел эту цветочную корону на Кощея — где-то даже осталась фотография. Недовольное лицо Бессмертного могло бы стать последним, что Муромец видел в жизни, если бы не умел быстро убегать (и не был бы нужен для поиска меча-кладенца). Так прошло около часа. Солнце поднялось совсем высоко и теперь нещадно палило, от жары спасал только лёгкий ветер, который играл листьями на деревьях. Ваня напевал себе под нос какую-то приставучую песню из рекламы, оборачивая очередной стебель вокруг плотного жгута из цветов и веток. Наконец размер венка показался ему достаточным, и он соединил концы, перемотав их потуже. — Что ты делаешь? — поинтересовался Микула. Он подошёл так незаметно и тихо, что Муромец вздрогнул. Парень поставил на землю корзинку с одеждой и сел рядом: видимо, закончил стирку. Ваня повернулся и осторожно водрузил венок ему на голову; Микула напрягся, но позволил это сделать, а затем посмотрел вверх на торчащие ветки. — Я же не девчонка, — пробормотал он то ли с обидой, то ли со смущением. — Это все гендерные стереотипы, — Ване хотелось рассмеяться, однако он сдержался. Парень вопросительно взглянул на него, и Ваня пояснил: — В смысле, ты можешь носить все, что хочешь. Ты выглядишь очень мило. Микула спрятал лицо в ладонях, чуть наклонившись вперёд. Муромец заулыбался и впервые пожалел о том, что телефон умер: снимки бы получились просто отличными. Микула, возможно, и сам пока не понимал, каким красивым было его лицо. Ване вдруг страшно захотелось узнать, каким был Кощей в молодости, и он вновь посетовал на то, что так и не уговорил его съесть молодильное яблоко. — Ну так… чем займёмся дальше? — спросил Муромец, когда тишины стало слишком много. — Я пока не хочу возвращаться, — Микула притянул колени к груди, сложил на них руки и голову. — Учителя не будет до поздней ночи. — Послушай… вечером я уйду, — сказал Ваня то, о чем думал последний час. — Ты очень хороший парень, Микул, и я буду по тебе скучать, но я правда не могу остаться здесь. Меня ждут родители и друзья… надеюсь, что ждут. Какое-то время Микула молчал. Взглядом он прожигал дыру на поверхности воды, — Муромец едва ли мог предположить, о чем он думает. Выражение его лица не менялось, однако было заметно, каких титанических усилий парню стоило сохранять спокойствие. — Откуда ты? — спросил он максимально ровно и посмотрел Муромцу в глаза. — Ты из чужого мира? — Ну-у это сложно объяснить, — замялся Ваня. — Я не могу тебе рассказать. Микула вновь спрятал лицо, и Муромец почувствовал себя просто отвратительно. Он знал, каково это — оставаться одному с гадким ощущением, что тебя бросили. Его первые отношения закончились именно этим. Ваня пытался заполнить пустоту внутри с помощью чужой любви, цеплялся за партнёра, за всех, кто проявлял к нему доброту, — не удивительно, что его сердце быстро оказалось разбито. В Микуле он увидел себя, и это пугало. Парень вытер нос рукавом и поднялся на ноги, протянул Ване руку, — эта картина показалась такой знакомой, что по телу пробежала дрожь. — Пойдём, я покажу тебе город, — сказал Микула. Муромец взял его за руку и встал. Ничто не выдавал в парне эмоций, кроме чуть покрасневших глаз. Но он едва заметно улыбнулся, когда одной рукой снял с себя венок и надел его на Ваню: не хотел видимо идти в таком виде к людям. Они двинулись в сторону леса и очень быстро вышли к городу тем же путем. Сперва зашли домой, повесили сушиться одежду и пообедали холодной вчерашней кашей, — Ваня в мыслях долго сокрушался отсутствию разнообразия питания (и микроволновки). После этого они вновь вернулись на улицу, и Ваня наконец смог рассмотреть город. Белогорье ещё не было таким большим, дома казались совсем другими, хотя и стояли на тех же местах, а вот торговая площадь осталась такой же, и вещи там продавали почти те же самые. Люди по-прежнему поглядывали на них косо, несмотря на то, что Ваня оставил венок