See you in the sunlight

Ваня не заметил, как заехал на парковку у дома и встал на свое привычное место: тело словно само выполняло заученный алгоритм действий. Они забрали меч-кладенец из багажника и поднялись на этаж. Прежде, чем открыть дверь, Муромец предупредил: — У меня немного бардак, я не ждал гостей. В квартире он едва успел остановить Микулу прежде, чем тот прошелся сапогами по дорогому светлому ковру в гостиной. Мужчина виновато улыбнулся, вернулся в прихожую и снял обувь, под которой обнаружились не менее грязные онучи. Ваня вздохнул, заставил его снять и их тоже, а затем выдал тапочки для гостей. Он давно заметил, что самым чистым, хоть и потертым элементом одежды на нем была куртка. Под курткой — что-то, как оказалось, сшитое по образу и подобию футболки Вани (сама футболка не пережила два века, слишком была старая и тонкая). Муромец немного подумал и дополнительно выдал Микуле свою одежду: другую футболку и спортивные штаны. Но перед этим уговорил его сходить в душ: мол, так у них принято. На самом деле он просто не был готов к тому, что его квартира вновь превратится в свалку из-за сказочных друзей. Здесь уже никакой клининг не поможет. Ваня потратил минут десять, объясняя ему, в какую сторону нужно повернуть кран, чтобы изменить температуру воды, и что такое шампунь и гель для душа. Микула собрался раздеваться при нем, но Муромец тактично ушел из ванной. Он сам переоделся в потрепанную домашнюю одежду и попытался навести порядок в квартире, насколько это было возможно. Без Гали здесь действительно стало совсем грязно, Ваня не привык следить за чистотой, да и времени у него, как правило, не находилось для такой ерунды. Он скомкал и закинул в шкаф одежду, которая валялась на кровати в спальне, бумажными салфетками смахнул отовсюду пыль, убрал недопитую бутылку виски и выкинул пакет из-под чипсов, лежавший на журнальном столике со вчерашнего дня. Прошелся по квартире, пристально оглядел все комнаты и решил, что и так сойдет. Вряд ли Микулу сильно волновал порядок в чужом доме. В гостиной взгляд его скользнул по ножнам с мечом, и Ване вдруг стало неспокойно. Такое чувство иногда возникало у него во время съемок самых первых эпизодов шоу: легкая паника наравне со страхом и ощущением того, что все это — ошибка, это нереально и не может происходить с ним. Муромец ощущал себя самозванцем слишком часто. Он не должен был жить в Москве, но и Белогорью он уже не принадлежал, и до сих пор не считал себя настоящим богатырем — тем более, что богатырской силы у него вновь не стало. Он вышел на лоджию и сел на широкий светло-серый диван во всю стену, который больше напоминал кровать. Ваня сидел здесь всегда, когда чувствовал неясную тревогу. Он обожал ночную Москву. Далекий шум воды прекратился. Еще пару минут было тихо, аккуратно закрылась дверь. Микула прогулялся по квартире в поисках Муромца и наконец заметил его. Он подошел ближе и остановился в дверях, завороженно глядя на город через панорамное окно. Вид с шестнадцатого этажа открывался действительно прекрасный и явно стоил поездки в лифте, которая Микуле совсем не понравилась из-за легкого ощущения невесомости в момент, когда кабина начинает подниматься. Ваня немного подвинулся на диване, освобождая ему место, и мужчина сел рядом. Какое-то время они молчали. Муромец достал телефон и выключил свет в гостиной — отражение лампочек в окне его раздражало. — Я хотел спросить, — начал Микула тихо и замолчал, подбирая слова. — В твоем телефоне были картины со мной… со старым мной. Откуда они? — Это долгая история, — Ваня грустно улыбнулся, вспоминая те самые фотографии из Белогорья. — Мы с Кощеем будем… были?.. хорошими друзьями. Лучшими друзьями, я бы сказал. — Поэтому ты уже знал мое имя, когда пришел в прошлое? Муромец кивнул. — Как вы познакомились? Ваня немного подумал, не зная, как подступиться к этой истории. Можно ли рассказывать Микуле о его возможном будущем? — Я тогда впервые попал в Белогорье. Меня засунули в темницу, там я и встретил Кощея, — начал Ваня. Он кратко пересказал всю историю от начала и до конца с некоторыми художественными