дома и на всякий случай не стал переодевать рубаху на свою футболку, чтобы слиться с толпой. Видимо, дело было совсем не в нем. За время этой маленькой экскурсии Микула не проронил ни слова; он весь насторожился и напрягся как сжатая пружина, готовый сорваться с места в любую секунду. Ваня предположил, что его здесь не любят: непутевый ученик, бывший бродяга, все дела. Сам же он старался вести себя максимально приветливо и дружелюбно, иногда отвлекая на себя ненужное внимание. Какому-то деду он вообще назвался «дальним родственником Микулы из соседней деревни». — Все в порядке? — тихо спросил Ваня, когда они отошли в менее оживленное место. — Мы можем уйти, если тебе некомфортно. Парень покачал головой, и Муромец тяжело вздохнул. Со стороны площадь показалась ему совсем маленькой и не такой оживленной, как в будущем. Все здесь напоминало о доме, но никогда домом не являлось, отчего Ваня на секунду почувствовал себя паршиво. Взгляд его зацепился за женщину, которая бойко торговала выпечкой. — Ты сладкое любишь? — как бы между делом спросил он. Микула кивнул. — Тогда никуда не уходи, я сейчас вернусь. Муромец двинулся к торговым рядам, ловко огибая людей. Его будто бы перестали замечать: глаза прохожих скользили по нему незаинтересованно и быстро. Ваня добрался до нужного прилавка, пару минут подождал чуть вдалеке, пока разойдутся другие покупатели, и наконец подошел ближе. — Хлеб, пироги, ватрушки, пряники… — начала перечислять женщина, складывая в мешок монеты, после чего подняла взгляд на Ваню и тут же замолчала. — Ты с тем непутевым? — Женщина, зачем сразу так грубо? — Ваня нахмурился и оперся рукой о деревянный столик. — Пряник мне дайте, в форме лошадки. Пожалуйста. — Не водился бы ты с ним, — продолжала женщина, заворачивая пряник в платок. — От него беды одни. — Это еще почему? — спросил Муромец больше машинально и повернул голову, пытаясь через толпу разглядеть Микулу. Парень стоял на том же самом месте и с кем-то разговаривал. С такого расстояния едва ли можно было различить выражение его лица, однако Ваня резко почувствовал: что-то не так. Он быстро вывалил на прилавок мелочь из кармана джинс, схватил узелок и рванул назад, на ходу крикнув: — Сдачи не надо! Впереди раздался сдавленный визг и глухой удар о землю, а после этого на секунду будто бы воцарилась гробовая тишина. Но лишь на секунду — и люди столпились рядом с местом происшествия, бранясь и что-то выкрикивая. Их Ваня уже не слушал. Он быстро продрался сквозь толпу, однако увиденное заставило его замереть. Микула стоял в напряжении, вокруг его ладоней сверкало темное магическое поле, а из уголка губы текла кровь, и черные волосы упали на лицо. Перед ним лежал какой-то парень и не мог пошевелиться — темная дымка вдавливала его в землю. Еще несколько мальчишек стояли по обеим сторонам, их лица выражали животный страх, который, видимо, заставил их замереть на месте. Люди из толпы кричали, но не решались подходить ближе. Ваня быстро сделал несколько шагов вперед и оказался возле Микулы. Увидев его, Микула мгновенно пришел в себя, быстро опустил руки и испуганно заозирался по сторонам. Парень, лежавший на земле, сделал жадный хриплый вдох и попытался встать. Муромец мог поклясться, сквозь весь посторонний шум он слышал бешеное сердцебиение Микулы. Ваня осторожно положил руку ему на плечо, отчего парень весь вздрогнул. — Ну, что смотрите? — сказал Муромец в толпу. — Драки никогда не видели? Дел своих нет? Расходимся, расходимся! Он не стал дожидаться ответа, взял Микулу за локоть и потащил прочь из города — туда, где они могли бы спокойно поговорить. Изба Белогора была ближе, но это место почему-то не казалось Ване достаточно безопасным. Он сам не заметил, как вновь привел их к реке. Теперь тут никого не было: видимо, все желающие уже закончили со стиркой и занимались другими важными делами. Они расположились в тени деревьев. Микула тяжело дышал. Взгляд его был растерянным и одновременно пустым, будто он и сам не понял, что произошло. Какое-то время Ваня сидел молча, чтобы дать ему возможность успокоиться. — Что там случилось? — осторожно поинтересовался Муромец, когда заметил, что напряжение Микулы немного спало. Парень молча вытер кровь рукавом, чуть размазав ее по лицу. — Они сами ко мне полезли, — наконец ответил он. — Стоило просто не обращать на них внимания, — Ваня покачал головой, хотя и понимал, что его советы уже ничего не изменят. — Обычно я не обращаю, но… — Микула сжал кулаки и сделал глубокий вдох. — Они говорили о тебе. Брови Муромца поползли вверх. — И что они сказали? — спросил он не без удивления. — Это не важно, — Микула повернул голову и серьезно посмотрел ему в глаза. — Ясно, ничего хорошего, — Ваня улыбнулся и протянул ему сверток с пряником, который все это время сжимал в руке. — Держи, я тебе купил. — Спасибо, — несколько обескураженно пробормотал парень, принимая и разворачивая подарок. Глаза его заблестели, когда он увидел резную лошадку. — Послушай, Микул, — тем временем начал Ваня. В голове было слишком много мыслей, и на мгновение он замолчал, пытаясь сформулировать их в предложение. — Это правильно, что ты не даешь в обиду своих друзей… но дракой дела не решаются, понимаешь? Тебе самому легче стало от того, что ты этого пацана в землю вдавил? Микула кивнул, откусывая пряник. Муромец почесал затылок и понял, что лекция на тему морали, похоже, пошла не по плану. — Я что пытаюсь сказать, — продолжил он. — Может, этот пацан реально заслужил, тебе виднее. Но если уж так хочешь мести — действуй умнее, а? В жабу его там преврати, порчу наведи, не знаю, придумай что-то получше, чем лезть в драку. Меня и самого в детстве часто задирали, — вспомнил Ваня. — Родителей у меня не было, я рос в приюте… ну такое место, где живет много сирот. Я там быстро понял, что сила ничего не решает. Решают мозги и хитрость. — У тебя не было родителей? — переспросил Микула. — Ага, — Муромец вздохнул. — Я их совсем недавно нашел. И друзей нашел тоже недавно… и ты рано или поздно найдешь. — А жена у тебя есть? — поинтересовался парень как бы между делом, но Ваня почувствовал перемену в его голосе. Вопрос заставил его улыбнуться. — Не-е-ет, — протянул он весело, на ум пришел отказ Василисы. — Мне не везет в любви. А тебе? Микула быстро засунул в рот оставшийся кусок пряника и отвернулся, так и не ответив. Его реакция показалась Ване забавной. Он вспомнил, как после тяжелого разговора с Васей на тему невзаимных чувств пошел за советом и душевной беседой к Кощею, предварительно напившись медовухи из закромов отца. Они просидели до самого утра, и под конец тема их разговора переметнулась на личную жизнь самого Князя. Так Ваня узнал о каком-то нереальном количестве любовниц, которое было у Кощея за тысячу лет. Тогда Муромец побоялся спросить, не хотел ли он иметь семью: понимал, даже будучи полупьяным, что бессмертные не заводят семей с людьми. — Думаю, нам пока лучше не соваться в город, — заключил Ваня, вновь добравшись в мыслях до недавних событий. — Дождемся вечера здесь, потом провожу тебя домой. До вечера времени оставалось не так много, в Белогорье солнце садилось рано. Прохладный ветер ласково гладил волосы, и Ваня вдохнул поглубже, стараясь запомнить каждый момент. Вряд ли они с Микулой — с Кощеем — когда-нибудь увидятся вновь. Горько было от одной только мысли, горько и больно. Одно утешало Ваню: жизнь парня теперь сложится совсем по-другому, он не обречет себя на вечное одиночество, он рано или поздно найдет счастье. По крайней мере, Муромец очень на это надеялся, хотя грудную клетку его распирало от грусти. — Почему ты так добр ко мне? — вдруг спросил Микула. Ваня несколько раз открыл и закрыл рот, быстро пытаясь что-то придумать. Но в мыслях стало предательски пусто, и