допущениями, стараясь не слишком вдаваться в детали. Микула не сводил с него внимательного взгляда, будто слушал не веселую байку, а предсказание своей судьбы. Ваня показал ему еще пару фотографий в телефоне, рассказывая обо всех своих друзьях и родителях. Грусть больно сдавила сердце, но он продолжал улыбаться. — Получается, они теперь и не знают о тебе? — спросил Микула, разглядывая общий кадр, на котором Ваня когда-то постарался собрать всех дорогих людей. — Вот куда ты на больное, а? — возмутился Муромец. Огромных трудов ему стоило сохранять спокойствие. — И все из-за меня, — подытожил Микула какую-то свою мысль. Ваня готов был с ним согласиться. Он, конечно, не знал всех обстоятельств, при которых его опять спрятали в Иномирьи, но мог поспорить, что существование Кощея этому поспособствовало. Вопрос вырвался сам собой: — Вот кто тебя просил, Микула? Все могло бы быть так хорошо… сдалось тебе это бессмертие. Муромец резко замолчал, осознав смысл своих слов. Словно в замедленной съемке он наблюдал, как стекленеют глаза Микулы, и далекий свет улицы вдруг перестает в них отражаться. На мгновение ему стало страшно. Даже у Кощея он не видел такого взгляда: колючего и холодного, как сама бездна. Боль была в этом взгляде, черный океан боли. — Прости, прости, — тут же затараторил Ваня, — я не хотел… я не это имел в виду… — Для тебя это все так просто, — произнес Микула. Его низкий голос обжег Ваню. — Думал, придешь в прошлое, попросишь не убивать Белогора, и все станет хорошо? — он усмехнулся мрачно. — Я к тому озеру впервые пришел только потому, что моя жизнь стала мне ненавистна… думал сперва, что утоплюсь, положу всему конец. А потом голос из воды зашептал: мол, пусть старик заплатит за твою боль… Тьма подсказала способ, и, когда я наконец решился, ты помешал мне. На день я даже поверил, что все и правда может быть хорошо, — Микула спрятал лицо в ладонь и закрыл глаза. — Но знаешь, что Белогор сделал, вернувшись поздно вечером? Он избил меня так, что я с трудом мог подняться. За ту драку на площади и за то, что привел в дом тебя. Я убил его этой ночью. Не ради бессмертия, — эту фразу Микула почти выплюнул. — Я хотел все бросить и сбежать, хотел найти тебя. Но понял: мне не хватит на это и целой жизни. Вот, о чем я думал, когда соединил меч-кладенец и камень бессмертия. — Ты нашел меня. И что дальше? — осторожно спросил Ваня. Микула поднялся на ноги и несколько раз беспокойно прошелся туда-сюда по лоджии. Злость и разочарование сквозили в каждом его движении. — Скоро пройдет ровно тысяча лет с того момента, — отчеканил он без тени эмоций в голосе. — Я думал… я собирался предложить тебе принять бессмертие и править Белогорьем вместе. Но теперь я вижу, — он посмотрел Ване в глаза, — что ошибся. Муромец вздрогнул под его цепким и бесстрастным взглядом, однако молчать уже было бессмысленно. — Да, ты ошибся, — согласился он твердо. Микула замер на месте, Ваня поднялся и встал напротив него. — Я никогда бы не принял это предложение. Я не в ответе за твои чувства, Микула, я не просил любить меня, — он видел, каких усилий стоило мужчине не отвести взгляд. — Знаю, глупо было думать, что мне удастся тебя спасти. Белогорье уже дорого заплатило за твою боль однажды, а теперь это, кажется, произошло снова. Но ты еще можешь все исправить, — Муромца посетила внезапная мысль, — если вернешься к себе в прошлое и проживешь жизнь нормально. Микула пару секунд еще смотрел ему в глаза, но ничего не ответил, обогнул Ваню и вышел в темноту гостиной. На миг Муромец испугался, что он правда собирается взять меч-кладенец и уйти, однако мужчина прошел мимо стола и двинулся куда-то вглубь квартиры. Ваня беззвучно выдохнул, прижался лбом к холодном стеклу и закрыл глаза. Он ненавидел ссориться, но иногда это было просто необходимо. Свою вину он не отрицал, хотя теперь Муромцу почему-то казалось, что другого развития событий в прошлом быть не могло, как ни старайся. Ему по крайней мере удалось избавить Белогорье от тьмы, а это уже маленькая победа. Может, Микуле суждено было стать Кощеем, а Ване — прожить половину жизни в