он наконец решил сказать правду. — Мне о тебе рассказал мой хороший друг, — Муромец улыбнулся, стараясь не выдать грусти. — Я пришел, чтобы изгнать тьму из озера, не думал встретить там тебя. Ну и… понял, что тебе нужна была поддержка. — Друг? Я его знаю? — парень искренне удивился. — Нет, — Ваня покачал головой, — не думаю, что вы встречались. Микула глубоко задумался. Муромец представлял, какая сумятица сейчас была в его голове. Оставалось только надеяться, что это не сильно отразится на будущем. Да и может ли? Парень, вероятно, и не вспомнит о встрече с Ваней уже через пару месяцев — они знакомы-то всего полтора дня. А весь «бред», который несет Муромец, он не вспомнит и подавно. Больше они не разговаривали. В тишине Ваня наблюдал, как солнце медленно скатывается за горизонт, как небо окрашивается в алый, как темнеет лес впереди. Ему вдруг стало так спокойно, как никогда не было прежде. Рядом зашевелился Микула, усаживаясь поудобнее, а затем тихо положил голову Ване на плечо. Они смотрели, как в реке бликами отражается закат. Ветер стал холоднее, изредка где-то кричали птицы. Муромец больше не чувствовал страха перед судьбой. Даже если он вдруг исчезнет — останутся солнце, и небо, и Белогорье, и его друзья. Время для него замерло в этом моменте, замер весь пейзаж. Он не жалел ни о чем. — Мы еще встретимся? — отчего-то шепотом спросил Микула. — Я бы очень этого хотел, — ответил Ваня. Парень слабо улыбнулся и часто заморгал. Муромец откинул голову назад, прислонившись затылком к стволу. Густая крона дерева почти не пропускала свет, узор веток был совсем незнакомым. Он подумал про отца и мать, которых не разделит тьма, подумал про Варвару, у которой теперь будут любящие родители. Подумал про Василису, деревня которой не превратится в болото, и ей не придется больше сражаться, чтобы вернуть свою прежнюю жизнь. Подумал про Бабу-Ягу и Водяного, которые, может, наконец сыграют свадьбу. Ваня не верил в судьбу, но почему-то знал: любовь найдет всех их, даже если будущее изменится полностью, невзирая на время и обстоятельства, ведь в сказках по-другому и быть не может. И Василиса тоже выйдет замуж, когда Финист наконец вернется из похода, — некогда эта мысль причиняла Муромцу жгучую боль, однако он давно уже смирился и научился радоваться вместе с ними. Он не думал только о себе, не хотел предполагать и загадывать, что же ждет его дальше. Больше всего он переживал за Микулу. Ваня спас его от тьмы, но мог ли он спасти его от вещей, которые казались куда страшнее? Белогор, напряженные отношения с жителями города, издевательства сверстников, — все это было не на всегда, хотя Муромец знал не понаслышке, как глубоко внутри оседает каждый удар, каждое жестокое слово. Ваня не смог бы помочь ему, как бы ни пытался. Теперь он наконец понял истинные причины поступка Кощея: дело было не только в глупости и стремлении к власти. Муромец и сам не знал, как поступил бы на его месте. Он поймал себя на мысли, что хотел бы еще раз поговорить с Кощеем, хотел бы попрощаться с ним как следует. В Микуле иногда мерещились его черты: то, как он держится, как смотрит, как говорит. Но Ваня не мог, да и не должен был воспринимать их как одного человека. К горлу вдруг подступил ком, глаза намокли. Муромец и сам не понимал, отчего: всего пару минут назад ему совсем не хотелось плакать. А солнце, тем временем, уже тонуло за горизонтом, и стало совсем темно, только узкая красная полоса заката освещала землю. Нужно было проводить Микулу до дома — мало ли, что могло случиться по дороге. Ваня повернул к нему голову, и их взгляды столкнулись. О том, что пора идти, парень догадался без слов. Назад они двигались нарочито медленно. Ване было некуда спешить, и он переживал лишь, что Белогор уже вернулся домой, и по прибытии Микулу ждало очередное наказание. Но парень шел спокойно, и ничто не выдавало в нем тяжелых