Иномирьи? Он, к сожалению, не умел предсказывать судьбу, хотя старательно всем врал в тв-шоу. Муромец провел около получаса, наблюдая за ночным городом — выжидал время, через которое можно будет пойти мириться. Как-то так получалось, что Ваня всегда шел на примирение первым: не мог смотреть, как дорогие люди обижаются. Вот и сейчас он все думал, чем занимается Микула. В квартире было тихо, ни один звук не выдавал присутствия второго человека. Муромец крутил кольцо, пытаясь сочинить речь, которую скажет. Слова давались ему с трудом, особенно теперь, когда причина ссоры казалась куда серьезнее обычных бытовых стычек. Да и что тут скажешь? Ваня медленно прошел через комнату в коридор. Лампочки он не включал, слабого света из окон было вполне достаточно, да и глаза уже привыкли к темноте. Он нашел Микулу в спальне. Мужчина сидел на краю кровати, сцепив руки в замок и уткнувшись в них лбом. Он не издавал ни звука, даже его дыхания не было слышно в тишине квартиры. Муромец осторожно сел рядом, но Микула не обратил на него внимания. Ваня хорошо представлял, что творится в голове у человека в момент разочарования, а потому не спешил начинать разговор. Гнев в нем выкипел совсем незаметно, осталась только кристальная ясность: наконец он понял, чего хочет Микула, а еще важнее — он понял себя. Муромец наконец разобрался, что за странное ощущение злости сидело в нем с самого первого звонка. — Микул, — позвал он и положил руку мужчине на плечо. Тот даже не шевельнулся. — Прости, если я говорил слишком резко, я не хотел тебя обидеть. Ты не виноват в том, что ты пережил в юности. Но я не могу дать тебе то, что ты хочешь. — Я впустую потратил двести лет, — произнес Микула бесцветно и тихо, без тени сожалений, скорее как факт. Ваня не нашел, что возразить, да Микула и не ждал его возражений. — Ты вернешься назад? Мужчина какое-то время молчал. Он, видимо, и сам не знал, что ему делать: в одночасье все планы рухнули. Бессмертия было слишком много, об этом однажды сказал Кощей в одну из ночных бесед. Так много, что уже не представляешь, куда девать его. Может, поэтому он каждый раз рвался умереть. — Ты не знаешь, какую власть имеешь надо мной, — голос Микулы болезненно дрогнул. Он наконец поднял голову и посмотрел Ване в глаза. — Скажи мне уйти — и я уйду. — Это неправильно, — ответил Муромец серьезно и отвернулся. — Я не стану решать за тебя. — Никому другому я не позволил бы указывать мне, что делать. Даже в мелочах… ходить ли по дому в сапогах, пристегивать ли ремень, какую есть еду, — это перечисление заставило Ваню улыбнуться, но Микула явно не шутил. — Двести лет я пытался вернуть тот день, который мы провели вместе. Не знаю, о чем я думал… я хотел быть счастлив. Эти слова прозвучали знакомо и отозвались внутри жгучей болью. — Иди сюда, — Ваня немного неловко притянул его к себе и обнял. Микула не сопротивлялся, только чуть подвинулся, прижимаясь ближе. На мгновение Муромцу показалось, что ничего не изменилось. Он будто до сих пор сидел на неудобной лавке в темной избе, прижимая к себе плачущего юношу и пытаясь его успокоить. Но Микула давно вырос, и слезы его высохли, осталась только эта странная, больная привязанность и любовь, пережившая два века. Ваня вдруг ощутил, как холодные губы коснулись его шеи. — Что ты делаешь?.. — он весь замер и напрягся, когда широкая ладонь погладила бедро. — Тебе не нравится? — Микула чуть отстранился, оставив на шее влажный след от легкого укуса. Ваня и сам не знал, нравится ему происходящее или нет. Если отбросить все морально-этические вопросы — он был совсем не против провести ночь вместе. У него давно не было секса: в Белогорьи не так-то просто оказалось найти партнера на одну ночь, да и Муромец был слишком занят страданиями по Василисе, постоянными битвами со злом и другими важными делами. Было только одно «но» — чувства Микулы к нему. Ваня не хотел давать ему ложные надежды. — Только секс и ничего больше, — наконец сказал он, когда прикосновения мужчины вернули его в реальность. — Если тебя это устроит. Муромец не был уверен, что Микула хоть на секунду задумался над смыслом этих слов. Он осторожно взял лицо Вани за подбородок, повернул к себе и вовлек в поцелуй — настойчивый, но странно нежный, будто раньше он не был так обходителен ни с кем, и теперь ему приходилось импровизировать. Шершавые пальцы скользнули вниз по шее, очертили силуэт ключицы сквозь футболку, остановились на груди. Микула разорвал поцелуй, толкнул Ваню на кровать и почти мгновенно оказался сверху. Муромец усмехнулся, явно чувствуя чужое нетерпение, и стащил с мужчины футболку. Все его тело было покрыто шрамами. Ваня провел ладонью по плоскому животу, ощутив рельеф мышц и полосы рубцов, и притянул Микулу к себе. Через пару секунд он сам остался без футболки. Мужчина покрывал поцелуями и укусами его плечи. Каждое прикосновение отзывалось горячей волной где-то глубоко внутри. Ваня не питал страсти к прелюдиям, не испытывал нежности к случайным знакомым, но Микула, похоже, хотел сделать все, как подобает, и Ваня не стал ему мешать. Он вздрогнул и выгнулся, подавшись вперёд, когда мужчина прошелся языком по соску, обвел его, осторожно прикусил. Голова слегка закружилась, стоило чужой руке скользнуть под резинку штанов и погладить его член сквозь боксеры. Микула действовал настойчиво, но осторожно, будто не верил, что это происходит на самом деле. Он потерся пахом о ногу Муромца; у него уже стоял. Ваня и сам чувствовал возбуждение внизу живота. Оно нарастало с каждым новым движением широкой ладони, с каждым укусом и спешным поцелуем. Микула наконец стянул с него штаны вместе с бельем и полностью разделся сам. Зрелище, на пару секунд представившееся Муромцу, отчего-то заставило его слегка покраснеть. Но он быстро забыл всякое смущение, приподнялся на локте и провел пальцами по члену Микулы. Мужчина рвано выдохнул и почти зарычал, когда рука легко заскользила вдоль ствола. Он наклонился вперед и прижал Ваню обратно к кровати, чем заставил его остановиться, вновь поцеловал, требовательно сминая чужие губы. Ваня не хотел уступать полный контроль над ситуацией; он в целом редко оказывался снизу, но сейчас ему пришлось сдаться. Микула удобно устроился между его ног. Подушечки пальцев прочертили дорожку по животу Муромца, прошлись вдоль члена. Все тело покрылось мурашками, стоило Ване осознать, что сейчас будет. Он слегка задрожал, когда Микула наконец коснулся ануса чуть влажными от смазки пальцами и обвел колечко мышц. — Подожди, — попросил Ваня хриплым от возбуждения голосом. Микула замер. В подернутом желанием взгляде отразилось легкое непонимание, когда ему протянули полупустой тюбик лубриканта. Заметив это замешательство, Ваня усмехнулся. Он выдавил гель-смазку себе на ладонь и провел ей по члену Микулы. Мужчина вздрогнул, когда холодный лубрикант растекся по разгоряченной плоти, из его груди вырвался гортанный стон. — Ты же не хочешь, чтобы мне было больно? — шепотом произнес Ваня ему в губы. Он мог поклясться, что заметил, как на бледном лице Микулы проступил румянец. Мужчина уткнулся лицом в его плечо и тяжело задышал, пока Ваня продолжал неспешно водить рукой по члену. Он не любил прелюдий, но обожал играть со своими партнерами, заставляя их трепетать от нетерпения, и получал от этого ровно столько же удовольствия, сколько и от самого соития. Он чувствовал, как Микула еле сдерживается, чтобы не издавать звуков, — видимо, у сильных белогорских мужчин это было не принято. Ваня замедлил темп, обвел головку большим пальцем, несколько раз прошелся по уздечке, слегка надавливая, затем широким и плавным движением вновь огладил весь ствол. Микула сдавленно застонал и неосознанно двинулся навстречу его руке. От такой реакции в голове Муромца возник сладкий туман, пальцы на ногах сжались от нетерпения. Он остановился, повернул голову и осторожно прикусил мочку уха мужчины. — Твоя очередь. Ваня очень давно не подставлял кому-то свою задницу с таким рвением. Микула выпрямился, притянул его ближе к себе и немного приподнял. Горячий и влажный член коснулся ануса, и Муромец сгреб одеяло, когда мужчина одним движением вошел в него почти наполовину. Он замер на секунду и, убедившись, что Ване правда не