мыслей. Муромец бы даже поверил в это напускное спокойствие, если бы не знал его достаточно хорошо. Микула не хотел казаться слабым, да и сам Ваня не мог себе этого позволить, иначе их прощание стало бы совсем невыносимым. Город неминуемо приближался, они прошли все той же безлюдной дорогой и оба выдохнули с облегчением, когда заметили, что свет в нужном окне не горел. Поблизости никого не было, а заходить внутрь не хотелось, поэтому они обогнули избу и остановились с западной стороны, куда проникало меньше всего света. На небе уже появлялись первые звезды. Муромец смотрел на них, пытаясь придумать, что сказать. Он не был мастером прощаний. — Ну… пока? — немного нервно произнес он, глядя Микуле в глаза сквозь темноту. Парень отвел взгляд и несколько секунд молча разглядывал свои сапоги. Тогда Ваня еще не понимал, что парень замер вовсе не от неумения подобрать слова. Когда Микула наконец поднял голову, его черные глаза блестели, и одновременно были полны решимости. Он легко преодолел разделяющее их расстояние, обвил руками шею Вани, притянув его к себе и заставив чуть наклониться, а затем внезапно коснулся губами его губ. От неожиданность Муромец застыл на месте. Он не ответил на поцелуй, да и не успел бы: Микула тут же отстранился и просто прижался к нему, обнимая. Парень трясся мелкой дрожью, будто сам не верил в то, что сделал. Он глухо всхлипнул и произнес: — Я найду тебя, слышишь? — пальцы отчаянно сгребли ткань рубашки. — Где бы ты ни был… Ваня обнял его в ответ, все еще пытаясь прийти в себя. Все это было неправильным. Он не должен был оставаться, не должен был привязываться к Микуле, и уж тем более не должен был давать ему повод для каких-то чувств. Но было уже поздно, и теперь внутри что-то оглушительно разбилось. Ваня неловко погладил его по голове, пытаясь как-то успокоить, но Микула вдруг отстранился и сделал шаг назад, утер рукавом слезы. — Ты должен идти, — сказал он тихо. От его взгляда Муромец ощутил почти физическую боль: точно так же на него посмотрел Кощей перед тем, как разбить волшебный кристалл. — И это… не серчай. И не оборачивайся. — До свидания, Микула, — только и произнес Муромец. — До встречи, Ваня. С огромным трудом он заставил себя развернуться и пойти прочь. Ноги будто налились свинцом, руки дрожали, и голова шла кругом от нахлынувших чувств и воспоминаний. Он почти не смотрел по сторонам и едва различал дорогу. «Не оборачивайся», — билась в голове фраза-предостережение, но секундная слабость заставила Ваню остановиться и повернуть голову. Изба была уже далеко. Микула сидел на крыльце, прислонившись спиной к стене и спрятав лицо в ладонях. Он беззвучно содрогался всем телом. Муромец силой оторвал от него взгляд. Он чувствовал, что задыхается, он будто оказался глубоко под водой, и гладкая поверхность неба давила на него, не давая сделать вдох. Ваня сам не помнил, как побежал прочь. Усилием воли он нес свое тело через темноту, как если бы земля горела у него под ногами, а позади разверзалась бездна, готовая поглотить его. Он не заблудился в лесу каким-то чудом и едва не рухнул от внезапной усталости, когда оказался на месте. Ноги подкашивались, и Муромцу пришлось пару минут постоять на месте, жадно глотая ртом воздух. Наконец он сдвинул бревно в сторону. Меч-кладенец был на месте, слабое фиолетовое свечение кристалла времени обнимало примятую траву. Ваня взялся за рукоять. Острие меча привычно описало в воздухе круг и разрубило его. Открывшийся портал показался таким ослепительно ярким, что Ваня поморщился. В последний раз он огляделся по сторонам, но в лесу больше никого не было. Краем глаза он зацепился за расшитый рукав рубашки. Только сейчас Муромец понял, что забыл в избе футболку и куртку, однако возвращаться за ними не было никакого смысла: пусть останутся Микуле. Он глубоко вдохнул и зачем-то закрыл глаза. После чего шагнул в портал.