больно, начал двигаться. Эти ритмичные, но грубые и сильные движения заставили сознание Муромца отключиться окончательно. Он обвил ногами талию Микулы, за плечи притянул его к себе и вовлек в жаркий сбивчивый поцелуй, то лаская, то кусая его губы. Ваня выгнулся и протяжно застонал, когда Микула вошел в него полностью и задел простату. Мужчина, похоже, заметил его реакцию и сделал ещё несколько таких же широких движений, каждый раз касаясь одной и той же точки. Муромец цеплялся за плечи любовника, оставляя на них белые полосы от ногтей, и прогибался в спине так, будто хотел почувствовать мужчину еще глубже. Он чуть не подавился воздухом и закусил губу, когда Микула обхватил его член рукой и стал двигать ею в такт своим движениям. Ваня не мог вспомнить, когда в последний раз ему было так хорошо. Микула вбивался в него властно и резко; он наконец оставил всякие попытки быть нежным, и теперь правда походил на жестокого Князя, которого так боялись в Белогорьи. Он почти рычал, кусая чужую шею и ключицы, а Муромец выстанывал имя любовника и ничуть этого не стеснялся. Удовольствие волнами разливалось по телу. Ваня не хотел, чтобы это заканчивалось, но был уже на пике. Микула еще несколько раз провел рукой по его члену, и Муромец обильно кончил себе на живот. Дыхание сбилось от наслаждения. Он зарылся пальцами в жесткие волосы мужчины, который ускорил темп, приближаясь к кульминации. Через пару сильных толчков он вновь вошел до конца, и Ваня почувствовал, как внутри разливается горячая жидкость. С губ Микулы сорвался новый хриплый стон. Он остановился, жадно хватая ртом воздух, и выпрямился. Муромец не мог оторвать от него зачарованного взгляда: после безумного секса в темноте спальни все виделось совсем по-другому. Стройное подтянутое тело Микулы вдруг стало вызывать в нем желание обладать. И, если у них случится второй раз, Ваня твердо решил, что теперь он будет сверху. И никаких возражений он не примет.

***

Прохладный душ легко смыл все пошлые мысли. После случившегося они не сказали друг другу ни слова, будто стеснялись, хотя в понимании Муромца стесняться было нечего. Он ушел в ванную первым. Его ужасно клонило в сон — время давно перевалило за полночь, — но Ваня не мог перестать думать о случившемся, не мог выкинуть из головы Микулу, его взъерошенные волосы, хищный взгляд, капли пота на лбу и рот, приоткрытый от наслаждения. Обнаженное тело будто бы до сих пор двигалось перед глазами, и только холодная вода спасала его от новой эрекции. Впервые за много лет Ване хотелось переспать второй раз с одним человеком, что уже само по себе было нонсенсом и огромным комплиментом. Оставалось надеяться, что Микула не воспримет это как начало их отношений. Он наспех вытер волосы, надел футболку и боксеры, после чего вернулся в спальню. Часто заморгал, пытаясь вновь привыкнуть к темноте. Микула, похоже, уже спал: он лежал неподвижно, его грудь вздымалась спокойно и тихо, а на лице замерла довольная полуулыбка. Ваня и сам коротко улыбнулся. По возвращении из ванной он планировал выгнать мужчину на диван: спать в одной постели — это уже перебор. Но теперь только вздохнул, медленно подошел и сел на край кровати, осторожно укрыл Микулу одеялом, стараясь его не разбудить. После душа воздух в комнате показался ему чересчур прохладным. Ваня помедлил прежде, чем лег рядом, чуть ли не с головой забравшись под одеяло, но ничем не коснулся чужого тела. От его возни Микула проснулся и приоткрыл глаза. Муромец резко замер, вытянувшись по струнке, хотя больше всего ему хотелось свернуться в клубок. Он неотрывно смотрел в потолок, даже когда ощутил движение под боком, и ни один его мускул не дрогнул, когда Микула прижался к нему. Ваня, возможно, совершил огромную ошибку, согласившись переспать с ним, но прекрасно осознавал, что сделал бы это снова. А с последствиями пусть разбирается Ваня из будущего: это ему придётся объяснять мужчине, что между ними возможен только секс по дружбе. Ваню из настоящего эти проблемы пока не касались. Он зевнул, осторожно повернулся на бок и наконец расслабился, ощущая теплое дыхание на своей коже.